Старушка

Решили мы как-то с Антоном Владимировичем и с механиком нашим и (а по совместительству моим лучшим другом) Леней на рыбалку съездить. Вернее сказать, Антон Владимирович сам решил, а нас поставил перед фактом: такой уж был у него нрав. А решил он, что поедем мы не куда-то в Подмосковье, а на Урал.
 Что ж, должен признать, что были мы очень удивлены, когда наш начальник предложил поехать с ним. Ведь он всегда обращался с нами сурово и холодно. За это мы – подчиненные все его недолюбливали. Обычно он все время ходил угрюмый, грозный и каждый раз корчил кислую мину, когда видел нашу веселую компанию в обеденное время. В нашу «веселую компанию» также входил инженер Петухов по кличке «Заика», прозванный так за привычку заикаться каждый раз, когда он видит начальство. Друзей у Антона Владимировича не было; жена померла, а дети уехали. Жалко нам его всегда было с одной стороны, а с другой стороны – все равно мы с Леней в глубине души его недолюбливали.
– Вы, молодежь, наверняка, часто бываете на охоте, на рыбалке, – обращается он к нам в один прекрасный день. – А я никуда и погулять даже не выхожу. Староват, согласен, но в каком возрасте мужик не любит рыбалку? Вот я и надумал вас с собой взять в поездку – хоть отвлечемся от быта, от работы; свежим воздухом подышим!.. А?.. Что скажете?
 «Уж не надумал ли этот скряга чего? – переглянулись друг на друга мы. А если он решил с нас тоже деньжат содрать за навязанную поездку?.. А это он сможет!» Но тут Антон Владимирович будто все уловил, и, смекнув, в чем дело, воскликнул:
– Да вы о расходах не думайте! Все расходы за перелеты, проживание и питание беру на себя. Вы мне только компанию составьте, ребята!
Мы ответили, что подумаем...
– И все же все это странно, – сказал мне Леня, когда мы вышли из кабинета. С чего это вдруг он предложил поехать на рыбалку именно нам, еще и на Урал? Да еще и расходы взял все на себя, скряга-то наш. Странно все это.
 – Ну не знаю. На старости лет хорошим дядькой решил стать, видать, – предположил я. – Может, еще и зарплату нам поднимет.
– Да ты не помнишь, как он нас тиранил раньше-то?.. Не помнишь, как он корпоративную вечеринку накануне Нового Года устроил, а потом премии лишил, сказав, что вечеринка была за наш счет?
– Помню.
– Ты разве забыл, как он нас в гости пригласил к себе на дачу, якобы отметить сбор урожая винограда, а заставил нас самих этот виноград собирать?.. Что, не помнишь? Тебя тогда еще оса ужалила, пришлось тебя на тачке как овощ до ближайшего медпункта катить.
– Помню-помню. Да, я чуть не умер тогда.
– А с чего это он решил на Урал поехать? Да еще и нас с тобой взять? Может быть, у него там клад, и он решил на рабочих сэкономить? Представляешь, что будет, если мы туда поедем, а он нам лопаты в руки: «Вы копайте! А я пошел!»
– Ну и что ты думаешь? Стоит ли соглашаться? – спросил я, и пару минут спустя добавил. – Если честно, всегда хотел поехать на Урал. Природа там, говорят, исконно русская, чистая, а не то что здесь: каменные джунгли. Хочется на природу, а там как раз – девственные леса и озера... А почему бы не поехать? Да не убьет же он нас, в конце концов!.. А если вдруг что – сразу оттуда вылетим.
Леня замешкался. Немного подумав, он принял решение:
– Мне его общество неприятно... Впрочем-то, мы можем с тобой отделиться от него и наслаждаться природой. – Он помолчал секунд десять и воскликнул: – А черт его – старого колпака! Поедем!
Мы направились обратно в кабинет к Антону Владимировичу и дали свое согласие. Он встал и улыбнулся.
– Куда бы вы делись! Я билеты уже давным-давно заказал.
Мы с Леней вновь переглянулись с ухмылкой. Подобный ответ был очевиден для нас.

