Паровоз

-Егор, окрасишь сегодня левую часть борта. Та что с прошлого раза осталась. А ты, Данька, ошкуришь поручни на сходнях. – раздавал задания мальчик, с вихрастыми волосами цвета спелой пшеницы и разбежавшимися по всему лицу веснушками. Одетый в застиранную футболку и свободного кроя камуфлированные штаны. Было ему лет тринадцать и он гордо носил своё имя - Федор.
Представляясь новому в его судьбе человеку, всегда прямо держал голову и ясно смотрел голубыми глазами.
- Имя моё, Фёдор. – с достоинством произносил он.
Даже будучи шести лет от роду, он уже не знамо по какой причине, говорил своё имя только так. Не Федька или Федя, а именно, Фёдор. Для родителей и их знакомых эта серьёзность выглядела потешною и всегда вызывала улыбку. Фёдор же, раздосадовано хмурил брови.
- Надо же, такой маленький карапуз, а уже Фёдор.
И если кто-то называл его иначе, он спокойно поправлял того человека. Особенно его удивляли взрослые, их приходилось поправлять по несколько раз. Фёдор, недоумевал, как взрослые не слышат в его имени раскаты майского грома, а ведь гроза дело серьёзное с ней не шутят. Вот и его имя, не для шуток.
Сейчас,Фёдор, сидел на берёзовом чурбаке и распределял задания между ребятами. Сегодня их пришло четверо и дел у них было много. Рядом, стоял объект их трудов, крутобокий катер. Покоился он в ожидании своего полёта по волнам на сваренных из профильной трубы с роликовым механизмом спуска, рамных продольных стапелях с небольшим использованием досок. Название на его борту ещё не было выписано, но все ребята его давно уже знали. «Быстрый». Стремительно и свежо, как налетевший морской бриз звучало оно для них. В размерах он был семь метров на два с половиной с осадкой около полуметра. Имел не большую верхнюю надстройку- рубку. Для ребят - это было настоящее судно.
Помимо, Егора и Даньки, двух закадычных друзей из пятого «б», был ещё Артемий, шустрый не много не складный мальчуган из шестого «а». Все они учились в одной школе, жили относительно не далеко друг от друга. И делали сейчас одно общее дело.
- А чего сегодня, Паровоз, задерживается что ли? – спросил у Фёдора, Артемий. Артемию, до сих пор было не привычно, что они вот так запросто могут иногда оставаться без взрослого пригляда. По этой причине присутствие Паровоза, всегда его успокаивало, он знал в случае чего есть тот, кто примет сложное решение или же поможет. Нет, с ребятами они конечно же друг другу помогали, но с дядей Женей, он чувствовал себя увереннее.
- Его, сегодня не будет. Вызвали в цех, аврал у них там какой-то. – сообщил Фёдор.
Все ребята знали, что просто так, дядю Женю, на завод в выходной день не дёрнут. Если только не понадобится какое-то лихое инженерное решение. Он не был главой инженерного отдела, он был даже не инженер. А был он токарем, токарем с большой буквы. Помимо этого, он был человеком широко эрудированным в профессиональном русле в следствии чего имел не стандартный взгляд на решение встающих иной раз в цеху проблем.
- У нас с тобой, Тёма задача, проциклевать полы на верхней палубе. Вопросы будут?
И Фёдор, обвёл взглядом юную бригаду.
- Крайний раз у нас кисти все измочалились. Как же я красить буду? – озадачился Егор.
- Да, а по чьей вине? Кто их в растворитель не засунул? – спросил Артемий, глядя озорными глазами на Егорку.
- Ну да, было дело- буркнул Егорка и опустив глаза начал разглядывать свои кеды с серо-голубыми и красными кляксами, основными цветами «Быстрого».
После окраски в позапрошлый раз, они с Данькой, заигрались и Егор, положив кисти на доску благополучно забыл про них. Придя на следующий день, он нашёл их на том же месте. Вот только красить ими было уже невозможно. Кисти напоминали сделанные из папье- маше макеты. Егорка, с опущенной головой подошёл к Паровозу, молча показал две широких кисти. Дядя Женя, так же молча посмотрел на них, пригнувшись зашёл в небольшую бытовку и вынес оттуда кусок старой рельсы и молоток.
- На, отбивай. Только не сильно молоти, а эдак с оттяжкой. – занялся своими делами, а делал он тогда заготовки на штурвал. Егор, отойдя на несколько шагов, сел и принялся отбивать, тем самым размягчая щетину кисти. Однако даже после отбивки, кисти были мало пригодны к делу. Он попробовал с силой пошоркать их держа за ручку об доску. Но понял, что так они не становились лучше, напротив начали напоминать взбесившихся дикобразов. Печально вздохнув, пошёл работать такими, других кистей на этот день взять было не где. Намучился он тогда со своими дикобразами, до ломоты в руках. Но крепко запомнил, по работал, убери кисти в растворитель, прочий инструмент снеси в бытовку.
Не вставая с чурбачка, Фёдор повернулся и достал из-за спины пакет майку.
- На, Шишкин ты наш. – и протянул Егору.
Было в пакете четыре кисти разной ширины со странными и нелепыми для них названиями: Дедка, Бабка, Внучка и собственно Жучка.
- Во! Это другое дело. Работа теперь пойдёт. Только…- начал Егорка, сделав печальное лицо. - Как же я без кошки и мышки буду. Ведь это, как его, этот- не комплект.
И он, вытащив кисти из пакета показал их ребятам. Отсмеявшись и отпустив не сколько шуток на эту тему, мальчишки занялись каждый своим делом. Работали споро и ладно. Часа через два пошли к заливу искупаться и отдохнуть. Скинув одежду на кусающий горячим солнцем ноги песок, с гиканьем кинулись в воду. Накупавшись и вдоволь напрыгавшись друг с друга, вылезли из воды и с удовольствие растянули набравшие водного озноба тела на песке. Тот теперь не кусал, а приятно прогревая кожу проникал до самого нутра.
Лениво перекидывались фразами, но приятная истома не давала завести серьёзный разговор. Вскоре, каждый из них погрузился в ему самому ведомые мысли. Даже не разлей вода, Данька и Егорка, лежали молча, изредка переворачиваясь, подставляя разные стороны тела щедрому солнцу.
Фёдор, думал, что они уже седьмой месяц под наставничеством дяди Жени, занимаются постройкой своего катера. И что скоро он будет готов и «Быстрый» на конец-то попробует воду. Припомнил он и тот день, когда в первые протянул свою руку для рукопожатия Паровозу и произнёс.
- Фёдор. – вышло у него это в тот раз, ещё более увесисто чем обычно.
В светло-серых глазах, ещё не знакомого для Фёдора, мужчины мелькнуло одобряющее удивление. «Экий ты интересный молодец» говорил этот взгляд.
- Евгений. Можно, дядя Женя. - представился он в ответ.
Фёдору, дядя Женя понравился, имел он суховатую, атлетического кроя фигуру. Был одет в льняную, на старый русский манер, тёмно- синего цвета рубаху. Широкоглазое лицо, освещалось искренне доброй улыбкой. Но больше, Фёдору, запомнились руки. Сильные, немного узловатые в пальцах, с грубоватой кожей кисти. Глядя на них ему почему- то подумалось, что руки эти могут всё, ну если не всё – то очень многое.
- Я, по объявлению пришёл. Здесь на постройку катера набор ведут?
- Здесь. – прищурившись ответил дядя Женя.
Фёдор, узнал об этом наборе в своей школе. На стенде информации появилось не много несуразное объявление. «Мальчишки, кто желает построить свой катер и ходить на нём по нашему водоёму, милости просим! Приходите десятого и четырнадцатого декабря к трём часам дня по адресу Старое шоссе 116. На первое знакомство можете взять родителей.» С низу был указан телефонный номер.
Фёдор, сфотографировал объявление на камеру телефона. Подошёл к Люции Петровне, школьной вахтёрше, которая знала и ведала о школьных делах больше, чем директор. Спросил у неё, не знает ли она, кто повесил это объявление. Словоохотливая женщина поведала, что де приходил Евгений Самослов, он то это объявление и прикрепил. Учился он в этой школе, в одном классе с нынешним директором. Работает в цеху на заводе и числится одним из лучших токарей города. Да и вообще, мужчина положительный со всех сторон и она, мечтательно подняла глаза к потолку.
Выслушав всё это досье, Фёдор, переоделся и пошёл домой. С нетерпением дождался вечера и за ужином глядя на своих родителей, спросил:
- Как вы смотрите на то, что я попробую себя в кораблестроении?
- Не плохо сын, какую модель тебе прикупить или лучше дать денег и сам купишь какую надо? - ответил отец.
Был он высок и курчав, более двадцати лет отработал пожарным не раз рискуя собственной жизнью, за что имел как бывалый фронтовик не мало наград. Сейчас же, чуть более года, работал в управлении, занимая какую-то скучную должность.
