Дворовые

Меня зовут самым простым именем – Шариком. Мне всего двенадцать месяцев, но я довольно смышленый, как мне говорят другие. У меня шестеро братьев и одна сестра. До нас у мамы с папой было пять щенков. Одна моя сестра умерла при родах, а остальных моих братьев и сестер кто-то убил. Сейчас моя мама снова ждет появления щенят, но она очень боится за них и за нас. Она рассказывала нам, как ей удалось спрятать нас в подвале и кормить тайно от всех. Даже наши соседи не знали, что мама родила. Кстати, о соседях. Они у нас очень дружные, хотя папа говорит, что они мерзкие, и что весь наш двор превратился во двор воров, завистников и стукачей. Наш двор называется ГАВ – Государство Абсолютной Власти. Я пока не очень понимаю, что значат эти слова, но папа говорит, что государством мы стали недавно. Он часто нам рассказывает, как до нашего появления они с мамой жили в обычном дворе, где дружно уживались все собаки различных пород и разного возраста, разных оттенков и разной длины шерсти. Все жили очень дружно и весело: ходили на охоту на остров кур, добывали пищу или же обменивали кур на доски для будок и прочие надобные вещи. Я не застал эти времена, когда можно было полакомиться сочными курочками. Мы с братьями и сестренкой едим только то, что нам дают. Живется нам тяжело, потому что мы дворовые. Хотя дед по маминой линии – немецкая овчарка. В год дворового переворота, о котором так часто все кругом говорят, он лично участвовал в образовании ГАВ. У него много орденов за заслуги перед ГАВ, но дед ненавидит его и жалеет, что принимал участие в этом перевороте. Он был вынужден завершить карьеру служащего пса. Мама говорит, что это была вынужденная необходимость; а папа говорит маме, чтобы она не лезла в политику. А я слушаю их и ничего не понимаю. Я понимаю лишь то, что до того, как появилось ГАВ, у всех все было хорошо. Мне только недавно исполнилось двенадцать месяцев, но я уже неплохо разбираюсь во взрослых разговорах. Но теперь, когда беда коснулась и нашей семьи, я начал понимать еще больше.
На днях мой младший брат Пятнистик не вернулся домой, когда пошел с друзьями купаться на речку. Сначала мы очень перепугались, решив, что он утонул. Но его друзья сказали, что они все живые и невредимые вернулись с речки. Тогда мы и забили тревогу и начали предпринимать меры. У нас очень часто пропадают взрослые щенки – и это стало обыденным. Папа начал рычать и говорить, что это все шайка Борзого, который является агентом ГАВ. А я даже не понимал, о чем речь; я просто очень переживал за Пятнистика. Мы обратились в Псовую контору, но это, как позже выяснилось, оказалось бессмысленным: Псовая контора не расследует хищения и пропажи собак, а расследует она только убийства.
– Принесите труп этого вашего Пятнистика, тогда поговорим, – сказал крупный высокий пес в форме и с дубинкой из огромной кости на поясе. Такую кость я в жизни не видал. Я часто вижу псов в такой форме и с такой дубинкой по улице: многие из них очень крупны и тяжело ходят, потому что мешает лишний вес. Я считаю, что пес из конторы должен быть таким, чтобы мог догнать преступника. Папа говорит, что ГАВ их хорошо кормит за то, что они служат ему. А этот был не такой – этот видимо любит брусья. Он был такой огромный, что я спрятался за маму, а мама за папу.
 – Не собираемся мы искать вашего щ-щ-щенка, – сказал он, закуривая бумагу, сложенную трубочкой.
 Маме тут же стало плохо и она начала плакать, а он только посмотрел на нее безжалостным взглядом и добавил:
– Плодитесь как ненормальные, а за щенками своими не следите, – сказал он, вновь закурив ту самую трубочку. – Нам что же прикажете? Вместо вас за вашими щенками следить?.. Мы вашего Пятнистика на учет поставим. Знайте. Если хоть одна курица с острова кур пропадет, Пятнистик попадет в камеру для мелких щенков-преступников.
– Ему ведь всего девять месяцев. Он пошел с друзьями на речку! – возразила мама, давясь слезами.
– Законы действуют на щенков старше шести месяцев и это указано в Собачьем кодексе. Почитайте, если интересно. А теперь собирайте всю свою щенячью свору и катитесь отсюда!
Мы очень испугались большого пса и всей семьей вышли из Псовой конторы.