Мы вылетели ранним утром. Очередь была не длинная, мы быстро зарегистрировались и направились на посадку. Наш «глубокоуважаемый» начальник взял нам билеты в первом классе – следовательно, неудобств, связанных с «толкотней» не было. Я сидел у иллюминатора, наслаждаясь во время полета неописуемой красотой наших просторов: я ловил себя на мысли, что Россия – это такая зеленая часть планеты, разбитая на аккуратные плитки и треугольники. Затем я долго думал о своей разболевшейся во время полета спине, которая частенько ныла из-за сидячего образа жизни. Вскоре я уснул и спал до тех пор, пока меня не разбудили сообщением о прилете. Четыре с половиной часа пролетели незаметно.
С аэропорта, сев в такси, мы выехали по направлению в поселок, где и планировали остановиться. Ну а дальше, где кончалась дорога, нам пришлось арендовать «уазик» у одного местного охотника, чтобы добраться до лесного домика, который наш Антон Владимирович так же заблаговременно арендовал. Мы ехали по болотистой дороге; шел дождь, дорога был глинистая; машину то и дело заносило, – но в целом обошлось без проблем. Признаться, мне как столичному офисному работнику условия пришлись не по вкусу. Где-то к полудню мы были на месте.
– Да уж. Это не гостиница где-нибудь в центре Питера! – с сарказмом заключил Леня, опустив саквояж, и затянувшись ароматом мокрых иссохших трав и листвы. – Мечта, а не отпуск!
Он с саркастичной улыбкой осматривал деревянный ветхий дом:
– Надеюсь, что не развалится.
 Я же увидев этот домик, напротив, проникся такой нежностью, что даже немного растрогался. Моя бабушка когда-то жила точно в таком же домике. Я приезжал к ней каждые каникулы. Особенно любил приезжать зимой. Я любил кататься на санках по крутому склону до самого вечера. И бабушка меня никогда за это не ругала. А еще весь склон был в моем распоряжении – не нужно было ждать в очереди других озорных детишек, как то было у нас во дворе в Москве. А когда я возвращался в домик, голодный и замерзший, бабушка сажала меня возле печи, который всегда топила сама, и с любовью подносила меня горячий бульончик и пирожки... Вспомнив о бабушке и о детстве, я тяжело вздохнул. Вдруг сзади меня по спине сильно хлопнул Леня:
– Ну? Чего встал? Заходи: не месяц май.
– Да вот бабушка моя... – тяжело вздохнул я.
– А что с ней?
– Да померла она.
– Что же ты не сказал, что ты теперь счастливый наследник еще одной московской квартиры? – С некоторым цинизмом засмеялся Леня и тут же понял, что не к месту. – Да ладно, шучу. Сейчас сообщили?
– Да давно померла. Маленький я еще был, – ответил я, еле сдерживая слезу.
– А, понятно, – равнодушно ответил Леня и посеменил к дому. Я посмотрел ему вслед и подумал: «Бедный человек! Он не знает, какие ласковые и добрые создания – бабушки». Постояв немного перед избой, я так же посеменил с сумками в дом.
Разложив вещи, мы с Леней и Антоном Владимировичем через час уже сидели за столом у камина. Мы ели бутерброды с колбасой, запивая чаем свой скудный, но безумно вкусный для трех голодных мужиков паек. Кроме хлеба и колбасы мы ничего с собой не привезли. Мы заранее решили, что будем готовить свой улов, а остальное закупим на месте... Но не тут-то было: водитель «уазика», сообщил нам, что поблизости нет ни одного магазина, и закупаться, скорее всего, придется у местных жителей. «Они и хлеб пекут и пирожки; яйца, и молоко, и мясо продают... все у них свое», – доложил он нам еще по дороге. Впрочем, мы были не сильно и огорчены.
– Водка – она у любого русского мужика найдется, не переживайте, – обнадежил нас Антон Владимирович.
Наш первый «поход по домам», не увенчался успехом. Конечно, мы не ждали, что нас будут встречать с теплыми радушными улыбками, напротив, были готовы к некоторому недовольству со стороны местных жителей к незваным гостям. Нас чуяли за версту, и как будто искали в нашем визите какой-то подвох. Особенно остро врезался в их прожженные деревенским воздухом ноздри французский одеколон Лени.