- Лучше бы «пыжиком» остался. – говорил отец в сердцах, когда на новом месте заедала бумажная волокита. «Пыжиками», он любя называл пожарных и в такие моменты с удовольствием вспоминал разные курьёзные случаи из своей практики. Фёдору, нравилось слушать наполненные жаром и гарью, смекалкой и опасностью истории отца. Мама же, наоборот, всегда переживавшая за отца, говорила: - Хватит, набегался, пусть вон молодёжь развлекается. Забыл, как ты ноги только три раза ломал, шрам вон во всю спину. Нет, не пущу я тебя больше Машуков. – И смотрела она в это время на отца своими зелёными глазами, ласково и нежно.
- Нет пап, я не про такие модели, я про настоящие катера. У нас в школе объявление висит, так в нём говорится, кто хочет постройкой катера заняться, приходите. Я подумал. Мне хочется попробовать.
- Сынок, а сколько это будет стоить? – спросила мама подходящая ко всему рационально.
- Там цены не было. Просто набор и всё. – смутился Фёдор.
- Погоди сын, там указано, где, что и как будет происходить?
- Адрес указан, а более детально ни чего. Погодите я вам сейчас его покажу. – Фёдор, встал из-за стола, сходил в комнату и принёс телефон.
- Я его фотнул. – открыл приложение и передал телефон отцу.
Тот пробежался по тексту, выхватил взглядом номер телефона.
- Сейчас позвоню и выясним более предметно, что по чём.
Отец, встал, прошёл в зал, взял свой мобильник, вбил в него номер телефона и нажал иконку вызова.
Мама, убрав со стола тарелки, наливала в кружки ароматный любимый всей семьёй иван-чай с листом чёрной смородины и мелиссой.
- Ну, а в школе дела как обстоят?  По рисованию работы сдали, как твою оценили?
- Да нормально всё. Нового и интересного ничего не было. Ну, а по ИЗО пять, сама знаешь, Курля меня в этом талантливым считает. – ответил Фёдор.
- Сын, я тебе уже не сколько раз говорила, не называй Лидию Дмитриевну таким образом.
- Да мам, оно как-то по привычке. Тем более это прозвище к ней давно приклеилось. И ты же знаешь, я её очень уважаю, у неё самые яркие уроки и подача интересная.
- Знаю, знаю! А так же знаю, что тебе не прилично называть Куравлёву Лидию Дмитриевну, заслуженного учителя между прочим, таким прозвищем. Ты же вон не любишь, когда тебя не Фёдором, а как-то иначе называют! – строжилась мама.
- Ладно, заслуженного больше не буду. У нас в школе не заслуженных хватает, на них потренируюсь.
- Фёдор! – урезонила сына мать.
В это время вернулся в кухню отец, лицо его было довольным.
- Ну мать, можно сынку спокойно в это дело отдать. Вот ведь как бывает. Звоню и в ходе разговора выясняю, что затеял это мой однокашник, Евгений Самослов. Он ещё в школьные годы у нас в классе интересным был.
После этого уточнения мама обвела отца вопросительным взглядом.
- Нет, в смысле изобретательности – поправился отец. – У него на трудах всегда лучше всех выходило. А сейчас задумал катер смастерить. Начал один, остов сделал, пришла ему идея, почему бы к этому и нескольких ребят ни привлечь.  И плюс мать, совершенно бесплатно, ну иногда на материал сколько ни будь подкинуть. А так, ему больше нужно, что бы ребята чему- ни будь обучились.
                Вот так,для Фёдора, это дело и решилось.   Четырнадцатого в два часа дня, он постучался в дверь, которая находилась в одной из створок больших ворот. За ними располагалась мастерская, большую площадь которой занимал остов катера. Дверь ему открыл мальчишка, в костюме защитного цвета, не большого роста, лет десяти-одиннадцати. В каштановых волосах мальчугана была, золотистая деревянная стружка. Махнул рукой, мол заходи, не месяц май на улице. И громко позвал.
- Дядя Женя! Тут парень пришёл, наверное по объявлению.
Из-за верстака, стоявшего в левом углу от входа, над которым висел щит с различным ручным инструментом, вышел мужчина средних лет. Так завязалось его знакомство и совместная работа с дядей Женей.
- Ладно – сказал Фёдор, стряхивая с себя вызванную воспоминаниями сонливость. – Надо вставать, хорош вялится.
К этому времени, Данька и Егор, уже успели задремать. Артемий, ушёл к ближайшим валунам и забравшись на их верхушки, сидя смотрел в синюю даль. Ребята пришли в движение, встали отряхнулись от налипшего песка. Подождали идущего от каменюк Тёму и пошли к ждавшему завершающих работ катеру.
Поработав ещё пару часов, они доделали то, что наметили на этот день, аккуратно убрав весь инструмент в бытовку, проследили что бы Егорка, замочил в растворители своих дикобразов (так он называл теперь все кисти), засобирались по домам. Поднялись по крутой тропинке на зелёную часть берега, подошли к домику смотрителя лодочной станции, Семёну Владимировичу. Фёдор, сдал ему ключ от бытовки, перекинувшись с ним парой фраз и затем распрощавшись по- детски шумно двинулись домой. На пятачке, от которого разбегались в разные стороны тропки, не которые через узколистый ивняк, другие уходили в сложные переплетения облепихи, третьи просто, через невысокую зелень травы вели к частным домам, ребята по прощались. Данька, Егор и Артемий, пошли напрямик к частному сектору, за которым начинались многоэтажки. Фёдор, привычно нырнул в облепиховую тень. Он любил здесь ходить, летом колючая облепиха закрывала от солнечного жара, а осенью набрав за жаркие дни солнечного света расцвечивала путь своими сочными, лучистыми ягодами. Заросли этого кустарника, тянулись в сторону человеческого жилья покрывая собою не менее восьми ста метров в длину и чуть больше в ширину. Внутри этой облепиховой страны были свои тайные тропы, протоптанные не ведомыми существами, жителями этой земли. Шагая по проложенным тропинкам, Фёдору, хорошо думалось или мечталось. Иногда в своих мыслях он уходил за пределы нашего мира и тогда видел он, население облепихового края. Тоннели в кустах становились яркими улицами, проплешены- площадями, а мелькающие тени – занятными и добрыми жителями. И внутренний мир его тесно переплетался с жизнями этих замечательных обитателей. Позже, во взрослой жизни, он опытным путём докажет себе и всему миру, что тот фантазийный мир существует реально и мир этот не менее осязаем и ощущаем человеком, как и тот в котором мы живём с рождения. Но это будет потом, а пока, Фёдор, шёл и с удовольствием погружался в сказку. Путь до дома будет интересным, и красочным.
2.
Евгения Самослова, вызвали в субботу из–за поломки станка, японского происхождения. Тот несмотря на кучу всевозможных установленных защит, не был готов к Российской действительности, а именно к частому перепаду напряжения, которое в то утро достигло двенадцати раз за три часа. Причин было не сколько, но виновным, как водится, остался один. Василий Тритонов, он работал в это время на чудо аппарате.
- Ты понимаешь, я значит веду на нём обработку, а в нём как что-то за скрипит, за скребёт с явным таким механическим звуком. – объяснял он приехавшему, Евгению.
- Сейчас мы этого иноземного друга вскроем и ту-ту-ту, узнаем что к чему.
Евгений, не любивший ходить вокруг да около, быстро переоделся и через десять минут полностью погрузился в процесс разборки станка. Выход из строя на производстве хотя бы одного агрегата приводил в конечном счёте к сбою всего производства и он, понимая это, не тянул. Знал, зарплата у людей сдельная сколько наколотил - столько и получишь. В стране, где на протяжении двадцати лет становилось всё лучше и лучше, обычным людям почему-то было всё хуже и хуже. НЕ все это замечали, или хотели обращать на это внимание. Но Евгений, замечал и старался видеть подоплёку проходящих в стране процессов. Он был одарён умом способным чётко сопоставлять одно с другим, видеть из чего, что и куда проистекает. Другими словами, Евгений, отлично улавливал причинно-следственную связь.  Именно это свойство помогало ему в работе с техникой любой сложности.
В его жизни был случай, когда один учёный- инженер, для своего нового устройства, не обходимого для продолжения опытной работы в поисках токаря, объездил весь город. Но везде, где он показывал чертежи, только разводили руками. В одном месте всё же взялись попробовать, но ближе к завершению детали, они не смогли придумать способа как закрепить её в станке для дальнейшей обработки. Но именно на том производстве ему назвали имя, Евгения Самослова.
Работал тогда, Евгений, на обычном стареньком Советского производства фрезерно-токарном станке. Работал воплощая в жизнь много разных изделий от заданий завода, до просьб разного люда. Когда к нему с угасающей надеждой зашёл инженер-конструктор и увидел станок Евгения, надежда тут же покрылась толстым слоем пепла, который погрёб под собою все искры. Он уже подумал развернуться и уйти. Но будучи человеком дошлым, решил спросить.
- Вы, Евгений Самослов?
-Да, он самый- ответил, снимая плотные промасленные перчатки, Евгений.
- Константин Эдуардович - представился в свою очередь изобретатель. - У меня к вам вот какое дело, никто не берётся изготовить такую вот штуку. И вот посоветовали вас.
