Церковь

Глава 1.

Это было обычное утро, такое же, как и многие другие в его жизни. Хотя, конечно же, не такое. Когда-то давно он просыпался совсем другим человеком, он весело встречал утреннее солнце, радуясь рассвету и предстоящим играм с друзьями, но сейчас от того маленького мальчика не осталось и следа. Уже давно каждое его утро было совершенно другим. Он вставал задолго до рассвета, умывался, одевался и отправлялся разжигать печь в своей кузне. Так было и сегодня.
 Проведя свой обыкновенный утренний ритуал, он накинул на себя кожаный кузнечный фартук и вышел из дома. Это был совершенно молодой парень, внешне огрубевший от доменного огня, тяжелых ударов своего молота и постоянных сражений со своей наковальней. Ему было всего двадцать лет, но лицо его отражало далеко не юношескую мудрость, а выразительно-тоскливые карие глаза передавали всю глубину когда-то пережитой им боли.
До рассвета еще было время, но солнце уже осветлило розовато-белой полосой далекий горизонт, уходящий своей линией с холмов на высокие горы. Казалось, что все вокруг еще спит, только неусыпная природа, продрав глаза, продолжала вращать землю, гнать ветер и собирать в небе тучи. Кузнец сделал глубокий вдох и осмотрелся. В кузне, которая была рядом с его домом, все было тихо. Лишь еле различимый дымок до конца не остывшей печи тянулся из трубы к небу.
Он открыл дверь и вошел внутрь. Очаг еще не погас. Бросив в печь несколько дров, юноша принялся раздувать огонь мехами. Инструменты охотно подчинялись его тяжелым рукам, казалось, что даже само пламя старалось угодить юному мастеру, послушно пожирая брошенные в топку дрова. Кузня была его домом.
Бывший с семи лет в подмастерье у местного старого кузнеца, он с жадностью перенял у него весь опыт. Он умел делать все, от простых рабочих инструментов и железных дверей, до грозных кинжалов. Детства наш кузнец особого не видел, трудности и нужда вынудили его пойти на работу, чтобы хоть чем-то помочь больному отцу. Он никогда на это не жаловался, это было не в его натуре. Возможно, что именно этот схожий с металлом характер, помог ему не сломаться под гнетом обрушившихся на него обстоятельств и выжить.
Его жизнь была подчинена особому ритму. Закрывая глаза на все невзгоды, он, засучив рукава, только и знал, что проводить всё своё время в работе. Вот и сегодня, пока он раскалил угли добела в своей печи, незаметно для него самого наступило утро. Бросив в печь руду, он присел на стуле, накрыв голову тряпкой вымоченной в воде, и стал ждать, пока материал расплавится.
- Вангелис! Вангелис! – послышался голос за дверью, а за ним сильный стук, который моментально разнесся по всем окрестным холмам.
Кузнец поднялся, скинув с себя мокрую тряпку, и могучими шагами направился к двери. Оттянув засов, он открыл ее, увидев в проеме молодого парня. Это был его друг Фотий.
- Что, разве уже утро?  - спросил Вангелис, прикрывая глаза от ворвавшегося в кузню солнечного света.
- Да, уже утро, ну что, ты сделал его мне? – выпалил Фотий, зайдя в мастерскую друга, машинально пожав ему руку.
- Что сделал? – издевательски поинтересовался кузнец, делая вид, что он вообще не понимает, о чем говорит этот сумасшедший. 
- Очень смешно, давай, покажи. – Фотий нетерпеливо потирал руки, глядя на своего друга, который уже с утра был покрыт углем и сажей. – Ты ведь сделал его?
Взгляд Фотия переменился, будто он на секунду сам засомневался в том, что друг действительно выполнил его просьбу, так как на его грубом кузнечном лице прочитать что-либо было совершенно невозможно.
- Да сделал я, сделал. – Вангелис улыбнулся, и его белые зубы ярко засверкали на фоне черного от угля лица. – Там в углу, под тряпками, сам возьми, не хочу испачкать.
Фотий ринулся к указанному другом углу и, разбросав лежавшие там тряпки, зачарованно взял в руки лежавший там предмет. Это было искусно выполненное одноствольное ружье, обрамленное рукоятью из отполированного до блеска красного дерева, на котором были каким-то образом, выжжены ювелирной красоты причудливые узоры. Рот Фотия приоткрылся от удивления, а зрачки расширились так, будто он наяву узрел какое-то чудо.
- Господи, Вангели, как ты это сделал? -  его друг изумленно разглядывал находящийся у него в руках предмет.
- Не говори так, при мне. – Вангелис раздраженно отвернулся, принявшись поправлять руду в печи, которая уже начинала плавиться. – Сделал руками.
- Ты попробовал из него стрелять? – спросил Фотий, все еще разглядывая полученное оружие.
- Да. – сухо ответил кузнец. – Все дерево попортил, ни разу не промахнулся. Так что можешь не сомневаться.
- Да ладно тебе, хватит дуться из-за ерунды. Сколько я тебе должен за этот шедевр? – Фотий положил руку на плечо другу.
- Это не ерунда, Фотий, я же сто раз просил не говорить так при мне. Ничего ты не должен… Просто, когда будешь ходить с ним на охоту, не забывай про своего друга. – он улыбнулся и ударил своего друга в плечо.
- Хорошо, непременно. И все-таки, Вангели… - он на секунду остановился, думая о том, стоит ли говорить эту фразу до конца, но, помедлив секунду, он все-таки продолжил. – Зря ты так относишься к вере.
- Это мое дело. Если я прошу тебя не говорить при мне о Боге, значит, я не хочу о нем говорить, хорошо? Давай только не будем заново начинать этот спор.  – Вангелис опять отвернулся от друга, снова уделяя внимание своей печке. 
  - Ладно. – Фотий смиренно опустил голову, понимая, что кузнеца ему не переубедить. Он повернулся и пошел к выходу, но потом, остановившись в дверном проеме, сказал. – Спасибо тебе, дружище, увидимся вечером?
- Да, наверное, если успею доделать работу.
- Хорошо. Ах да, чуть не забыл, отец-то как? В порядке? – Фотий выразительно посмотрел на друга, но Вангелис снова отвернулся к печи.
- Все нормально… Все как всегда… Спасибо, что спросил. – кузнец достал из печи уже довольно сильно расплавившуюся руду. – Передавай там тоже своим привет.
- Обязательно.
Фотий ушел, а его друг остался один на один со своей работой. Другие могли бы решить, что он несчастен и одинок, но, на самом деле Вангелис любил это одиночество. Пережив в детстве очень болезненную утрату, он никогда никого не подпускал к себе. Даже не смотря на то, что Вангелис был единственным кузнецом в округе и был всеми уважаем, как искусный мастер своего дела, он не поддерживал крепких отношений ни с кем из своих знакомых или соседей. Фотий был единственным исключением.
Они познакомились еще в детстве, когда их семьи были вынуждены переселиться из-за геноцида. Фотий тоже рано забросил прелести беззаботного детства и уходил со своим отцом на охоту с того самого дня, как только смог крепко держать ружье. Их семье повезло гораздо больше, она осталась в полном составе. В детстве Вангелис часто завидовал своему другу, ведь у него была полная семья, он был счастлив. Фотий понимал это и поэтому делал все для того, чтобы скрасить жизнь своего друга. Он всегда приводил его к себе домой, и там к Вангелису относились, как к родному. В тяжелые времена это очень помогало маленькому мальчику, который, по сути, был вынужден с детства содержать и себя и отца. Но, все же, иногда это лишний раз служило напоминанием о том, что всего этого Вангелис лишен.
Поэтому его любимая кузня, где всегда царил безупречный порядок, могла полноправно считаться его лучшим другом. Он вырос в ней, она его вырастила. Она и старый кузнец, который тоже умер незадолго до того, как Вангелису исполнилось пятнадцать лет. Тогда ему пришлось тянуть всю работу на себе, и он с этим справлялся. Засучив рукава, он решил, что самый лучший способ заглушить боль внутри себя – это забыться в тяжелой работе, которая не оставит в тебе сил даже на мысли.
Другие находят утешение в близких, отдыхе или религии, но Вангелис не мог этого сделать. Единственный близкий ему человек был болен, причем психически, поэтому от него он не мог ждать никакой поддержки. Отдых? Вангелис не знал такого слова, сначала он был вынужден работать, чтобы содержать себя и отца, но затем работа превратилась для него в отдушину, в смысл жизни, ведь ничего кроме нее у него не было… А религия… Религию он ненавидел.
Каждый день он приходил в кузню, накалял добела металл и бил по нему своим тяжелым молотом, силясь забыть то, что он видел в детстве и отчего возненавидел и отказался от Бога. Кто-то мог бы его осудить, многие так и делали, пусть тайком, пусть за глаза, но говорили о нем плохо, не смотря на то, что он был хорошим человеком. Возможно, это тоже послужило кирпичиком в крепости его нелюдимости. Так или иначе, в его жизни не было ничего, кроме отца, лучшего друга и работы.
Поэтому его дни были практически одинаковыми. Он работал в кузне, как и сегодня, временами открывая дверь, чтобы дать войти внутрь свежему воздуху, пока он будет проверять. как там себя чувствует его отец. Он подпирал дверь острым упирающимся в землю засовом, который сделал сам и, протирая шею и грудь от пота, шел в дом, чтобы убедиться в том, что отец позавтракал. Этому ритуалу ничто не могло помешать, он провел его и в этот день.
Дойдя до дома, он открыл дверь и вошел внутрь.
- Отец? Ты проснулся? – Вангелис прошел на кухню, надеясь увидеть там отца, сидящего по своему обыкновению на дальнем стуле. Однако, его там не было. Кузнец осмотрелся по сторонам и снова закричал. – Отец? Где ты?
Ответа не последовало, и Вангелис попытался открыть дверь в комнату отца, которая была заперта. Он несколько раз дернул за ручку, но дверь не поддавалась. Тогда он начал громко стучать и звать отца. Когда он уже хотел выбить дверь, за ней, наконец, послышался ответ.
- Иду, иду, Вангели. – послышался слабый, словно сильно уставший, голос. Дверь отворилась, за ней стоял мужчина, который широтой плеч нисколько не уступал своему сыну, не смотря на то, что тот каждый день орудовал своим молотом, волосы его были полностью седыми, хотя, на самом деле, ему было только около пятидесяти лет. Впавшие глаза, которые никак не могли задержаться на одной точке, говорили о том, что человек этот очень плохо спит и явно находится в нездоровом психическом состоянии. Увидев сына, отец не улыбнулся, а просто прошел мимо, сев на свое обычное место на кухне.
- Отец, я начал переживать, что с тобой что-то случилось… У тебя все хорошо? – Вангелис сел рядом со своим отцом и посмотрел ему в глаза, которые по-прежнему блуждали по комнате и не могли остановиться в одной точке.
- Со мной все… Все хорошо… - мужчина положил свою ладонь на щеку сына и тот прижал ее своей рукой.
- Не пугай меня так, отец. Я думал, что ты уже давно ешь, ничего, сейчас я наберу тебе мягкой картошки, как ты любишь, с кроликом. Фотий вчера принес кролика, ты помнишь? – Вангелис взял с полки посуду и набрал в нее еду для отца. Поставив перед ним тарелку, он сел рядом и стал смотреть в окно на освещавшийся утренним солнцем холм.
- Со мной все хорошо… - повторил мужчина и тоже стал смотреть куда-то в окно, не притрагиваясь к еде.
- Отец, почему ты не ешь? – Вангелис удивленно смотрел на своего отца, ведь такого раньше не было, и отец никогда от еды не отказывался. – Что-то случилось? Скажи мне…   
Он внезапно повернулся и посмотрел Вангелису прямо в глаза:
- Я видел их… Видел! – затем его взгляд снова начал бродить по комнате вокруг, не в силах ни за что зацепиться хотя бы на мгновение.
- Кого ты видел, пап?  - Вангелис попытался поймать глазами взгляд отца, но у него это не получалось.
- Я молился, я молился, когда ты пришел… - невпопад отвечал мужчина, а на его глазах начинали проступать слезы, Вангелис очень испугался и взял отца за плечи.
- Кого ты видел, пап? Кого ты мог тут видеть? Почему ты плачешь?
- Я видел твою маму и сестру… Сегодня во сне…
- Да чтоб тебя, папа, зачем так пугать? Я уже думал, что с тобой что-то случилось… Не переживай папа, я постоянно вижу их во сне, постоянно вижу один и тот же сон, чуть закрою глаза и снова перед глазами мама и Ангелина… И тюльпаны, которые мы собирали в тот день… - Вангелис опустил голову, воспоминания нахлынули на него с новой силой и он зажмурил глаза, чтоб из них не покатились слезы, которые он столько лет старательно от всех прячет.
- Ты не понимаешь, Вангели. – отец вновь посмотрел ему прямо в глаза, эти моменты просветления, возникавшие в его голове, пугали тех, кто плохо его знал. Ведь внешне казалось, что этот человек совершенно не в себе, а потом на него накатывала эта волна осознания, и ты понимал, что за оболочкой этого телесного безумия все еще скрывается огонек личности. – Я видел их, будто бы они были живы, они были рядом, рядом с нами, рядом с нашим домом…
- Это был всего лишь сон, отец, не бери это в голову, не хватало тебе еще из-за этого волноваться.  Пожалуйста, поешь, чтоб я видел, я залил формы металлом и он там, наверное, уже остыл, но я не уйду, пока ты не поешь. – Вангелис взял ложку и, зачерпнув еды, поднес ее ко рту отца, но тот спокойно взял ее в руки и начал есть сам.
- Ты не понимаешь… - снова повторил мужчина, пережевывая пищу. Вангелис уже привык к этим повторениям слов у отца, но, на этот раз, он произнес это не просто так. – Я расскажу тебе, что я видел…
- Поешь, пап, поешь, а потом расскажешь, хорошо? – Вангелис смотрел на своего отца с преданной любовью, омраченной лишь легким оттенком скорби. Он уже почти забыл того мужчину, который раньше был его отцом, того сильного и строгого охотника, который никогда не промахивался, словно настоящий сокол.
Мужчина послушно ел, хоть, временами пытаясь что-то сказать, однако все эти попытки успешно прерывались его сыном, заставившим его съесть все до конца. Когда отец закончил, Вангелис встал, чтобы убрать со стола, но отец задержал его своей рукой.
- Ты не понимаешь… - снова повторил он.
- Что не понимаю, пап? – Вангелис присел, радуясь тому, что его отец смотрел на него, не отводя взгляд. – Расскажи мне.
- Я молился…
- Я знаю пап, знаю, что ты молишься, то ты же знаешь, что для меня это ничего не значит. – Вангелис сочувствующе улыбался, думая, что отец снова находится в своем помрачении, он опять попытался встать, но старик с силой сжал ему руку.
- Я говорю тебе, сын, ты не понимаешь. Я видел твою мать и сестру, они были на том холме, где раньше стоял колодец. Ты ведь знаешь этот холм?
У Вангелиса поползли по спине мурашки, его отец казался в полном сознании. Настолько, что даже его сын, привыкший к его состоянию, был напуган такой в нем переменой.
- Знаю, отец, и что ты видел?
- Я видел твою сестру и мать, сидящих у этого колодца, там, на холме. Я обрадовался, когда увидел их здесь, так рядом с нашим домом… Я вбежал на этот холм, ты представляешь? Я звал их… Говорил им, пойдемте домой, но они сказали, что не могут уйти, что они ждут.
- Чего ждут?
- Богородицу…
- Что?
- Они сказали, что сюда придет Богородица, сюда, на этот холм возле колодца. Когда я это услышал, то увидел исходящий от них обеих свет, мне стало плохо, я сильно испугался и проснулся от страха… И стал молиться.
- Отец, я знаю, что ты испугался, но это просто сон, не переживай об этом, давай, мы лучше пойдем в кузню, и ты посидишь со мной, чтоб тебе было не страшно.
- Вангели послушай меня, прошу тебя, это был не просто сон… Я видел их, будто наяву, будто я сам шел по этому холму и я почувствовал, что это не просто сон… Не просто сон… Не просто сон… Не просто сон… - он вновь начинал впадать в свое забытье, но Вангелису от этого лишь полегчало, он решил, что отец действительно просто увидел нехороший сон, оттого так и взволновался.
- Пойдем пап, пойдем со мной в кузню, я буду работать, а ты посмотришь. Или ты хочешь посидеть во дворе? Может, дядя Антей придет и поговорит с тобой, ты же любишь с ним говорить? – Вангелис встал из-за стола и пригласил отца выйти на улицу, но тот все еще сидел не двигаясь.
- Нет, я не хочу ни сидеть в кузне, ни ходить во дворе, ни работать по дому… Я не хочу… Я не хочу… Я чувствую что-то другое, Вангели. Чувствую… Чувствую…
- Что же?
- Я должен построить церковь. Богородица придет… - старик посмотрел на сына, раздраженно закатившего глаза.
- Что за бред, отец?
– Я знаю, что ты против этого… Не переживай, мне не нужна твоя помощь, я перетащу и твои камни тоже… Ты не понимаешь…  Но церковь я построю и начну прямо сегодня.


Глава 2.

Вангелис не успел ничего ответить. Отец вышел из дома и направился в сторону того холма, о котором он только что говорил. Кузнец решил было окликнуть отца, но потом отказался от этой идеи.
- Ладно, пап, иди. Раз хочешь… Через полчаса вернешься обратно. – Вангелис не беспокоился за отца, потому что он знал, что все в деревне относятся к нему с пониманием и уважением, никто не допустит, чтобы с ним что-то произошло. Тем более холм, о котором говорил отец, был прямо напротив дома дяди Антея – отца Фотия.
Решив, что с отцом все будет в порядке, Вангелис направился в кузницу, чтобы продолжить работу. Вопреки своему обыкновению, он  оставил дверь открытой, чтобы увидеть, когда отец вернется. Дело в руках кузнеца спорилось всегда. Заготовки были готовы к обработке, тяжелый кузнечный молот поднимался и со страшной силой опускался на наковальню, придавая металлу нужную форму. Огонь в печи разгорелся с новой силой, призывая Вангелиса уделить ему больше внимания, но тот все время оборачивался на открытую дверь, ожидая папиного возвращения.
Прошло уже больше часа, но отец все еще не вернулся. Вангелис начал нервничать. Бросив работу, он вышел из кузни и посмотрел в сторону холмов. Солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, освещая округу тогда, когда ему ненадолго удавалось выйти из-за туч. Поздняя весна здесь всегда была прекрасна. Свежие побеги травы уже довольно плотно покрывали пологие холмы, даже немного затрагивая протоптанную в село дорогу. Птицы весело щебетали, не смотря на непогоду, а весенний ветер покачивал ветви деревьев, обдавая приятной свежестью.