– Здравствуйте! Мы из Москвы прилетели сегодня. Ничего с собой не взяли из продуктов. Можем ли мы у вас чего-нибудь да прикупить? – обратился Леня.
– Ага! Что?! Обнищала ваша зажравшаяся Москва?! – нагрубил нам «сосед» с опухшим лицом, видимо, недавно проснувшийся. – Я ж тоже москвич был – сразу вас определил. Вас она тоже выплюнула, как только изжевала?..
Мы стояли молча.
  – Я вам водочки дам, без нее вам не протянуть в этом болоте и трех дней.
  Не приняв его слова во внимание, мы взяли у него водку и селедки, а консервированные огурцы взяли у другого соседа, который оказался куда более приветлив. В третьем доме нам к нам вообще не вышли, хотя мы отчетливо слышали, как работает телевизор. В четвертом, нас лаем встретила собака. Хозяин обругал собаку последними словами, да и «нам немного досталось»... Мы старались держаться культурно, и вероятно это бесило хозяев этого последнего для многих из них обиталища. Деревня была скудная, вымирающая, и мы поняли, что эти люди не живут, а выживают – поэтому мы как-то и не думали обижаться.
 По пути домой, мне было о чем задуматься.
Вечером же мы рано легли спать. Все ближайшие соседи, как только стемнело, погасили свет в домах – и мы решили погасить, следуя законам деревни. Леня быстро уснул, а еще раньше уснул Антон Владимирович, однако я никак не мог уснуть. Антон Владимирович, проклятье, так храпел, что вся наша избушка, казалось, тряслась во все стороны. Я был очень раздражен, тем не менее, сделать начальнику замечание, хоть и не на рабочем месте, мне было как-то неловко. Вдруг, он мне это потом припомнил бы?
 Всю ночь я засыпал и просыпался, снова засыпал и снова просыпался. Ночью мне снился лес, избы и жители деревни, о которых я думал перед сном. Наутро Антон Владимирович нас разбудил в пять часов, но сделал он это не нарочно. Просто в это время, он, как подобает многим людям его возраста, просыпался по привычке. Он ничего особенного и сверхважного не делал, просто ходил туда-сюда по скрипучим деревянным полам старого домика и гремел каким-то инвентарем... Удивительно: вроде сил и дел у человека становится с возрастом меньше, а он все равно просыпается раньше всех, будто бы его ждет великая миссия. Кстати, о возрасте Антона Владимировича – точно не знаю, но кажется, ему было уже за шестьдесят пять лет.
 Леня тоже проснулся от грохота, но вставать не спешил. Я услышал, как он про себя что-то пробормотал, что-то вроде: «Черт бы тебя поколотил!».
– Леня, ты тоже не спишь?
– Я хотел поспать, только вот не дают.
– Я тоже не могу уснуть. Хотя, обыкновенно я просыпаюсь в семь, не раньше...
– А я вот могу спать до восьми. Но не в этой дурацкой постели... И холод такой собачий!.. Хочу под свое пуховое одеяло в объятия женушки.
Я хотел его приободрить, но не знал как.
– Придется нам потерпеть несколько дней.
– Даже не рассвело, а он уже встал и гремит какими-то банками, – продолжал ворчать Леня.
– Старый человек, что с него возьмешь... – мягко сказал я.
– О, молодежь уже проснулась?! – забежал Антон Владимирович. – А я слышал, как вы разговариваете... Я уже червяков наловил – вот, смотрите... Не притворяйтесь спящими! – бодро вставил он после паузы.
Услышав, как Леня имитирует храп, я чуть было не рассмеялся. Антон Владимирович все продолжал:
 – Я нашел в подвале резиновый ботфорты, как раз пару ботфорт, и две пары калош. Так что одеваемся, молодежь, и обуваемся. Рыбалка зовет!
Он вышел, мы с Леней синхронно встали, оделись кое-как, замерзая от холода: нам так и хотелось обратно под свои одеяла. Через двадцать минут мы вышли на улицу, умылись водой из сооруженного вручную крана и направились, утопая в длинных охотничьих ботфортах, к «уазику». За рулем сидел сам Антон Владимирович. Это выглядело не привычно: видеть нашего вечно галантного начальника за рулем этого советского вездехода.