С этими словами он протянул комплект чертежей, Евгению. Тот взяв их в руки, окинул взглядом чертёж общего вида, почесал кончик носа и ответил.
- И всего-то? –спросил он уточняющим тоном, в котором слышалось «И вот этакую ерунду вам не могли изобразить?».
Не мало удивлённый инженер возрился на токаря, не понимая то ли шутит, то ли нет.
- Постойте, уважаемый Евгений, вы посмотрите другие чертежи, изометрию, а потом уж говорите так безапелляционно.
- Да, что тут говорить то, сделаю вам, раз так нужно. Когда вам надо?
- Евгений, вы не лукавите? Ведь изделие и впрямь не простое это я вам, как инженер говорю. А вы в таком простом тоне мне говорите, как будто я у вас прошу болт выточить.
- Ну это конечно не болт, но и не весть какая большая сложность.
Инженеру уже становилось обидно, за то, что к придуманному им узлу так снисходительно отнеслись.
- Наверное вы не понимаете в чём здесь дело, давайте чертежи. – горячо сказал, Константин Эдуардович.
- Пожалуйста, только я бы к вечеру вам эту приладу уже изготовил. У меня сейчас время есть.
Инженер, не знал что и думать с одной стороны деталь нужна, с другой ни вид этого токаря, ни та лёгкость с которой он обсуждает изготовление детали не внушала ему чувство успеха. Но без этого узла терял всякий смысл прибор, а следовательно и весь эксперимент.
- Но зачем же к вечеру, давайте я заеду за ней завтра к полудню. Оставляю вам чертежи.
Положив их на стоящий рядом верстак удалился.
Евгений, взяв чертежи в руки, полистал их и проговаривая:
- Ту-ту-ту.
Пошёл за подходящей болванкой.
В полдень, как и условился, Константин Эдуардович был у Евгения, в цеху. Приехал в этот раз не один, а со своим помощником, Михаилом Савельевичем. Обменявшись рукопожатиями, Евгений, вынес нужный элемент. Учёный схватив его в руки, крутил рассматривал на вытянутых руках. После передал своему приятелю, а сам достал штангель-циркуль и дотошно измерил все размеры и припуски. Каково же было его удивление, когда все размеры оказались идеальны.
- Не может быть! Евгений, вы сделали это на вот этом старье? – и он показал на действительно старенький станок.
- Ну, не такое это и старьё. – ответил с скользнувшей в голосе обидой Евгений.
- Простите, я не то хотел сказать. Как, как вы умудрились сделать на таком станке, за такое короткое время и так точно! Это же фантастика.
- Да чего уж там, главное понять, откуда начинать и оно ту-ту-ту, пойдёт. – сконфузился от столь напористой благодарности, Евгений.
- Ну не скромничайте. У вас золотые руки!
Расстались они в хорошем впечатлении друг от друга. У обоих инженеров в глазах горело нетерпение, им как можно скорее хотелось начать прерванную работу. Евгений, испытывал чувство спокойной радости от того, что смог помочь таким вот хорошим людям.
 С того случая они стали хорошими приятелями. И ещё не раз он выручит, Константина Эдуардовича, воплощая в жизнь замысловатые технические решения института. А та деталь, которую он сделал в первый раз, самым изумительным образом вошла в придуманный инженерами аппарат. Опыты, проводившиеся с помощью этого устройства, увенчались успехом приоткрыв тайную завесу соседствующих с нашим, миров.
3.
 За этими мыслями и воспоминаниями он наполовину разобрал заморский станок и нашёл в чём загвоздка. Разлетелась муфта, передающая вращение от двигателя к различного направления валам. От частых скачков напряжения блокирующий тормозной механизм встал в половинчатое положение, что и послужило причиной поломки. Ремонт можно было осуществить двумя способами. Первый - заказать деталь в Японии у производителя, в городе таких было не достать, а это не малое время. Второй вариант, сделать самому. Первый вариант он отмёл сразу. Не мог позволить, что бы люди по его милости теряли в зарплатах. Он может сделать эту деталь, ведь у людей семьи.
К вечеру муфта была готова, а за одно у него родилось решение, как упростив, улучшить японское чудо. Осталось это решение передать на верх – главному инженеру. Вот в этом и крылась главная заковырка. Не заладилось у него с ним. С первой их встречи.
Был он тогда на этом заводе инженером. Устроился Паровоз, на него токарем, отработал пару лет в цеху. Приобрёл авторитет у руководства и директор, Кашкин Владимир Николаевич, перед выходом на пенсию пригласив его к себе, предложил место инженера. Евгений, имея техническое образование, решил попробовать себя в новой роли. Через некоторое время, Владимир Николаевич уйдя на пенсию, оставил после себя невзрачного приемника. И тот, привёл к ним в инженерный отдел, Вениамина Кармана. Был тот тонок в кости, вертляв и кареглаз до черноты.
- Ваш новый непосредственный начальник. – представил его новый директор.
Карман, сразу же начал проявлять бурную деятельность. Однако его предложения о переналадке производственной линии выдавали в нём полного профана. Карман, не хотел прислушиваться к совету бывалых инженеров и просто гнул свою линию. Его рационализаторские предложения в корне не нравились Евгению, о чём он высказал Карману, не таясь.
- Вы понимаете, что предложенное вами внесёт сильную сумятицу на производство? Что это может грозить остановкой всей линии? Чем будут заниматься люди, а ведь им нужно кормить семьи.
- Вы, не могу запомнить вашего имени, инженер, вот и думайте, как настраивать линию, а мне предоставьте заниматься руководящей работой. Я сам разберусь, что лучше для производства.
В тот момент, Евгений, осознал, спорить не имеет смысла. Ни того плана этот человек. Он попытался объяснить выше стоящему руководству, но и там не имел успеха. Острый взгляд Евгения, подметил одну общую черту нового управления, все они, начиная от главбуха и заканчивая директором напоминали выходцев из одного большого клана. Им не было дела до того, что им говорили обычные люди. В общем не ужился он с ними. Вскоре попросился о переводе обратно в цех токарем. Там ему было сподручней и чувствовал он себя намного лучше, видя реальные плоды своего труда.
Сейчас, Евгений, думал о том, как передать руководству идею усовершенствования станка. Нет, не ради прибыли или блага верхушки или своей собственной хотелось ему осуществить задуманное. А ради своего цеха, тех кто здесь работал. Да и нравилось Паровозу, когда всё вертелось и тякало чётко и исправно. Решил он передать свою мысль, через мастера смены - Шлеменко Степана Михайловича. В конце рабочего дня, Евгений, подошёл к коренастому мастеру. Объяснил свои размышления по станку.
- Понимаешь Михалыч, сделаем так и в этом сложном узле будет на много меньше проблем. А наверху скажешь идея твоя, мол долго думал ту-ту-ту, с мужиками посоветовался и тд. В общем сам знаешь.
Михалыч, был мужик сообразительный, сразу ухватил выгоду с предложения Евгения. А выгода была и для завода и для него самого, покажется начальству с другой стороной, заметят, потянут по выше.
-«Голова этот Самослов, да только в житейском плане туповат. С его способностями, токарем ходит! Чудак, если не сказать хуже.» – думал Михалыч, давая своё согласие.
В такие моменты, Евгений, чувствовал тщетность своих прилагаемых усилий. Словно вязкая трясина поглощала его пылающую натуру. И становилась тогда спасительной слегой в этом болоте, его семья. Жена Светлана, с которой они за прожитые годы  сроднились настолько, что угадывали мысли друг друга на расстоянии. И горячо любимая дочь, Варя. Семейные отношения у них были тёплые и ладные. Евгений, с уважением относился к своим девчатам. Они же в ответ окружали его своей заботой, свойственной любящим женщинам. Казалось, что он вещественно осязал их теплоту в виде мягкого шарфа, который укутывая, закрывал его от неприглядного мира. После разговора с Михалычем, в мире для Паровоза, стало проступать больше серых тонов. Его взгляд на мир чётко регламентировался возможностью созидания. Если волне творения, исходящей от него, не было препонов, всё окружающее пространство наполнялось ярчайшими красками, он чувствовал себя нужным людям и огромному миру. Нет, это была не гордыня – это был акт творения, когда человек отдаёт толику своей души в общее устроение мироздания. Когда же распиравшее естество порыв, не находил выхода ударяясь о разные препятствия, мир тускнел и его жизнь в нём теряла смысл.
Придя домой, Евгений, оставил мысли о работе перед порогом своей двери. С удовольствием укутался в шарф их внутреннего уклада, подаренный гармоничной семьёй. Результат внедрения идеи будет только в понедельник, а пока… Пока был субботний летний вечер, наполненный шуршанием перебираемой ветерком листвы, стрёкотом кузнечиков, запахом отдающей себя для цветения жизни, земли.
В воскресение, Евгений с Варей, в одиннадцатом часу дня шли по тропинке между ивняком к своим стапелям, где должны были сегодня собраться с ребятами для завершающих работ на катере. Работ становилось всё меньше и меньше и как планировал Паровоз, числа шестнадцатого должны спустится на воду. Они немного отставали от первоначально составленного графика. Вышла задержка из-за лиственничной доски.
