Гэри Майерс - Призыв Нугут-Йуга

С большой благодарностью автору Гэри Майерсу за предоставленный текст.

Gary Mayets, Marc Laidlaw: The Summons of Nuguth-Yug

     Я, Снит, ученик старших мистерий, практикующий белую и серую магию, пишу этот рассказ своим мелким почерком на чистом листе в конце «Четвертой Таинственной Книги Хсана». Своей собственной кровью я пишу его, не имея под рукой других чернил, под тусклым светом двадцати плененных светлячков, сидя со скрещенными ногами на пороге молчаливого дома моего коллеги Нугут-Йуга.
     Я вспоминаю, что призыв Нугут-Йуга нашел меня в моем кабинете, обдумывающего один из наиболее темных отрывков из «Второй Таинственной Книги Хсана», книги, в которой, как следует отметить, Хсан дает объяснения скрытым движущим силам звезд. Из задумчивости меня вырвал безудержный стук во внешнюю дверь. Поднявшись из глубины моего кресла и моей души, я отложил книгу и взял серебряный подсвечник: прикрыв свечу от порывов ветра, я поспешил по гулкому коридору к крепкому дубовому порталу, откуда раздавался стук. Грохот неуклонно становился все громче, пока кончики моих пальцев не коснулись медной дверной ручки с пятнами медянки, а затем - прекратился! Я распахнул дверь. Кипарисовая изгородь отбрасывала длинные заостренные тени на освещенные лунным светом дорожки сада. Того, кто стучал не было видно.
     Но затем я услышал мрачный хлопающий звук, исходящий сверху, и, подняв взгляд, увидел заслоняющую звезды тень, кружащуюся над головой. Мое воображение обрисовало двигающийся передо мной смутный силуэт, как принадлежащий человекоподобной фигуре, худой и крылатой. Но мои глаза устали от долгих часов научных изысканий и, несомненно, мое воображение было болезненно возбуждено по той же самой причине.
     - Прекрати эти шутки! - крикнул я. - Во имя Старших, я заклинаю тебя! - И швырнул свой подсвечник в оскорбительную тень.
     И что было более эффективным, мой снаряд или мой крик, я не знаю, но крылатая тень стремительно метнулась прочь, скользнула над моей крутой соломенной крышей и быстро затерялась среди черных промежутков между звездами.
     Между тем что-то цилиндрическое упало на землю у моих ног. Наклонившись, чтобы поднять это, я обнаружил не свой подсвечник, а черную покрытую лаком трубку, обернутую в кусок пергамента. Единственный лист был тщательно исписан с обеих сторон светящимися чернилами, которые мерцали в темноте синим светом. Такие чернила, как я полагал, использовались исключительно народами Великой Бездны, той скрытой страны, где не знают о солнце, а луна и звезды считаются мифическими. Но язык был тем, на котором говорили в моем родном городе Нарат. И паутинный почерк выглядел странно знакомым - по причине, которая вскоре стала очевидной после прочтения текста.

     «Друг Снит, - говорилось в нем, - в этот ужасный час мировой нужды я призываю тебя объединить свои силы с моими в борьбе с опасностями, возникшими из самой глубочайшей тьмы. Ты поймешь меня, когда я скажу, что нечто научило гугов каким-то образом нарушать Знак Коф. Приди, я умоляю тебя, и возьми с собой «Четвертую Таинственную Книгу Хсана». Мой курьер, ночной призрак из Великой Бездны, перенесет тебя в мой дом; Старшие ускорят твое путешествие». 