– Антон Владимирович, справитесь? Это вам не служебная легковушка. – обратился к нему с насмешкой Леня, еле забравшись в кабину следом за мной.
– А то! Вы думаете, я скоро посыплюсь? Я дед еще «ого-го»! – воскликнул он и сурово нажал на газ.
Мы ехали медленно, чтобы машину не заносило. Было не скучно, так как Антон Владимирович рассказывал нам всякие анекдоты, интересные случаи из своей жизни, рассказал даже о покойной супругу своей.
– Вот сейчас бабы хотят на все готовое! А тогда мы с покойной Наташкой моей все на себе несли, голыми руками свою жизнь построили. Никто не помогал. Вот тогда бабы были крепкие, а главное – верные! Не то что сейчас.
Мы молча слушали, трясясь в разные стороны.
– Нет сейчас таких женщин как Наталья моя, – продолжал он, и тяжело вздохнул. – Я вам желаю встретить настоящих женщин, чтобы любили вас до конца жизни.
В этот момент мне впервые в жизни даже стало неловко перед ним. Мы-то с Леней над ним то и дело смеемся, кривые ухмылки пускаем, а он нам, оказывается, добра желает. Некрасиво как-то...

Мы прибыли к озеру через час. Оно находилось в другом конце деревни, а возможно, и за ее пределами. Воздух стоял относительно не холодный, дождя не было, но было пасмурно и сыро. Вытащив из машины удочки, мы спустились к берегу озера, и сразу же принялись удить. Мы сидели около трех часов, молча. Решали кроссворды, чтобы рыбу не спугнуть. Улов, признаться, получился скудный: и у меня, и у Лени, и у Антона Владимировича. Клевали одни мальки.
– Что-то рыбы здесь нет. Может, на другой берег направимся? – предложил Антон Владимирович.
– Да смысл какой? Здесь, наверное, всю рыбу выудили, – раздраженно ответил Леня.
– Давайте, не будем торопиться. Что-нибудь да поймаем, – сказал я, и мы все умолкли.
 Неподалеку квакали лягушки. Дождик мелкими каплями волновал водную гладь, а мы сидели и ждали. Ближе к вечеру, пока закат не коснулся верхушки деревьев, мы начали собираться.
– Завтра попробуем у другого берега поудить, подальше от деревни, – заявил Антон Владимирович, и закинул удочки в машину.
– А я предлагаю сетью попробовать, – возразил Леня. – Мелкая рыба – тоже рыба... Когда мы на него уставились с серьезным видом, он засмеялся и добавил. – Нам же нужно что-то есть.
– И так весь день потратили зря... – огорченно вздохнул Антон Владимирович.
 Но я с ним был не согласен, что день был потрачен зря. Весь день мы ели огурцы из одной банки, один хлеб, одну колбасу, и Антон Владимирович не смотрел на нас с высоты парящего над землей орла, как обычно. Он рассказывал нам веселые истории, мистические приметы, которые блуждают обычно в деревнях. Развлекал нас с Леней как мог... Вероятно, он боялся, что мы рассердимся на него за эту поездку и улетим завтра же утром... С этого дня у меня начало постепенно меняться отношение к этому странному и затейливому человеку.
Пока мы собирались, стемнело. Антон Владимирович долгое время не мог завести мотор. В итоге он достал из кабины какое-то железное длинное приспособление и начал им отчаянно вертеть. Как я понял позже, это был такой ключ.
– Суровый русский мужик на Урале, – сказал Леня и засмеялся, когда мы чуть отошли от машины.
– Может, ты перестанешь над ним смеяться?! – Я пресек его остроумие еще в зародыше, чтобы Антон Владимирович случайно услышав нас, не обиделся. Но тем самым я, очевидно, обидел Леню и тут же попытался это исправить. – Ты что, не видишь, как он старается?
  – Что это на тебя нашло? – сказал Леня, выпучив на меня глаза.
– Да ничего! Нормальный он мужик. Хватит над ним смеяться, – ответил я.
– Вот что водка с языком человеческим делает!– заключил он громко и отошел от меня.
