Сороковой медведь

   Наверняка каждый из Вас, дорогой Читатель, знает, что такое «сороковой медведь». Однако для тех, кто забыл, могу напомнить, что «сороковой медведь» — это аллегория, заключающаяся в том, что сколько бы человек ни грешил, находится такой «грех», который для него будет последним. А пошло это выражение издревле от охотников-медвежатников, которые будучи удачливыми, всё равно, если не успокаивались, нарывались на того косолапого, который заламывал его самого. Со временем это выражение приняло переносный смысл, который заключался в том, что сколь верёвочке ни виться, а кончик найдётся всегда, и совершенно не обязательно, что этот самый кончик будет плохого свойства.

   Не буду утверждать, что у каждого, но у многих людей есть свой «сороковой медведь», который ставит жирную точку в тех или иных людских проявлениях, и я, конечно, не исключение.

   Учась в школе в восьмом классе, был я довольно успешным учеником и, как говорили, весьма симпатичным парнем выше среднего роста, черноголовым, черноглазым, с длинными от ушей стройными ногами и уже вовсю пробившимися усами, так что мои одноклассницы строили мне глазки, пытаясь завязать более дружеские отношения. Родительский же комитет постановил сбрить усы к чёртовой матери, чтобы не смущать лучшую половину школы.
 
   Таким образом, уважаемые, как говорится, выбор отношений у меня был, а мои скороспелые влюблённости менялись чуть ли не каждые два-три месяца одна за другой, что вызывало расстройства у влюблённых девочек и мою собственную озабоченность тем, в кого же я такой бабник.

   Где-то в начале учебного года у нас, вдруг, появилась новая учительница по биологии, лет которой было о ту пору всего-то двадцать три или двадцать четыре и звалась которая Кларой Михайловной. С лёгкой руки наших балбесов к ней сразу прилипло прозвище «Кларнет».

   Когда Клара Михайловна в сопровождении завуча впервые вошла в наш класс, мне сразу бросилась в глаза её женская стать, облачённая в строгий костюм цвета морской волны. Узкое лицо с высоким лбом обрамляли пряди тёмно-каштановых волос, а маленькая родинка над верхней губой придавала лицу пикантное выражение. Юбка-карандаш — чуть выше колена — плотно обтягивала её тугие бёдра, туфли же на высоком каблуке подчёркивали стройность её породистых, с тонкими щиколотками, ног.

   Зелёные глаза новой учительницы из-под пушистых, изогнутых вверх ресниц, напряжённо переходили с одного нашего лица на другое, как бы изучая и спрашивая одновременно, чего можно от нас, юных повес, ожидать.
Всем и вся сразу стало понятно, что «Кларнет» только что «вылупилась» из института, а мы как бы стали её подопытными кроликами…

   Как ни пыталась новенькая учительница сдерживать своё волнение, её высокая упругая грудь выдавала его, поднимаясь и опускаясь в такт с ритмом дыхания.
 
   Портрет биологини впечатлил меня всеми своими «художественными особенностями» настолько, что я просто потерял свой, обычно язвительный, дар речи, а в сознании отложилось, в отличие от прозвища «Кларнет», её новое романтическое имя КЛЭР.

   Завуч представил Клэр, сказав, что она у нас будет вести не только предмет, но станет ещё и нашим классным руководителем, пожелал ей успешных занятий, а нам погрозил пальцем, требуя её не обижать, докучая своими хулиганскими выходками.
 
   Мне уже не помнится, с чего начала биологиня свой урок, потому как я никак не мог оторвать от неё глаз, позабыв сразу все свои школьные влюблённости.

   Я изучал её лицо, её походку, фигуру. Мне чрезвычайно понравился её низкий женский тембр голоса с лёгкой глиссадой на букве «р». Всё от «аза» до «яти» вписалось в моё сознание в совершенном виде женского обаяния. Уши мои даже не сразу услышали обращение Клэр ко мне с каким-то вопросом! Встав из-за парты, я сразу не смог понять суть обращения ко мне, а вместо ответа потел и краснел, как маков цвет.

   Мне никогда до появления новой учительницы не хотелось стремглав бежать в школу, и никогда раньше так не ждал я ни чьих уроков, как занятий по биологии. Мне всегда хотелось быть рядом с Клэр, помогать, опекать, защищать её, если на то будет нужда. Да чего греха таить, — быть рядом и любоваться ею хоть круглые сутки!

   Получилось как-то так, что Клэр в силу каких-то причин, известных только ей, тоже выделяла меня среди других парней школы (и я это чувствовал), хотя разница в возрасте между нами была лет восемь. У нас с ней сложились тёплые отношения, какие могут быть между преподавателем и учеником. «Преподавателем и учеником», который был влюблён в свою учительницу по самые те уши на макушке, который был рад вывернуться даже на изнанку, чтобы только хоть чем-нибудь или как-нибудь ей угодить…

   В школе ближе к концу года (а восьмой класс был в ней выпускным) нас всех скопом сфотографировали. Получив фотографии, мы поставили на память друг другу свои автографы, а Клэр даже написала на обороте моей: «Будь всегда лучшим из лучших». Я не только бережно храню эту фотографию до сих пор, но эта надпись на обороте стала для меня путеводителем по всей дальнейшей жизни.
 
   Время шло, но к моему удивлению, несмотря на привычку к Клэр, влюбленность моя не проходила… Все остальные человеки женского пола просто переставали для меня существовать.

   Ближе к окончанию учебного года мои родители на семейном совете      уговорили вашего Ромео после окончания восьмого класса не продолжать учение в школе, а пойти в техникум, мотивируя тем, что они люди в возрасте и хотели бы к моему совершеннолетию видеть меня специалистом.