     И здесь была подпись: «Нугут-Йуг, жрец Ноденса».
     Имя Нугут-Йуг не было неведомо мне, поскольку его владелец и я вместе изучали магию в секретном институте Хезетхуба, главного колдуна Нарата, в разрушенных катакомбах под городом. Но Нугут-Йуг был послан в нижние катакомбы по секретному поручению, и из этого путешествия он так и не вернулся! А Ноденс, как известно всем людям, Владыка Великой Бездны. Но более загадочная ссылка Нугут-Йуга была на ползущий хаос, Ньярлатотепа, и означала, что приближается гибель мира. Здесь действительно было много загадок, и я с нетерпением читал дальше в поисках их решений.
     Но все, что осталось, - это длинный постскриптум, набор подробных указаний о том, как найти Храм Ноденса или, возможно, дом Нугут-Йуга в вечной темноте Великой Бездны. Это было на случай непредвиденных обстоятельств, предусмотренных автором, таких как произошло, когда я прогнал своего предполагаемого коня неосмотрительно брошенным подсвечником.
     Об этикете, который соблюдают маги, я ничего не говорю. Я поймал двадцать светлячков и заключил их в темный фонарь: ведь свет, конечно же, был мне необходим, и хотя даже самый слабый отсвет мог выдать мое местоположение злым тварям с глазами, по крайней мере, запах горячего металла не должен был привлечь ко мне еще более худших тварей, не имеющих глаз. «Четвертую Таинственную Книгу Хсана», этот бесподобный сборник заклинаний для вызова и освобождения всех видов демонов, я завернул в непромокаемый плащ. Мера высушенных абрикосов, завязанная в платке, железная бутылка с чистой родниковой водой с добавлением бренди и письмо Нугут-Йуга, которое будет моим гидом: вот и все мое снаряжение.
     Затем я повернул ключ в замке наружной двери изнутри. Вернувшись в кабинет, я убрал мебель в одну сторону комнаты и откинул ковер с пола из широких плит. Один из этих камней был отмечен знаком Киш, как и говорил Нугут-Йуг. Подняв этот камень, я обнаружил квадратное отверстие, непроницаемая тьма которого, если Нугут-Йуг написал верно, была единой с мраком Великой Бездны, и в которую убегал крепкий шелковый шнур. Я погрузился в эту темноту, как в чернильную ванну, и вверил свою душу Старшим, и соскользнул вниз по шелковому шнуру.
     Когда я опустился на обожженном склоне над долиной Пнот, яркое отверстие надо мной было размером не больше звезды, и я подумал, что в Великую Бездну больше путей, чем из нее. Затем я зашагал вниз сквозь слепую тьму, выбрав направление по описанию из светящегося постскриптума Нугут-Йуга. Но я не достал свой фонарь: есть твари, которых люди не должны видеть, и большинство из них обитают в долине Пнот.
     Выжженный склон был гладким и пологим, и я спустился без каких-либо проблем. Но однажды я наступил на что-то круглое и твердое, что оказалось у меня под ногой, и упал на колени. Мои пальцы натолкнулись на пустые орбиты человеческого черепа; призрачные лучи моего фонаря обнажили полностью сочлененный человеческий скелет, лежащий у моих ног. Мой неосторожный шаг повернул череп лицом вверх. Как он попал сюда, владелец этих костей? Одна скелетная рука обнимала маленького идола из прокаженного камня, антропоморфного кумира с бородой из щупалец. Я не терял времени на пустые предположения; я оставил их лежать на том месте и продолжил свой путь.
     Затем шлаковый склон побежал вниз, чтобы перейти в покрытую золой равнину, и первый этап моего путешествия был позади меня. Но мне еще предстояло пересечь саму невыразимую долину Пнот, перспектива, которая так же тяжело отразилась на моей душе, как непроглядная тьма на моих ноющих глазных яблоках. Ибо в долине Пнот все могло случиться; и знать это - значит ничего не знать заранее; а против неведомого нет иной защиты, кроме бегства.
     Я шел, пока не устал, и спал, пока не отдохнул: так я разделил бесконечную ночь на дни. И всегда, прежде чем лечь, я повторял определенную формулу из «Четвертой Таинственной Книги Хсана», чтобы охранить себя, пока сплю. Я не знаю, было ли это из-за этой формулы или своеобразная удача, но ничто неприятное не мешало моему отдыху. Я завтракал, а когда и обедал, лишь двумя сухими абрикосами и глотком воды.