Отца видно не было, да и не могло быть видно отсюда. Чтобы увидеть холм, о котором он говорил, нужно было пройти минут семь, тогда, из-за веток деревьев уже можно было рассмотреть то самое место. Еще раз присмотревшись, не возвращается ли отец назад, Вангелис сердито сплюнул на пол и отправился по дороге в сторону села.
Мимо него проносились небольшие одноэтажные дома, в основном наспех построенные людьми, переселившимися сюда во время геноцида, а теперь безуспешно приводимыми ими в порядок. Все без исключения здоровались с молодым кузнецом, он тоже отвечал им, но не стал ни с кем заводить разговор, потому как знал, что его непременно спросят об отце. Он не ошибся, первый же мужчина, попавшийся ему на пути, сразу же спросил его об отце:
- Здравствуй, Вангели, как ты поживаешь?
- Нормально, дедушка Василий, все хорошо, простите меня, я спешу. – Вангелис пожал ему руку, и поспешил пройти мимо.
- Отцу идешь помогать? – спросил дед, присаживаясь обратно на свою уличную табуретку, которая на вид была в два раза старше его самого.
- Вы видели его?
- Видал, конечно. Сказал мне, что церковь будет строить.
- Что, подошел и сказал вот так? - спросил Вангелис.
- Да, сынок, я сам удивился. Он будто ожил, отец твой. Вот я, увидев тебя, и решил, что ты за ум взялся, вымолил у Господа Бога отцу избавление от недуга и теперь идешь церковь с ним строить в благодарность. – старик наивно, даже как-то по детски, улыбнулся.
- Нет, дедушка, прости, но это не так. Дела мне нет, до церкви, я просто не хочу, чтоб с отцом что-то случилось.
Вангелис развернулся и пошел прочь, он знал, что его ответ старику был довольно грубым, но сейчас он не мог об этом думать, его мысли занимал лишь отец. Старик же, оставшись сидеть на своей табуретке, вынул из кармана папиросу, которую, как обычно будет курить до тех пор, пока солнце не опустится за горизонт, ну, или же, не пойдет дождь.
Дом Фотия был совсем недалеко от того места, где Вангелис говорил со стариком. Пройдя до конца улицы, он свернул направо, где было лишь два дома – один Фотия, а другой одной из его сестер, которая уже вышла замуж и жила отдельно. Напротив этих домов одной из своих веточек текла река, а через нее начинался довольно высокий холм. Когда-то давно на нем был колодец, от которого сейчас осталось лишь несколько камней, он хорошо служил пастухам, уводившим свои стада пастись на холмы. Но теперь, когда река немного изменила свое русло, воды было в избытке, и надобность в колодце пропала.
Взгляд Вангелиса сразу же устремился на вершину холма, на которой он увидел отца и стоящего рядом с ним мужчину – это был дядя Антей – отец Фотия. Он был очень крепким мужчиной, лишь с небольшим оттенком седины в волосах, поэтому он выглядел моложе отца, хотя и был на несколько лет старше. Улыбка никогда не сходила с его лица, даже не смотря на пережитые им тяготы, а во рту у него, неизменно торчала папироса.
Вангелис поднялся на холм довольно быстро, перейдя реку вброд по камням. Его сразу же встретил приветливый взгляд дяди, протянувшего ему руку:
- Привет, Вангели, как ты, мастер? – спросил Антей, подмигивая своему названному племяннику. – Видел произведение искусства, которое ты сделал для Фотия, мне понравилось.
- Спасибо дядя… - Вангелис пожал протянутую к нему руку.
- Да что спасибо, как есть, так и говорю. – и снова улыбка.
- Нет, спасибо, что за отцом присмотрели… - Вангелис благодарно похлопал Антея по плечу. – Что он делает?
- Пока думает. – улыбнулся Антей, и затянул свою папиросу, выдав через пару секунд, внушительный поток дыма.
- Ты хуже моей печки. – Вангелис рукой разогнал дым. – Не знаю что делать дядя… Забрать его домой?
Вангелис указал на отца, который ходил чуть поодаль от них, что-то старательно измеряя шагами. Он, то поглядывал наверх, но щурился, смотря куда-то вдаль, трудно было представить, что в голове этого человека, идет какой-то действительно серьезный расчет. Но точно можно было сказать одно, он был всецело поглощен своим занятием, даже не заметив то, что рядом с Антеем стоит его сын.
- Я не знаю, Вангели… - Антей понимающе посмотрел на юношу. – Он сегодня сам зашел ко мне, позвал сюда, представляешь?
- Он и к деду Василию тоже подошел. Дедушка сам мне сказал. Отец будто поглощен этой идеей, но я знаю, что когда у него ничего не получится, то он сильно расстроится и все станет еще хуже, чем было. Я должен его от этого уберечь…
Вангелис направился было к отцу, но его задержала рука дяди, на лице которого, снова красовалась улыбка, озаряемая кроме солнца, еще и огнем папиросы.
- Стой, Вангели, не горячись. А вдруг это все к лучшему?
- Что к лучшему? Что ему станет только хуже? Я не хочу потакать его идеям, навеянным бредовым мечтами, это может плохо кончиться.
- Бредовыми? – улыбка с лица дяди мгновенно исчезла. – Что значит бредовым, сынок, он делает то, во что верит.
- Дядя, я тебя очень уважаю, правда, клянусь всем, что у меня есть, но прошу тебя, только не начинай, мне Фотия хватает с его вечными проповедями. Отец просто увидел плохой сон. Это не повод бросаться очертя голову на совершенно невыполнимую для него задачу. Строить храм? Я еду ему готовлю, дядя, где ему строить храм? Не смеши меня.
- Не говори так об отце. – сигарета снова загорелась от затяжки Антея. – Слушай, сынок, я знаю, что тебе трудно, но твой отец пережил не меньше чем ты. Сейчас я вижу в его глазах то, чего у него не было давно, а у тебя нет до сих пор…
- Веру?
- Нет… Я вижу смысл… Он обрел какой-то смысл жизни в этой своей идее, оставь его, пусть он живет ей, а ты обретешь свой смысл, частично сбросив с себя эту тяжелую ношу. Тебе давно пора его обрести…
Вангелис задумчиво посмотрел на дядю, а тот продолжал говорить:
- Христина спрашивала про тебя вчера у Фотия… Я, конечно же, разыграл перед ней строгого отца. – он опять улыбнулся. – Но тебе я скажу открыто, Вангели, по-мужски, если ты придешь за ней к нам, я буду не против. Ты мне как сын, и я точно не стал бы возражать, если бы ты захотел стать мне сыном по-настоящему.
- Дядя, я… - Вангелис моментально покраснел. Сложно было представить, что хоть что-то в этом мире способно смутить этого парня, но это было так.
- Не красней так, Вангели. – Антей рассмеялся. – Теперь ты сам хуже своей печки. Видно Христина тебе тоже по душе.
- Я скажу вам открыто, дядя, по-мужски, я бы пришел за ней к вам, но Христина спрашивает обо мне из приличия. Она добрая и в ней живет сильная вера, которую мог бы увидеть даже слепой, поэтому она вряд ли захочет быть с тем, кто все это ненавидит…
- Смотри сам, сынок, я сказал один раз, дальше думай сам. Эй, Илья! – он закричал отцу Вангелиса. – Ну что, есть какие-то мысли?
Отец поднял голову на окликнувшего его Антея, только теперь он заметил, что рядом с  ним стоит и его сын. Он радостно подошел к ним. Илья казался совершенно живым, таким, каким Вангелис его не помнил уже очень давно.
- Вон там есть довольно ровная площадка, можно будет прокопать хорошие траншеи, чтобы здание было крепким. – он указал пальцем на местность в двухстах метрах от них, совсем рядом с тем самым колодцем.
- Отличная идея, дружище, я с тобой согласен… - дядя Антей похлопал его по плечу и направился в ту сторону.
- Отец… - со вздохом произнес Вангелис. – Все хорошо?
- Да… Да… Все хорошо. – он улыбался и старался задержать взгляд на сыне, это получалось у него не так хорошо, как у других людей, но, все же, что-то в нем переменилось.
- Отец, я не хочу, чтоб ты пострадал, может, откажешься от этой идеи? Подумай сам о том, что ты хочешь начать, это не дом, тут быстро не справиться.
- Я знаю… Знаю… Я знаю, сын, но я должен это сделать. Я видел их вон там, прямо на том месте. – он указал пальцем. – Твою маму и сестру.
- Послушай, пап, я вижу, что все это важно для тебя, но я очень переживаю… Я не хочу, чтобы ты хоть как-то пострадал, тем более строя… Церковь. Прошу тебя, если можешь, одумайся.
- Сын… Не переживай за меня, я чувствую, что должен это сделать. Богородица сюда придет, церковь должна быть построена. Не переживай за меня… За меня… - он отвернулся и пошел к дяде Антею, который сам уже что-то отмерял шагами.
Отчаявшись хоть как-то повлиять на отца сегодня, Вангелис решил, что будет разумнее пока его оставить. Ему, наверняка, будет тяжело воплотить эту идею, а столкнувшись с трудностями и не найдя помощи, он скоро сдастся. Эти мысли занимали голову кузнеца, когда он спускался с холма. Затуманенный ими разум не сразу заметил, что на той стороне реки стояла молодая девушка. Когда Вангелис поднял взгляд и увидел ее, то на секунду остановился, но потом решил, что она, все-таки, его заметила и возвращаться другой дорогой будет уже некрасиво.
Он подошел к реке и начал аккуратно переходить ее по камням. Девушка, молча, за ним наблюдала. Он чувствовал на себе ее взгляд, и от этого ему становилось неловко. Перебравшись на другой берег, он, наконец, на нее посмотрел. Эта была очень красивая девушка среднего роста с черными, как уголь в его печи волосами, аккуратно выглядывавшими длинным хвостом из-под платка. У нее были карие глаза, иногда отдававшие каким-то удивительным оттенком зеленого. Она смущенно улыбнулась, и Вангелис подумал про себя, как бы ему опять не покраснеть.
- Привет, Христина. – Вангелис довольно сдержано улыбнулся, лишь мельком посмотрев в глаза девушки, а затем, сразу направив свой взгляд на крышу их дома, которая его резко чем-то заинтересовала.
- Привет, не думала тебя здесь увидеть. – девушка заметила его смущенность и от этого стала еще больше улыбаться. – Я думала, что ты из кузни не выходишь.
- Да, но отец сегодня… В общем они там… - Вангелис будто забыл все когда-либо выученные им слова.
- Я видела. – пришла ему на помощь Христина. – Ты уже завершил свою работу? Брат сказал, что ты, может, придешь вечером.
- Я оставил горящий очаг в кузне, да и толком ничего не сделал сегодня. Беспокоился об отце… - он посмотрел в сторону холма.
- Не переживай за него, мы рядом. – девушка продолжала улыбаться, видимо, эта черта досталась ей от отца. – Ладно, тогда я не буду отвлекать тебя, раз ты занят, я попрошу отца помочь мне.
- В чем помочь?
- Бабушка Мария приготовила для нас шерсть. Там два тюка, один я смогла бы принести, а вот второй некому взять… Может, ты мне поможешь? – она потупила взгляд и немного покраснела.
- Кхм, эм… Ну конечно. – Вангелис неловко улыбнулся. – Пошли.
Они медленно зашагали в сторону дома бабушки Марии, который был на другой стороне деревни, практически рядом с кузней. Они шагали молча. Пару раз Вангелис, хотел было о чем-то заговорить, но, как только поднимал взгляд на улыбающуюся Христину, в его голове сразу терялись все слова. К счастью, ее это не смущало, а наоборот, скорее забавляло.
- Твой отец сегодня рассказал нам интересную историю. – она, наконец, прервала неловкое молчание и Вангелис вздохнул с каким-то облегчением, грубый кузнец, буквально  живущий возле своей печи, был не очень-то силен в коммуникации.
- Это всего лишь сон… - сказал он и посмотрел в небо, которое по-прежнему было затянуто тучами, лишь изредка давая солнечному свету выглянуть из-под их плотного одеяла.
- Я так не думаю. Твой отец сегодня не такой, как всегда, ты так не считаешь?
- Он просто взволнован этим сном. Но это просто сон, Христина, а он решил, что это какое-то знамение. Я не хочу сейчас лишать его этой иллюзии, раз он на таком подъеме. Пусть эта идея ему самому надоест.
- Иллюзии? Ты настолько ненавидишь Бога, что даже не хочешь на секунду представить, что все это может быть правдой? Это очень грустно… - улыбка с ее лица внезапно исчезла.
- Я не прошу тебя понимать меня, но я не верю, что в этом мире есть какая-то высшая справедливость. Мир слишком жесток для подобных сказок…
- Я знаю, что ты пострадал, Вангели, но ведь…
- Я не пострадал… Пострадали моя мать, сестра и отец, потерявший рассудок, а я вот, почему-то, остался невредим. – он зло сжал руки и девушка это сразу заметила.
- Господь оставил тебе силы, чтобы ты мог смотреть за своим отцом.
- А зачем он его у меня отнял? – кузнец уже начал скрежетать зубами, прежнее отстраненное настроение ему уже не помогало, его сильно раздражала эта тема, но он не мог об этом сказать Христине, чтобы ее не обидеть. – Зачем отнял мою мать? Мою сестру? Разве они сделали что-то плохое? В чем же тогда его великая справедливость?
- Мы не можем знать, почему с нами происходит то, или другое, но мы знаем, что Бог есть любовь, он желает нам лишь блага.
- Прошу тебя, Христина, ты не знаешь, что мне пришлось пережить… Больше я не верю в эти рассказы… Нет никакого Божьего блага, лишь результат моего личного труда.
- Не говори так… - девушка была искренне расстроена от слов, которые говорил кузнец. Она смотрела на него не с осуждением или ненавистью, а с жалостью, с которой смотрят на попавшего в беду близкого человека. 
- Ладно, мы уже пришли.
Они подошли к дому, огороженному аккуратным железным забором, сделанным руками Вангелиса. Калитка была открыта, как и все в этом селе. Они вошли и подошли к дому. Бабушка Мария была очень пожилой женщиной, которая осталась одна после того, как ее единственного сына убили во время геноцида. Все в селе старались помогать ей, чем могут. Несмотря на пережитое, она всегда была доброжелательной ко всем, и к ней всегда можно было зайти на чай из полевых трав, которые она собирала каждое лето. Она вышла из дома, увидев из окна, что Христина пришла за шерстью.
- Христина! Вангели! Господь пусть пошлет вам блага! – она улыбнулась и, шаркающей, но твердой походкой зашагала в их сторону, от нее исходило какое-то необычное тепло, которое будто заставляло все плохое исчезнуть из мира. – Вангели, даже не думай кривиться из-за того, что я сказала! Господь и с тобой тоже, не смотря на то, что ты от него отвернулся!
Вангелис ничего не ответил, лишь смиренно кивнул старой женщине, так как спорить с ней было абсолютно бесполезно.
- Бабушка Мария, вы все правильно сказали, вы же даже не знаете, что сегодня случилось с дядь Ильей!
- Ой, Господи, только не пугай меня, внучка. – старушка демонстративно схватилась за сердце.
- Да все хорошо, бабушка, даже лучше. – Христина принялась рассказывать бабушке историю о сне и о том, что отец Вангелиса решил строить церковь на вершине холма.
- Пресвятая Богородица! – взмолилась женщина. – Какая радость! Как мы счастливы, что ты нас отметила таким явлением!
- А Вангелис говорит, что это просто сон! – сказала ехидно Христина и посмотрела на своего спутника, которому сейчас должно было достаться от бабушки Марии по полной.
- Ах ты, паразит, да как ты можешь такое говорить! – бабушка Мария схватила платок, висевший у нее на поясе, и принялась колотить им Вангелиса, словно малое дитя.
Христина громко смеялась, а Вангелису ничего не оставалось, как смиренно выносить все «удары» бабушки, и извиняться. Когда бабушка, наконец, успокоилась, они пошли за шерстью, которая стояла в сарае, попутно, обсуждая произошедшую ночью историю:
- Церковь это хорошо, конечно надо построить! – причитала бабушка, поднимая тюки с шерстью, будто это были какие-то легкие ватные шарики, можно было только поражаться внутренней силе этой женщины. – Дай Бог сил ему, если он хочет сделать такое доброе дело, а ты, Вангели, не смей ему мешать, а то опять получишь у меня.
- Хорошо, бабушка. – Вангелис покачал головой, делая вид, что он сильно пострадал от ее «ударов» и больше не хочет. Христину это, конечно же, очень веселило. Вангелис взял оба тюка с шерстью и закинул на плечи, не позволив Христине нести тяжесть.
- Спасибо вам большое, бабушка! – сказала Христина, поцеловав старушку. – Благословите!
Она поклонилась, и бабушка положила ей на голову свою руку:
- Благословляю, внученька. И тебя тоже, мой золотой. – она посмотрела на Вангелиса, который закатил глаза. – Давай не кривись мне, а то опять получишь! Ладно, мои хорошие, идите с Богом.
- Спасибо, бабушка, Фотий зайдет сегодня вечером принесет вам ягненка, если вам нужна будет помощь с ним, скажете ему, он позовет меня, и я вам с ним помогу. – Христина снова улыбнулась и еще раз поклонилась, а бабушка Мария, поблагодарив ее, помахала платком, еще раз погрозила кулаком Вангелису и зашаркала обратно в дом.
- Хорошая женщина… - сказал кузнец, когда они чуть отошли от дома.
- Да… А ведь она тоже кого-то потеряла… - Христина посмотрела на своего спутника, но он ничего не ответил. – Может просто нужно быть открытым к людям, они помогут, Вангели.
- Ей, может, и нужно, она женщина.
- Какой ты, все-таки, упрямый, Вангели. Ты никогда, кстати, мне не рассказывал, что с тобой произошло…
- Зачем тебе эти кошмары?
- Я хочу услышать… Хочу, чтобы ты выговорился. Может, тебе станет легче? Ты ведь никому ничего не рассказываешь.
- Я все рассказываю Фотию.
- То есть мне ты не доверяешь? – Христина улыбнулась и начала сверлить его пронзительным взглядом своих выразительных глаз.
- Ну почему, доверяю, конечно же. – Вангелис спрятал лицо за тюком шерсти, чтобы не видеть взгляд девушки. - Просто не хочу, чтоб ты грустила. Зачем тебе чужие беды?
- Ну я же прошу тебя… Если тебе не тяжело мне это рассказать, если тяжело, то, конечно, не нужно.