С того момента Леня решил со мной больше не разговаривать. Хотя я ничего дурного ему не сказал.
 Наконец-то машина завелась: Антон Владимирович с капелькой пота на лбу закинул ключ под сидение, и сел за руль.
– Куда бы мы без вас! – сказал я, чтобы оценить его усердия, и запрыгнул в машину вслед за Леней.
Однако долго радоваться маленькому успеху Антона Владимировича не пришлось. В темноте было сложно разглядеть дорогу, и мы с нее съехали: и к нашему невезению, одно колесо застряло в трясине. Мы с Антоном Владимировичем вдвоем вышли, чтобы попробовать как-нибудь вытолкнуть машину, но все было напрасно. Мы возились минут двадцать до тех пор, пока не утратили последние силы, и заявили Лене, что дальше придется идти пешком.
– Вы с ума сошли? – завизжал Леня. – Не поздновато ли для прогулок в лесу? Здесь наверняка бродят дикие животные, которые так и норовят полакомиться человечиной!
– Все верно, – сказал Антон Владимирович и вытащил из-под сидения, где сидел Леня, ружье. – Поэтому я взял с собой это.
– Отлично. Может, удастся завалить кабана по дороге, – отшутился Леня и вылез из машины.
 Ориентироваться в темноте было сложно, поэтому нам пришлось ориентироваться по луне, которая то и дело, что смутно выглядывала из-за ветвей, то скрывалась... С горем пополам, нам все же удалось целыми и невредимыми выйти из леса. Только вот мы с Леней успели разругаться по дороге. А все из-за того, что я сделал ему замечание, чтобы он, наконец, перестал ныть и ругаться.
 – Хватит уже! Не ты один хочешь согреться и поесть, – сказал я ему, когда мы ненамного отстали от Антона Владимировича.
 – Во всем виноват он – этот старый пень!
– Он не виноват, что так произошло, – сказал я.
Ответ Лени вывел меня из себя.
– Что это ты вдруг встал на его сторону? Прибавки к зарплате захотелось, да? Подлиза!
– Прекрати!
– Что прекратить? Неужели ты теперь на стороне этой жабы?
– Я... я тогда не знал, что он... – я не договорил, как вдруг Антон Владимирович выкрикнул:
– Эгей, молодежь! А вот и свет, который доносится нам из окна избушки. Мы спасены!
Мы радостно помчались (вернее, попытались помчаться) в сторону избы, утопая в глине и иссохших листьях. Кое-как мы подобрались к калитке и начали стучать в нее громко, но в то же время без грохота, чтобы не спугнуть. На звуки никто не реагировал. Тогда Антон Владимирович начал стучать сильнее и громче. Свет доносился к нам из одного маленького окошка – это был свет нашей надежды, иначе мы просто могли не выжить до следующего утра. Издалека до нас пару раз доносился то ли вой волков, то ли одичавших собак, поэтому оставаться одним в лесу ночью нам не очень-то хотелось. Признаться, я уже начинал настраиваться против Антона Владимировича и наброситься на него с обвинениями, присоединяясь к словам Лени. Меня начинала охватывать паника, когда я начал понимать, что калитку нам могут не открыть.
– Все бесполезно, – сказал я. – Должно быть, это дом какого-нибудь сторожа, который хорошенько выпил и уснул, а свет не потушил.
Однако в эту же секунду послышался шорох. Мы четко услышали звук, доносившийся из избушки. Кто-то медленно и осторожно надвигался к нам.
– А что если нас примут за бандитов и застрелят? – спросил Леня. И его предположения были весьма логичны. Ведь я и сам в ужасе мог застрелить любого, кто выйдет из этого страшного леса. Наконец, кто-то подошел близко к калитке и остановился, затаив дыхание. Мы тоже затаили дыхание. Так продолжалось несколько секунд, пока человек по ту сторону калитки не заговорил первый.
– Кто?
Поняв, что по ту сторону женщина, мы сразу же с облегчением выдохнули весь воздух, что задержали в себе, и переглянулись.
– Еще раз спрашиваю, кто? – спросил мягкий голос точно не молодой женщины.
– Мы, душенька, заблудились, – сказал Антон Владимирович.
– Кто вы и откудова?
