03 Северозапад. Едем в Пушкиногорье. Ковалевская

На выезде из Наумово на дороге к шоссе видели куницу (?) и зайца.
В музей-усадьбу Софьи Ковалевской (д. Полибино, 25 км в сторону от трассы у Великих Лук) не поехали из-за недостатка времени.

Однако, о Ковалевской я здесь расскажу (из разных источников):
Софья Васильевна Ковалевская родилась 3 (15) января 1850 года в Москве, в городской усадьбе цехового Алексея Стрельцова. Дочь генерал-лейтенанта артиллерии В. В. Корвин-Круковского и Елизаветы Фёдоровны (девичья фамилия — Шуберт). Дед Ковалевской, генерал от инфантерии Ф. Ф. Шуберт, был выдающимся математиком, а прадед Ф. И. Шуберт — ещё более известным астрономом.
В раннем детстве жила в разных местах России, поскольку её отец по делам службы часто переезжал с места на место вместе с семьёй. Как вспоминала Ковалевская, она росла «диким» ребёнком — дичилась и гостей, и посторонних детей, а время от времени испытывала чувство тоски, «ощущение надвигающейся темноты». Уже в самом раннем детстве у неё «развилось убеждение», что она в семье нелюбимая — в отличие от старшей сестры Анны и младшего брата Феди. Такие мысли возникли у неё большей частью в результате подслушанных разговоров её няни с девочкой Фёклой, которая была приставлена к детям «для услуг». Няня говорила, что Софья родилась «не вовремя»: буквально накануне её рождения отец Софьи так сильно проигрался, что «барынины брильянты пришлось закладывать». К тому же родители надеялись, что родится мальчик, — а после рождения девочки «барыня так огорчилась, что и глядеть на неё не хотели». Сама же няня из трёх детей считала именно Софью «своей питомицей», любила её больше других и говорила, что она одна её вынянчила, поскольку «другим до неё и дела не было». Ковалевская писала, что наиболее счастливой чувствовала себя рядом с няней — даже несмотря на то, что та нередко рассказывала ей сказки про чёрную смерть, волка-оборотня и 12-главого змея, которые вызывали у маленькой девочки ужас — «безотчётный, дух захватывающий…»
После того, как в 1858 году её отец вышел в отставку, вся семья переехала в принадлежащее ему поместье Полибино, расположенное в Невельском уезде Витебской губернии (ныне — село Полибино Великолукского района Псковской области). Здесь Софья провела почти безвыездно все свои детские годы. Воспитанием Ковалевской в Полибино в течение многих лет занималась английская гувернантка Маргарита Францевна Смит (1826—1914), которая, по воспоминаниям Софьи, была натурой «крутой, энергичной и неподатливой», испытывавшей «потребность в нравственной собственности». Ковалевская признаёт, что гувернантка свою воспитанницу по-своему любила, но эта любовь была «тяжелой, ревнивой, взыскательной и без всякой нежности». Образованием Софьи занимался Иосиф Игнатьевич Малевич (1813—1898), сын мелкопоместного шляхтича, всю жизнь работавший домашним учителем-наставником, обучавший по обширной программе и дававший детям достаточно прочные знания" (в декабре 1890 года в книге «Русская старина» он опубликовал воспоминания о своей ученице).
Как вспоминала Ковалевская в своих «Воспоминаниях детства», интерес к математике у неё пробудился по двум причинам: во-первых, «глубочайшее уважение» к этой науке проявлял её любимый дядя Пётр Васильевич Корвин-Круковский, старший брат её отца, с которым она любила «толковать о всякой всячине», при этом дядя, что ей очень нравилось, общался с ней, как со взрослой, — именно от него она, к примеру, впервые услышала о квадратуре круга и асимптоте. Вторую причину Ковалевская называет «курьёзным обстоятельством»: при переезде в Полибино на одну из детских комнат не хватило обоев — и стену оклеили листами из печатного издания лекций по дифференциальному и интегральному исчислению академика М. В. Остроградского. В таком виде комната простояла много лет — и Софья, как она вспоминала, проводила перед этой «таинственной» стеной целые часы, в результате чего многие формулы и фразы так врезались ей в память, что позже, когда она в возрасте 15 лет стала брать уроки дифференциального исчисления, некоторые математические понятия давались ей на удивление легко, будто она «наперёд их знала». В 1866 году Ковалевская впервые поехала за границу, а потом жила в Санкт-Петербурге, где брала уроки математического анализа у А. Н. Страннолюбского.