После этого наступило долгое молчание. Они так и не сказали друг другу ни слова, пока не донесли шерсть до дома. Вангелис поздоровался с матерью Христины и вежливо отказался от приглашения пообедать, сославшись на то, что печь в кузне, наверное, уже остыла, и он не успеет доделать свою работу. Христина вышла во двор проводить его и заметила, что он смотрит на вершину холма. На ней можно было отчетливо рассмотреть силуэты двух людей.
- Что они там делают…? – спроси Вангелис риторически. – О чем они вообще думают? Тут дом построить не можешь, тяжело, а церковь-то куда?
- Люди помогут… - отозвалась Христина.
- Ну, пусть помогают… - ответил Вангелис и пошел в сторону дома.
- Так ты мне ничего не расскажешь? – спросила Христина вдогонку.
Вангелис остановился и, немного подумав, произнес:
- Знаешь, где я руду добываю?
- Да, возле водопада?
- Да, я буду там через два часа, если хочешь, приходи.
Он пошел дальше, даже не повернувшись, чтобы попрощаться с Христиной. Не из-за грубости, а потому что лицо его было немного красным от смущения и какой-то злости на себя. Его раздражало, что он не может отказать этой девушке. Панцирь его отрешенности давал трещину, и он это чувствовал.
Идти за рудой он решил, когда они были еще у бабушки Марии. По дыму из трубы он понял, что печь все равно уже остыла. Снова ее разжигать у него не было настроения, он все равно не смог бы сделать ничего толкового, а вот махая киркой и разбивая камни в поисках руды, он мог бы немного успокоиться.
Он сказал Христине, что будет там через пару часов, но отправился туда раньше, как только хорошо поел. Это было очень красивое место. Горная руда здесь была в изобилии, причем на поверхности, скрываясь под относительно небольшим слоем скал. Немного в стороне был небольшой водопад высотой около семи метров, который хорошо освежал воздух, поэтому даже тяжелая работа была довольно приятной. Речка, питающая этот водопад, начиналась источником в горах и была очень чистой и ее вода была очень вкусной.
Вангелис, по привычке, отпряг лошадь от телеги, чтобы она могла попастись, а сам, взяв кирку, поднялся на место, где он недавно наткнулся в скале на хорошую жилу. Кирка заработала так, как не смогла бы ни одна машина. Могучие руки кузнеца поднимали инструмент и обрушивали его на скалу со страшной силой, освобождая металлические «реки» пронизывающие скалу.
- Ты не боишься, что пойдет дождь? – внезапно услышал он голос за собой. Он обернулся. Это была Христина.
- Дождь пойдет только ночью.
- Откуда ты это знаешь? – спросила девушка, неловко поднимаясь по скалам к кузнецу.
- Знаю вот… Осторожно, не упади! – он бросил кирку и протянул девушке руку.
- Спасибо. – сказала она, когда, наконец, поднялась. – Здесь красиво.
- Да, поэтому я люблю здесь работать, успокаивает. Отойди, пожалуйста в сторону, стой вон там, так я не буду переживать, что ты поранишься. – он показал на небольшой плотный тюк сена, который лежал в нескольких метрах от места, где он работал.
- Ты принес его для меня? – спросила Христина.
- Да, не на скале же тебе сидеть, хотя, если честно, я надеялся, что ты не придешь.
- Что? – Христина не успела сесть, как ей сразу пришлось возмущенно встать. – Почему?
- Я не хочу загружать тебя своими проблемами, к тому же, будет нехорошо, если кто-то увидит тебя тут со мной.
- Ничего не будет. – сказала она уверенно. – О нас не могут подумать ничего плохого, ведь все знают меня, как честную девушку, а тебя, как честного парня. Тем более я сказала матери, что я здесь с тобой, и она меня отпустила.
- Хорошо… Просто не хочу никак навредить тебе.
- Не переживай за меня.
- Но ты же за меня переживаешь. – сказал Вангелис и снова заработал своей киркой, обращая скалу в кучу маленьких камней.
- Потому, что ты в беде.
- В беде? – удивился он.
- Ты живешь без Бога в душе… Ты не можешь ни в чем найти утешение, поэтому я говорю, что ты в беде, а я хочу помочь.
- Твой брат уже пытался, мы с ним постоянно это обсуждаем, не проходит и дня, чтобы он не заговорил об этом.
- Он любит тебя, как родного брата, поэтому тоже за тебя переживает. Так ты расскажешь мне эту историю, или я просто пришла посмотреть, как ты ломаешь камень ради кусков железа? – она скрестила руки на груди, и выразительно подняла брови.
- Тюльпаны… - сказал Вангелис и с силой ударил по камню.
- Тюльпаны?
- Да, тюльпаны. Белые. – кирка снова с силой опустилась на камень. – Мы собирали их в тот день… Для церкви. Должен был быть какой-то праздник. Помню, как мама одевала меня… Был очень солнечный день. Я, мама и Ангелина гуляли в полях. Недалеко от нашего дома были целые поля цветов, но больше всего мама и Ангелина любили именно тюльпаны. Мы вышли на небольшую лесную опушку, где было больше всего цветов. Дальше начинался большой лес, в котором тогда, наверное, охотился отец.
- Что же случилось потом?
- Мама с сестрой собирали цветы, когда мы увидели приближавшихся к нам людей. – Вангелис с ужасающей силой снова ударил о скалу, задев жилу руды, из которой тут же посыпались искры. – Это был какой-то турецкий отряд. Мама сразу поняла, что происходит, мы с сестрой тогда не знали в чем дело. Я не понимал, а сестре, наверное, родители ничего не рассказывали, чтобы она не боялась. Мама взяла меня на руки и отдала Ангелине, велев бежать в лес. Еще она дала Ангелине нож, которым срезала цветы, для защиты, наверное, и мы с ней побежали к деревьям. Турки поняли, что мы хотим скрыться и уже бежали в сторону мамы. Я помню, как начал плакать, но Ангелина сказала, что я должен вести себя тихо, иначе нам будет плохо. Мы убежали, но недалеко.
Вангелис замолчал. Он опустил кирку и стал собирать в кучу, наломанную им руду. Христина, затаила дыхание, к ее горлу подступил горький комок, но она ждала продолжения рассказа, а кузнец все продолжал молчать, выполняя свою работу.
- Что было дальше, Вангели? – не стерпела она.
- А ты как думаешь? – Вангелис отвернулся от нее, вытирая проступающие слезы, и снова изо всех сил принялся орудовать киркой. – Ангелина сказала, чтоб я залез на дерево, как можно выше. Думаю, что этим она спасла мне жизнь… Со мной на руках она все равно не смогла бы убежать от них, но бегство и не входило в ее планы. Когда я был уже высоко на ветке, я видел, как солдаты подбежали к маме, я хотел окрикнуть ее, но первый, кто подошел к ней, одним движением перерезал ей горло.
- Господи… - Христина прикрыла рот руками, по ее щекам уже катились слезы.
- Да уж… Господи… - Вангелис бил по скале все сильнее, будто стараясь передать ей всю накопленную им боль, но это было невозможно. – Когда сестра выбежала и бросилась к маме, они схватили ее за руки. Я слышал, как она кричала, мне показалось, что она смогла кого-то порезать ножом, по крайней мере, один из солдат закричал. За это она умерла еще хуже, чем мама… Ее убили этим же самым ножом… Наносили ей удар за ударом в живот… Я слышал ее крики. Мне очень хотелось плакать, кричать, прыгнуть с высоты этого дерева, чтобы этот кошмар закончился. Внезапно ее крики тоже прекратились, ей, как и маме, перерезали горло. Я сидел на дереве… Даже тогда, в детстве, я понимал, что если они меня найдут, то убьют… Я помню, как думал об этом… Помню, как слышал их шаги под деревом, устремляющиеся куда-то в лес. Не знаю, сколько я просидел тогда на дереве, но, как спустился, не помню. Я был словно в кошмарном сне, от которого до сих пор не могу проснуться!
Вангелис злобно отшвырнул кирку и сел на камень, прикрыв лицо руками. Он не хотел плакать, он и не плакал, слезы просто катились у него из глаз. Горечь, словно раскаленный металл, жгла ему грудь. Внезапно он почувствовал прикосновение руки на своем плече. Это была Христина, она тоже плакала. Она села рядом с ним.
- Ты не один, Вангелис, не надо нести все это одному.  – она не убирала руку с его плеча. – Все мы хотим тебе помочь.
- Это ничего не изменит… Я помню, как подошел к их телам. Они лежали, среди белых тюльпанов, окрашенных их кровью. Я так и просидел там, возле них практически до ночи. Пока не пришел отец с другими мужчинами, увидев их тела, он обезумел. Я никогда больше не слышал такого неистового крика… В тот день он был по-настоящему безумен… Больше я никогда не видел его прежнего, только тень. Тень существа, душу которого вырвали и растоптали… И за что? За то, что он грек! За то, что он христианин! За это погибли моя мать и сестра, а ты хочешь, чтобы я верил в Бога… Я ненавижу его за все то, что произошло! – Вангелис уже кричал, он встал, взял отброшенную кирку и принялся снова бить по скале. – Ненавижу!
- Не говори так, пожалуйста. – Христина плакала в стороне, она понимала, что Вангелис пережил сильную боль, которая не утихла даже с годами. – Зато ты остался жив, Господь дал тебе шанс прожить эту жизнь, как ты не понимаешь, он спас тебя…
- Меня спасла моя сестра… А не он, лучше бы он убил меня, как и их, чтобы я не видел этого ужаса. Не видел отчаяния в предсмертном взгляде матери, которая поняла, что Ангелина бежит к ней, а остановить ее она уже не может… Ненавижу! – Вангелис крикнул в небо, но оно ему не ответило.
Глава 3.

Дождь, действительно, пошел ночью. Капли парадным маршем барабанили по жести крыши. Вангелис лежал в постели и не мог заснуть, несмотря на то, что сегодня отдал все силы добыче руды. Его голову занимала картина того, как Христина ушла, после его слов о том, что лучше бы Бог убил его вместе с родными. Он не стал идти за ней. Все-таки, он был очень скуп на эмоции, будто думая, что эти проявления человечности делают его слабее.
Он не пошел вечером к Фотию, а дождался отца дома. Тот вернулся в еще более возбужденном состоянии, чем уходил утром, и Вангелис еле уложил его спать. Отец рассказал, что дядя Антей обещал помочь ему в строительстве церкви и даже поговорить с остальными в деревне. Все эти мысли не давали кузнецу покоя. Он очень переживал за отца, а старые воспоминания, вызванные его рассказом Христине, только усугубили его отношение к отцовской затее.
Он не спал. Будто проваливаясь в сон, он снова просыпался и, раздраженный этим, ложился на другой бок. Время бесстыдно тянулось. Утро наступило очень тяжело. Вангелис был рад подняться с постели и начать свой обыкновенный утренний ритуал. И снова он вышел из дома, когда солнце лишь немного окрасило в светлые оттенки небо над горизонтом. Снова печь. Дрова. Руда. Все повторялось, как и каждый день до этого, но сейчас что-то было определенно не так. Впервые за всю свою жизнь, Вангелис не находил успокоения в работе.
Однако работу он делал. Очаг горел ярким пламенем, руда плавилась и послушно заливалась в формы, тяжелый кузнечный молот поднимался и сокрушительной силой опускался на наковальню. Наступило настоящее утро. Вангелис открыл дверь кузни, как обычно отправившись убедиться в том, что отец позавтракал. Когда кузнец входил в дом, мужчина уже мыл использованную им только что посуду.
- Ты так рано встал? – удивленно спросил кузнец.
- У меня есть работа, сынок… Сынок… - он с понимающей улыбкой посмотрел на сына. – У тебя своя работа, а у меня своя… Своя…
- Вы уже будете сегодня что-то делать? Я думал, что для начала нужно все хорошенько обдумать. Что строить? Как строить? И получится ли вообще это сделать?
- Мы думали, вчера думали. Ну, мне пора… Пора… Я на своей работе, а ты на своей. Не беспокойся обо мне. Сынок… Сынок… - мужчина похлопал сына по плечу и вышел из дома.
У Вангелиса не было сил, чтобы с ним о чем-то спорить. Бессонная ночь и тяжелая работа, все-таки, оказали на него свое влияние. Хорошенько поев то, что осталось от его вчерашней готовки, он снова отправился в свой храм к дымящемуся огненному алтарю, у которого он проводит свои мастеровые ритуалы.
Снова взяв в руки молот, Вангелис твердо решил, что сегодня он никуда из кузни не выйдет. Он оставит за дверью все свои переживания и заботы и вновь окунется в столь приятную для него работу. Однако он не успел даже первый раз ударить своим молотом по наковальне, как в дверь постучали.
- Фотий, все-таки не забыл на охоте своего друга? – крикнул Вангелис, открывая дверь кузни. Однако за ней стоял не его друг. На пороге кузни, держа в руках перевязанный тканью горшочек, стояла Христина. Вид у нее был очень печальный, словно кто-то взял, и стер из ее души ту улыбку, которая досталась ей в наследство от отца.
- Здравствуй, Вангели, мама просила передать тебе молоко. – она взглядом указала на перевязанный тканью горшочек. – Я видела, что отец твой шел в сторону холма, и подумала, что ты, наверняка, в кузне.
- Привет, Христина, большое спасибо… Ты прости, я думал, что это твой брат. – Вангелис почесал затылок, все еще держа в руке молот, будто какую-то детскую игрушку. – Просто он, обычно, заходит утром.
- Сегодня он не может. – Христина, как могла, старалась не смотреть в сторону кузнеца, чтобы он понял, что она все еще на него рассержена. Однако, честно говоря, с ее стороны было глупо ждать от Вангелиса такой эмоциональной прозорливости.
- Он не заболел? У меня есть хорошая настойка, вмиг поднимет его.
- Нет, у него просто другие дела. Если ты не против, то я войду в дом и оставлю молоко на кухне. – она старалась говорить как можно суше, но внимательный человек мог бы заметить в ее голосе небольшую дрожь.
- Эм… - неловко протянул Вангелис. – Да, конечно. Спасибо тебе большое. Передай маме, что я очень ценю ее доброту. А Фотию скажи, что Вангелис расстроился, что ты не пришел.       
 Христина ничего не ответила. Лишь слегка кивнув, она развернулась и направилась в сторону дома. Вангелис снова закрыл дверь, оставшись верным своему решению не выходить сегодня никуда из кузни. К обеду он уже переделал всю работу и принялся наводить в мастерской порядок. Потратив на это еще некоторое время, он понял, что теперь ему абсолютно нечем заняться. Руды он вчера и так достаточно заготовил, дров было в достатке, а делать сегодня какую-то ювелирную работу он не хотел. Осмотрев еще раз кузню, он понял, что наконец-то устал и может пойти домой, чтобы немного отдохнуть.
Войдя, он увидел, что в доме будто прошелся ураган порядка. Христина убрала все, что только смогла найти, наведя безупречную чистоту. Справедливости ради, стоит сказать, что Вангелис с отцом были очень чистоплотными людьми, но отсутствие женской руки в доме в такие моменты, все-таки, чувствовалось.
На столе, аккурат по центру, стоял горшочек с молоком, перевязанный сверху тканью. Развязав его, Вангелис налил себе стаканчик и, выпив немного, понял, что его действительно клонит в сон. Опустившись на кровать, он сразу же отключился. В его голове мелькали какие-то непонятные образы, он, то был на холме, возле старого колодца, то отчаянно пытался выкопать руду возле своего дома. Спокойствия во сне он не нашел, однако, его тело сумело отдохнуть.
Проснулся он от сильного стука в дверь. Стук не прекращался, и кузнец слышал, как кто-то за дверью зовет его по имени. Словно пьяный, он поднялся с постели и пошел открывать. На пороге стоял соседский мальчишка, Георгий, которому только недавно исполнилось двенадцать лет. Он оценивающе посмотрел на кузнеца и, не дождавшись никаких приветственных слов, сразу перешел к делу.
- Вангели, отец прислал меня к тебе за лопатами. Ты что спал?
- Прилег немного, устал учить молотом слишком наглых соседских мальчиков. – Вангелис еле заметно улыбнулся.
- Тебе не нужен молот, чтобы меня учить. – улыбнулся Георгий в ответ.
- Ладно, молодец, какие лопаты нужны вам?
- Так это не нам, это на холм, где церковь строят. Отец тоже там сегодня. Лопат не хватает, чтобы все могли копать, вот меня и прислали за ними.
Вангелис был искренне поражен тем, что сейчас услышал. Впервые он понял, что вся отцовская затея была не какой-то шуткой, не эфемерной затеей, а серьезным делом, в которое его папа втянул уже несколько человек.  Он вышел из дома и пошел в сарай, где лежали лопаты. Взяв все, которые только у них имелись, он, вместе с Георгием пошел к холму.
Уже вечерело, солнце медленно подступало к горизонту. Наверное, день был довольно солнечным, жаль только, что Вангелис его, почти весь, проспал. Все больше чувствовалось приближение лета. По дороге к холму им никто не встретился, и это было неудивительно, так как практически вся деревня была на холме. Было такое впечатление, что празднуется чья-то свадьба, все, кто не испугался прошедшего ночью дождя, оставившего за собой немало грязи, сегодня были тут. Когда Вангелис с лопатами перешел речку, все его приветствовали радостными криками, моментально разобрав все лопаты, которые он принес. Пока он со всеми поздоровался, он успел краем глаза изучить, что же происходит на холме. Люди вырыли ровные канавы под фундамент будущего здания. Канавы были довольно глубокие, дядя Антей, будучи одним из землекопов, находился выше уровня земли только головой.
- Ааа! Блудный сын! – радостно закричал он, увидев Вангелиса, как всегда окуривая всех вокруг, неизменно присутствовавшей во рту папиросой.
- Вы все это за сегодня сделали? – удивленный тон Вангелиса заставил дядю улыбаться еще шире, хотя многие не верили, что это возможно.
- Конечно, что тут делать? Когда все вместе, то и дело легко идет, главное, чтобы лидер был хороший! Не правда ли, друзья? – обратился он ко всем присутствовавшим.
- Давай лучше делом займись, Антей, нечего прохлаждаться. – не узнать этот голос было невозможно. Бабушка Мария, сидевшая неподалеку, и разговаривавшая с женщинами, погрозила мужчине своим кулаком, и тот, послушно, принялся копать дальше.
 - Рад, что ты одумался, дружище. – на плечо Вангелиса опустилась рука его лучшего друга. Он был с ног до головы покрыт землей, но выглядел абсолютно счастливым.
- Так вот почему ты не пришел утром. А я-то думал, что ты заболел. Христина не… - тут Вангелис остановился, он понял, что во всей этой толпе рабочих, помощников, и людей, которые просто пришли поглазеть на все это от скуки, нет Христины.