     Утро первого дня расстелило у меня под ногами ковер из костей в несколько слоев, которые гремели при каждом моем шаге. Мой фонарь показал, что это были в основном человеческие кости, но некоторые - кости крыс и слонов. Путь становился все круче, и вот уже груды костей сдвигались подо мной; я мучительно преодолел последний участок склона, передвигаясь на руках и коленях. Но когда я достиг вершины горы костей, я обнаружил, что противоположный уклон был еще круче. Таким образом, я начал медленно двигаться по краю того, что было похоже на ободок воронки несколько миль в поперечнике, воронки, которая так походила на яму муравьиного льва.
     Подойдя к дальнему краю воронки костей, я невольно столкнул один из черепов в яму и услышал, как его мрачный стук исчез в удивительной тишине невероятных глубин. А потом я расслышал нечто похожее на эхо, отскакивающее от стен жуткой воронки. Но этот звук был слишком громким и раздавался через нерегулярные промежутки, чтобы быть эхо. И тогда я осознал ужасную истину, и это заставило меня ускориться, породив страшную лавину, на которой я и скатился вниз по потрясающему склону, приземлившись потрепанным и дрожащим на краю зольной равнины: череп потревожил муравьиного льва, и муравьиный лев выползал!
     Это произошло в черный полдень следующего дня - появился странный шепот. Сначала нечто прошептало несколько слов передо мной, а затем нечто прошептало еще несколько слов позади, а затем ужасный приглушенный смех раздался со всех сторон. Я быстро достал свой фонарь, полагая, что дети тьмы будут сбиты с толку внезапным появлением света среди них. И я, должно быть, правильно рассуждал, потому что шепот быстро стих.
     Не было никаких признаков таинственных шептунов, к чему ужасный смех в какой-то мере подготовил меня. Но что могло подготовить меня к зрелищу, которое предстало моим изумленным глазам, когда, думая, что я все еще на выжженной равнине, я оказался в узком проходе между бесконечными стенами, которые поднимались выше, чем мог достать мой свет? Эти стены были покрыты странными выпячиваниями, схожими с анатомическими чертами человека, с коленями, локтями и головами, потому что они были полностью сложены из сломанных скульптур. И в них не было надлежащих дверей и окон, а только высокие, округлые проемы шириной с человеческий торс.
     Шепот возобновился за чертой света моего фонаря, отступая передо мной, когда я продвигался по узкому пути, но прижимаясь вплотную и не оставляя следов на покрытом пеплом пути. И так продолжалось до конца того дня, и я не смел ложиться спать, пока город и шепоты не остались позади меня.
     Вечер третьего дня привел меня к самому порогу тихого дома Нугут-Йуга. Свет изливался из открытого дверного проема, отбрасывая мою тень далеко через выжженную равнину, по которой я прошел, и поднимался, как туман, вверх по черному фасаду циклопической каменной кладки без окон на высокую крышу, где семь горгулий сидели в ряд. Черные, как стена, которая поддерживала их, почти такие же черные, как и темнота, которая окружала их, - этих горгулий было нелегко рассмотреть; они могли быть похожими на людей, худыми и крылатыми как летучие мыши. Но их выжидательные позы были настолько живыми, что я почти услышал, как стучат их перепончатые крылья.
     Двойные двери из зеленой бронзы в стене были открыты и изображали в горельефе первозданную аллегорию Ноденса, Повелителя Великой Бездны: антропоморфного бога с бородой щупалец, охотящегося на крылатых спрутов с трезубцем, восседая на троне из раковины морского гребешка.
     Заглянув за двери в освещенное внутреннее пространство, я увидел непритязательную кровать отшельника, тюфяк из грязной соломы и алтарь из прокаженного камня его бога с венчающим его постаментом в форме раковины морского гребешка. Оба были пусты.
     Затем свет погас. А в следующий момент я испытал большое несчастье, в свете моего открытого фонаря увидев как дверной проем сомкнулся позади меня, словно рот.