Высшее образование, замужество. Поступление женщин в высшие учебные заведения России было запрещено. Поэтому Ковалевская могла продолжить обучение только за границей, но выдавать заграничный паспорт можно было только с разрешения родителей или мужа. Отец не собирался давать разрешения, так как не хотел дальнейшего обучения дочери. Поэтому Софья организовала фиктивный брак с молодым учёным В. О. Ковалевским. Правда, Ковалевский не подозревал, что в итоге влюбится в свою фиктивную жену. В 1868 году новобрачные отправились за границу. В 1869 году Ковалевская училась в Гейдельбергском университете у Кенигсбергера, а с 1870 по 1874 год — в Берлинском университете у К. Т. В. Вейерштрасса. По правилам университета женщины не могли слушать лекции. Но Вейерштрасс, заинтересованный в раскрытии математических дарований Софьи, руководил её занятиями. Написала три работы: «К теории уравнений в частных производных», «О приведении одного класса абелевских интегралов третьего ранга к эллиптическим интегралам» и «Дополнения и замечания к исследованию Лапласа о форме кольца Сатурна».
Она сочувствовала революционной борьбе и идеям утопического социализма, поэтому в апреле 1871 года вместе с мужем В. О. Ковалевским приехала в осаждённый Париж, ухаживала за ранеными коммунарами. Позднее принимала участие в спасении из тюрьмы деятеля Парижской коммуны В. Жаклара, мужа своей сестры-революционерки Анны. Эмансипированные подруги Софьи не одобряли её близости с фиктивным супругом. Они были вынуждены жить в разных квартирах и разных городах. Это положение тяготило обоих. В 1874 году они стали жить вместе, а четыре года спустя у них родилась дочь. В 1874 году Гёттингенский университет, по защите диссертации ;«К теории дифференциальных уравнений в частных производных», присвоил Ковалевской степень доктора философии.
В 1879 году Ковалевская на VI съезде естествоиспытателей и врачей в Санкт-Петербурге сделала сообщение «О приведении абелевских интегралов 3-го ранга к эллиптическим», в 1883 году — на VII съезде в Одессе. В 1881 году избрана в члены Московского математического общества (приват-доцент).
В Швеции. После самоубийства мужа (1883), который запутался в своих коммерческих делах, Ковалевская, оставшаяся без средств с пятилетней дочерью, приехала в Берлин и остановилась у Вейерштрасса. Ценой огромных усилий, используя весь свой авторитет и связи, Вейерштрассу и Геста Миттаг-Леффлеру удалось выхлопотать ей место в Стокгольмском университете (1884). Под именем Соня Ковалевски (Sonya Kovalevsky) она стала профессором кафедры математики в Стокгольмской высшей школе, ставшей впоследствии Стокгольмским университетом с обязательством читать лекции первый год по-немецки, а со второго — по-шведски. С осени 1884 по осень 1889 года в университете Ковалевская прочитала следующие курсы: «Теория уравнений в частных производных»; «Теория алгебраических функций по Вейерштрассу»; «Элементарная алгебра»; «Теория абелевых функций по Вейерштрассу»; «Теория потенциальных функций»; «Теория движения твёрдого тела»; «О кривых, определяемых дифференциальными уравнениями, по Пуанкаре»; «Теория тета-функций по Вейерштрассу»; «Приложения теории эллиптических функций»; «Теория эллиптических функций по Вейерштрассу»; «Приложение анализа к теории целых чисел». В скором времени Ковалевская овладела шведским языком и печатала на этом языке свои математические работы и литературные произведения (роман «Семья Воронцовых»).