- Кто бы мог подумать-  говорил он тогда- Китаю, лес отдаём, а для себя его нет. Бардак!
Но через неделю лес пришёл и они, получив желаемую доску, резво накинулись на работу устраняя временной зазор. Евгений, был доволен ребятами, толковые, особенно ему нравился, Фёдор. Вот уж и вправду, где что берётся. В его – то годы был полон рассудительности, умения планировать и были у него задатки качества, которым обладал и Евгений, видеть начало и конец. Не зависимо от того, на что был устремлён взор в данный момент.
Знал, Евгений и о втором данном ему пацанятами имени – Паровоз. Он не обижался, даже наоборот ловил себя на мысли, о том, что как большой паровоз тянет на себе многое. Однако этот прицеп не давил на него, не вытягивал жилы. Внутренним чутьём, он умело вёл каждое дело по отдельности, не давая им смешаться в кучу. Придерживаясь поговорки: «Котлеты отдельно, мухи отдельно.» он работал в цеху или здесь в импровизированном доке, но не нёс это в семью.
- Дядя Женя! – услышал он радостные возгласы, Даньки и Егора, которые выбежали из домика смотрителя лодочной станции. Они вприпрыжку, полубоком, дурачась подбежали к ним.
- Варька, пойдём, мы там кое- что нашли. Посмотришь! – и они увлекли Варю, куда- то в сторону.
- Вот балялясики! – усмехнулся Евгений, глядя на этих напитавшихся солнцем до золотистого оттенка кожи, тонконогих мальчуганов. Поймал себя на мысли, что уже не раз шевелятся у него к этим чертенятам чувства, сродни отцовским. Шутка ли, седьмой месяц бок о бок работают влекомые одной идеей. Из двери на встречу Паровозу, вышел хозяин жилища.
- Здравия Семён! – и Евгений, протянул руку.
- И ты будь здоров, Паровоз! Как жизнь? – пожал протянутую ладонь, Семён и шутливо прищурил глаза.
- Да нормально всё и дома ту-ту-ту порядок и в цехе. Правда с «японцем» вчера помучился. Толково делают, но замудрять любят.
Он вкратце пересказал о поломке и удачной починке станка.
- Здравствуйте! – раздались голоса из – за спины Евгения. Одновременно подошли, Фёдор и Тёма.
- Ну вот, вся твоя банда в сборе. – заключил Семён. Зашёл в дом, взял там ключ и подал его Паровозу.
Спустились к своему доку, Евгений, открыл бытовку. Раздал инструмент, согласно определённому ходу работ. Ребята со свойственной их возрасту весёлостью и в предвкушении скорого окончания трудов и спуска на воду разбежались по местам. Закипела весёлая рабочая жизнь.
- Егорка! У тебя ещё «Жучка» в дикобраза не мутировала? – спрашивал с палубы, Артемий.
- Нет, целёхонькая лежит.
- Подай тогда нам.
   -  Варя, дай дяде Жени шуруповёрт, а нам с бытовки большую киянку принеси. Доску осадить надо. – это уже Фёдор, занимавшийся последней подгонкой на верхней палубе. Жужжание инструмента, стук молотка, запах краски, обеденное купание, крепкий травяной чай сваренный в походном видавшем виды чайнике и вкусные плюшки, стряпанные, Данькиной мамой. Вот оно – яркое, сочное лето, дни из которых составляется детство и плетётся вся остальная жизнь.
Вечером, уставшие от работы и трёхразового купания они сидели перед помещённом в центре шести не больших булыжников, костерком. Над ним, зацепившись за походную треногу, висел закопчённый чайник. В его железном нутре не спеша поспевал травяной чай, распространяя вокруг ароматы трав среди которых выделялась Сагаан- Дайля. Разговаривали и тема у них была - Мера. Задал её, Данька, сказав: 
- Ну вот, сегодня мы без мерно потрудились…
- Не без мерно, а очень даже мерно. – поправил Егорка.
- Мальчишки, правильно говорить- в меру. – сказала Варя.
- Точно. Она во всём нужна. У нас, дядя Пётр, любит говорить: «Как говорит Джавара… Дживарахал Неру, во всём нужно знать меру.» - вступил в разговор Артемий.
- Сам ты Дживарахал. Джавахарлал Неру. – поправил Артемия, Фёдор.
- Ну разница по - моему не большая. – замялся Артемий.
- Кому как, он был, первым премьер-министром Индии, после её освобождения. Когда она перестала быть колонией. – продолжил Фёдор.
- Откуда знаешь? А точнее для чего? – спросила Варя.
- Я по нему реферат готовил. У нас вопрос был: «Кого из политиков Индии вы знаете?». Конечно никто не знал. Ну, а я вот решил узнать.
- Молоток! – сказал Егорка.
Евгений, молча смотрел на огонь и слушая ребят ощущал, как по нему растекается внутреннее тепло. Он не меньше ребят любил такие вот, душевные разговоры. Каждый в них находил что-нибудь для себя. Интересные разговоры и интересные вопросы у них случались довольно часто. 21 июня, в канун памятной даты, у них зашёл разговор о войне, точнее её начале . Мальчишки, после не большого спора между собой про то, кто и как относится к Великой войне, спросили у него: - Дядя Женя, а ты что думаешь? Кто виноват, что вот так война пошла? Что такие огромные потери у наших были?       
     Вопрос застал его врасплох. Как ответить им, знающим войны лишь по кровавым фильмам, где всё далеко от реальности и зачастую напичкано режиссёрской фантазией. Им, уже не заставших людей, выживших в этой мясорубке судеб и народов. Что ответить им про то, что такое война. Он сам, будучи востроглазым пацанёнком не часто расспрашивал про ту войну своего деда. Сейчас бы он завалил его вопросами… Но уже много лет как поздно. Что рассказать им про нереальный масштаб охваченных огнём территорий, про миллионы не успевших прожить отпущенный Богом срок судеб… Что и главное, как? Интернет с его противоречивой информацией не подходит. Что сможет ребёнок на «гуглить» в этой огромной паутине? И Вспомнил Евгений, как сам спросил однажды у промасленного временем и прожитым сроком своего деда.
            Шли они по заднему двору дедовского дома от курятника, где Женька, любил собирать куриные яйца. 
          - Дед, а что такое война на самом деле? Ну, когда в заправду стреляют. – спросил он с детской наивностью и верой в то, что всё делится на тёмное и светлое, на понятное добро и зло. 
Дед, остановился, не много подумал, глянул на Женьку своими прополосканными жизнью, но пронзительными голубыми глазами. Взял из плетённой корзинки яйцо и ответил.
            -  Вот представь внук, в этом яйце наши и не наши. Весь мир в общем. То бишь все люди с их жизнями и заботами.
          После этих слов, он резко с хрустом сдавил яйцо - мир. Между его коричневых, узловатых пальцев потекло яркое-золото желтка. Женька же увидел в нём жизни погибающих и уже погибших людей. 
           - Вот так внук. Нет там на войне ни наших, ни ваших. У неё свои интересы. 
         Запало тогда показанное дедом, Евгению, в душу. Не всё он тогда понял, но суть ухватил. Уже много лет спустя, изучал для себя Паровоз, вопрос той войны. Того что там происходило. Пытался понять и найти след тех, кто управлял этой бойней, тех кто без разбору кидал в адово пекло миллионами людские жизни…  Ответил он им тогда дедовским способом. Только вместо яйца использовал сухие листья травяного чая. Они после сжатия в крепком кулаке превратились в пыль. Её подхватил ветерок и сопровождаемый детскими взглядами развеял по округе...
- Дядя Женя, а ты что думаешь про меру - неру? – спросил Артемий.
- Ну други мои, вопрос не из маленьких. – ответил Паровоз, обдумывая с чего начать. У них не раз случались разговоры на интересующие детей разделы жизни. И Евгению, всегда нравилось построение и философское течение мысли у его ребят. Глуп тот человек, говорящий, что дети много чего не понимают. Понимают и ещё как, их чёткие не обычно сформированные для взрослого утонувшего в стереотипах мозга суждения, вызывали у него восторг, как у гурмана редкое блюдо.
- Давайте начнём с того, что определим, что есть мера. Одно дело мера длины.
- Знаем, знаем. Сантиметр, дециметр и так далее. – вставил востроглазый Егорка.
- Не только, я ещё знаю сажень, вершок, пядь, кувырок. – это уже Данька, ему тоже не терпелось показать свои знания.
- Правильно Данька, только это русские названия измерения длин, то чем измеряют, а не сама мера. Мера - это то, что ты уже отмерил. То есть какой-то фиксированный отрезок, кусок чего - либо, а чему он равен уже не столь важно. – объяснил Паровоз.
- Ну как не важно! К примеру, есть у меня шоколадка, большая. От неё я отломил сантиметр, Артемию, а дециметр, Даньке. Им то ведь ещё как важно, кому сколько досталось. – заметил Егорка.
- Егор, да дядя Женя не о том. Это важно тебе, какой кусочек достанется. Для самой шоколадки вообще всё равно каким способом ты её отмерял и делил. – сказал Фёдор.