- Она дома. – прочитал его мысли Фотий. – Готовит вместе с мамой. Отец обещал вечером всех накормить, если мы закончим рыть сегодня.
- Так тут уже практически и копать нечего.
- Потому-то и готовит. – Фотий рассмеялся. – Я хотел прийти утром и тебя позвать сюда, но Христина сказала, что вчера ты был немного расстроен.
- Я рассказал ей, что случилось с моей мамой и сестрой.
- Ты серьезно? – Фотий приложил к подбородку руку, как бы призадумываясь, но потом, сразу же, ее отдернул, испугавшись, что может запачкать лицо, которое и без того было перепачкано землей. – То-то на ней сегодня лица нет…
- Я не хотел ей говорить… Она сама настояла. Ладно, дружище, пойду я домой. – Вангелис убрал руку друга с плеча.
- Стой, куда же ты, а как же праздник, Вангели, нельзя же так, тут совсем чуть-чуть осталось, зря лопаты что ли принес?
- Это не мой праздник, а работников тут и без меня хватает.
- Да ну брось… - Фотий был очень расстроен такими словами друга, однако не был ими удивлен.
- Приходи завтра, дружище, я согрею для тебя купальню.
- Хорошо… Но мы будем ждать тебя, Вангели, сегодня вечером, приходи, все будут у нас.
- Спасибо, Фотий, но ты же знаешь, о чем будут все разговоры, а я не хочу это слушать. Увидимся завтра.
Вангелис развернулся и пошел в сторону дома. Он спустился по холму и бросил взгляд на другую сторону речки, в надежде, что там, как и вчера, стоит Христина, но ее не было. Он перешел на другой берег и медленно побрел к дому. В душе он был рад тому, что отец не один, но, все же, какое-то непонятное ощущение тревоги не могло его покинуть.
Вечер пришел быстро. Вангелис, занятый делами по подготовке купальни на завтра для себя и друга, не заметил, как, вскоре после вечера, пришла и ночь. Когда отец вернулся, Вангелис сидел за столом, молча наблюдая за огнем тающей свечи.
- Ты, наверное, осуждаешь меня, пап… - начал он, не отрывая взгляд от огня. – Они все меня, наверное, осуждают.
Илья присел рядом с сыном и взял его за руку.
- Я не осуждаю тебя, Вангели. Не осуждаю…
- Но почему? Я до сих пор считаю, что ты зря затеял всю эту работу, это ни к чему хорошему не приведет.
- Приведет, или не приведет, это не нам решать… - отец смотрел прямо в глаза Вангелиса и тот был испуган тем, что отец находился в полном и абсолютном сознании. – Я не знаю, как и почему, но мне легче от того, что я строю эту церковь, Господь всегда дает нам силы пережить те испытания, которые он нам посылает.
- Папа…
- Не бойся, Вангели. Мой недуг не прошел, я это чувствую, он просто отступил. Не знаю как, но отступил. Антей говорит, что я обрел надежду, может так и есть…
- Почему ты не злишься на меня, отец? – по щекам Вангелиса текли слезы. – Пока ты здесь, пока я могу с тобой говорить, скажи, почему ты на меня не злишься?
- За что мне на тебя злиться, сынок? Ты все сделал для меня, ты многим пожертвовал ради того, чтобы у меня была хоть какая-то жизнь, разве я могу на тебя злиться?
- Ну а как же то, что я ненавижу Бога, я думал, что ты злишься на меня из-за этого… Думал, что все меня осуждают.
- Ненавидишь ты его, или любишь, это дело твое и Его. Я не могу тебя за это судить, сынок, тем более что… - он на секунду остановился.
- Тем более что, что? – нетерпеливо спросил Вангелис, боясь, что в любую секунду отец опять может исчезнуть в глубине своего недуга.
- Тем более, что я и сам был таким, как ты… Если бы не твоя мать,  и ты… Может я таким бы и остался.
- В смысле? Я? Я причем?
- Когда ты родился, сынок, ты очень болел. Я делал все, чтобы тебя вылечить, мы с мамой очень переживали, что ты не сможешь выкарабкаться. Мы лечили тебя, как только могли. Твоя мама сказала, что нужно отнести тебя в монастырь Пресвятой Богородицы на горе Мела. Я накричал на нее… Помню это… Помню, как она плакала и умоляла меня послушать ее… В конце концов, я смягчился и решил, что если не попробую это, то значит я не все сделал, чтобы тебя вылечить. И мы пошли пешком с твоей матерью, оставив твою сестру у бабушки. Все время, пока мы шли, ты плакал, а твоя мама не переставая, читала молитву Богородице. Когда мы зашли в храм, то ты сразу перестал плакать, мы омыли тебя водой из источника и просили у Бога исцеления. Хочешь верь, хочешь нет, но ты пошел на поправку… С тех пор я стал другим, до тех пор, пока не потерял твою маму и сестру… Это было слишком сильным ударом для меня, я не справился, это я должен был ухаживать за тобой, а не наоборот, прости меня…
- Отец… Ты что?
- Ты что?... Ты что?... – повторил Илья и снова забегал взглядом по комнате.
Вангелис обнял своего отца. Он был поражен тем, что сейчас услышал, он не знал, что об этом всем думать. За эти два коротких дня слишком многое изменилось. Он не знал, был ли это сейчас его отец или это очередная волна в его сознании.
Когда отец пошел спать, Вангелис направился в кузню. В его душе зародилось сомнение в том, правильно ли он поступает. История, рассказанная отцом, была похожа на правду. Все это никак не меняло отношение кузнеца к Богу, но он понял, что не должен препятствовать отцу в его занятии.  Ведь вера – это выбор каждого человека и раз отец, даже будучи «в сознании» сказал, что не осуждает его за подобное отношение к Богу, то Вангелис тоже решил не вмешиваться в веру отца.

Глава 4.

Прошло уже больше полугода с того самого вечера, как Вангелис решил не препятствовать своему отцу в его идее строительства церкви. Ранняя весна прошла, прошло и теплое лето, и, незаметно для всех, приблизился прохладный сентябрь, обещавший первые осенние дожди и грозы.
За это время люди в деревне были серьезно настроены на строительство и с большой охотой участвовали в его процессе, конечно, каждый в силу своих возможностей. Церковь строили из хорошего камня, добывая его в скалах неподалеку от деревни. Работа эта, само собой, была тяжелая, поэтому к сентябрю на строительной площадке люди разделились на тех, кто добывал камень и тех, кто помогал в самой постройке. Медленно, но верно, они, все же, делали свое дело, решив, что не довести подобное строительство до конца будет непростительно.
Вангелис, согласно своему решению, совсем не вмешивался в строительство. С того самого дня, он снова вернулся к своей привычке топить себя в океане работы, и это ему помогало. Иногда отец просил его что-то выковать для церкви, и он, не отказывал, несмотря на личное отрицательное к этому отношение. Казалось, что если дела пойдут также, то, к концу осени, внешний фасад церкви должен быть готов. Также думал и Вангелис, ожидая дня, когда отец, наконец, перестанет изводить себя этой тяжелой работой.
Несмотря на такую серьезную стройку, жизнь в деревне шла своим чередом. Вангелис не изменил своему обыкновенному расписанию, поэтому в день седьмого сентября он, по своему обыкновению, открыл двери кузни, чтобы в неё вошел свежий воздух. Однако его глазам предстала необычная картина. В его сторону со всех ног бежала Христина. На вид она была очень взволнована. Её платок слетел во время бега, и черные волнистые кудри неряшливо спадали на плечи.  Он обеспокоенно направился ей навстречу.
- Вангели! Вангели! – она кричала, запыхаясь от долгой пробежки. – Твой отец…! Ему стало плохо! Он у нас дома, пошли быстрее!
По спине Вангелиса поползли мурашки. Каждый день, провожая отца на стройку, он думал о том, что там может что-то случится, но успокаивал себя тем, что рядом с отцом будут люди. Теперь его опасения оправдались. Все былое отрицательное отношение к этой затее восстало в нем буквально за мгновение. Руки его сжались в кулаки, зубы в напряжении заскрежетали. Он побежал. Побежал, даже ничего не ответив Христине.
Дома деревни проносились один за другим. Был ли кто-то на улице или нет, он не знал. Разум его затуманил зрение, оставив перед собой лишь дорогу. Он не чувствовал отдышки, не чувствовал усталости. Вот уже видно холм, где возвышаются уже достаточно высоко поднятые стены церкви, возле которых сейчас никого не было. Последний поворот, и, наконец, дом Фотия.
Вангелис влетел внутрь, даже не постучав в дверь. Фотий, который стоял прямо у входа, схватил его за руку, видимо, переживая, что кузнец может как-то нехорошо отреагировать на состояние отца. Однако Вангелис резко ее отдернул и, не говоря ни слова, не понимая, что там лопочет его друг, ринулся в соседнюю комнату. Он не ошибся, его отец был там.
Он лежал на кровати с расстегнутой рубахой и мокрой тряпкой на голове. Вокруг него было несколько человек. Среди них была мама Фотия, его старшая сестра, а также местный врачеватель Спиридон. Он был уже пожилым человеком и был, скорее, научен опытом, чем настоящим медицинским образованием, однако в деревне о медицине он знал больше всех. Также рядом с кроватью на стуле сидел дядя Антей и это был один из редчайших случаев, когда в его зубах не было папиросы, что, несомненно, говорило о серьезности ситуации.
- Вангели, не волнуйся. – наконец до кузнеца начали доходить слова, которые говорили, окружающие его люди. – Дружище, все будет в порядке.
- Насколько все плохо? – обратился кузнец к «медику», оставив без внимания подбадривающие тирады Фотия.
- Ничего страшного, Вангели, не переживай. С ним все хорошо, но он сильно переутомился. Я послушал его сердце, и оно мне не понравилось… - Спиридон сильно нахмурил брови.
- Что это значит? Можно что-то поконкретнее?
- Вангели, я в этом не так много понимаю, сынок. – оправдывающимся, но искренне сочувствующим тоном сказал Спиридон. – Но я слышу, что сердце его ослабло. Эта работа его сильно переутомляет. Он хорошо ест?
- Да, мы кушаем хорошо, а тут, я уверен, он питается еще лучше. – Вангелис бросил благодарственный взгляд на маму Фотия. – Ну, ничего, пусть отдохнет хорошенько, больше я не дам ему гробить свое здоровье на этом безумном деле.
Все замолчали. Дядя Антей хотел было что-то возразить, но понял, что сейчас не лучшее для этого время. Он видел, что Вангелис находился в очень тревожном состоянии и мог бы в любой момент сорваться на окружавших его людей, сам того не желая. Фотий лишь снова положил свою руку на плечо друга. На этот раз кузнец убирать ее не стал.
- Давайте все выйдем, пусть Вангелис посидит с отцом, пока тот не проснется. – сказав это, дядя Антей поднялся со стула и достал из кармана папиросу.
Все присутствовавшие безоговорочно согласились с мнением хозяина дома, и Вангелис остался с отцом наедине. Он присел на стул, на котором сидел дядя и взял отца за руку. Кожа мужчины была прохладной и липкой. Ладони, которые с непривычки, быстро покрылись рабочими мозолями и все время были красными, теперь стали бледно-желтого цвета. Дыхание было ровным и глубоким, что очень сильно обнадеживало, однако было неизвестно, сколько Илья будет находиться в таком состоянии.
Вангелис сидел молча. Ему казалось, что он ни о чем не может думать, но, на самом деле, его мозг был занят тем, что пытался понять, как так случилось, что кузнец, все-таки, позволил отцу воплощать в жизнь его навязчивую идею. Конечно, он корил за это себя. Здесь для него не могло быть сомнений, он не должен был идти на поводу у отца и потакать ему, в его решении брать на себя столь непосильную ношу. Вангелис хотел закрыть глаза, чтобы не видеть подобное состояние папы, но боялся, что пропустит момент, когда тот придет в себя.
В другой комнате слышались перешептывающиеся голоса обитателей дома, которые наверняка спорили о словах кузнеца про то, что он не даст отцу продолжать строительство. Среди этих перешептываний можно было различить и голос Христины, которая прибежала домой, чуть позже Вангелиса. Все эти звуки только раздражали парня, отдаваясь в его сознании тяжелым эхо, вызывая у него приступы гнева, которые ему приходилось подавлять, сильно сжимая левую руку в кулак. Правой он держал отца.
Прошло уже больше часа, но мужчина так и не проснулся. Пару раз в комнату входил Спиридон и, прикладывая ухо к груди лежавшего, говорил, что, не смотря на слабость сердца, все хорошо и Илья просто спит. Краем глаза Вангелис видел, как в комнату заглянула Христина, но у него не было сил, чтобы заострять сейчас на этом внимание, поэтому он сделал вид, что её не заметил. Никто другой больше не входил. Скорее всего, дверь находилась под неусыпным контролем дяди Антея, поэтому в обеспечении покоя для своего отца Вангелис мог не сомневаться.
Время тянулось, но никаких изменений не было. Вангелис уже начал испытывать настоящий страх. Сердце его бешено колотилось, а в голове возникали ужасные образы, которые были один хуже другого. Он не плакал, хотя ему казалось, что сейчас это бы помогло. Он просто сидел и смотрел на папины закрытые глаза, ожидая, когда тот, наконец, их откроет. Когда кузнец хотел встать, чтобы поменять отцу повязку, тот, внезапно, сжал его руку.
- Вангели…
- Папа! – Вангелис закричал от радости. – Папа! Папа! Это я! Я так за тебя переживал!
- Все хорошо, со мной все в порядке… В порядке… Все хорошо…
Илья пришел в себя и снова пребывал в своем особом психическом состоянии. Это не смущало Вангелиса, он привык видеть отца таким, поэтому все равно был рад тому, что папа проснулся. Он открыл дверь в соседнюю комнату, и позвал Спиридона. Вангелис не понял, что именно он произнес, но, почему-то, все решили, что это было общее приглашение, и ринулись в дверной проем. Только дядя Антей сохранял спокойствие и, с уже вернувшейся, присущей ему улыбкой, стал голосом дисциплины в этом балагане поддержки.
Спиридон, немного поколдовав над лежавшим мужчиной каким-то укрепляющим отваром, посоветовал, все-таки, отвезти Илью в центр и обратиться к доктору. Это было сделать довольно проблематично, так как до города нужно было ехать больше часа на лошади, а посадить сейчас на нее отца, было очень рискованно.
- Я привезу сюда врача. – сказал Вангелис, поднимаясь со стула.
- Ну, это действительно, лучший вариант. – подтвердил Спиридон, почесывая свою аккуратную бороду. – Илье сейчас лучше лежать в постели.
- Я поеду с тобой. – сказал Фотий.
- Думаешь, я не справлюсь?
- Вдвоем-то мы его, всяко, уговорим приехать. – Фотий улыбнулся и вышел из комнаты, по-видимому, седлать лошадей.
- Пап, я привезу врача, пожалуйста, полежи здесь, хорошо? – Вангелис взял отца за руку, и тот на секунду остановил на сыне свой взгляд.
- Хорошо, сынок. Хорошо, сынок…
Услышав это, Вангелис вышел. В соседней комнате за столом сидели Христина и ее мама. Фотий действительно пошел седлать лошадей.
- Спасибо вам, за заботу об отце. – он немного поклонился хозяйке дома и кивнул в сторону Христины.
- Все будет хорошо, Вангели, не переживай.
Кузнец вышел из дома и направился к небольшой конюшне. Фотий уже оседлал двух лошадей и вел их к дороге. Это были рабочие лошади, помогавшие их семье работать в полях, везти на телеге продукты в город на продажу и делать много другой тяжелой работы, поэтому сейчас они были рады, что им всего-то придется вести на себе двух людей.
- Вангели, я знаю, что ты думаешь…
- Что же я думаю? – спросил у друга кузнец, в одно движение, запрыгнув на лошадь.
- Ты думаешь, что Господь отбирает у тебя еще и отца… - Фотий тоже взобрался на лошадь, и они поехали в сторону города.
- А ты хочешь сказать, что это не так? – раздраженно и с какой-то издевкой в голосе спросил Вангелис.
- Нет, не так. Человек идет по той дороге, что сам для себя выбрал. Господь дал нам в этом свободу и не может нести ответственность за наши решения. Лишь на страшном суде он оценит наш путь и воздаст нам по нашим делам.
- Друг мой, мы с тобой столько спорили об этом, неужели ты хочешь начать все сначала? – Вангелис ехал, опустив голову, и даже не смотрел на Фотия, с которым разговаривал.
- Да, я хочу начать все сначала, Вангели. Неужели ты не видишь, как все в деревне наладилось, как только мы начали строить эту церковь?
- Наладилось? У меня ничего не наладилось, друг мой, у меня все так же, как и было, даже хуже! Мой отец лежит больной у тебя дома и, если бы не это строительство, то этого с ним не произошло бы. – раздраженно бросил Вангелис и чуть пришпорил лошадь, чтоб та шла быстрее.
- Ты не можешь этого знать, Вангели! – кричал Фотий, догоняя друга. – Вспомни, почему ты изначально позволил отцу это делать!
- Тогда я думал, что отец ко мне возвращается! Что он придет в себя! Будет таким же, как и раньше! – Вангелис уже начинал злиться. – Но этого не только не произошло, но теперь еще я рискую совсем его потерять!
- Это не тебе решать, Вангели. Если ты хочешь знать мое мнение…
- Не хочу. – резко отрезал кузнец.
- А я все равно скажу! – кричал Фотий.
- Кто бы сомневался…
- Твой отец живет только этой стройкой, он хочет сделать хоть что-то значимое в этой жизни, хоть что-то, что в его руках. Если ты отберешь у него это, то, может, он и проживет дольше, только вот потеряешь ты его раньше!
Фотий сильно пришпорил коня и уже поскакал вперед. Его слова заставили кузнеца задуматься, но не настолько, чтобы поменять принятое им решение. Дальше они скакали молча. Никто не говорил ни слова, боясь, чтобы эта словесная перепалка не переросла в настоящую ссору, которой никогда не было меж двух друзей.
Городок, который служил их районным центром, был сравнительно небольшим, лишь в несколько раз превышая размеры их родной деревни. Однако тут была маленькая больница, обслуживавшая все окрестные села. Когда они к ней подъехали, уже вечерело. Они спустились с лошадей и привязали их к деревьям. Когда они вошли в здание, их встретила взрослая женщина, работавшая медсестрой.
- Что случилось? Вы куда? – она торопливо выбежала из своей маленькой комнатки, в которой что-то писала, и перегородила друзьям путь.