В конце 1880-х годов близким другом Софьи стал однофамилец её мужа социолог Максим Ковалевский, покинувший Россию из-за преследований со стороны правительства. Софья пригласила его к себе в Стокгольм и обеспечила ему заработок посредством чтения лекций в местном университете. Максим Ковалевский сделал ей предложение, но Софья его отвергла, так как не желала связывать себя узами нового брака. В 1890 году после совместной поездки по Ривьере они расстались.
В 1888 году Ковалевская стала лауреатом премии Бордена Парижской академии наук за открытие третьего классического случая разрешимости задачи о вращении твёрдого тела вокруг неподвижной точки. Вторая работа на ту же тему в 1889 году была отмечена премией Шведской академии наук, и Ковалевская была избрана членом-корреспондентом на физико-математическом отделении Российской академии наук.
В 1891 году на пути из Берлина в Стокгольм Софья узнала, что в Дании началась эпидемия оспы. Испугавшись, она решила изменить маршрут. Но кроме открытого экипажа для продолжения путешествия не оказалось ничего, и ей пришлось пересесть в него. По дороге Ковалевская простудилась. Простуда перешла в воспаление лёгких. Софья Ковалевская скончалась в возрасте 41 года 29 января 1891 года в Стокгольме «от плеврита и паралича сердца». Похоронена в Стокгольме на Северном кладбище.
Научная деятельность. Наиболее важные исследования относятся к теории вращения твёрдого тела. Ковалевская открыла третий классический случай разрешимости задачи о вращении твёрдого тела вокруг неподвижной точки. Этим продвинула вперёд решение задачи, начатое Леонардом Эйлером и Ж. Л. Лагранжем. Доказала существование аналитического (голоморфного) решения задачи Коши для систем дифференциальных уравнений с частными производными, исследовала задачу Лапласа о равновесии кольца Сатурна, получила второе приближение. Решила задачу о приведении некоторого класса абелевых интегралов третьего ранга к эллиптическим интегралам. Работала также в области теории потенциала, математической физики, небесной механики. В 1889 году получила большую премию Парижской академии за исследование о вращении тяжёлого несимметричного волчка.
Литературная деятельность. Софья Ковалевская горячо относилась ко всему, что окружало её, и при тонкой наблюдательности и вдумчивости обладала большой способностью к художественному воспроизведению виденного и перечувствованного. Она написала целый ряд литературных произведений, в том числе несколько крупных. На русском языке из литературных произведений Ковалевской появились: «Воспоминания о Джордже Эллиоте» («Русская Мысль», 1886, № 6); семейная хроника «Воспоминания детства» («Вестник Европы», 1890, № 7 и 8); «Три дня в крестьянском университете в Швеции» («Северный Вестник», 1890, № 12); посмертное стихотворение («Вестник Европы», 1892, № 2); вместе с другими (переведённая со шведского повесть «Vae victis», отрывок из романа в Ривьере) эти произведения вышли отдельным сборником под заглавием: «Литературные сочинения С. В. К.» (СПб., 1893). По-шведски написаны воспоминания о польском восстании и роман «Семья Воронцовых», сюжет которого относится к эпохе брожения в среде русской молодёжи конца 60-х годов XIX в.
Особый интерес для характеристики личности Ковалевской представляет «Kampen f;r Lyckan, tv;nne paralleldramer of К. L.» (Стокгольм, 1887), переведённая на русский язык М. Лучицкой, под заглавием: «Борьба за счастье. Две параллельные драмы. Сочинение С. К. и А. К. Леффлёр» (Киев, 1892). В этой двойной драме, написанной Ковалевской в сотрудничестве с шведской писательницей А. Лефлер-Эдгрен, но всецело по мысли Ковалевской, она желала изобразить судьбу и развитие одних и тех же людей с двух противоположных точек зрения, «как оно было» и «как оно могло быть».
Саму драму я не смог найти и прочитать в нормальном виде, а не в виде картинок на 260 страницах в Инете. Поэтому использую изложение в пересказе Любови Андреевны Воронцовой «Софье Васильевне захотелось написать два параллельных романа, в которых бы изображалась судьба людей с дней юности, когда вся будущность еще впереди. Один из этих романов должен был показать, к каким последствиям привел сделанный ими выбор жизненного пути; другой — что случилось, если бы они пошли иной дорогой.
