Совсем не детские рассказы. Медали

МЕДАЛИ.     Мое детство прошло в небольшом областном городке, в рабочем районе. Здесь жили, в основном, рабочие механического завода со своими семьями. Здания преимущественно двухэтажные, обшитые дранкой и поверх оштукатуренные. Печное отопление, один туалет на весь этаж с двумя отверстиями в полу, длинный коридор, уставленный столами с керосинками,  у каждого рукомойник с тазом. Вообщем, почти коридорная жизнь. Здесь готовили еду, умывались, делились новостями. Тогда сайтов не было, нельзя было обмануть, скрыть или  придумать того, чего на самом деле не существовало. Все наши дяди и тети, наши соседи, проживающие в доме , все они были как родня. Причем оба этажа существовали автономно, словно два лагеря. Но ребятня этих различий не замечала, вот, соседний дом, да, там жили чужаки. Порой собиралась ватага около пятнадцати ребят, практически одного возраста. В моем классе пять человек были из нашего дома, и это, как бы расширяло наше совместное существование. Мы не очень вникали в жизнь взрослых, у нас хватало своих событий, своих героев и своих радостей. Время было послевоенное, не голодное, но и без излишеств, по крайней мере, суп, картошка и хлеб были всегда.
    Кое-что долетало к нам от родителей, как обрывки газет, случайно залетевшие с улиц в окно, какие -то сплетни, рассказы, пересуды. Кто-то приобретал в наших глазах значительность, кто-то терялся в общей массе взрослых жильцов. Хорошо запомнила одну женщину с нашего этажа. Ее комната находилась в конце коридора, как раз рядом с туалетом. Рукомойника у нее не было, по крайней мере в коридоре, на столе одна керосинка, но я так ее никогда и не видела около этого стола.
Я бы ,вообще, не обратила на все это внимания, если бы не разговоры  о ней. Соседки перемигивались, кивали на ее дверь ,картинно всплескивали руками и  вздыхали, но чаще ухмылялись. Что-то осуждающее было в их жестах и на их лицах, о чем не принято говорить открыто при детях. Антонина, так звали эту женщину, красила ярко губы, курила папиросы, одевалась не так ,как все, может, чуть наряднее. Часто я видела ее в черном атласном халате с белым кружевным воротником ришелье. В нем она казалась мне артисткой, хотя живого артиста я видела только один раз, когда к нам в клуб приезжал Владимир Трошин. Но по моему твердому мнению, именно так должна была одеваться настоящая артистка. Кажется, тетя Тоня, так мы ее звали, работала в бане. Жила она одиноко, но совсем не изолированно. Из ее комнаты часто слышалась музыка, играл патефон, раздавались смех, мужские голоса и слова песни с загадочными для меня словами:»ночь была с ливнями..» Предлог сливался со словом и мне было непонятно с чем была ночь.  Именно эти ночные гости вызывали осуждение женской половины нашей коммуны. Несколько раз наша мама заходила в гости к Антонине и даже один раз взяла меня с собой. Я вертела головой, высматривая и вынюхивая, все, что могла. Играла музыка, чувствовался запах «Красного мака»,тетя Тоня курила папиросы, причем делала это некрасиво, не так,как в кино, а по-мужски приминая пальцами окурки в пепельнице. Пальцы у нее от этого были желтые, ладони широкие грубые, голос с хрипотцой, а лицо казалось помятым и несвежим в свете  лампы. Зато на столе была хорошая закуска с тонко нарезанной колбасой и селедкой во главе, разложенная на красивой посуде. В комнате чисто, убрано и даже немного изысканно, хотя какой изыск можно было найти в рабочем районе в послевоенное время, так, безделушки. Самым неприятным было то, что на столе стояла бутылка водки и моя нежная, красивая мама, с тонкими руками и такими длинными пальцами тоже поднимала рюмку, жмурилась и опрокидывала  жидкость в рот. Было это только один раз, больше мама меня не брала с собой, а оставляла дома. Я очень боялась, что и про мою маму будут шептаться соседки, и тень чего-то стыдного, неприятного падет на нас. Я злилась на Антонину, про себя называла ее «противной Тонькой». Но скоро мама перестала ходить на вечерние посиделки,а я так и не узнала причину разрыва между женщинами, не решаясь спросить у нее об этом.
    На улице потеплело, мы вовсю носились по улицам до темноты то казаками, то разбойниками и я совсем забыла про Антонину. Еще немного и наступят каникулы, я,как обычно, поеду в деревню к бабушке, где нас ждет, бегущая под горой, быстрая и холодная речка, ягоды и парное молоко. К Дню Победы обычно готовился большой концерт в клубе, развешивали флаги, в школе учили стихи о войне для выступления на школьном утреннике. В этот праздничный день звучали звуки духового оркестра, который играл прямо на улице перед клубом, стояли столы с пирожными и бутербродами, продавали газировку и конфеты. Мы уже с утра бегали вокруг клуба, протискиваясь среди взрослых и с вожделением поглядывая на столы с угощением. Мой закадычный друг Генка поведал, что в копилке у него имеется некий денежный запас и мы  несемся домой, чтобы облегчить ношу розовой свинке с отверстием на спине. Вот мы поднялись на второй этаж по широкой деревянной лестнице и ахнули. По коридору шла Антонина в темном пиджаке, на котором сияли на разноцветных ленточках три воинские медали. Лицо ее было торжественное и светлое, медали позвякивали при каждом ее шаге, и все смотрели на нее, притихшие и удивленные, а потом вслед растерянно оглядывались. Никому и никогда не рассказывала она о своем боевом прошлом, о своих подвигах и наградах.
     Как-то спустя много лет в случайном разговоре мама призналась, что все-таки кое-что от своего знакомого узнала она об Антонине то, о чем не хотелось ей никому рассказывать. Оказывается была она снайпером, ходила в разведку и много убитых фашистов на ее счету, а однажды при выполнении задания разгорелся бой, группе пришлось отступать. Было темно, моросил дождь,немцы, как говорится, дышали в затылок, сеяли очередями из автоматов. Отстреливаясь, группа попыталась скрыться в лесу.Тогда и прозвучал тот роковой выстрел, который навсегда лишил  Антонину покоя,  заставлял ее страдать даже спустя много лет. Чья была пуля, сразившая одного из наших, так никто и не узнал. Подробностей мама не знала, как и то, было ли это правдой на самом деле, и как сложился дальнейший боевой путь  Болотовой Антонины. Но если бы не война, кто знает, вышла бы она замуж, нарожала бы детишек и не пришлось бы ей мучиться всю жизнь и заливать свою боль водкой. Что-то сломалось в ней, окрасило волосы и лицо серым,прибавило ей десяток лет, лишило ее сна и покоя. Может, пройдет еще время, все отболит, уляжется и вернется тетя Тоня к жизни, только, ведь, и жизнь проходит и ничего не вернешь, не проживешь заново.