Платеро и я. Лето

   У Платеро будет капать кровь, густая и фиолетовая, из оставленных слепнями ранок. Стрекот цикад на сосне, до которой никогда не дойти... Когда открываешь глаза после безбрежного минутного забытья, песчаный пейзаж обращается белым, застывшим в своём спектральном пекле.

   Есть приземистые заросли ладанника, звёздные своими большими расплывчатыми цветами, розами дымчатыми, будто из газа, шелковой бумаги, с четырьмя карминовыми слезами; и удушливая дымка застит приземистые сосны. Невиданная птица, желтая, с чёрными пятнами, увековечивает себя, молчаливо, на ветке.

   Сторожа дворов колотят в латунные горшки, чтобы отогнать сорок, что слетаются большими шумными стаями за апельсинами. Когда мы достигаем тени большого орешника, я раскалываю пару арбузов, что открывают свои заиндевнвшие семена и розовую мякоть с протяжным сильным хрустом. Я наедаюсь со всей своей медлительностью, прислушиваясь издалека к звукам деревенских вечерен. Платеро упивается сахарной мякотью своего арбуза, словно бы это была вода.