Вернувшись в Стокгольм, она немедленно поделилась своей идеей с Анной-Шарлоттой и предложила написать эти два романа.
— Я не могу писать одна, — умоляла она подругу, — если бы я только обладала такими способностями!
В это время Анна-Шарлотта готовила роман «о женщинах, не имеющих романа», не встретивших человека, которого они могли бы полюбить, создать семью. Она была всецело поглощена новой работой. Но мягкая Анна-Шарлотта не смогла устоять против жарких просьб Софьи Васильевны и отложила роман. Она отстояла только одно свое желание: воплотить идею не в параллельных романах, а в двух пьесах, которые могли бы идти на сцене два вечера подряд!
Идея Софьи Васильевны захватила шведскую писательницу. Ее письма к друзьям полны пьесой, которую они назвали «Борьба за счастье». Подруги не могли ни о чем ином, кроме пьесы, говорить. Анна-Шарлотта писала одному их общему другу:
«…Мы совершенно одинаково безумствуем обе. Если бы нам удалась эта работа, мы примирились бы со всем, что у нас было неприятного в жизни. Соня забыла бы, что Швеция — самая возмутительная филистерская страна в мире… а я забыла бы все, о чем постоянно думаю. Вы, конечно, совершенно правы. Есть, к счастью, царство лучше всех земных царств, ключи которого имеются у нас, — это царство фантазии».
Они сидели в уютной комнате Анны-Шарлотты, и Софья Ковалевская с пылающими глазами, задыхаясь в торопливой речи, говорила подруге:
— Я невыразимо счастлива этим новым образом своей жизни. Я только теперь понимаю, как мужчина заново влюбляется в мать своего ребенка! Конечно же, дорогая Анна-Шарлотта, ты — мать. Ведь на тебе лежит ответственность произвести на свет ребенка. О бог мой, как я люблю тебя, как я предана тебе!
Ковалевская изложила подруге сюжет своего романа из русской жизни. Анна-Шарлотта почти всю ночь просидела в кресле-качалке, обдумывая драму, а назавтра предложила законченный план. В пять дней она набросала пролог и пять актов первой пьесы. Анна-Шарлотта восхищалась работой, идея которой принадлежала Софье Васильевне, так как была убеждена, что ученой скорее, чем ей самой, могут приходить гениальные мысли. Ковалевскую же удивляла быстрота, с какой работала Леффлер, живость действия, художественность образов. Сама она не написала ни единой реплики, но обдумала весь основной план драмы, содержание каждого акта, внесла свои психологические наблюдения в обрисовку характеров.
Ежедневно они прочитывали вместе все, что Анна-Шарлотта писала. Софья Васильевна делала замечания, давала советы, придумывала новые ситуации. Она требовала, чтобы Анна-Шарлотта прочитывала ей опять то, что читала раньше, вела себя, как ребенок, которому не надоедает слушать любимую сказку.
Никогда еще Анна-Шарлотта не видела подругу такой буквально светящейся от счастья. На Ковалевскую находили припадки неудержимого веселья. Ежедневно они вдвоем гуляли в прилегавшем к их кварталу лесу. Ковалевская прыгала с камня на камень, продиралась через кусты, танцевала, целовала Анну-Шарлотту и кричала:
— Жизнь невыразимо хороша, а будущее… будущее восхитительно и полно самых чудных обещаний! Ты понимаешь, Анна-Лотта, нашу драму с триумфом встретят во всех европейских столицах! Такое новое, оригинальное произведение не может не показаться настоящим откровением в нашей литературе. Эта драма «Как могло быть» — мечта, которая рисуется мысленным взорам всех. Представленная со всей объективностью сцены, она должна непременно всех увлечь!
Захваченная литературной работой, Ковалевская была не в состоянии заниматься задачей о вращении твердого тела вокруг неподвижной точки. Профессор Миттаг-Леффлер, который чувствовал себя ответственным за Софью Васильевну и считал, что для нее, как для женщины-профессора, крайне важно закончить эту работу и получить премию, приходил в отчаяние, заставая ее у Анны-Шарлотты с вышивкой в руках. Подобно тому как Ингеборг из древней саги о Фритьофе, сплетая скатерть, нитями рисовала подвиги своего милого, Софья Васильевна словно вышивала по канве шелками и шерстью образы драмы. Иголка мерно двигалась вверх-вниз, вверх-вниз, а Ковалевская мысленно создавала сцену за сценой. И не было предела ее радости, если, работая порознь, оба автора приходили к одному результату.