- Верно мыслите оба. Один говорит о мере для человека, другой для объекта, предмета. И если для предмета с мерой более или менее понятно, сколько отмерил такова она и есть. То вот с человеком сложнее. Это , други мои, ту-ту-ту какой философский вопрос. Для человека мера- это прежде всего какое-то ограничение. Еда, сон, вещи, нахальство, доброта и много чего ещё. Всему этому нужна мера. Самый простой пример – ест человек без меры и что? Здоровье плохое, вес большой. Тяжело ему по всем статьям. – сказал Паровоз и посмотрел на чайник. Тот уже характерно шумел, говоря о том, что чай скоро будет готов.
- Да-а, таким свиноидам уже в футбол не побегаешь. – Егорка, надул щёки изображая объект разговора.
- Ладно в футбол, им вон и на кораблях лишний раз не поплаваешь. Залезет пара таких, кило по 180 и того – перегруз. Здравствуй сомы да налимы. – вторил своему другу, Данька.
- А мне их жалко. – сказала Варя – Тяжело такими быть.
- Меньше надо было в себя толкать! Тогда бы и жалеть некого было. – отрезал Артемий.
Евгений, прервал диалог друзей, сняв чайник объявил:
- Народ, где кружки? Чай стынет.
Разлив по быстро появившимся кружкам ароматнейшего напитка и усевшись на своё место, Евгений, продолжил.
- Что касается наших толстяков, да этого можно было избежать. Ешь, разумно потребляя продукты и соблюдая меру. Тем самым ограничивая себя. Для этого нужен контроль за своими поступками и образом мыслей. Первична мысль, поступок вторичен. Так и здесь, если бы люди, ту-ту-ту умели контролировать свою мысль, были бы ближе к чувству меры. Вторым примером можно привести вещи, точнее их потребление. Сколько нужно человеку вещей?
- Одежда, что б по улице ходить. – ответил первым, Данька.
- На чём спать и есть. Кровать, стол, тарелки разные, кружки. – сказал Егорка.
- Верно, что было во что одеть тело, спать этому телу и кормить его. По большому счёту не много. Но посмотрите вокруг, сколько много разных супермаркетов, магазинов различной техники, которые подсаживают людей на потребление без меры.
- Дядя Женя точно! У нас тётя Зоя есть, так у неё в квартире телики не то, что в каждой комнате, в ванной весит. А когда она показала сколько вещей у неё, ну то есть одежды. Вся в огромный шкаф не влазила, хранилась ещё в мешках, в кладовке. А ведь она одна живёт. Хотела маму удивить, а когда домой шли мама плевалась. «Куда ж столько, зачем?» - рассказал Артемий.
- Вот про это и разговор ребята. Без чувства меры человек захлебнётся в вещах. Они не дадут ему ни покоя, ни счастья. – заключил Евгений.
- Ага, как в старом мультике раджа утонул в золоте. Оно там ещё в эти, на черепа похожее слово превратилось. – сказал Егорка и не вспомнив слова смутившись обвёл ребят глазами.
- В черепки оно там превратилось. – напомнила Варя. - Мне папа говорил, что черепки- это остатки от глиняных изделий, горшков, тарелочек. А значит золото превратилось в засохшую глину. – и Варя украдкой посмотрела на отца. Евгений, тоже посмотрел на дочь, в его взгляде читалась нежность испытывать которую может только отец к дочери.
- Ну и под занавес ребята, а то засиделись мы с вами, как обычно. Мера должна быть и в общении с другими людьми, особенно с теми, кто рядом с вами чаще чем другие. Мы не знаем, когда может переполниться чаша терпения этого человека. Посему должны мерить свои слова и мысли его чашей. Не быть навязчивыми, даже шуток и юмора должно быть в меру. Если не соблюдать этого правила, то ту-ту-ту, можно быстро наскучить человеку или ранить его. Расскажу вам одну старую притчу.
«Собирался бедуин со своего стойбища. Тщательно. Не забыть бы чего. Уложил на верблюда остов шатра, потом свёрток самой шатровой ткани. Следом кухонную утварь, спальные принадлежности и прочее. Верблюд всё это с выдерживает. И вот остаётся последнее, что он не уложил. Перо павлина, ярко расцвеченное всевозможными оттенками зелёного и золотисто-коричневого. Повертел его в руках, ну как такое оставить и положил в последний тюк. Тут то верблюд ту-ту-ту издох. Так вот народ, не перегружайте свою жизнь, учитесь этому с ваших юных лет. На сегодня всё, по домам, а то влетит мне от ваших родителей.                Народ, не хотя зашевелился и прибрав после чаепития, двинулся домой. Общим мнением выбрали срединный путь до начала частного сектора. Откуда каждый пойдёт своей дорогой. Выбрали ребята этот путь специально. Им хотелось продолжить разговор.
- Получается, даже одно слово может сломать человека? – уточнила, не много испугавшись Варя.
    -Да, Варюшка. Мы часто не задумываемся над тем, что произносим и как. Мы перестали быть чуткими к людям. Причина та же без меры зациклены на себе. – ответил Евгений.
- А у меня вот какой вопрос. – начал Фёдор. – Говорят умеренное потребление алкоголя – это нормально. Но ведь здесь, что – то не правильное? – и продолжил, сам отвечая на свой вопрос. - Тогда получается можно употреблять сколько влезет. Ведь если говорить об этом, как о объектах, то выходит сколько отмерил, столько и потребил. А мера то, у каждого своя.
Паровоз, порадовался ходу размышлений Фёдора и ответил.
- Попал в точку. Именно на это и делается ставка теми, кто производит алкоголь. Они придумали хитрый и коварный термин - «умеренное потребление». Придуман для того что бы усыпить разум человека, его способность критически мыслить.  Все мы знаем с детства, спирт и продукция его содержащая – яд. Но с экранов телевизоров в различных передачах и фильмах, в разного рода книгах нам внушают, что в меру можно, даже полезно. Хотя любой разумный человек понимает, яд он и есть яд, его не может быть в меру. В далёкое для вас Советское время, в 1950 - х годах этиловый спирт классифицировался, как опасный яд, вызывающий повреждения внутренних органов и привыкание, которое в свою очередь вело к деградации и разрушению личности человека. То есть его сути. Потребление алкоголя ведёт к разрушению тела, а там ту-ту-ту, всё ближе могила.
- Или по ветру развеят. Сейчас ведь сжигать начали. – вставил Данька.
- Думаю после того, когда тебе кердык, уже безразлично как тебя того, похоронят. – ответил ему Тёма.
- Ну други мои, дело не в том, как тело приберут, а как ты жизнь проживёшь. Вы должны помнить – такими словами обманками, типа «умеренного потребления» вас будут склонять к потреблению не нужных и опасных вещей. Без алкоголя и табака наш организм может и должен обходиться. Они для него яд. Разрушение в красивой оболочке. Так что тут безо всяких мер!
- Дядя Женя, а слово мера и умер корень то один. – сказал Фёдор.
- Мне думается здесь вот в чём дело. – начал рассказывать свои соображения Евгений. - Наши предки просто так слова не придумывали, все они наполнены смыслом. Человеку в этом мире тоже отпущена мера, мера жизни. Когда человек старый, он у меры, то есть у конца отпущенного ему срока. Он умер, но в наше время понятие изменилось и при этом слове сразу представляется трупик. А к нему относится слово помер. По- мере отпущенного срока. Срок кончился и ту-ту в Светлый мир.
- Или в тёмный. – произнёс тяжёлым голосом Егорка.
За таким разговором они дошли до намеченной точки. Попрощались и каждый взял курс в сторону своего дома.
4.
В понедельник, Паровоз, с нетерпением ждал окончания планёрки. Примут или отвергнут его идею. Как подаст её Михалыч, сможет ли доходчиво объяснить. И уже жалел, что взвалил на мастера, нужно было идти самому. Но сделанного не воротишь. Оставалось только ждать.
Но вот по железным ступеням, ведущими со второго этажа, где располагались административные помещения застучали подошвами ботинок ноги людей, которые сейчас разойдутся с новыми заданиями, по своим участкам и местам. Прошло ещё пару минут ожидания и между рядами станков показался, Михалыч. Увидев его, Евгений, понял не прошло. Был Михалыч, мрачнее тучи. Не приветствуя Паровоза, он сразу же начал выливать на него своё раздражение.
- Ну что, Кулибин, доморощенный подставил ты меня. Карман, такой визг поднял. Да кто этот Самослов! Станок в Японии проектировали, на заводе занимающимся станкостроением, а не а бы чем. А здесь,какой-то токоришко мать перемать. – и Михалыч, злобно выругался.
- И ещё, уж не знаю как, но сразу поняли что идея твоя. И взгрели меня, что тебе помогаю. Эх ты! Иди, они тебя в кабинете у зама ждут.
Евгений, молча смерил мастера взглядом. Внутренне досчитал до десяти. Успокоил зазвеневшие нервы и пошёл на второй этаж.
Пройдя по длинному оштукатуренному «кораедом» и выкрашенному в светло-жёлтый цвет коридору с впадинами дверей в обе стороны остановился у двери цвета «венге». Табличка, расположенная в центре дверного полотна, оповещала всяк входящего, здесь трудится - Зейдинов Вячеслав Валентинович. Занёс руку что бы постучатся, передумал. Глубоко вдохнул и надавив на ручку потянул дверь на себя.