- Нам нужен доктор. – сказал Вангели. – Мой отец, ему стало плохо, мы не смогли его привезти, нужно, чтобы доктор поехал с нами.
- Так, пожалуйста, подождите здесь, не проходите внутрь, не несите грязь. – она обеспокоенно взглянула на их обувь. – Сейчас я позову сюда врача, и вы с ним поговорите.
 - Спасибо. – хором выпалили Вангелис с другом.
Через минуту она вернулась с доктором. Это был молодой, довольно высокий парень, с короткими темно-русыми волосами. На его переносице изящно красовались круглые очки без оправы, которые он, машинально, поправлял. Он улыбнулся и протянул парням руку.
- Здравствуйте, чем я могу помочь?
- Доктор, моему отцу стало плохо. Мы хотели бы, чтобы вы поехали с нами и осмотрели его.
- Куда?
- Час езды на лошади, мы отвезем вас и туда и обратно. – встрял в беседу Фотий.
- Что с ним случилось?
- Сказали что-то с сердцем. Из-за тяжелой работы, наверное. Нам очень нужна ваша помощь.
- Как же нам быть? – доктор приложил руку к подбородку.
- Доктор, если вы хотите, то можете ехать, несколько часов я за всем тут присмотрю. – медсестра говорила уверенно, да и по ней было видно, что она явно справится одна.
- Хорошо, давайте, поедем незамедлительно, а потом, вы меня привезете обратно, потому, что надолго отлучаться из больницы я не могу. Сейчас я возьму свою сумку и спущусь.
- Спасибо! Спасибо большое! – Вангелис обрадовано пожал доктору руку. – Спасибо!
- Не стоит благодарности, моя работа быть там, где людям плохо. Спасибо будем говорить Богу, когда он нам поможет вылечить пациента. – доктор отвернулся и пошел куда-то за своей сумкой.
Улыбка на лице Вангелиса моментально исчезла и, конечно же, Фотий не мог этого не заметить.
- Вангели, ты что, расстроился из-за того, что он сказал о Боге? Да ты спятил, честное слово. Он все правильно сказал, и даже не думай с ним спорить об этом! Хватает, что ты споришь со всеми в деревне.
- Думал, что врачи не верят в Бога. – сказал кузнец, отвязывая лошадь.
- Что? Почему? – удивился Фотий.
- Ну не знаю, они же люди ученые, знают как, что и почему.
- Ты точно зациклился на этом, дружище. Если ты сам отрицательно к вере относишься, то это не значит, что всем вокруг надо это навязывать.
- То есть тебе навязывать мне обратную точку зрения можно? – Вангелис приподнял брови и выразительно посмотрел на друга.
В этот момент из больницы вышел доктор. Он был одет в светлую рубашку, заправленную в аккуратные черные брюки с подтяжками. Туфли его были настолько безупречно чистыми, что казалось, будто он купил их сегодня утром. В руках у него был черный кожаный чемоданчик, тоже блиставший абсолютной чистотой.
-  Доктор, вы поедете в этом? – удивленно спросил Фотий, протягивая врачу руку, чтобы тот взобрался на лошадь.
- Да, а что такое?
- Да ничего, просто жалко мне вашу обувь, попачкаете в деревне.
- Не волнуйтесь за это, не попачкаю. Давайте поедем быстрее, мне очень неспокойно, когда я покидаю больницу. – он говорил абсолютно серьезно, по нему было видно, что этот человек верно выбрал свою профессию.
Они двинулись в сторону деревни. Вангелис решил последовать совету Фотия и не говорить ничего лишнего. Он ушел в себя и за всю дорогу не произнес ни слова. Даже не слышал, о чем там говорил с доктором его друг. Когда они приехали, то увидели, что возле дома дяди Антея было довольно много людей. Вангелис испуганно спрыгнул с лошади и помчался к дому, опасаясь чего-то плохого. Он, ни с кем не здороваясь, растолкал всех, кто был в дверях, пока не наткнулся на дядю Антея.
- Стой, стой, что случилось? – дядя Антей приветливо улыбнулся.
- Что с отцом? – Вангелис схватил дядю за плечи.
- Да ничего, с ним все хорошо! Не переживай, сынок! Тебе тоже надо отдохнуть… Совсем перенервничал…
- Но люди… Я думал…
- Все хорошо, просто все пришли навестить твоего отца. Так что давай, веди сюда доктора, а потом перед всеми извинишься.
Вангелис почувствовал себя неловко, но ему стало легче. Он действительно перенервничал. Вести доктора не потребовалось, он пришел вместе с Фотием и, в отличие от Вангелиса, со всеми поздоровался. Войдя в комнату больного, он аккуратно раскрыл свой чемоданчик. В нем лежали какие-то замысловатые инструменты и его идеально белый халат. Он неторопливо оделся и подошел к кровати. Поздоровавшись с пациентом и, задав ему пару вопросов, он встал и подошел к Вангелису.
- Ваш отец, кхм… Пребывает немного в нездоровом психическом состоянии… - произнес он шепотом.
- Да, это его нормальное состояние, у него давняя травма.
- Физическая?
- Нет.
- Так, ясно, тогда продолжим осмотр.
Доктор еще около десяти минут осматривал мужчину. Слушал его сердце, куда-то стучал пальцами, просил то дышать, то не дышать, замерял пульс, в конце концов, он встал.
- Итак, у вашего отца сильное переутомление. У него слабое сердце. Возможно, что та пережитая им травма, о которой вы мне сказали,  его ослабила, а теперь, после тяжелого физического труда, болезнь обострилась. К счастью, организм справился с этим без критических последствий. Сердечного удара не было. Сейчас ему нужен отдых и покой, желательно давать ему не тяжелую пищу, лучше каши или супы. Через неделю я вернусь его проведать и проверю, стало ли лучше. А вам… - он посмотрел на Вангелиса. – Чай с травами для успокоения, все будет хорошо, не переживайте.
Доктор вышел из комнаты и Вангелис почувствовал, как все его мышцы расслабляются. Он чуть не упал от того, что избавился от этого напряжения. Подойдя к отцу, он поцеловал его, сказал, что все будет хорошо и сам вышел. Сначала он, как и говорил дядя Антей, извинился перед всеми, за то, что так грубо вошел, но, если говорить откровенно, на него никто и не обижался, все его понимали. Даже вечно строгая бабушка Мария, сочувствующе погладила его по руке. Доктор и Фотий уже были на улице, и кузнец последовал за ними.
   - Доктор! – закричал кузнец. – Доктор, подождите!
Фотий вместе с врачом уже сидели на лошади. На секунду Вангелис обратил внимание на туфли врача и удивился тому, что они остались такими же чистыми, как и были, будто он вообще не наступал на землю. В руке, кроме своей сумки, доктор держал еще какой-то мешок. По всей видимости, Фотий не оставил врача без внимания и отблагодарил его за помощь, какой-то заранее порезанной уткой.
- Доктор, я не знаю, как вас благодарить. – сказал Вангелис.
- Не стоит, за все благодарите Бога. Я ничего такого не сделал, лучше хорошенько следите за отцом, он нуждается в вашей заботе. – врач снова приветливо улыбнулся.
- Нет, я не могу оставить ваш визит без внимания. Вы приехали сюда, вы показали настоящий профессионализм. Я уважаю чужое мастерство, потому что и сам мастер, доктор, я кузнец. Я заметил, что у вас в сумке много разных инструментов, я могу сделать вам еще, какие хотите.
- Серьезно? – доктор удивленно посмотрел на Вангелиса.
- Да, он может, уж поверьте. – подтвердил Фотий. – Не отказывайтесь, он, правда, настоящий мастер.
- Что ж, раз уж представился такой случай, я, конечно же, не откажусь. Я передам с Фотием рисунки некоторых инструментов, если вы сможете что-то из них сделать, я буду очень рад. А пока, разрешите, нам откланяться, вы же знаете, мне очень неспокойно, когда я покидаю больницу.
Вангелис пожал доктору руку, и они с Фотием поскакали в сторону города. Провожая их взглядом, Вангелис думал о том, что на этом свете есть еще люди, также самоотверженно отдающие себя профессии, как и он сам. Он проникся глубоким уважением к этому молодому врачу, даже, не смотря на то, что тот, результаты своих трудов приписывал Богу.
После того, как все разошлись, дядя Антей вместе с Вангелисом,  перенесли его отца домой. Это был очень тяжелый день для всех, поэтому кузнец решил пока не говорить с отцом по поводу церкви, уверенный в том, что слова доктора и без того дали отцу понять, что дальнейшее его участие в строительстве не оправдано.
Чуть позже приехал Фотий и привез несколько книг, в которых бумажными закладками были отмечены места с рисунками инструментов, которые доктор просил, по возможности, сделать. На некоторых из них, где не было обозначений, он рукой приписал размеры, чтобы кузнецу было понятнее, что от него требуется. Вангелис смотрел на все эти рисунки с улыбкой, на всю эту работу у него, как раз, должна была максимум уйти неделя.
- Ты сможешь это сделать? – спросил его Фотий, когда они сидели за столом на кухне.
- Я думал, что ты обо мне лучшего мнения. – Вангелис улыбнулся и ударил друга в плечо.
- Ну, кто тебя знает… Ты, в последнее время, не в себе. Совсем от всех отстранился, я даже не думал, что ты можешь быть еще более отчужденным, чем раньше. Но теперь я вижу, что у тебя появилось настроение, это хорошо.
- Да, появилось.
- Дай угадаю, ты весь светишься, потому что доктор поддержал твое стремление запретить отцу работать.
- Ну…
- Да что я, не знаю что ли? Я за столько лет уже вижу тебя насквозь. Только знаешь что, Вангели, мне показалось, что слова этого врача навряд ли остановят твоего папу.
- О чем ты?
- Он не отступит от этой идеи.
- Ну, это просто глупо.
- Нет, друг мой, вера в праведность своих действий, это не глупость. Посмотри на многих мучеников. Они же могли отказаться от своей веры в пользу жизни, но почему-то выбирали именно смерть за свои убеждения. По-твоему это глупо, а, по-моему, они обрели нечто большее, чем жизнь.
- Что же?
- Вечную жизнь.
- Ты этого не знаешь, и не можешь знать, что прав.
- Как и ты не можешь знать, что я ошибаюсь. Я просто в это верю, потому-то мы и  зовем это верой, брат.
- Брат?
- Да, брат, я верю, что ты тоже скоро будешь разделять мои взгляды.
- Да ты шутишь…
- Бог есть любовь, Вангели, я знаю, что он любит тебя, не смотря на всё твоё упрямство, и даже ненависть к нему, он, все равно, тебя любит.
Вангелис прикрыл глаза рукой, всем своим видом показывая, насколько нелепыми он считает слова друга. Фотий лишь улыбнулся в ответ, встал, похлопал друга по плечу и вышел из дома. Вангелис остался наедине с самим собой. Отец спал в соседней комнате и кузнец не хотел его тревожить. Какое-то время он еще изучал, сидя за столом, рисунки инструментов, прикидывая в голове, как будет их делать, когда в отцовской спальне послышался шум.
- Вангели! – отец звал его хриплым голосом.
Кузнец подскочил со стула и вбежал в спальню. Илья лежал на кровати, поддерживаемый несколькими подложенными под спину подушками.
- Папа, с тобой все хорошо? – спросил Вангелис, присаживаясь рядом с кроватью отца.
- Да, все хорошо. Я чувствую себя намного лучше.
- Я очень испугался за тебя, пап. – кузнец говорил немного подрагивающим голосом. Трудно было представить, что этот могучий человек вообще может так разговаривать.
- Не переживай, Вангели, со мной все хорошо. – его отец снова был в своем сознании, он смотрел на сына с любовью, уважением и какой-то долей сочувствия. – Завтра я буду отдыхать, но через день я должен продолжить строительство.
- Отец, я тебе не позволю.
- Вангели… Мой Вангели, ты так долго заботился обо мне, что забыл, что это я твой отец, а не ты мой.
- Папа, доктор сказал, что тебе нельзя напрягаться, он бы просто так не стал говорить. Неужели эта церковь для тебя так много значит?
- Да, много.
- Ты можешь умереть из-за своего упрямства. – раздраженно буркнул Вангелис, прикрывая лицо руками, чтобы отец не видел подступающих к его глазам слез.
- У каждого человека свой крест, Вангели, мы должны терпеливо нести его до самого конца.
- Отец, я понимаю, что ты во все это веришь, но разве стоит ради всего этого умирать?
- За долгие годы, что я лишь частично провел в своем сознании, сынок, я многому не успел тебя научить. Поэтому слушай сейчас, пока я еще чувствую себя хорошо. На свете есть вещи, ради которых не жалко и умереть. Семья, вера, честь и достоинство.
- Отец, я не хочу потом винить себя в том, что не остановил тебя, когда мог. Как я могу позволить тебе пойти туда снова, зная, что ты можешь не вернуться.
- Сынок, не переживай, если Господу Богу будет угодно призвать мою душу, он заберет ее и отсюда. Я не хочу опускать руки, как я потом посмотрю в глаза твоей матери и твоей сестре.
- Когда-то ты сказал мне, что, строя эту церковь, перетащишь и мои камни тоже, хватит, сколько ты работал за меня, теперь я буду работать за тебя. Я перенесу твои камни, пап.
- Ты будешь строить церковь?
- А что мне остается, если ты так упрямствуешь.
- Церковь нельзя строить, потому что ты должен, ее надо строить с искренним желанием, от всей души, понимаешь? Посмотри на всех людей в деревне. Каждый, как может, старается, потому, что искренне хочет построить эту святыню, и если ты придешь туда и будешь работать, лишь по обязательству, тогда все их труды и вся святость этого места исчезнет. Я не позволю тебе прикоснуться ни к одному камню, пока не буду убежден, что ты делаешь это от всей души.
- Папа, я запру тебя в этой комнате, прикую к кровати, если понадобится, но не дам загубить свою жизнь! – Вангелис встал и вышел из комнаты отца, хлопнув дверью и заперев ее на ключ. 
    На секунду он прислонил ухо к двери, за ней было молчание. Он продолжал вслушиваться, ожидая, что отец начнет на него сетовать, ругаться или просто озлобленно бубнить, но ничего не было. Полная и абсолютная тишина. Вангелис обернулся и сел на пол, опершись спиной об дверь. Он решил, что сегодня останется тут. Он никуда больше отсюда не уйдет, он сделает все, чтобы не дать отцу выйти из дома.
Вангелис просидел так больше двух часов, думая обо всем, что сегодня произошло. Отец, доктор, церковь, Фотий и его нравоучения, - все это вихрем крутилось в его голове под звуки поступающей осенней грозы. Свеча давно погасла, а он продолжал сидеть в темноте, лишь иногда освещаемый светом мелькавших молний.
Невозможно передать словами всю степень отчаяния, которое в тот момент царило в его душе. Он не знал, правильно ли он поступает. Все это было слишком сложным для молодого парня. Ему хотелось, чтобы кто-то другой пришел и принял за него решение, но помощи ждать ему было не от кого. Он знал, что если отец не слушает его, то других не будет слушать и подавно. Утомленный прошедшим днем и тяжестью проносившихся в голове мыслей, он так и заснул, сидя у двери.
Когда он проснулся, на улице уже вовсю светило солнце. Голова ужасно болела, а шея вообще отказывалась крутиться. Он приподнялся с пола и, разминая спину, снова приложил ухо к двери, прислушиваясь к происходящему за ней. Ничего не услышав, он повернул ключ и вошел в комнату. На секунду он не поверил своим глазам, отца в комнате не было, а окно было аккуратно выломано.
- Вангели… - за его спиной послышался шепот, и кузнец от страха резко обернулся, на пороге дома стояли Фотий и дядя Антей без папиросы в зубах.
- Где отец?
- Он умер, Вангели… - сказал дядя Антей.
Вангелис истерически засмеялся. В голове все помутилось, ему казалось, что все это нереально, что он просто в очередном из своих жутких кошмаров. В глазах начало темнеть, его сильно затошнило, он не чувствовал, как дядя Антей и Фотий его подхватили. Он ничего больше не чувствовал.
Глава 5.

Вангелис пришел в себя ближе к обеду. Вокруг слышались голоса. Он открыл глаза и увидел сидящего рядом с собой друга. Дверь его спальни была закрыта, но кузнец отчетливо слышал, что за ней много людей. Голова все еще кружилась. Сознание понемногу возвращалось, и он вспомнил, почему его потерял. На его глазах проступили слезы. Фотий взял его за руку.
- Я тебе соболезную, брат.
- Нет… - Вангелис уже в открытую плакал. – Не может быть… Я его запер! Я его запер! Он там, в своей комнате! Посмотри! Иди, посмотри! Он должен быть там!
У него снова началась истерика. Фотий схватил его за плечи, чтобы тот не вставал с постели. В комнату ворвался дядя Антей. За дверью, и правда, было много людей, которые в данный момент видели, как кузнец вырывается из рук своего друга. Ему и дяде Антею на помощь кинулись еще двое мужчин. Вангелис явно не отдавал себе отчета в происходящем. Он был буквально безумен в этот момент.
- Вангели! Вангели! – дядя Антей бил его по щекам, но результата это никакого не приносило. Трое мужчин еле удерживали этого могучего парня в кровати, а тот продолжал вырываться, крича, что отец в своей спальне.
- Его надо окунуть. – сказал один из мужчин.
- Думаешь, это поможет? – спросил дядя Антей.
- Долго мы его так не удержим! – крикнул Фотий, двумя руками держа одну левую руку своего друга, который продолжал свои попытки вырваться.
- Давайте, на улице есть бочка.
Они подняли кузнеца с кровати, благо тот был полностью одет, потому как отключился он тоже одетым. С большим трудом они тащили вырывающегося парня на улицу. Сложнее всего было, когда они проходили мимо комнаты его отца. Люди в доме смотрели на все это с неподдельным сочувствием. Многие женщины плакали, среди них была и Христина. Когда они вышли на улицу, то подвели парня к стоящей во дворе бочке с водой. Фотий и двое мужчин держали кузнеца, а дядя Антей, одним движением руки окунул его в холодную воду.
Отрезвляющая прохлада, словно током обдала его тело. Вангелис сразу же пришел в себя. Он понял, что происходит. Когда его подняли из воды, он в отчаянии посмотрел на дядю Антея.
- Вангели… Вангели… Ты с нами? – спрашивал он, всматриваясь в глаза кузнеца.
- Дядя…
- Слава Богу…
- Дядя… мне плохо… - все лицо Вангелиса было мокрым, но было видно, как из его глаз ручьем текут слезы. Его все еще держали. Он отодвинул друга рукой и упал на колени. Его стошнило.