– Да из Москвы мы. Приехали отдохнуть на природе и не знаем, в какой стороне домик наш охотничий, – пояснил Леня.
К удивлению нашему, калитка тут же отворилась, но не настежь. Из нее выглянула миловидная старушка со свечкой в руке.
– Что, сыночек, промок весь? – обратилась она к Лёне, стоявшему ближе всех к калитке, не обращая на нас внимание.
– Да, мы вот, – промямлил Леня, – хотели на ночлег напроситься.
– А это кто? Друзья твои?
– Друзья, друзья, – ответил Леня.
Тут женщина отворила настежь калитку и сказала:
– Бедные! Вы, наверное, жутко проголодались. Проходите.
Нам показалось, что женщина была подозрительно доверчива. И действительно. Я на месте этой женщины испугался бы трех незнакомых мужиков, а получилось наоборот, что мы, трое взрослых мужиков, с опаской и недоверием посеменили за пожилой женщиной в дом.

– Леня, тебе что, не страшно? – спросил я шепотом, когда мы оказались на тесном пороге ее маленькой избы.
– А чего мне ее бояться?.. – ответил он, вешая куртку на крючок. – И вообще-то я с тобой не собирался разговаривать. Почему ты со мной заговорил?
– Ну, странно просто. Вдруг она живет не одна, – ответил я и тоже повесил куртку на крючок поверх куртки Лени. Антона Владимировича на пороге не было; оставив здесь ружье, он последовал за нашей спасительницей. Когда мы с Леней зашли следом, он уже удобно располагался у печи и грел руки.
– Проходите, садитесь, – сказала женщина, возясь с кастрюлей.
При хорошем освещении мне удалось лучше разглядеть ее лицо, и чем-то оно мне напомнило лицо моей бабушки. У нее были такие же добрые глаза с премилыми морщинками, которые ей очень шли. По моему заключению ей было около семидесяти лет, но лицо ее, вероятно, благодаря деревенскому воздуху, выглядело моложаво. Она была худощавая, низкорослая и немного похрамывала на левую ногу – и это осложняло ей передвижения. Тем не менее, она все же ходила и что-то усердно искала в своей маленькой кухне. Наконец, когда мы с Леней уселись за столик, который явно был на одного-двух человек, старушка снова к нам обратилась:
– Вы, наверное, очень голодные, мои хорошие.
Тут Леня меня легонько пнул ногой и со злой насмешкой спросил:
– Что же ты место свое не уступишь многоуважаемому начальнику своему?
Я ничего ему не ответил. Было понятно, что Антон Владимирович и так занял лучшее место.
– Что ж вы такие запачканные? Аль звери за вами гнались? – спросила она, и поднесла нам две пустые миски с двумя деревянными ложками.
– Мы, бабушка, на озере были – тут неподалеку, – ответил Леня.
– Как неподалеку? – спросила она и удивленно посмотрела на Леню. – Здесь нет поблизости никакого озера.
Мы с Леней переглянулись друг на друга.
– Как нет? – спросил я. – Сколько же мы прошли, в таком случае?
– Нет здесь никакого озера, сынок. Знаю же я... Я здесь с тысячи девятьсот семьдесят четвертого года.
– А что ж так? Вот так вот всю жизнь одна? – присоединился к нашей беседе Антон Владимирович.
– Почему одна? Раньше здесь деревня была – большая деревня, – ответила она. – Я тута замужем за трактористом была. Много здесь было трактористов. Колхоз был, фермы были, птицефабрика была. А сейчас – никого и ничего. А муж мой лет двадцать назад как на кладбище лежит.
– А дети ваши? – спросил Леня.
– Дети еще после развала нашего государства отсюда уехали... – поделилась старушка и поставила на стол кастрюлю, разогретую на старой советской печи, у которой горела одна конфорка из трех. – Да все молодые поуезжали. А что им тута делать? Работы нет, денег нет, ничего нет. Вон дома стоят полуразвалившиеся, изгнившие. Никого не осталось.
– А звать-то вас как? – спросил Антон Владимирович.
– Анюта Елисеевна. Соседи зовут баба Нюра, и вы так зовите.