  Отец мой был уважаемым для меня морским офицером, а мама — просто красивой женщиной (вот откуда, наверное, у меня тяга к женской красоте), поэтому я особенно не сопротивлялся, да и для продолжения учёбы нужно было переходить в другую школу, так что в любом случае пришлось бы прощаться с Кларой, чего я никак не мог представить…

   В последний мой школьный день я разыскал Клэр, чтобы попрощаться, пожелать ей всевозможных благ и поблагодарить за то тёплое внимание, которое она уделяла мне.
 
   Я встретил её на выходе из учительской, что-то пробормотал   на прощанье, а Клэр обняла меня за плечи и, поцеловав в щёку, тихо прошептала: «Помни, Володечка, — ты самый лучший из лучших, и вспоминай иногда свою любимую Клэр!»

   На мою же просьбу дать свой телефон, она покачала головой, сказав, что это совершенно ни к чему, потому что… Да потому что, вы сами понимаете, — ей было уже двадцать четыре, а мне всего ещё только шестнадцать…

   Как мы решили на семейном совете, я поступил в очень приличный техникум и через пять лет его закончил, успев даже получить приличную профессиональную подготовку на годичной практике в НИИ.

   Студенческая круговерть кого хочешь завертит в своих объятьях, которые тебя как бы настраивают на радужные перспективы, безоблачную любовь, на всё счастливое, что может быть в жизни.

   Первое время учёбы было очень напряжённым, ибо к нам, студентам, относились, как к взрослым, пришедшим получать специальность и профессию, поэтому лишнего времени просто не было, и мне никак не выбраться было в школу к Клэр, а иной связи у меня не было.

   Как-то года через два я случайно встретил Клару на улице. Мы были очень рады встрече и проболтались, гуляючи, несколько часов кряду, правда, на мою просьбу дать свой телефон, она опять ответила отказом, сказав, что вышла замуж, да и ни к чему всё это….   После нашей встречи мы с Клэр больше не виделись…

   Учился я весьма неплохо, так что, начиная курса с третьего, времени было свободного много, а вокруг море хорошеньких девчонок, так что я пустился во «все тяжкие», чтобы «замазать» новыми отношениями воспоминания о Клэр. Однако она как-то не очень забывалась, а сравнение девчонок с ней были не в их пользу. Я пытался найти вторую Клэр, а она никак не хотела появляться… У этой — было то, у другой — другое, у третьей… В общем перебирал их, аки Казанова, разбивая попутно сердца девчонок и молодых дамочек, коим нравился…

   Закончив учёбу, я почти без пересадки загремел в армию, а в ней, родимой, перед сном частенько всплывало лицо моей далёкой и незабываемой никогда учительницы…

   Вернувшись домой, я тут же поступил в институт на вечерний факультет и стал работать в одном очень интересном НИИ, которое нравилось мне и которому нравился я, потому как платили в нём откровенно хорошо. Я даже подумывал о том, не купить ли мне какой-никакой автомобиль.

   Жил я по-прежнему рядом со школой, только увы, один: родители покинули этот мир и переселились в иной, а женой я так и не обзавёлся, не говоря уже о детях. Один раз даже зашёл в школу узнать о Кларе, но мне сказали, что она уже здесь не работает, а её адреса они не знают. Обратившись в адресное бюро, я тоже потерпел фиаско — новой её фамилии я не знал, а по старой она не числилась в Питере…

   Как-то в выходной день шёл я по своей родной Мойке в сторону Театральной площади и, вдруг, из дома, что рядом с моим, вышла молодая женщина, внешне очень похожая на Клару.
 
   В мою голову словно стукнула молния, которая тут же пробежав через ноги, ударила в асфальт, а сердце чуть не выскочило из груди. «Гора с горой не сходятся, а человек с человеком…» — промелькнуло в голове…

   Крикнув, «Клара», я бросился через дорогу на её сторону. «Клэр» — снова крикнул я…

   Женщина остановилась и, замерев на месте, медленно повернулась на мой голос.
Это была Клэр! Моя Клэр, которая не только не изменилась, а стала ещё краше во сто крат!..

   Ещё толком не соображая, что делаю, я взял опешившую женщину за руки и, глядя в её широко открытые глаза, сбивчиво прошептал:
   — Клара, как же долго я тебя ждал… Наконец-то, я тебя нашёл, Клэр!

   Женщина, не освобождаясь из моих рук, мягко улыбнулась, а глаза наполнились тёплым блеском:
   — Володечка?!!! Здравствуй, Володечка! Здравствуй, дорогой! Ой, какой же ты стал, и не узнать!!! Где ты? Что ты? Как ты?..

   — Клара, я так долго скучал по тебе, я так долго искал тебя в этом каменном мешке, что потерять тебя больше просто не могу, не имею права! Пойдём куда-нибудь, хоть на край света и наговоримся за все восемь лет разлуки!

   Глаза Клэр сверкнули озорным огнём и, беря меня под руку,  женщина тихо шепнула:
   — А пойдём!!!

   Мы прогуляли с ней до темноты по тихим питерским местам. Нам обоим было что сказать друг другу за прошедшие года, в которые у обоих были попытки устроить свою жизнь отдельно друг от друга, и у каждого были свои скелеты в своих шкафах…

   Мы гуляли, держась за руки, говорили, говорили, говорили, а иногда просто молчали, обнявшись за плечи…

   Потом была ночь и рассвет — первая ночь и первый рассвет, которые стали для нас общими…

P.S. А потом у нас с моим «сороковым медвежонком» была свадьба, а потом у нас родилось двое симпатичных детишек — мальчик и девочка, а потом мы стали бабушкой и дедушкой, один из которых был учёным, а другая — красивой женщиной, впрочем, какою и была она всю свою жизнь. 

Санкт-Петербург
  20.03.20