- Фотий, подними, подними его. – сказал дядя Антей. – Христина! Христина! Принеси полотенце!
- Вангели, мы с тобой. Мы с тобой, ты слышишь? – Фотий подхватил друга за плечо и приподнял его с земли.
- Фотий, я не хочу домой… Я не хочу…  Мне плохо… - его снова стошнило, друг держал его, не давая упасть.
Из дома, держа в руке полотенце, выбежала Христина. Она подбежала к дяде Антею и, отдав полотенце ему, поспешила обратно, не в силах смотреть на Вангелиса в таком состоянии. Дядя Антей вытер кузнецу лицо.
- Его надо положить. – сказал он, глядя на своего сына.
- Где? Он сказал, что не хочет домой.   
- Несите его к нам домой, пусть пока там полежит. Фотий, не отходи от него, понял? – дядя Антей посмотрел на своего сына строгим взглядом.
- Да, папа. Вангели, пойдем к нам, побудешь пока у нас. Пошли потихоньку. – Фотий, положил руку друга на плечо и тот, опершись на нее, медленно зашагал.
Холодная вода, действительно, немного привела Вангелиса в чувство. Он уже понимал, что происходит, но, все еще, находился, будто в состоянии опьянения. Голова была ужасно тяжелой, словно железной, ноги еле подчинялись его приказам, а в груди отдавала невыносимо жгучая боль. Голос Фотия звучал, словно какой-то фоновый шум. Кузнец совсем не обращал на него внимания.
Они шли медленно. Деревня была абсолютно пустой, ведь все до единого жителя сейчас находились в доме Вангелиса. Снова собирался дождь. Обычная гроза, кажущаяся в другое время чем-то обыденным и знакомым, сегодня, словно неизведанная угроза пугала сознание кузнеца. В его голове одна за другой рождались мрачные мысли и всплывали печальные воспоминания. Он плакал, но сам этого не понимал. Слезы просто катились из его глаз, падая на, и без того, мокрую землю.
Когда они прошли последний поворот, на холме во всей красе показалась строящаяся церковь. Душа Вангелиса вскипела искренней злобой, но у него не было сил даже на то, чтобы что-то об этом сказать, поэтому он опустил голову, стараясь смотреть только под ноги. Дома у Фотия, естественно, никого не было.
- Давай, тебе надо прилечь. – сказал он, все еще придерживая друга.
- Нет, давай, лучше присядем. – Вангелис чувствовал, что к нему понемногу возвращается сила. – Дай мне воды, пожалуйста. А то мне все еще нехорошо.
- Давай налью тебе настойку?  У нас есть хорошая из горных трав, успокоишься.
- Я спокоен. – буркнул кузнец, плюхаясь на стул.
- Нет, ты не спокоен, но, если хочешь воды, то дам тебе воды.
- Давай уже свой настойку… - Вангелис положил голову на стол и закрыл ее руками. – И воды тоже…
Через несколько минут все было готово. Фотий принес настойку, бережно закупоренную дядей Антеем, открыл ее без капли сожаления и набрал в стакан.
- Пей. Только пей быстро, она противная на вкус.
Вангелис взял стакан и осушил его буквально за два глотка. Лицо его скривилось от терпкого вкуса, а тело моментально пробрала дрожь. Он тут же набрал в стакан воду из кувшина и также залпом его осушил.
- Ужасная вещь… - сказал Фотий, глядя на отвращенное выражение лица своего друга.
- Кошмар… И дядя это пьет? – кузнец до сих пор немного подрагивал от только что пережитых неприятных вкусовых ощущений.
- Лекарство сладким не бывает. – философски сказал Фотий. – Может, тебе лучше поспать?
- Нет… Спать я сейчас точно не смогу. Я не знаю, что мне делать… Вся жизнь, будто оборвалась. У меня чувство, что это сон, что этого не может быть… - Вангелис был абсолютно растерян.
- Ты же знаешь, мы всегда рядом, если тебе нужна будет помощь.  – Фотий закупорил бутылку с настойкой. – Думаю, что больше ты, пока, не захочешь.
- Правильно думаешь… Фотий, я хочу знать, что случилось… Расскажи мне, прошу тебя.
- Вангели, ты сейчас не в себе, тебе нельзя волноваться.
- Мне лучше. Правда. Я, все еще, в каком-то опьянении и меня чуть потряхивает, но мне лучше.  Фотий, скажи мне, я хочу знать…
- Да там и рассказывать особо нечего, Вангели. Мы нашли его возле церкви, утром. – Фотий опустил взгляд в пол, ему было очень нелегко говорить своему другу такие слова.
- Где именно?
- Прямо возле церкви. Он лежал на земле. По всей видимости, твой отец нес камень, когда это случилось, он лежал рядом с ним… И… - Фотий на секунду остановился.
- Что? – спросил кузнец дрожащим голосом.
- Одна его рука была на этом камне… Папа сказал, что, скорее всего, перед самой смертью, он, уже лежа на полу, толкал этот камень в сторону церкви.
- Как глупо… - Вангелис заскрипел зубами. – Это все моя вина…
- Нет, не говори так, прошу тебя, тут нет твоей вины, тут нет ничьей вины. – Фотий положил руку другу на плечо.
- Я чувствовал… После слов этого доктора, я это почувствовал… Отец не захотел меня послушать. Я запер его, Фотий, запер в его комнате, когда ты ушел… Этого оказалось недостаточно.
- Это не значит, что в этом есть твоя вина. Это просто произошло, Вангели. Да, это больно, но мы все разделим эту боль вместе с тобой, мы поможем, ты не один в этом горе.
- Мне надо домой…
- Нет, я тебя не пущу, тебе сейчас лучше немного отдохнуть и прийти в себя. Я не хочу, чтоб, дойдя до дома, ты снова потерял рассудок. – голос Фотия звучал уверенно, хотя он знал, что если Вангелис захочет уйти, то ему его не остановить.
- Слушай, пока я более или менее в себе, я прошу тебя… Отведи меня домой, потом у меня может не хватить сил на этот шаг, а я потом не прощу себе того, что не был рядом с отцом.
- Ты уверен?
- Да… - Вангелис поднялся из-за стола, и они вышли на улицу. В сторону церкви кузнец старался не смотреть, сейчас он хотел отрицать даже само ее существование. Путь назад оказался более тяжелым для кузнеца, он шел сам и у него, то и дело, подкашивались ноги, но, шаг за шагом, они вместе с Фотием приближались к дому.
Людей меньше не стало. Большинство толпилось во дворе, сбившись в разные кучки. Разговоры велись полушепотом, поэтому что-либо разобрать в этом море тихих звуков было невозможно. Вангелис с ужасом смотрел на входную дверь своего дома. Внезапно его охватил панический страх, и он буквально оцепенел, не в силах больше сделать ни шага. Он начал часто дышать и понял, что ему вновь становится плохо. Вся та решимость, что была в нем, моментально исчезла, и ее место занял непреодолимый страх и тяжелая, острая скорбь.
Когда все присутствующие увидели кузнеца, то разговоры моментально остановились. Один за другим к нему начали подходить люди, выражая свои соболезнования. Вангелис был искренне им всем благодарен, но не мог вымолвить и слова. Он лишь, молча, кивал, смотря безумными глазами в сторону дома.
- Вангели, мы пойдем туда? – спросил Фотий, указывая на дверь. – Или вернемся ко мне, хочешь?
- Я не знаю… - Вангелис колебался. Головой он понимал, что так будет правильно, но сердце судорожно сжималось, заставляя его сомневаться. – Я не могу…
- Хорошо, тогда пойдем обратно?
- Нет… Давай, пока постоим здесь… - сказал шепотом кузнец. – Просто…
- Что?
- Просто пока я его не увидел это, как будто, не по-настоящему… Ты понимаешь, Фотий? Если я его увижу… Если увижу… Все это станет реальностью.  – Вангелис прикрыл рот рукой, к его глазам снова подступали слезы, он не мог унять дрожь, и еле стоял на ногах.
- Я не хочу тебя торопить, Вангели… - сказал Фотий, обняв своего друга. – Но, чем дольше ты откладываешь, тем больнее тебе будет.
- Идём…
Он, шатаясь, шел вместе с другом к своему дому. Люди расступались перед ним, давая дорогу. Друг держал кузнеца за плечи. Порог. Снова ступор. Вангелис остановился прямо перед ним, не в силах его переступить. В комнате тоже было много людей, молча наблюдавших за тем, как Вангелис, поддерживаемый другом, стоит возле порога.
- Я знал, что ты быстро вернешься. – изнутри послышался голос дяди Антея. – Я буду с тобой, пошли вместе…
- Дядя… Мне страшно…
- Я знаю, сынок, знаю… Но ты должен принять это. Будешь ждать, будет хуже… Поверь, я знаю. – Дядя Антей взял кузнеца за руку, и тот перешагнул через порог.
Дверь отцовской спальни была закрыта. Вангелис сам протянул руку и открыл дверь. Сердце его ужасно колотилось, он дрожал всем телом, и оставался на ногах, наверное, только благодаря Фотию и дяде. Он зажмурился и зашел в комнату, не открывая глаз. Руки его сжались в кулаки, зубы стиснулись, все тело напряглось, словно натянутая струна.
- Открой глаза, Вангели! Открой глаза! – кричал дядя Антей.
- Нет! Я не хочу! Не хочу! – у него снова началась истерика, он постарался вырваться из рук дяди, но тот держал его крепко.
- Посмотри! Ты должен посмотреть!
- Вангели, открой глаза… - просил его Фотий, чуть ли не плача.
- Нет! Нет!
Дядя взял его за грудки и начал трясти, чтобы тот пришел в себя. Даже из закрытых глаз кузнеца струей лились слезы. Он отчаянно сопротивлялся. За дверью все слышали эту борьбу человека с обрушившейся на него реальностью. Никто не мог остаться равнодушным. Все, кто стоял на улице, вошли в дом, чтобы поддержать молодого парня, лишившегося всего.
После нескольких пощечин от дяди, которые немного привели его в чувство, Вангелис, все-таки, открыл глаза. Он увидел отца, лежавшего на своей кровати с закрытыми глазами. Руки его уже были сложены на груди и держали маленькую икону Богородицы. Он лежал, обложенный цветами, будто просто находясь в глубоком сне. Вангелис упал перед кроватью на колени и положил голову отцу на плечо.
Он не просто плакал, это был настоящий вой. Крик истинной боли, оглушивший округу. Он кричал и звал своего отца. Дядя Антей и Фотий, держали его за плечи. Могучий кузнец, выглядевший для всех суровым мужчиной, не способным на эмоции сейчас плакал, как ребенок. Со временем его вздохи стали тише, пока, наконец, он, немного, не успокоился.
Вангелис просидел подле отца до самого вечера. Люди поочередно заходили в комнату, выражая свои соболезнования. Кто-то стоял подолгу, а кто-то сразу же выходил, не в силах видеть подобную картину. Единственным, кто всегда оставался рядом с кузнецом был дядя Антей. Он не отходил от Вангелиса ни на шаг, порой что-то нашептывая ему в ухо, когда тот снова начинал плакать.
С каким трудом кузнеца удалось завести в комнату отца, с таким же трудом его приходилось оттуда и выводить. К вечеру у него не особо оставались силы, но, все же, Вангелис не хотел оставлять отца. Сейчас ему хотелось побыть с ним, как можно дольше, но дядя Антей настоял, что ему нельзя оставаться рядом с покойным ночью.
Ближе к ночи, все уже разошлись по своим домам. У Вангелиса дома оставались только дядя с женой и бабушка Мария. Несмотря на усталость, спать кузнец не хотел. Он с ужасом не представлял, как вообще когда-нибудь сможет закрыть глаза. Однако, после настойки, которую ближе к полуночи принес Фотий, куда-то запропастившийся на весь день, Вангелис, все-таки уснул.
Утро пришло очень быстро. Он не видел никаких снов. По крайней мере, ему так казалось. Проснувшись, первым делом, Вангелис направился в комнату отца, где уже сидел дядя Антей.
- Ну как ты? – спросил он с отеческой заботой в голосе.
- Никак…
- Фотий говорил со священником, освящавшим фундамент нашей церкви.
- Дядя, я не хочу сейчас о ней слышать. -  раздраженно бросил кузнец.
- Мы хотим похоронить твоего отца рядом с ней.
- Ни за что!
- Вангели, не глупи, ты понимаешь, какая эта честь? Твоя злоба лишь помешает твоему отцу на том свете. Если мы похороним его рядом с церковью, его душе будет легче.
- Я не верю в это.
- Вангели, сейчас ты расстроен, я знаю, но даже сгоряча, не говори такие слова. – дядя Антей встал со стула и подошел к кузнецу вплотную. – Господь есть и он велик, и если кто и может сейчас помочь твоему отцу, то только он.
- Велик? Знаешь, что мне сказал отец, когда вы начали строить эту церковь, дядя? Он сказал, что Господь всегда дает человеку силы преодолеть те испытания, которые посылает… Почему же он тогда забрал моего отца? Зачем он послал ему эту навязчивую идею?
- Я не знаю, но раз он сделал так, значит так было нужно… Не нам… - дядя Антей не успел закончить, как кузнец его перебил.
- Дядя, прошу тебя… Не будем об этом. Ни о какой церкви я не хочу слышать.
- Вангели, сынок. – мужчина положил юноше руку на плечо и придвинул к себе. – Я скажу это лишь один раз, чтобы ты правильно меня понял. Хочешь ты этого или не хочешь, но твой отец будет похоронен там. Это величайшая честь. Люди должны помнить о том, что он сделал для этой церкви и, каждый раз, молиться о нем Богу. И ты не посмеешь лишить своего отца этих молитв. Если же ты сделаешь это, то тогда от тебя все отвернутся. Хоть раз в своей жизни отступи от своего упрямого принципа и поступи правильно.
Вангелис молчал. Он не знал, что ответить. В глубине души он понимал, что дядя говорит правильные вещи. Теперь он окончательно запутался во всем, что вокруг него происходит. Он потерял все. Ту спокойную жизнь, к которой он так привык, потерял своего отца, потерял понимание того, что правильно, а что нет.
- Хорошо, дядя, делай, как правильно. – Вангелис сел рядом с отцом и снова заплакал. -  Это была его вера, и я правда не могу его  ее лишить… 
- Ты поступаешь верно. – дядя Антей еле заметно улыбнулся.
Похороны Ильи состоялись в то же утро. Оказалось, что Фотий, отсутствовавший вчера весь день, успел позаботиться обо всех вопросах. На церемонию пришло очень много людей. Конечно, Вангелис не особо понимал, что происходит, но то, что столько человек пришло проводить его отца, оказало на него довольно сильное впечатление. Среди приехавших был и доктор, который узнал о кончине своего пациента от Фотия, покупавшего в городе все для похорон. Были люди из других деревень, некоторых из которых Вангелис даже не знал.
Стены церкви, рядом с которой хоронили Илью, были уже довольно высокими, но, строительство еще явно не было завершено. Вангелис старался не смотреть в их сторону, чтобы избежать плохих мыслей, не оскорбив ими своего отца. Многие произносили речи, говоря не только о том, каким хорошим Илья был человеком, но и о том, как искренне и самоотверженно о нем всю жизнь заботился Вангелис.
- Я вам очень соболезную… - Вангелис услышал за спиной голос доктора, когда все уже начали идти на трапезу, организацию которой взяли на себя все жители деревни. – Жаль, что я не смог ему помочь.
- Спасибо вам за все… Вы сделали все, что могли. – сказал Вангелис.
- Вы тоже. – ответил доктор.
- Что? – удивился кузнец.
- Ну, по вашему виду я вижу, что вы вините себя в случившемся, но, поверьте, вы ничего не смогли бы сделать, даже если были бы рядом. Когда Господь зовет нас, как бы мы не цеплялись за жизнь, она от нас ускользает. Но, когда наше время еще не пришло, то, даже находясь на грани смерти, мы можем быть уверены, что останемся живы.
- О чем это вы?
- Я говорю о том, друг мой, что не нам выбирать время смерти. Пусть я работаю врачом недолго, но даже за свою скудную практику я видел, как исцелялись те, кто должен был утром умереть, и как умирали те, кто, казалось бы, еще должен жить и жить. Поэтому не переживайте, не корите себя. Что бы вы там себе не думали, вы не могли это остановить. – он понимающе посмотрел на Вангелиса. – Я принес вам вот это.
Он протянул кузнецу какой-то пузырек.
- Спасибо, а что это? – поинтересовался Вангелис, разглядывая маленький сосуд с прозрачной жидкостью.
- Успокоительное, причем очень хорошее. Добавляйте несколько капель в воду, вам станет легче… А мне пора идти, простите, что не остаюсь на трапезу, вы же знаете мне…
- Вам очень неспокойно, когда вы покидаете больницу, я помню. – Вангелису на секунду показалось, что он даже немного улыбнулся, произнося эту фразу. – Кстати, насчет ваших инструментов, я их обязательно сделаю, но чуть позже.
- Не беспокойтесь. – доктор протянул ему руку для рукопожатия.
- Вы тоже. – ответил Вангелис, пожимая руку.
Попрощавшись с Вангелисом, доктор отвернулся и пошел вниз по склону холма. Провожая его взглядом, кузнец удивился тому, как в такой грязи этот человек умудряется сохранить свои туфли в такой безупречной чистоте. Направившись в сторону дома дяди Антея и, проходя мимо церкви, Вангелис увидел одиноко лежащий на земле камень. На мгновение он оцепенел от ужаса, но голос Фотия привел его в чувство.   
- Это он… - сказал он тихо, прихватив друга за плечо. – Пойдем, не будем его трогать.
- Я хочу его сломать…
- Я знаю, но он не виноват, Вангели, это просто камень, пошли. Видел, как ты говорил с доктором, хороший он парень. – Фотий решил немного отвлечь друга, и они зашагали в сторону дома.
- Да, принес мне успокоительное. Я, честно говоря, вообще не ожидал его тут увидеть.
- Я вчера рассказал ему, что произошло.
- Ты настоящий друг, Фотий, вы столько сделали для меня за эти два дня, что мне в век с вами не расплатиться.
- Ты нам ничего не должен, Вангели, ты нам как родной человек, поэтому не беспокойся ни о чем. Сначала, наверное, будет трудно привыкнуть к другой жизни, но, со временем, станет легче, а мы будем рядом.
- Спасибо…
- Кстати, об этом враче, ты видел какие у него чистые туфли?
- Да… - Вангелис немного улыбнулся.
- И как он это делает? – Фотий держа друга за плечо, повел его вниз по холму. Разными способами, пытаясь отвлечь кузнеца от осознания того, что они оставляют позади, погребенным в земле, его отца, скончавшегося так неожиданно и скоропостижно, Фотий говорил обо всем на свете, но только не о церкви и не оставшемся лежать на земле камне.