– Стало быть, соседи у вас все же есть? – спросил я, наблюдая за движениями женщины. – Мы не видели поблизости ни одного огонька.
Баба Нюра налила мясного бульона в третью миску и направилась с ней в сторону Антон Владимировича. Тот снял куртку, повесил на спинку стула и взял с ее рук теплую миску. Я заметил, как жадно на эту миску посмотрел Леня, а Леня заметил, как на эту миску смотрел я. Было не удивительно: у нас у обоих урчало в желудках, и мы готовы были броситься к кастрюле.
– Ну что? Согрелись? – спросила она у Антона Владимировича и тот молча кивнул. Затем она вернулась к столу и продолжила разливать бульон.
– Самый близкий мне сосед – Лопатин. Он в двух километрах отсюдова живет. Тоже одинок. – Баба Нюра ласково пододвинула миски к нам. – Он мне спички, свечки, лампочку, по мелочи всякой, а я ему – запасы на зиму: то грибы, то ягоды, то овощи... А раз в неделю Сан Саныч наведывается: он мне рыбу приносит. А я ему яйца от курочек своих. Да только кур у меня тоже не осталось: изгрызли волки окаянные.
Затем она достала кружку и зачерпнула себе бульона без мяса совсем чуть-чуть. Мне в этот момент стало неловко: вероятно, больше посуды у нее не было для бульона.
– Пейте, ешьте, согревайтесь, – сказала она и глотнула из кружки.
Мы охотно приступили к трапезе.
– Вам ведь наверняка одиноко? Никого у вас нет, кроме этого на стенке, верно? – Спросил Антон Владимирович со своего места, указывая на икону. Сам он скептически относился к иконам и вовсе к религии, считая ее пережитком прошлого, но в словах его не было ни доли насмешки или презрения.
– Христос мне и помогает. Никто кроме него.
– Что? Совсем никого?
 В этот момент мне показалось, что у старушки навернулись слезы на глазах.
– Тяжело ведь так жить... Хозяйство одной вести... А, впрочем, сильная вы женщина, – продолжил Антон Владимирович. – Наташку мою покойную мне напомнили.
– А как еще жить-то? Была бы слабая, давно ужо померла бы. Вот так и живу.
– А дети хоть приезжают?
Женщина опустила кружку.
Мне хотелось перевести разговор в другое русло, так как я видел, что женщина вот-вот разрыдается навзрыд. Так и случилось. Она не выдержала и начала плакать. Баба Нюра неожиданно встала, и вылили бульон в окно. Затем снова села и принялась плакать.
– Простите, простите, – виновато начал Антон Владимирович, задвинув ближе к нам стул. – Я не хотел вас задеть за живое.
Женщина начала вытирать слезы подолом своего халата.
– Да ничего, все хорошо... Сыновья у меня раз в год приезжают, у них семьи свои. Много раз предлагали забрать меня в Чехию. Да вот не хочу я! Это родина моя, здесь муж мой похоронен, и сама я помереть здесь хочу.
– Тяжело же так жить, – сказал Леня сочувствующим голосом.
– Борька мой, – продолжала она невнятно всхлипывать, – Помирал он... И немолодой ведь был.
– Борька? Кем будет этот Борька? Муж ваш покойный? – спросил Антон Владимирович.
– Я его как маленького нашла на опушке, так и жила с ним. Из бутылочки кормила, вырастила, на поляну мы вместе ходили, разговаривала я с ним... – Старушка так всхлипывала, что ее слова было сложно разобрать. – И теперь он, вот... на столе, в кастрюле...
Мы втроем посмотрели друг на друга недоумевающе, и я вдруг заметил на лице Лени зеленый окрас. Как будто он раньше всех сообразил, в чем дело.
– Это человечина?! – спросил он, выпучив глаза и прикрывая рот рукой. Мы же с Антоном Владимировичем продолжала смотреть друг на друга, отказываясь понимать, в чем дело.
– Борька мой, козлик маленький! – женщина еще больше залилась слезами.
– Козлик? Вы что же... козлика оплакиваете? – спросил Антон Владимирович.
– Он ведь все равно должен был подохнуть! А я... мне... мне есть нечего... – Старушка принялась громко рыдать.