Пятнистика не было уже несколько дней, и мы не знали, что с ним. Маме стало в один день очень плохо, что пришлось вызывать Службу медицинских собак. Они были очень красивые, в белых халатиках, но мне показались глупыми. Одна была с накрашенными когтями, а другая все время что-то жевала во рту. Я не знаю, что они сделали, но маме на следующий день стало хуже, и ее вовсе увезли. Когда мы ее забрали, нам сказали, что из-за стресса она потеряла щенят.
– Убили, – сказал папа, когда мы все вернулись домой. И Пятнистика убили и щенят наших будущих. Правильно! Зачем ГАВ столько бедных собак – от нас ведь одни проблемы! Вот в наше время... – начал папа и пустился в воспоминания...
Про жизнь во дворе до образования ГАВ папа очень часто говорил. Он ненавидел ГАВ, так же как и многие, но уехать он не мог. Здесь у нас хотя бы была будка, хоть очень тесная. Правда, доски сгнили, и крыша покосилась, но зато есть где жить. Папа говорит, что для того, чтобы будку починить, ему нужно заработать пять кур. Куры, как он говорит, все так же плодятся, как и прежде, как до ГАВ, а есть все равно нечего. Куда деваются куры, никто не знал. Говорили, что куры улетают в космос на летающих тарелках, говорили, что куры едят друг друга сами... много чего говорили. Папа говорит, что это все ложь – дурят народ. Я тоже не понимаю, зачем курам есть друг друга, когда на их острове есть все для этого. На этот остров специально привозят курочкам еду. Часть цыплят вывозят в другие дворы, где собаки очень бедны. Они взамен дают другое продовольствие, которого у нас нет. Не знаю, что именно, но, кажется, папа говорил, что мясо скота. За тонну кур выдается тонна говядины. Папа говорит, что у нас ее нет, потому что в наших местах скот не водится.
– Наш двор кормится за счет острова кур, на корм и содержание которых уходит наш труд. Мы следим за тем, чтобы цыплята росли здоровыми и крепкими. Мы заботимся, чтобы не было хищений и нападений; мы трудимся весь месяц, а получаем лишь окорочки. Иногда в качестве премии выдается целая курица, но это бывает редко. В основном все выживают за счет окорочков. Воровать тоже не можем – век потом не расплатимся. А раньше мы работали на острове кур все: и дворовые и породистые, и всем всего хватало. Хорошо было, когда не было этого ГАВ. А сейчас говорят, что кур мало, мол, плодиться не хотят. Но как они могут нам так врать, когда мы сами видим, что это не так?
Папа немного помолчал, а затем продолжил:
– А наши начальники, которые вместо окороков получают две целые курицы! Они-то что? Тоже жалуются. Не доедают они, видите ли. Но они благо воровать могут, им чуточку легче, чем нам... Но что это меняет? Голод у нас сейчас во дворе, будки полуразрушенные, строиться не на что. А у начальников наших будки из новых досок. А какие они у них громадные, красивые эти будки! Откуда спрашивается? Конечно, воруют! А когда мы что-то говорим, отвечают: «Что же вы плодитесь вместо кур? Зачем щенков своих рожаете, если прокормить не можете?». Так они нам и отвечают. А сами ненавидят власть. Нас тоже ненавидят.
Папа все время об этом говорил и, кажется, выпивал спирт для обработки укусов «Бальзам от ран». Он говорит, что ему от этого лучше. Мама все время говорит, чтобы не пил, а он все равно пьет. «Это бальзам от ран на душе!» – говорит он.
Я всегда слушал его внимательно, мне было интересно, почему, если раньше все было хорошо, вдруг стало плохо. И папа, наконец, рассказал, что было до того, как образовалось это государство из самого обычного простого двора.
– Никакое это не государство, сынок, а лишь название... ГАВ!.. – ухмыльнулся он. – Ничего более умного не смогли придумать, недоумки! Куда им! Шавки – они и есть шавки.
– Расскажи, что было до ГАВ! Пожалуйста, – промолвил я.
– Хорошо все было, – сказал папа и хлебнул еще спирта. – Мы с твоей мамой жили в хорошее время. Дед твой на простой дворняжке женился, потом война началась. Родилась твоя мама и несколько щенят. После войны в живых осталась только твоя мама. И я встретил ее в те счастливые годы, когда мы все были на пике счастья. Мы гордились нашим двором! В нем все прекрасно уживались и породистые и дворовые. Мы поженились, даже не задумываясь о завтрашнем дне. Но нет же... Все разрушилось в миг... Дворовый переворот.
– А расскажи, кто все это сделал? Почему так произошло? Зачем разрушили то, что было прекрасно?