Глава 6.

Как чувствует себя человек, похоронивший утром отца? В такие моменты, кажется, что вся жизнь остановилась и, что больше ничего не имеет смысла. Кто-то хочет плакать, кто-то злится на весь мир и громит посуду, а кто-то скрывает свои эмоции, как наш кузнец.
Вангелис сидел за столом и смотрел в окно, в котором была абсолютная ночная пустота. Он думал о том, как точно этот непроглядный мрак отражает состояние его души. На столе уже почти растаявшим до подсвечника огарком, горела свеча. Дом был поглощен абсолютной тишиной, даже ветер, который к вечеру немного усилился, принеся за собой тяжелые тучи, сейчас приутих, боясь издавать лишние звуки.
Ужасная усталость накатывала на кузнеца волнами, практически полной потери сознания. Он боролся со сном как мог, но, периодически, его голова опускалась на грудь, а затем резко возвращалась в свое привычное положение, заставляя его признать необходимость хотя бы небольшого отдыха. Он встал из-за стола и шатающейся походкой направился в спальню. Рухнув на кровать, даже не раздеваясь, он сразу же погрузился в глубокий, но тревожный сон.
Во сне он видел, будто бы идет по дороге к строящейся  церкви, все вокруг было темноватым, но от нее исходил какой-то теплый свет. Он шел туда, не понимая зачем. Просто переставляя ноги, он прошел всю деревню, дошел до холма и, не чувствуя никакой усталости взобрался по холму наверх, прямо к источнику света. Поднявшись на холм, он увидел ту самую недостроенную церковь, тот самый камень, который он видел утром и сидящего рядом с ним отца.
- Отец! – он бросился ему навстречу, но ноги его не слушались, он хотел дотянуться до него, но не мог.
- Успокойся, Вангели, сынок, успокойся. – Илья говорил тихим и умиротворенным голосом, казалось, что он счастлив.
- Отец, прости меня, я не уберег тебя, отец! Папа! – Вангелис кричал, ему хотелось вновь прикоснуться к отцу, но он просто не мог сдвинуться с места.
- Сынок, ты не виноват ни в чем. Я наоборот благодарен тебе за все те годы, что ты, забыв про себя, ухаживал за мной. Ты был сильным, очень сильным ради меня, и я всегда буду об этом помнить. – Илья говорил обо всем этом с улыбкой, он больше не повторял за собой слова, его разум словно был очищен от всего. – Ты много трудился, сынок, ты можешь отдохнуть, ты и так сделал больше, чем должен был.
- Отец… - Вангелису казалось, что он плачет, хотя слез он не чувствовал.
Илья встал с земли и потянулся за лежавшим рядом с ним камнем, от которого тоже исходил свет, как и от всей недостроенной церкви. Он прикоснулся к нему руками, а потом попытался поднять, но не мог.
- Нет! Отец! Не трогай его, прошу тебя! Не трогай его!
Илья обернулся к своему сыну. Он подошел к нему и положил руку ему на плечо. Вангелис почувствовал небывалый покой, ему было так хорошо, от того, что он снова почувствовал прикосновение отца. Илья смотрел на сына и понимающе улыбался:
- Я знаю, сынок, знаю, что ты волнуешься…
- Я не хочу, чтобы ты умирал, папа, прошу тебя, не трогай этот камень.
- Я больше не могу сдвинуть его с места, сынок, но это не значит, что я перестану пытаться, помни, у каждого из нас свой крест… Свой крест… - повторил он. Все вокруг потемнело. Вангелис почувствовал сильную боль в груди и голове, он кричал, но не слышал своего крика, он руками разрывал темноту, которая его окутала, пытаясь вновь вернуться к отцу, но не мог. Он стал ощущать, будто падает, пока, наконец, не открыл глаза.
На улице было уже светло, хотя небо и было затянуто тяжелыми тучами, было ясно, что уже давно утро. Вангелис присел на кровати и схватился за голову, она очень сильно гудела, и ему казалось, что его сейчас вырвет от этой боли. Он поднялся с постели и направился на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Какого же было его изумление, когда он увидел, что у него на кухне за столом сидит Фотий, а Христина хлопочет, что-то готовя на завтрак.
- Ну как ты, друг мой? – спросил Фотий, подняв взгляд на кузнеца.
- Паршиво… Что вы здесь делаете?
- Пришли тебя проведать, конечно же, садись за стол, сейчас сестра нам сделает поесть.
- Мне нужен свежий воздух, Фотий, я не очень хорошо спал.
После этих слов Христина обеспокоенно посмотрела сначала на Вангелиса, потом на своего брата, однако не промолвила ни слова.
- Ладно, пойдем, подышим воздухом. – сказал Фотий, вставая из-за стола. – Только недолго, хорошо? Нам обязательно нужно поесть…
- Да, да… Хорошо. – согласился Вангели, выходя из дома.
Свежий воздух ударил его в лицо сентябрьской осенней прохладой. Он вдохнул полной грудью, и голову немного отпустило, хотя на секунду ему показалось, что он потеряет сознание. Фотий заметил, что другу не очень хорошо и вовремя подхватил его рукой.
- Все хорошо, Вангели? – обеспокоенно спросил он, глядя своему другу прямо в глаза.
- Да, все нормально… Я видел отца во сне… - кузнец присел на лавочку, стоявшую возле входной двери.
- Да? – удивился Фотий. – И как он? Что ты видел?
- Он был спокоен… Он был самим собой, не тем, кем я за столько лет привык его видеть…
- Он сказал тебе что-то?
- У каждого из нас свой крест… - прошептал Вангелис и по телу Фотия поползли мурашки.
- Господи…
- Я видел его возле церкви, он снова пытался поднять тот дурацкий камень. Я сказал ему, чтобы он его не трогал, но он ответил, что не перестанет пытаться, хотя поднять его уже не в силах.
- О Боже, Вангели, ты понимаешь, что это значит?
- Что?
- Он хочет, чтобы ты закончил за него строительство этой церкви! Он сам уже не может поднять этот камень, но ты можешь! Это твой крест!
- Нет! Я изначально в это не верил, Фотий, я и отца из-за этого потерял, я не стану больше потакать этой затее. – на глазах кузнеца показались слезы, он прикрыл лицо руками и тихо заплакал.
- Ладно, друг… - Фотий положил ему руку на плечо. – Может ты и прав, тебе сейчас надо себя беречь, может вернуться к привычным делам, отвлечься…
- Я пойду добывать руду сегодня.
- Так, а вот это не лучшая идея, дружище, ты погоду видел? Дождь может хлынуть в любой момент, лучше повозись-ка ты сегодня в кузне, может, сделаешь инструменты для того доктора, с поразительно чистыми туфлями?
- Нет, я пойду за рудой, ее добыча всегда меня успокаивает. К тому же я могу выместить все зло на камне, ломая его своей киркой, мне это помогает. – Вангели вытер глаза и умылся из бочки с водой, которая стояла рядом. Это была та самая бочка, в которую его недавно окунали головой, чтобы привести в чувство.
- Давай тогда я пойду с тобой, мне будет спокойнее.
- Нет, друг мой, не переживай, со мной все нормально, к тому же, ты же знаешь, ни один зверь меня не застанет врасплох, тем более, если я буду с киркой в руках.
- Да, когда у тебя в руках этот инструмент, даже скалы тебя боятся, что уж говорить о живых существах. Ну ладно, пойдем, поедим.
Они вернулись в дом, где спокойно позавтракали. За столом говорил один Фотий. Христина и Вангели пребывали в полном безмолвии. Когда трапеза была окончена, Христина убрала со стола, и они с братом отправились домой, а Вангелис снова остался один, наедине со своим горем.
В голове у него уже был план о том, как ему занять сегодняшний день, поэтому он отправился в кузню, достал свою огромную кирку, а затем принялся запрягать лошадь в телегу, чтобы принести как можно больше руды и занять себя на несколько дней. Вангелис знал, что только работа способна отвлечь его от ужасных мыслей, рождавшихся в его голове, толкавших его на отчаяние и печаль. Ему было не привыкать спасаться от горя в работе, поэтому, подготовив все для добычи руды, он повел лошадь в горы.
Не смотря на мрачный день и небо, застланное сплошной пеленой черных туч, красота горной местности, где жил кузнец, была поистине величественной. Воздух был наполнен пьянящим ароматом уже отцветающих трав, вокруг журчали горные ручейки, пели птицы, не решавшиеся взлетать из-за нависших тяжелых туч, с которых, время от времени срывались небольшие раскаты грома. Он шел уже давно проторенной им же самим тропинкой, к месту, возле небольшого водопада, которое он так любил. Дойдя до него, он распряг лошадь, чтобы та могла свободно пастись, пока он будет добывать руду.
Тучи над ним еще больше налились чернотой, но это его не пугало. Он поднял кирку и с силой опустил её на первый камень, расколов его пополам, обнажая драгоценную железную руду. Ему стало легче, казалось, что все мысли отошли куда-то в сторону, он вновь поднимал свой инструмент, и вновь с огромной силой опускал его на камни. Работа спорилась. Вангелис вымещал всю свою злобу на этих безмолвных скалах. На секунду он остановился, оглянулся, будто проверяя точно ли нет никого рядом:
- Ненавижу! – крикнул он изо всех сил, и снова ударил киркой по камням.
Пошел дождь. В ту же самую секунду начался сильный ливень, но кузнец не бросил своего занятия. Все воспоминания, все скверные мысли, вся та злоба, которая копилась в нем с детства, вырывалась наружу в его истошных криках:
- Господи! Я ненавижу тебя! Если ты есть, явись мне! Явись мне и говори со мной! Ответь мне! Ответь мне! – он изо всех сил бил работал инструментом, чуть ли не стирая скалу в порошок.  Сверкнула первая молния, а за ней следом грянул сильнейший гром, разошедшийся эхом по всей округе. Лошадь, испуганная этим звуком, припустила домой, но кузнец не обращал на это ни малейшего внимания.
- Тебя нет! Ты лишь обман в головах людей! Если ты есть, ответь мне! Зачем ты забрал его!? Зачем ты забрал его!? – дождь лил все сильнее, промокшая насквозь одежда мешала кузнецу работать, и он скинул с себя все, оставшись в одних штанах. Злоба, жившая внутри него, продолжала выплескиваться наружу, он не видел ничего вокруг себя, а просто без памяти работал своей киркой. 
Сверкнула еще одна молния, на этот раз, ударив совсем рядом с кузнецом, гром пришел за ней практически мгновенно, на секунду заглушив собой все другие звуки. И это не смутило Вангелиса, он продолжал бить по камням, бить отчаянно, словно безумный.
- Явись! Явись! Явись мне! – кричал он. – Явись, чтобы я поверил в тебя! Явись, чтобы я знал, что отец мой не зря погиб! Явись! Хочу увидеть тебя! Иначе не поверю! Не поверю! Тебя нет! Нет! Все это напрасно! Все эти смерти напрасны! Тебя нет!
Вангелис с силой ударил по скале, которая была чуть выше него. Она треснула под мощным ударом, вобрав в себя добрую половину рабочей части его кирки. Кузнец потянул инструмент назад, но он не поддался. Кирка плотно застряла в скале. Вангелис оглянулся, чтобы посмотреть, чем он может достать свой инструмент из скалы и только теперь осознал, что большинство его одежды лежит на полу, что лошади уже давно нет и, что телега стоит полностью вымокшая от дождя.
- Нет… Я не сдамся! Я не уйду, пока ты не явишься мне! Тебе ясно!? Я не уйду, пока не увижу тебя!
Вангелис потянулся рукой к кирке, но в эту секунду в нее ударила молния. Сильнейшим хлопком раздался взрыв, разнесший скалу, в которой застряла кирка на кусочки, и отшвырнувший кузнеца на несколько метров. Несколько минут Вангелис не мог прийти в себя, а когда очнулся, то почувствовал, что весь исцарапан камнями от разлетевшейся скалы. В ушах сильно звенело, звуки вокруг казались глухими и тяжелыми, Вангелис на ощупь поднялся на ноги, схватился за пульсировавшую от боли голову и открыл глаза. То, что он увидел, заставило его снова упасть на колени.   
В той скале, в которой застряла его кирка, молния своим ударом обнажила огромный железный самородок, ростом с самого кузнеца. Это была не просто бесформенная груда самородного железа, это был крест, огромный, железный крест. Он имел неровные грани, был в некоторых местах покрыт скальным налетом, но это был крест правильной пропорции. Вангелис стоял перед ним на коленях и плакал. Он не верил своим глазам, то и дело, протирая их и снова смотря на появившееся перед ним чудо. Долгое время он так простоял перед ним, не смущаемый ливнем и новыми молниями, он просто стоял и смотрел, лишенный дара речи и сомневавшийся, что все это происходит на самом деле. Преодолев это внутреннее борение, он, наконец, поднялся на ноги и произнес лишь одну фразу:
- У каждого свой крест… Как ты и говорил, папа… - кузнец занес свою кирку вновь и ударил о камень в основании этого креста, тот послушно надломился и огромный железный самородок рухнул на плечи еле сдерживавшего его кузнецу. Приложив нечеловеческие усилия, Вангелис тащил этот крест к, промокшей от дождя телеге, донеся его до места, он с криком вложил всю свою мощь в последний толчок и погрузил этот самородок.
На секунду потеряв все имевшиеся в нем силы, он упал рядом с колесом и посмотрел на небо. Оно все еще было затянуто тяжелыми тучами, с которых срывались капли дождя, но оно уже не казалось таким грозным. Сделав глубокий вдох, кузнец прошептал:
- Господи, подай мне сил… - с этими словами он снова встал и принялся тащить телегу вручную. Поначалу она не слушалась, казалась, будто приросшей к земле, но затем, под его неутомимым натиском, она поддалась и послушно покатилась домой.
Везти крест в телеге до кузни было не так тяжело, ведь ехать приходилось с горы, поэтому нужно было лишь следить, чтобы ее наклон правильно делал свое дело. А вот выгрузить крест, и затащить его в кузню было делом не из легких. Благо у Вангелиса было достаточно смекалки и различных инструментов, чтобы справиться и с этой задачей.
Положив крест на свой кузнечный стол, Вангелис принялся растапливать печь, благо угля и дров было предостаточно. Он снова был в своей стихии, инструменты послушно подчинялись его воле и, казалось, сами делали то, что он от них хотел. Через час жар в печи был уже достаточно сильным, и кузнец принялся раскалять верхнюю часть креста. Весь крест раскалить сразу он не мог, ведь самородок был просто огромным, поэтому ему пришлось вращать его, накаляя по очереди его части, и придавая им правильную форму и ровные грани.
Он не знал, сколько было времени, не знал, сколько он работал. Он вышел из кузни лишь один раз, отправившись в спальню к своему отцу, где рядом с несколькими иконами стоял небольшой крест с распятием. Взяв его за образец, Вангелис полностью повторил имевшееся на нем изображение, выгравировав его различными инструментами на большом кресте. Затем он остудил его и начистил до блеска. Теперь этот самородок представлял собой правильный крест бронзового цвета с выгравированным на нем черным цветом распятием.
Посмотрев на плод своих трудов, Вангелис присел на стуле у себя в кузне и прямо там же провалился в сон. Теперь это был спокойный сон, умиротворенный. В нем он также видел, что идет через деревню к церкви, но на этот раз он шел намного быстрее, будто летел, предвкушая встречу со своим отцом. Он не ошибся, Илья по-прежнему пребывал там, безуспешно пытаясь сдвинуть с места оставленный им камень.
- А, это ты, сынок, я вижу, что ты весь в своего отца, потрудился на славу? – спросил Илья, не оставляя попытки сдвинуть камень, лежавший на земле, с места.
- Да, отец… Я… Я многое понял.
- Да? Что же именно?
- Бог есть любовь…
- Да, он любит всех нас… - Илья улыбался, глядя на сына.
- Сегодня я просил его явиться ко мне, и он явился, он показал мне, что я должен сделать.
- Да? Это замечательно, сынок, что же ты должен сделать?
Вангелис не ответил, он, молча, подошел к отцу, теперь ноги его слушались. Он наклонился и поднял с земли тот камень, который отец не мог сдвинуть с места, он подошел к сияющей светом церкви и, поднявшись на стену, положил камень.
- Спасибо, сынок… - Илья улыбнулся и снова растаял перед Вангелисом, которого вновь окутала темнота, внутри которой слышался глухой стук. Это был звук стучащего в дверь кузни Фотия. 
- Вангели! Вангели! Ты здесь? – он обеспокоенно тарабанил в дверь.
- Да, я иду, подожди. – кузнец зашагал к двери и, распахнув ее настежь, впустил в кузню не только свежий воздух, но и яркий солнечный свет нового дня.
- Слава Богу! – Фотий кинулся обнимать друга. – Я уже думал, что с тобой что-то случилось! Что это такое?
Фотий с изумлением рассматривал лежащий на кузнечном столе огромный крест с выгравированным на нем распятием.
- Я расскажу тебе сейчас одну историю, Фот, ты в жизни не поверишь, что со мной произошло… - кузнец принялся в подробностях рассказывать, как он благодаря молнии и застрявшей в скале кирке обнаружил этот крест.
Фотий внимательно слушал его рассказ, то и дело, вздрагивая от покрывавших его тело мурашек. На глазах охотника проступали слезы, которые он поспешно принимался вытирать, но был не в силах сдерживать.
- Ты был прав, Фотий, ты всегда был прав… Я просил у Бога, чтобы он явился ко мне, и со мной произошло вот это… Конечно, кто-то может сказать, что все это лишь совпадение, я и сам не до конца верю, честно говоря, в то, что все это произошло со мной. Кажется, что это было, будто во сне, и если бы не этот крест, который лежит сейчас перед нами, то я решил бы, что так оно и есть.
- И что теперь будет?
- Мы достроим эту церковь, друг мой, достроим ее вместе.
- Ты не представляешь, как я рад это слышать! – Фотий кинулся обнимать своего друга. – Теперь все будет хорошо, поверь, беды и печали, которые ты испытал, никуда не денутся, но станет намного легче их переносить. Потому, что когда ты просишь у Бога сил, он всегда их дает. 
- Да, я уже убедился в этом. Хотя, меня, все еще, терзают сомнения, но, наверное, эти сомнения и отличают веру от знания. Мы сомневаемся, и все же стараемся идти правильной дорогой, потому что верим в ее правильность.
- Да, ты прав! Ты не представляешь, как я рад слышать это от тебя, Вангели! Я уж думал, что ты что-то ужасное сотворил, но теперь вижу, что все нормально.