Мы снова застыли и посмотрели друг на друга. У Лени зеленый окрас лица спал, но лучше ему не стало. Впрочем, нам всем было не по себе от того, что мы «отведали» любимого козла бедной старушки...
– Я ведь на пенсию одну живу, а на что ее хватает-то? – начала немного приходить в себя женщина. – У меня ее не так много. Летом еще хоть как-то проще, а осенью и зимой сложно: то за дрова, то за свет, за воду ключнице даю, то на сено Борьке... Тяжело жить. А в этом месяце почтальон-то прежний помер, и осталась я без пенсии. Соседи говорят, на месяц следующий принесут вместе с той. – Тут женщина вновь начала плакать. – А есть-то нечего! Кур нет, запасов тож не много, а еще зима впереди. А Лопатин вчера был у меня, видит Борьку и говорит: «Козел-то тоже твой без сена долго не выживет. Да и плох он совсем. Помирает он». Ну, он и облегчил страдания Борьке моему.
– Не плачьте. Вы все правильно сделали, – попытался ее успокоить Леня и погладил ее по плечу.
И наконец, Баба Нюра чуть успокоилась.
Более мы к мискам не прикасались. И, оставив их не опорожненными, отправились спать. В кухне возле печи с одной стороны стояла кровать Бабы Нюры, а с другой – прямо на полу разлегся на свою куртку Антон Владимирович. Мы же легли в комнате, где располагался старый диван, который нам пришлось поделить с Леней. Да, кстати, с Леней мы в ту ночь помирились: он извинился за свои слова.
– Жалко мне ее, – сказал я после того, как мы улеглись.
– Ну а что делать? – сказал он, проникшись услышанным.
– Помочь бы...
– Помочь?.. А ты знаешь, сколько таких в России-матушке живет? Всем ведь не помочь.
– Какая же она страшная – эта голодная смерть... – сказал я, подумав немного. – Вот мы с тобой такие холеные, изнеженные, живем у себя в тепле, ни в чем нужды нет, а испытали такие муки в эту ночь... А некоторые люди испытывают эти муки каждый день.
– Да, верно... Ну ладно, давай спать. Я ужасно устал.
– Спокойной ночи, – пожелал я Лене и отвернулся к стенке. А сам думал о том, какие же мы хилые: жалуемся на холод и голод, побыв в таких условиях всего лишь несколько часов. И все мои проблемы мне показались вмиг такой ерундой. Я так погрузился в эти мысли, что забыл о том, что у меня вновь разболелась спина.

Утром я проснулся от мужских голосов: кто-то во дворе сильно ругался с Антоном Владимировичем. Я уж подумал, не солгала ли старушка о покойном муже. Я оделся, пока Леня еще спал, и выглянул из окна во двор. Было светло. Во дворе стоял владелец «уазика». Я, признаться, был удивлен, что он нас так сразу нашел. Он ругался с Антоном Владимировичем за оставленный нами в лесу автомобиль и требовал объяснений. Антон Владимирович пытался его успокоить, но владелец продолжал говорить в повышенном тоне. Я не стал вмешиваться; разбудил Леню, мы оделись, обулись и вышли во двор. Старушка возилась в кухне с самоваром. Мы поблагодарили ее за все и вышли. Но прежде я подложил ей незаметно на стол несколько тысяч рублей, чтобы она не голодала, ожидая пенсию.
Владелец автомобиля проводил нас до домика, где мы остановились. А затем ушел искать свой «уазик», сказав, что больше никогда не будет связываться с «городскими разгильдяями».
Мы с Леней очень хотели уехать оттуда в этот же день, но боялись, что Антон Владимирович обидится. А он в свою очередь всячески намекал, что все эти условия не для него – видимо, боялся расстроить нас, если предложит уехать.
Мы зашли в домик, но поняв, что остались без еды, улова и без водки, единогласно решили покинуть это место. Переодевшись, переобувшись, мы кое-как дошли пешком до города и оттуда на такси добрались до аэропорта.
Такая вот у нас получилась рыбалка, которая на многое открыла нам глаза. Историю эту мы долго еще вспоминали с улыбкой и одновременно печалью на лице. О болях в спине я после той поездки забыл навсегда.

2018