За дверью открылся не большой кабинет. Два окна кабинета смотрели на улицу, вдоль которой лицевой частью стоял завод. Завод построенный в те времена, когда лозунги: «Даёшь народу!», «Хлеб Родине!». Не были пустым звуком и скрывались за этими фразами не продажные вставшие на рельсы «бизнеса» чинуши, а честные, искренне трудолюбивые люди. Сейчас в этом кабинете с светло-голубыми стенами, фотографиями Гаранта и производства, восседали за тёмным офисным столом, трое. Карман, Зейдинов и руководитель по персоналу, Павлюченков.
Евгений, вошёл и закрыл за собой дверь. Сидевший по центру, Зейдинов, кинул в него недовольным взглядом, из близко посаженных карих глаз.
- Почему без стука!? Вы не к себе домой зашли. Гм… - он запнулся, подбирая слово с каким можно обратиться к наглецу.  Товарищ - давно кануло в лета. Господин – ну это просто смешно. Можно было бы назвать его рабом, как они иногда между собой называли рабочих людей завода, но не мог себе этого позволить. Боялся. Одно дело так, за между прочим между своими… «- Вот и думай, как обращаться с этими работягами. Вернули бы старое слово холоп, вот это было бы дело!» Выбрав из двух вариантов менее коробящее его суть, продолжил. – Товарищ Самослов, не буду вам взрослому мужчине говорить о этикете и субординации тем более…
- Я к вам сюда не за ликбезом по светской этике пришёл. А хотелось прояснить для чего меня вызвали? – прервал злопыхания Зейдинова, Евгений. – Чем вызвано ваше не довольство?

- Чем вызвано спрашиваете!? А вашим не уместным претенциозным поступком! Вы кем себя возомнили!? Вам не пришло в голову, что если в ходе вашей так называемой доработки станок выйдет из строя, то его дальнейший ремонт встанет управлению в круглую сумму. – с желчной злобой проговорил, Карман. – Не уж то вы считаете себя умнее целого проектного отдела Японии? Почему вы постоянно думаете о себе, как о творце, который лучше других!?
Евгений, почувствовал – это обращение задело его по русской сути. Той сути, которая всегда была честна, не изъедена червоточинами хитросплетений. К той части русского естества являющейся созидающей, сотворяющую не малую часть мира. И дело здесь не в количестве созданных народом побрякушек. К Китаю, обувающему и одевающему, снабжающему теле-видео и аудио системами большую часть мира, никто не применит термин- созидающий. Созидание не штампованный ширпотреб, а состояние духа способное породить поэтов, живописцев, выдающихся конструкторов и инженеров.
Паровоз, понял, что не из-за узости мышления или не до понимания технологического процесса, не приняли они предложения, а лишь по причине того, что не ими оно озвучено. Не могли они в силу какой-то своей гордыни принять его от простого токаря. Осознав суть происходящего, окинул взглядом налившуюся тлеюще-красным гневом троицу. Принял решение.
- В общем я увольняюсь и ту-ту-ту. – сказал Евгений, перебив Кармана, который всё ещё распекал его. – Надоели вы мне…
Развернулся и вышел из кабинета.
Его сборы были не долгими. Спустя полчаса он стоял за заводской проходной. Накрытый куполом синего, летнего неба ловил себя на мысли о том, что нет у него ни тревоги, ни сожаления о сделанном. Знал, Евгений – жизнь многовариантна и многогранна. В похожие моменты ему всегда было интересно, как теперь сплетутся нити его судьбы. На ум пришла фраза вычитанная у одного из классиков: «Только делая шаг в неизвестность, человек по настоящему свободен.» Будучи в сию минуту совершенно свободным, он оставил всё бремя заводской жизни этому же заводу, сел в свою далеко не новую машину и не оглядываясь покатил на лодочную станцию, поработать на катере.
Вёл машину по привычной не раз езженной дороге и вспоминал, что были у него в жизни подобные случаи, когда его отвергали за любившую честность русскую суть.
        5.

Перенёсся через воспоминания в Житомирскую область, посёлок «Заречаны». Легли тогда нити судьбы его матери – Елены Прокопьевны Купцовой, переехать туда с ним. Перебрались они из Новосибирской области, села «Степное». А до этого, была у них целая и полная семья. Жили они в обычном из лиственничных брёвен пятистенке. Родители его звёзд с неба не хватали, но и не последнем счету были в их не малом совхозе. Жилось как всем, имели свои тихие радости и заботы. Жили на одной улице с бабушкой и дедом по материнской линии. Пелагея Ефремовна, не чаяла в своём «унучке» души и внук дарил ей свою любовь в ответ.
Детство, Евгения, протекало в просторных лугах, золотистых наполненных игривым солнечным светом речушках, шумных ватагах сверстников и колхозных полях. Где они с пацанятами работали, стараясь не отстать от взрослых мужиков. Всё это казалось Женьке бескрайним, вечным. Не знал тогда ни он, ни его мать, что в дом их засунул свою зелёную лапу змий, уничтожающий семьи и народы.
Началось, когда отец по совету своего брата стал ездить на заработки в Новосибирск. Ездил отец небольшой вахтой, неделю там, четыре дня дома. Копейка в доме появилась в большем количестве. Войдя в раж в погоне за достатком, отец стал увеличивать время вахт. Вскоре он работал месяц в городе три-четыре дня дома. Приезжал он уже будучи не трезвым и все выходные доливался, как он говорил: «До состояния кондиции». Конечно, мать Женьки, не терпела таких изменений. Были слёзы и ссоры и обещания. Но обещания быстро забывались, а слёзы высохнув вновь смачивали лицо матери. Когда дело дошло до побоев- слёз у Елены Прокопьевны, уже не было. Она быстро и решительно собрала чемоданы и уехала, увезя с собой и Женьку к подруге. Подруга матери вернулась на историческую родину около пяти лет назад и частенько звала их в гости. Женька, не сопротивлялся, ему в неполные девять лет было даже интересно покататься на поезде, поглазеть на что-то доселе не виданное.  И вот поезд и автобусы привезли его в октябре к этому…
- Эй кацап! Стой морда!
Эти слова он услышал, когда после уроков направился к съёмному жилью, где они теперь обитали с мамой. По приезду они устроились у маминой подруги, а через неделю перебрались в дом, который сдавала набожная бабуля, говорящая только на западно-украинской мове. Первые дни в школе прошли напряжённо, но мирно, никто из ребят его нового класса не задирал, но и не выказывал признаков дружбы. Женька, со своей стороны не любящий быть в центре внимания не лез в дела класса. Спокойно  после занятий шёл на новое жильё. Всё изменилось, когда он вступился за мелкого первоклассника. Трое ребят из его класса окружили сжавшегося в комочек мальчишку и дёргали, выбрасывая на землю из его ранца учебники и тетради. От этого им явно было весело. Вначале, Женька, насупившись хотел пройти мимо. Но услышав жалобный писк мальчугана, в нём что – то щёлкнуло. И едва не помимо воли повлекло к мучителям.
- Эй! Ну зачем вы к нему прицепились?
Ребята повернули на его голос головы.
- Тю, это це там кажет? – сказал не рослый, но более широкий из троицы. Агап, вспомнил Женька его имя.
- Це ж кацапки син. Тиби шо за дило? – спросил второй с крупными руками и угловатым лицом.
- Не правильно это, когда вас трое, а он один. Да ещё вон какой мелкий.
В это время из-за угла школы вылетел лопоухий в очках пацанёнок. Ещё не до конца остановившись он уже начал говорить.
- Агап, хорошо тиби нашёв, директор к сиби кличит. Тиби и Прохора.
И он кивком головы указал на Агапа и крупнорукого одноклассника.
- Дило кажет он срочное, так шо ви бегом к ниму.
Ребята, явно расстроенные тем, что расправа над зарвавшимся кацапом сорвалась, направились к входу в школу. Тогда Женька впервые услышал слово кацап. Как он узнал оно относилось ко всем русским. Дойдя до угла школы Агап обернулся и обронил:
- Ну ни шо, тиби ешо мало ни покажется.
С этим обещанием троица скрылась за углом. Женька, помог первоклашке собрать разбросанные вещи. Голова его наполнилась, загудела чугуном. Глаза безрадостно окинули придавленную низко стелющейся распластанной от края до края серой облачной массой степь. Разбросанные по ней безо всякого намёка на улицы белые мазанки. Вздохнул и уныло продолжил прерванный путь. После этого случая его открыто невзлюбили. И сейчас, по прошествии двух дней эта троица, а с ними ещё двое с параллельного класса шли следом и окликали, явно намереваясь исполнить обещанное. Внутренне нахохлившись, Женька, остановился и не желая вступать в конфликт не злобно сказал:
         - Ну чего вам?
Трое поравнялись с ним и взяли в кольцо.
- Цикаво ти звидки припёрси? – ответил вопросом Агап.
Женька, не понял всех слов, но суть уловил.