- Почему ты думал, что я сотворил что-то ужасное?
- Ну, знаешь, из-за камня.
- Какого камня?
- Того самого камня, который нес твой отец, когда умер. Постой, то есть ты хочешь сказать, что не трогал этот камень?
- Не говори мне, что он…
- Да, его там нет больше, я утром был возле церкви, я думал, что ты пришел, взял его и разнес где-нибудь на кусочки, потому сломя голову и бежал к тебе, переживая, что ты вышел из себя.
- О Господи… - сорвалось с губ кузнеца.
В глазах Вангелиса показались слезы, колени задрожали, он не мог вдохнуть. Камень, который он помог передвинуть во сне отцу, больше не лежал на своем месте. Голова кузнеца закружилась, ему стало одновременно очень страшно и очень хорошо от осознания того, что только что, на его глазах Господь явился ему второй раз.
- Фотий, ты должен помочь мне достроить эту церковь.
- Мы все поможем… - сказала показавшаяся в дверном проеме Христина.



Глава 7.

Удивительно, как человека может изменить одно происшедшее с ним событие. Будь то нахождение на грани смерти, потеря или обретение близкого человека, или же внезапное осознание истины. Все мы живем ради таких моментов, ведь именно они поднимают или опускают нас на жизненных ступенях. Если человек усерден, не делает другим зла, старается жить праведно, то, со временем, жизнь поднимает его все выше и выше. Не обязательно это отражается на его финансовом состоянии, но, в отличии от многих других людей, находящихся в поиске чего-то, он обретает истинный смысл жизни и сопутствующее ему спокойствие.
Для нашего кузнеца таким событием явилась молния, ударившая в его кирку и обнажившая крест из самородной руды, спрятанный в скале. Осознание того, что идеи его отца не были просто помешательством больного старика, а имели под собой твердую почву, которую, по своей слепоте, Вангелис просто не видел, дало ему новые силы для жизни и борьбы с житейскими невзгодами. Конечно, Фотий был прав, беды и печали никуда не делись, но переносить их стало намного легче.
Кузнец прилежно скорбел по отцу, каждый день он поднимался на холм и помогал в строительстве церкви, а затем, когда все расходились по домам, он подолгу сидел у его могилы и просил прощение за все то неверие и упрямство, которым он обижал своего папу. Кузнец стал совсем другим человеком. Он был более спокоен, стал приветлив и открыт к людям, он изменил свой быт и работа в его руках стала спориться еще сильнее. Они с другом стали намного чаще видеться и Вангелис стал постоянным гостем в доме Фотия, коим и был когда-то в детстве.
Работа по строительству церкви шла ускоренными темпами. Кузнец очень сильно помогал в этом деле, пожертвовав на него все свое свободное время. Вскоре после удара молнией, стены церкви были уже возведены до конца, затем была достроена колокольня и крыша. Вангелис потратил больше месяца на то, чтобы сделать на верхушке колокольни красивый купол из тонкого листового метала, который они привезли из города.
Общими усилиями всех жителей деревни, которые не жалели ничего для строительства этой святыни, внешний фасад церкви был завершен к началу зимы. Далее всю зиму Вангелис и Фотий провели, наводя порядок внутри. Фотий вместе с дядей Антеем, уложили красивый каменный пол, а Вангелис мастерил в своей кузне великолепные высокие подсвечники. Также был заказан иконостас и роспись церкви, которую проводили четыре художника из города, оттуда же был направлен и новый настоятель, сразу же полностью посвятивший себя делу завершения строительства. Когда люди действительно хотят чего-то добиться, то они не тратят время на междоусобные распри. Ведь все это поистине уходит на задний план, по сравнению с настоящей общей целью, объединяющей каждого человека в культурное общество.
На улице снова затеплилась весна, пусть немного холодная, но, все же, такая манящая весна, пробуждала в природе новое желание жить. Работы в церкви были практически закончены и остались дела только для художников, которые должны были в течение недели завершить иконостас. Первая служба была назначена на предстоящее воскресение.
Проснувшись в это поистине доброе утро, Вангелис, по своему обыкновению, после завтрака вышел во двор и пошел по дороге к дому своего друга. Он оглядывал природу вокруг и ему казалось, что она совершенно не такая, какой была год назад, он видел в ней что-то иное, она будто стала ярче и красивее. Ведь бывает такое ощущение, когда мы погрязли в рутине, а затем, сумев вырваться из опостылевшей колеи своих привычек и переживаний, вдруг открываем глаза и видим, что мир, на самом деле, настолько прекрасен, что для него невозможно подобрать подходящих слов.
Кузнец шел по дороге, здороваясь со всеми прохожими и людьми, сидевшими на лавочках возле своих домов. Они приветливо ему улыбались, и он отвечал им тем же. Пройдя уже половину дороги, он встретил бабушку Марию, которая возвращалась домой, видимо отведя своих двух коров на пастбище.
- А, бабушка Мария. – обратился к ней приветливо Вангелис. – Благословите.
- Благословляю. – Вангелис поклонился, и она положила ему руку на голову. – Мальчик мой, как же ты изменился, радуешь старую женщину. Жаль, что твой отец не дожил и не увидел этого.
- Он видит, бабушка.
- И то верно. – улыбнулась она. – Не знаешь ли ты, успеют закончить до воскресения в церкви? Уже хочется пойти помолиться, службу простоять, полюбоваться плодами трудов ваших.
- И ваших, бабушка.
- Да, что там моих трудов. Кормила вас, да и только, то любой человек может, а вот вы святое дело завершили, это очень дорого стоит, поверь мне. А ты куда идешь так рано? Небось, опять с Фотием на охоту собрались.
- Нет, просто пойду, проведаю его, вот и все.
- А… Его или Христину? – бабушка Мария прищурилась и вогнала Вангелиса в краску. – То-то же, негоже уже тебе без невесты ходить, женился бы давно, а то совсем одному как это? Все при тебе есть, руки растут, откуда надо, а то гляди, не женишься вовремя, потом так и будешь жить один со своей кувалдой. Попомни бабушкины слова.
Она пригрозила ему пальцем и, шаркающей походкой зашагала в гору, по направлению к дому, продолжая что-то причитать себе под нос. Что именно она говорила, разобрать было невозможно, однако догадаться было нетрудно. Вангелис зашагал дальше и вскоре уже был возле дома своего друга. Повернув свою голову в сторону холма, он увидел, стоящую на нем красивую церковь с сияющим начищенным куполом, над которым он так долго трудился.
Постучав, кузнец приоткрыл дверь и застал всю семью, завтракающую за большим кухонным столом.
- А, мальчик мой, заходи. – выкрикнул дядя Антей, небрежно поправляя папиросу в своих зубах. – Сядь, позавтракай с нами. Где ты был, я тебя вчера совсем не видел?
- Доброе утро, всем. Я вчера был сильно занят, у меня в кузнице была большая работа, поэтому я решил никуда не выходить и посвятить себя ей полностью, чтобы сделать ее, как можно более безупречно.
- Все-таки, что-то в тебе осталось неизменным, мой друг. – Фотий похлопал Вангелиса по плечу, когда тот сел рядом с ним. – Какие планы на день?
- Честно говоря, я хотел сегодня отдохнуть, думал, что мы с тобой прогуляемся до креста, поговорим. – Вангелис разочаровано взглянул на друга, по лицу которого он понял, что у того совершенно другие планы.
- Прости, друг мой, я еду в город, батюшка попросил привезти оттуда какую-то посылку, никак не могу отложить. Сходим в другой раз?
- Да, конечно, давай в другой раз. – Вангелис разочарованно опустил голову. - Слушай! – внезапно встрепенулся он. – Раз ты едешь в город, прихвати с собой инструменты, которые я сделал для того доктора!
- Это этим ты вчера занимался? – спросил дядя Антей.
- Ну да, ну не только. Просто раз Фотий едет, то почему бы не передать их с ним. Ты же передашь ему инструменты?
- Да, конечно! Конечно, передам! Сейчас доем, и пойдем, сходим с тобой за ними.
- Они лежат на столе у меня дома. В кожаном чехле. Ты увидишь.
- Ты не пойдешь со мной?
- Нет, прости друг мой, я очень хотел сходить к кресту. Дверь моя открыта, ты же знаешь.
- Может Христина сходит с тобой к кресту, Вангели? – сказал, улыбаясь, дядя Антей, а кузнец снова покрылся пунцовой краской и тяжело задышал.
- Ну, конечно, если она не против. То есть, если она не занята, то я буду очень рад.
- Я тоже буду рада. – отозвалась Христина, помогающая матери убирать со стола.
- Ну вот, всем нашли дело. – подытожил дядя Антей. – А я пойду, посмотрю как там крыша в сарае, давно надо починить.
- Если хотите, я останусь и помогу вам. – сказал Вангели.
- Нет-нет, не переживай, сынок, должен же старик чем-то себя занять. Вы идите, прогуляйтесь, сегодня очень хорошее утро. – дядя Антей улыбнулся своей широкой улыбкой, подошел к кузнецу и, наклонившись к его уху, прошептал. – Не бойся, сынок, все будет хорошо, не бойся, мне тоже было страшно.
Вангелис посмотрел на него с диким изумлением, но тот продолжал улыбаться своей широкой улыбкой, выдыхая вокруг клубы табачного дыма. После из-за стола потихоньку встали и остальные. И Вангелис вместе с Фотием вышли на улицу.
- Так говоришь инструменты у тебя на столе?
- Да они в кожаном чехле. Ты увидишь. Передавай от меня привет доктору. Пригласи его на первую службу в нашей церкви в воскресение.
- Обязательно. – Фотий улыбнулся. – А вот и Христина, ладно, вы идите, прогуляйтесь, а я пойду седлать лошадь.
- Ну что, куда пойдем? – спросила девушка, пронзительным взглядом сверлящая кузнеца так, что ему вновь стало неловко.
- Пойдем к кресту.
- Хорошо, брат говорил, что вы часто к нему ходите. – она легонько зашагала по дороге в сторону гор.
- Ну, знаешь, я же, все-таки, его сделал, иногда очень хочется пройтись и посмотреть все ли с ним в порядке. Я будто чувствую какую-то ответственность за него. Думаешь это глупо? – спросил Вангели, устремляя взгляд на свои ноги, шагающие по пыльной дороге.
- Нет, я вовсе так не думаю. Мне нравится этот крест, нравится то, что освободил его из того камня.
- Это сделал не я.
- Да, молния, Фотий мне рассказывал много раз. Но с каждым разом эта история становится все более и более прекрасной, походящей на какую-то сказку, а мы с тобой, герои этой сказки.
- Иногда я не верю в то, что все это произошло со мной. Мне кажется, будто я так и лежу там, ушибленный молнией, без сознания, что все это вовсе не моя жизнь, а просто необычайно подробный и красивый сон. Разве может моя жизнь быть такой, какой я ее вижу сейчас? Я помнил ее совсем иной… Все те беды, что со мной происходили, казалось, что они будто тянут меня на дно, не дают увидеть настоящий мир… А сейчас, сейчас, не смотря на все то, что случилось, я практически, счастлив.
- Это же хорошо? – неуверенно переспросила Христина, поправляя своим черные, как уголь волосы.
- Да, конечно хорошо, правда в глубине меня где-то теплится сомнение.
- Насчет чего?
- Насчет всего, что произошло. За эти полгода я изменился сильнее, чем за всю свою прошедшую жизнь…
- Ну, ты обратился к Богу, так бывает, когда ты обращаешься к нему. Если ты позволишь, то он и дальше будет изменять тебя к лучшему. Ты можешь противиться этому, а можешь сам попросить об этом, решать тебе. В этом и есть вся прелесть свободы.
- Иногда мне кажется, что он специально отнял у меня все, чтобы я в отчаянии позвал его…
- Может так и есть.
- Но тогда получается, что смерть моих родных это моя вина.
- Нет, ты не прав. У каждого из них была свобода выбора. Твоя сестра выбрала защитить в тот день твою жизнь. Твой отец выбрал построить этот храм, после увиденного им сна. Каждый делал свой выбор, а Господь лишь провел тебя по нужной дороге, чтобы ты сам пришел к нему. Недавно батюшка сказал нам, что Бог всегда стоит у двери нашего сердца и стучит. Кто-то открывает дверь, когда ему хорошо, ты открыл эту дверь, когда тебе было плохо. Но самое главное, что ты открыл ее.
Они продолжили свою прогулку. Утро было действительно прекрасным. Прохладный и свежий воздух, еще не успевший нагреться под ласковым весенним солнцем, вбирал в себя ароматы первых весенних цветов. Солнечный свет, освещавший горы и долины, ровным белым покрывалом ложился на поля и поросшие свежей травой пастбища. Таявший в горах снег наполнил все ручейки новой живительной водой, которая, собираясь в большие реки, стремилась с шумом достичь подножия горы. Вся природа ликовала в это прекрасное утро.
- Ты часто думаешь о них? – спросила Христина.
- О своих родных?
- Да.
- Каждый день. Иногда мне кажется, будто я забываю как выглядела сестра, не помню какого цвета были глаза у мамы. В такие моменты мне становится по-настоящему страшно, но потом, я делаю глубокий вдох, закрываю глаза и вспоминаю, как в детстве мы собирали тюльпаны для церкви. Представляю, будто и отец был с нами. Мне кажется, что я помню такие дни… Правда ли это? Или это уже плод моего воображения, я не знаю, но мне хочется верить, что это правда.
- Знаешь, когда ты рассказал мне о том, что с ними случилось, мне стало очень больно, я вдруг почувствовала, что сама начинаю ненавидеть… Мне стало так тоскливо на душе. Не представляю, как ты жил так каждый день, не доверяя это никому, один, во всем этом огромном мире, неудивительно, что ты был таким закрытым. Но все это уже в прошлом, да?
- Да, конечно не полностью, ведь, все равно, это остается частью меня. Но теперь мне гораздо легче жить настоящим. Поэтому я долго думал, прежде чем решиться на это.
- Решиться на то, чтобы жить настоящим?
- Нет… Я вчера весь день провел в кузне, Христина, делал инструменты для этого доктора. Я делал их по чертежам с ювелирной точностью, и мне пришла в голову идея…
 - Идея?
- Да, почему бы не сделать что-нибудь по-настоящему ювелирное.  – Кузнец опустил руку в карман и достал оттуда небольшое серебряное колечко, отполированное до блеска и увенчанное узором из лепестков и одного цветка посередине.
- Господи… - Христина в изумлении закрыла лицо руками.
- Я хотел сначала поговорить с твоим братом об этом, чтобы мы вместе поговорили с дядей Антеем, но он каким-то образом почувствовал, что я хочу это сделать и уже дал мне свое добро… Ну, как я понял… - улыбнулся кузнец. – Христина, я дарю тебе это кольцо, надеясь, что ты согласишься стать моей женой… 
- Да! – крикнула девушка и бросилась на плечи кузнецу. – Господи, конечно да!
- Я очень этому рад… - прошептал Вангелис, гладя ее по волосам. – Только, чур, ты сама скажешь бабушке Марии, она мне не простит, если узнает, что я шел к вам с этой мыслью и не сказал ей ничего.
- Конечно, я ей сама расскажу, да я всем расскажу! Это даже прекраснее, чем то, ради чего я тебя вела к твоему кресту!
- Что? Вела? Я думал, что мы просто гуляем…
- Знаешь, я просила Фотия, чтобы он не ходил с тобой к кресту сегодня.
- Что? Почему?
- Просто, я хотела тебе показать кое-что… Я не знаю, как ты на это отреагируешь, но ты должен это увидеть сам. Ты не был у него некоторое время, а я хожу к нему каждый день, поэтому, когда я попросила Фотия помочь, он сразу согласился.
- Христина, ты меня пугаешь… С крестом все в порядке?
- Пойдем скорее…
Они ускорили шаг, и вышли на небольшой холм, где стоял сделанный Вангелисом крест. С этого холма открывался великолепный вид на долину, откуда было видно все близлежащие поселения и реку, протекающую в низине, собирая в себя всю воду окрестных гор. Это место Фотий и Вангелис любили еще в детстве, поэтому решили водрузить крест именно здесь, чтобы его было видно отовсюду.
Но сейчас не этот великолепный вид и не сам крест занимали внимание молодого кузнеца. Выйдя на этот холм, он увидел, что весь он был усеян белыми тюльпанами, многие из которых уже раскрылись. На глазах парня показались слезы. Он подошел к кресту и, перекрестившись, опустился перед ним на колени и заплакал. Он понял, что это было третье явление Бога перед ним. Ведь почему именно эти цветы нашли здесь свой домашний приют? Потому что ничего в мире не делается просто так. На все есть воля Божья и пути ее неисповедимы.   















От автора.

Начало двадцатого века ознаменовалось для греческого народа тяжелыми происшествиями, боль от которых мы чувствуем до сих пор, передавая ее из поколения в поколение. Одна из величайших мировых трагедий, разворачивалась на глазах у живущих в то злополучное время людей. В период с 1914 по 1923 годы турецкими властями было намерено уничтожено, по разным оценкам, до 380 тысяч мирных понтийских греков, издревле проживавших на северо-востоке Малой Азии.
 Это черное пятно на страницах истории, о котором мы никак не можем молчать. Сегодняшние попытки переписать хронику тех событий вынуждают нас все больше говорить о том страшном времени, мысленно возвращаясь в те роковые годы и будто снова переживая ту боль, которая уже не сможет утихнуть никогда. Гонения, массовые убийства, невозможность свободного вероисповедания вынудили греков Понта покинуть свои дома и отправиться навстречу неизвестности.
Даже тем немногим из них, кто смог избежать смерти, предстояло столкнуться с большими трудностями. Голод, болезни, тяжесть разлуки с близкими, скорбь по погибшим, постоянные переселения и тоска по своей Родине – вот, что ожидало понтийский народ. Позади остались привычная мирная жизнь, родные дома, дорогие сердцу края и святыни. Одной из таких святынь был монастырь Панагия Сумела, существовавший в то время уже больше 1400 лет.
Святое место, вобравшее в себя молитвы десятков поколений христиан, просящих помощи у Пресвятой Богородицы, до последнего не было оставлено греками. Только в 1922 году, вынужденно его покинули последние монахи. С тех пор прошла почти сотня лет, однако наш народ не перестаёт тосковать по утраченной святыне и не оставляет надежд на ее возвращение церкви.
Всех, кто прочитал этот рассказ, я призываю никогда не забывать свои корни, никогда не забывать свою Родину, никогда не забывать свою веру. Где бы вы ни были, чтобы с вами не случилось, помните об этих трех святынях, делающих нас теми, кто мы есть.