Папа поставил стакан на стол и лизнул усы.
– Посмотри сынок кругом! Что ты видишь? Ты видел хоть одного породистого пса?
– Нет, не видел.
– А их нет.
– Почему нет?
– Потому что их разогнали... Вернее, сделали так, чтобы они сами покинули наш двор.
– Но почему же, папа?
– Шарик, иди спать. Все остальные уже спят, – сказала мама, зайдя с заплаканными глазами в кушальню, где мы сидели с папой. Я подбежал к ней и поцеловал ее в лоб, и сказал, чтобы она не плакала. Но глаза мамы снова наполнились слезами, и она вышла вон. Я вернулся к беседе с отцом, и он продолжил.
– Они были не согласны, поэтому их всех отсюда выгнали. Нам потом объяснили, что их разогнали специально. Потому что они ставили себя выше нас, дворовых: ели лучших и упитанных кур, жили в будках из не гниющих досок, управляли островом кур и следили за порядком во дворе. Это они занимались проектом по разведению кур и обеспечением двора пропитанием: привозили цыплят, проводили над ними эксперименты, изучали поведение в определенных условиях. Все делалось для того, чтобы куры плодились круглый год и росли крупные и упитанные. Эти собаки прошли жесткую селекцию, то есть отбор. Они были самые настоящие породистые, благородные председатели нашего двора. Да, именно председатели, а не правители. Они обладали хорошими манерами, чутьем и интеллектом. Благодаря им мы получали все, что нам, собакам, необходимо для счастливой жизни.
– Папа, а с чем они были не согласны?
– С дворовым переворотом. Простые дворняжки решили выжить их и встать на пути к равноправию.
– Они их выжили всех до одной?
– Нет, никого насильно со двора не гоняли. Породистые собаки не вынесли мысли о том, что ими будут руководить глупые и озлобленные дворняжки, и переехали в другие дворы. Лаять и гавкать в ответ они не стали, поэтому они с достоинством молча ушли.
– А мы? Почему не переехали?
– Не знаю... Как нам властелины ГАВ внушили, что породистые собаки нас на самом деле ущемляли в правах, – так я и подумал. Я ведь тоже дворняжка! Только теперь я понимаю, что не все так было плохо. Да, бывало, что иногда кур приходилось брать по частям, не спорю – и такое было. Но всякое бывало ведь: холодный сезон, птичий грипп. Объяснения хотя бы были всему этому. А сейчас вон, какие хилые больные куры, не те, что тогда были... Не смогли дворняжки эти, создавшие ГАВ, успешно руководить всем этим процессом. А сами вон, видишь, какие: вести себя не умеют, манер никаких нет, огрызаются, животы себе отрастили. А нас, других дворняжек уже не признают, забыли свое происхождение. Я сам убедился во всем этом, сынок.
– Но чем мы хуже их? Почему породистые собаки нам ничего плохого не сделали, а свои сделали хуже?
– Потому что свои всегда хуже. Нельзя было этого допускать! И как мы допустили, чтобы эти бессовестные взяли над нами власть?! Не помнят они, как с нами в одном дворе жили и ели то, что ели другие. Нет же! Захотелось им больше, и решили они породистых свергнуть, обозвав их последними словами. Ну и что с того, что породистые получали чуток больше? Они ведь чуток брали, да и то заслуженно – разрабатывали все время что-то. Они были нашим управлением и управляли хорошо... А эти что? Кур, которые нам всем принадлежат, содержать не могут, вывозят из страны, получают за них скот. А мы ни кур не видим, ни скота. Еще и щенков наших убивают. Пусть сделают так, чтобы будущим щенкам было что кушать, а не убивают. Их-то невинных за что убивать? Конечно, проще ведь устранить, чем решать что-либо. Чтобы решать – характер нужен, разум нужен, совесть нужна... – внезапно повысил он голос, и тут же затих... – Натура наша собачья такова, сынок, что поставь вместо одних дворняжек других – так они пуще прежних все испоганят. Благородная собака должна быть у власти, ни ты, ни я, сынок, не сосед Чернолап... Благородная!.. – закричал папа и заплакал.

Я оставил его, и пошел спать, но очень долгое время я не могу уснуть. Думал о Пятнистике, о дворняжках. Мне так захотелось стать правителем ГАВ. Я бы изменил власть к лучшему!.. А может быть, власть изменила бы меня… к худшему?.. Нет... Не нужно мне это. Пусть лучше Пятнистик вернется домой – больше ничего не хочу.
Март, 2018