- Из Сибири я. – ответил, сохраняя спокойствие он. Женька, принял решение не отступать.
- Тю, так ось тиби из якой диры мать кацапиха привезла. – проговорил Агап, поглядывая на своих приятелей.
- Мов починати воно лупцовати? – спросил до сих пор молчавший третий из ребят.
- И те вирно, а те ще до кацапихи утикати буде. – согласился Агап.
 И он сплюнул под ноги Женьки. Многое мог стерпеть Женька, не раз участвовал в драках и кулачках, прилетало и от пьяного отца, когда защищал мать. Боль была ему не в новинку. И он отлично понимал исход этого разговора. Не маленький. Одного никогда не терпел Женька, когда кто-нибудь хоть словом, грязно касался его матери. Что-то в нём начинало клокотать, а в глазах прыгали рябые пятна.  Согнувшись и выставив в перёд голову, он, целясь в живот наглеца издав лишь короткое «А-а» ринулся в атаку. Чувство праведного мщения овладело им. Удар в живот и грудь Агапа, получился хорош. Тот, не ожидая от невзрачного на вид кацапа такой прыти, охнув от боли и сбитого дыхания согнулся пополам. Но Женька,не остановился на этом. Из своего положения атаки, он вытолкнул правую руку вперёд. Звонкая плюха пришлась в нижнюю губу побледневшего и осевшего, Агапа. Левой рукой Женька, достать его уже не успел. Включились четверо подручных. Первым делом его сбили с ног. И уже на лежавшего на земле, посыпались удары. Женька, инстинктивно закрыл голову руками свернулся клубком.
- Жаль я не ёжик. – подумал он. Вспомнилось ему почему- то привольное небо, наполненное запахом бора, свежескошенной травы и только что пойманного дедом судака. Как он, смотря на огромное море света наполненное тёплым воздухом, думал и не мог понять. Не мог понять, вот как оно – это всё устроено и небо и облака и солнце и судак в крепких дедовских руках.
Его избиение прекратил учитель музыки, Просько Тарас Игнатьевич. Выйдя из-за угла, он увидел это действо. Остановившись в паре шагов от разгорячённых расправой мальчишек, рявкнул. А голосом, Тарас Игнатьевич, обладал мощным и зычным под стать фигуре.
- Шо ви бисовы немовлята зробте!? Совсим страх и совесть втративши!
От прогремевшего раскатистого баса избивающие прыснули в рассыпную. Двоих из них сильные руки учителя схватили за воротники учебных пиджаков. Хорошенько тряхнули, от чего в пиджаках что-то хрустнуло, а бойцы как-то в раз сникли, повиснув безвольными куклами начиная шмыгать носами.
После этого драки с «западленцами», как стал их называть Женька, перекатились за школьное пространство. Нет драки для него не стали ежедневными или еженедельными, он ни разу не сдавался без боя. Но два-три раза в месяц они были обязательно. Сложное для него было время. Из тех, кто проявлял к нему сочувствие в классе, не боясь мнения большинства, была только дочь председателя колхоза- Таисия Понамаренко. Бойкая не робкая на язык, яркая представительница своего народа. По прихоти судьбы, наверное что бы смягчить его участь, она сидела с ним за одной партой.
- Шо ж ты не убёгнешь? Не зазорно это, их ведь больше. – говорила она, глядя на его свежие ссадины.
- Бегать не буду. – упрямо отвечал он. – Тем более знаешь какими словами эти гады мою маму называли? А она для меня всё, всё светлое, а они… А они это топчут.
Матери он старался не показывать свои синяки и ссадины, которые иной раз распускались всеми цветами радуги по его телу. Обидчики стараясь не бить по лицу, не жалели его тела. Женька, в ответ бил зло и без разбора.
Не жаловался он о своих страданиях маме, видел и ей тяжело. На работе у неё коллектив не лёгкий с подругой отношения почему-то тоже ухудшились. Видел это Женька и понимал, маме и так ох как не просто. А он, он уже не малыш, сам разберётся. Часто винил отца в том, что они теперь жили здесь, среди этих почему-то невзлюбивших их людей. Даже в письмах своей бабушке по которой очень скучал, он ни разу не упомянул о том, как ему здесь жилось. Женька, описывал природу-погоду, писал о своих снах, спрашивал, как там дед и ни разу ни слова не сказал о драках и тяжёлой сердечной тоске. Она, не смотря на Женькину, беззаботность и простодушную доброту, копилась в его душе.
И вот однажды придя со школы домой, он увидел маму, она пила чай, а в глазах стояли слёзы. Бросив портфель возле стола, Женька подошёл к ней, обнял её сзади уткнулся в волосы. Снаружи они пахли улицей и её работой, но внутри, имели такое же привычное и самое для него дорогое, пахнущее его детством тепло. Мама. Отстранившись от её волос он через плечо заглянул ей в глаза и сказал:
- Мама, поехали отсюда домой, а?
Мать ничего не ответив, перетянула его за руку к себе лицом и крепко-крепко обняла.
На следующий день к вечеру, они уехали, покинув так и не ставший за шесть месяцев гостеприимным край. Вернувшись они целое лето прожили у бабушки и деда. Женька, каждый день проживал с ликованием и удовольствием. Оттаивая озябшей душой. К началу осени они с мамой перебрались в недалёкий от них Новосибирск. Про отца, он ничего толком и не знал. Позже мать скажет ему, что тот переехал куда-то в Ростовскую область и там, нить его жизни для них была потеряна.

6.

Евгений, подъехал к берегу, где на стапелях стоял их катер. С удовольствием погрузился в работу. К вечеру закончил последние из оставшихся мелочей. «Быстрый» был готов к спуску на воду. По приезду домой с порога был окружён заботами Светланы, которая, как будто предчувствуя внутреннее настроение мужа приготовила хороший ужин и испекла любимый всем семейством торт.  После ужина, отдав ему должное, Евгений сказал:
- Знаешь я уволился с завода. Надоели мне эти кислые рожи начальства… Да и дело тут вышло. – он изложил ей всю историю со станком и походом к руководству, закончив фразой. – Служить бы рад – прислуживаться тошно.
 Светлана, не много помолчав ответила:
- Ну и молодец, а то сам себя поедом бы съел. И не переживай прорвёмся. Жизнь пустых мест не терпит. Вот и твою пустоту по работе заполнит. Найдётся вариант. Более достойный.
  Она подошла к нему, обняла, взъерошила рукой волосы.
- Правдоруб ты мой. – и легко поцеловала в лоб.

    На следующий день, в полдень, ему на мобильный телефон позвонил, Константин Эдуардович.
- Здравствуй, дорогой ты мой Левша! Как домочадцы твои? Как здоровье?
   После обмена любезностями, Константин Эдуардович спросил.
- Мил друг, ты значит с завода ушёл?
- Откуда узнал? – удивился Евгений.
- Да вот, сорока на хвосте принесла. Сидит мол лучший токарь без работы, тоску тоскует. Ну а если серьёзно, то приезжал я к тебе в цех, по пути на приборостроительный. Посоветоваться с тобой хотел. А мне и говорят, нет де нашего соколика, упорхнул из гнезда. Ну и я, сам понимаешь не могу не воспользоваться случаем заманить тебя к себе. Давай к нам, в Академгородок, жалованье приличное положим, да и творческой работой обеспечен будешь. Или у тебя свои планы есть? А я тут насел на тебя…
- По планам… Да нет, особо долгоиграющих ни каких не предвидится. Отдохну, с ребятами «Быстрого» на воду спустим. Не много по водоёму походим, а там… А там и к тебе нагряну, за обещанным. – ответил чуть подумав Евгений.
- Будем рады всей нашей изобретательской командой! И посулы мои исполним. – задорно проговорил Константин Эдуардович.
     После разговора, Евгений подумал: «Ну вот, сутки пройди ещё не успели, а я уже работой обеспечен. Даже поволноваться не успел.» - он улыбнулся. – «Всё ж таки жизнь - удивительная штука. Как ты к ней, так и она к тебе, ту-ту-ту.»
    Набрал номер Светланы, она была на дежурстве в терапевтическом отделении, но ответила сразу. Поделился с ней приятной новостью, знал, что будет за него переживать. Пожелав приятного дня, сказал несколько ласковых слов и отключил телефон.
- Так. – сказал он вслух- с ребятами у нас на завтра запланировано, значит сегодня займёмся домашними делами.
   Посмотрев на часы, занялся готовкой обеда. Скоро должна прийти с бассейна Варя. А она с него всегда приходила голодная, как волчонок. После готовки вышел из дома и прошёл в мастерскую, где сейчас мастерил для своей теплицы механизм автоматической вентиляции и полива. Пройдя по уложенной тротуарной плиткой дорожке, окинул взглядом свои владения. Не большой с мансардным вторым этажом дом. Облицованный по первому этажу жёлтым кирпичом с коричневыми вставками по углам. Второй этаж из профильного бруса выкрашенный в бежево-кремовый цвет с коричневыми в тон первого этажа углами и оконными проёмами. Гараж-мастерскую, так же отделанную кирпичом. Яркий сочной зеленью газон, между плодово-ягодными кустарниками и спиреями. Позади дома добротный огород с теплицами. Всё это он любил и отдавал этому не малую толику своей души. И его усадьба отвечала ему взаимностью. Евгений блаженствовал, истончаясь в окружающий его мир всполохами из своей светлой души.
     Вечером, встретив Светлану со смены, они втроём поехали в их любимый ресторанчик.
-Завтра у нас спуск на воду. – сказал Евгений Светлане, когда сделали заказ.
- Знаю, мне уже Варешка рассказала.
- Ух, болтушка! – сказал Евгений, шутейно строжась.
- Ну пап, ты же знаешь, как мне не терпится, да и не только мне. Пацаны вон названивали. Спрашивают: «На завтра ни чего там не поменялось?». Я им ответила, что всё в силе. – защищаясь сказала Варя.
- А чего они мне не звонят? – спросил Паровоз.
- Не хотят тебя беспокоить и показывать своё нетерпение. Да я в общем и это не должна была говорить. – сконфузилась Варя.
- Не боись, не выдам. Мы с тобой ту-ту-ту какие друзья!
- Ладно мореплаватели, давайте ужинать, нам уже заказ несут. А то я голодная, как чёртик. – прервала их Светлана.
- Как скажешь, Родная. – отозвался Евгений.
Они, расставив тарелки со снедью принялись за трапезу. Расправившись с ужином, отправились погулять на набережную. Солнце, завершающее свой дневной маршрут, уютно освещало мягкую зелень парка, ныряющие между кустов и деревьев дорожки, новые скамейки и по летнему добродушных людей. Варешка, которой взяли на прокат роликовые коньки умчалась вперёд и там каталась с такими же как она ребятами. Светлана с Евгением смотрели ей вслед и в глазах у них сквозь сердечную и душевную теплоту проступала грусть.
          - Выросла наша маленькая. – высказал Евгений, вслух их общие мысли. – Ещё чуть-чуть и улетит из гнезда.
    Светлана вздохнула.
- Знаешь сколько раз я думала, почему у нас больше нет деток? В чём причина? Ведь здоровые оба, а вот нет и всё. Хоть тресни. Я ведь знаю, как ты хотел ещё и сына… - и она с грустью в голосе умолкла.
- Ну что ты, Родная! – Евгений обнял её за плечи и подвёл к ограждению. За ним уже много-много лет несла свои воды мудрая река Обь. Мать этой территории.
- Не казни себя, есть так, как есть. И не твоя в том вина. Да, мальчишки для отца, конечно хорошо. Но мне и с вами более чем комфортно. А в этом Солнце моё, полностью твоя заслуга. Я сейчас занимаюсь с пацанами и мне есть кому себя, как мужчине передать. Так что ту-ту-ту, всё хорошо!
Он ещё крепче прижал её к себе, она в ответ положила ему голову на плечо. Летний, тёплый вечер делал и без того близких друг для друга людей ещё ближе. Растворял их соединяя в единое целое. Им не нужны были звуки из которых плелись слова, они безмолвно перетекали из души в душу.
Сзади подлетела на роликах Варя и вклинилась между ними.
- Чего это вы скисли? Носы на квинту повесели?
  Она глядела на них яркими весёлыми глазами, в них плескалось буйство жизни и свойственное юности искренняя чистота мысли и озорства. Евгению, стало легко и певуче на сердце, а заходящее солнце ласково целовало в макушку.
- А кстати, что ещё за квинта? – спросила Светлана.
7.
На следующее утро, Паровоз встал по раньше и стараясь не шуметь выскользнул из дома на лодочную станцию. После получаса ходьбы, он был на месте. Подходя к сонному домику смотрителя, Евгений, услышал со стороны «Быстрого» ребячий гомон. Обогнув домик приятеля, подошёл к тропинке, ведущей вниз и с высоты зелёного берега увидел, как вокруг катера сновали его ребята. «Вот чертенята» - подумал он. Ещё больше он удивился, когда с верхней палубы услышал голос Вари.
- А я разбудить её боялся! – со смехом произнёс он вслух. - Долго дырхну однако.
     И он бегом спустился к шебутной детворе.
- А ну банда! Рассчитайся кто здесь есть!
- О, дядя Женя пришёл! – раздались знакомые голоса.
- Папка! А мы тут уже проверили всё. – крикнула сверху Варя.
Ребята сгрудились вокруг него. Евгений, глядя на макушки, освещённые свежим солнцем начинающегося дня с чуть шевелящимися от тихого ветра волосами голов, подумал: «Как же мы в ответе за них, за этих маленьких, замечательных, верящих нам людей.» Все его пацаны были на месте. Фёдор, Тёма, два востроглазика Егор и Данька, немного ленивый и медлительный Сережка Ворсинин. Ну и конечно их двое, он и Варя. Команда была готова к отплытию.
- Ну как команда, готовы?! – выкрикнул Паровоз.
- Спрашиваешь! Да мы уже на пять раз всё проверили! Везде облазали, лишний раз поправили! – раздались ответы.
- Тогда начинаем и ту-ту-ту, в путь. – сказал Евгений. Он и сам был в предвкушении этого волнительного момента. Предстояло спустить на воду плод не малых раздумий и долгой работы. Шутка ли, своё собственное судно. Вот оно, воплощенное их общими стараниями и стремлениями. Память выкидывала на поверхность разные моменты. Вот он разрабатывает лекала и ему долго не даётся форштевень. Как он понял, что тангенциальный распил гнётся лучше радиального. Да что лекала и распил! Как сама мысль о постройке катера поселилась в нём лет семь назад. И он, обкатывая её то прятал в тайники своего разума, то вытаскивал на поверхность и украшал деталями. Припомнилось и первое установленное лекало на стапеля в арендованном у знакомого цеху. Первые линии шпангоутов. Как делали малковку и с каким трудом ребятам давалась клёпка гвоздями в загиб. Отдельной историей можно вынести доставку катера и стапелей сюда, на берег. Что бы здесь, рядом с пляшущей водой довести финишную отделку. И вот, спустя столько времени и потраченных усилий, катер стоял готовый и красивый. Вытягивал свой нос к поверхности воды, просил отпустить его. Ну же, ну… Не зря на его борту гордо горела красным имя «Быстрый».  «Пора» - сказал самому себе Евгений. Положил руку на тёплый от ободряющего солнца борт. Набрал в грудь тихим вдохом воздуха. Дёрнул рычаг сдерживающего механизма. Часть стапелей наклонилась вперёд и катер съехал в воду. «Быстрый» взрезал водную гладь тихо, почти без всплеска протянул по ней своё тело. И чуть покачиваясь встал, ожидая свою команду.
- Ура-а-а! – завопили ребята.
  Без лишних промедлений погрузились на борт. И непоседливой ребятне и самому «Быстрому» хотелось в полёт, скользить по не изведанной водной стране. Ребята устроились на носу, ожидая, когда дядя Женя отправит в путь к приключениям, на встречу жаркому июльскому солнцу катер. Паровоз зашёл в рубку, завёл двигатель. Тот охотно откликнулся и бархатисто заурчал, взбивая за кормой винтами белую пену. Толкнул рычаг управления от себя и «Быстрый» мягко и послушно пошёл по водной глади. На носу притихшая команда опять издала громогласное «Ура-а-а!».  Евгений не спеша, осваиваясь и прислушиваясь к реакциям катера на его команды, вспоминал всё, чему научился на курсах судовождения два лета тому назад. Аккуратно вывел из бухты «Быстрого», на огромное, покрытое лазурью зеркало большой воды, оправленное в раму тёмно-зелёного, золотистого бора. Он спланировал дойти в этот день до ближайшего островка, под названием «ТаньВань», сделать на нём не большую остановку и выдвинутся обратно. Для первого раза для него самого, его сорванцов и самого «Быстрого» этого будет достаточно.
Фёдор с ребятами упивались встречным ветерком, льющимся с неба солнечным светом, шумом рассекаемой воды и скоростью движения. Всё казавшееся привычным: бор, вода, солнце – сейчас казалось совершенно иным. Они словно перенеслись в другую точку плоскости окружающего их мира. Ощущение нереальности происходящего, дарило им чувство загадочности, расширяло их внутренний мир. Они притихли, каждый глядя вокруг думал о чём-то своём. Но чувство озорной свободы, читающееся в их глазах, объединяло ребят. Одна команда.          Евгений, смотрел на них из рубки, счастливо улыбался. Всё было замечательно и хорошо. Полнился он лучезарностью и душевным теплом. И если выхватить, запечатлеть в этот миг всех обитателей этого катера то с уверенностью можно сказать, вот так выглядит счастье. Счастье не зависящее, не боящееся внешних обстоятельств. Простое человеческое счастье – любить. Любить всё что тебя окружает. В этом мгновении жизни не существовало будущего с его умением ставить требующие преодоления препятствия и задачи. Сгинуло в искрящейся на солнце водной пелене уже не существующее прошлое. Осталось сверкающее летними красками драгоценное СЕЙЧАС. Сейчас – которое каждому хочется прожить чувственно, глубоко и по возможности совершенно.

20.03.20