Софья Васильевна даже перестала писать Вейерштрассу, что делала только в тех случаях, когда уходила в сторону от математики. Миттаг-Леффлер укорял ее за непозволительное отношение к учителю:
— Вейерштрасс обижен тем, что вы так долго не даете о себе знать. Я доверил ему тайну о драме и прибавил, что вы, вероятно, из-за литературных занятий стыдитесь ему писать.
Ничто не могло вернуть Софью Васильевну на землю. Она нашла способ говорить о себе, своих чувствах и мыслях и пользовалась им с увлечением.
В прологе, общем для обоих пьес, составляющих драму «Борьба за счастье», показаны люди в момент, когда все готово для их счастья. Дочь барона Алиса любит инженера-изобретателя Карла и любима им. Он заканчивает машину, которая поможет воспользоваться электроэнергией, чтобы приводить в движение фабричные станки и облегчить труд рабочих. Алиса тоже мечтает о счастье рабочих, об уничтожении эксплуатации человека человеком. Она могла бы стать верным товарищем Карла в его борьбе. Сестра Карла — Паула любит двоюродного брата Алисы — Яльмара, скрипача, мечтателя, а он любит пианистку Паулу за ее нежную душу, за ее тонкий художественный вкус, собирается вместе с ней концертировать в Европе: Третья пара — дочь фабриканта Марта и юный брат Карла Эрнст.
Но в этот мир мечты и любви вторгаются черные силы: предрассудки чванной аристократии, корысть торгашей, зверская жестокость «господина чистогана». Наступает та критическая точка, когда от воли человека зависит, как повернется его судьба. В первой пьесе — «Как было» — авторы показали, как несчастны все действующие лица, которые не нашли в себе достаточной силы, чтобы противостоять давлению предрассудков, преодолеть нравственную трусость. Вторая пьеса — «Как могло быть» — рисует поступки героев, в решительную минуту оказавшихся сильными, способными повернуть свою судьбу на путь, ведущий к счастью. Алиса дает деньги Карлу на окончание его машины, доставшийся ей по наследству завод переходит к созданной ею и Карлом рабочей ассоциации. Они вдвоем будут жить с рабочими, «как ровня». Принадлежащий Алисе родовой замок Герргамра тоже отдан рабочим: в гостиной — школьная комната для их детей, в библиотеке — общественная читальня. Алиса порывает со своим классом, с мужем и уходит к Карлу, к людям труда, в общей борьбе за счастье рабочих находит свое счастье. Она не может быть счастливой, если вокруг нее простые люди несчастны, она убеждена, что есть только один способ улучшить положение рабочих — это заставить их сплотиться в один союз!
В Алисе Софья Ковалевская хотела изобразить себя, в ее переживаниях выражала свою собственную жажду глубокой, цельной любви, заставляющей два существа жить, как одно, и то отчаяние одиночества, то недоверие к себе, к своей способности привлечь любимого человека, которое охватывало ее всегда, когда она видела, что ее любят не так, как ей хотелось бы. Алиса первой пьесы говорит мужу Яльмару: «Я так привыкла, чтобы всех любили больше, чем меня. В школе говорили, что я самая способная, но я знала всегда, что судьба зло подшутила надо мною, одарив меня такими способностями как бы для того, чтобы я лучше чувствовала, чем бы я могла сделаться для другого, если бы кто-нибудь действительно захотел полюбить меня. Я желала немногого: я хотела только, чтобы никто не стоял между нами, не был тебе ближе, чем я, одного только я и желала всю жизнь — быть первою для другого человека…»
В одной из реплик она откровенно раскрывает свой характер:
«Дай мне только хоть раз показать тебе, какою я могу быть, если меня искренне любят. Бедняжка Алиса не так ничтожна, как кажется… Посмотри хорошенько на меня: хороша ли я? Да, когда меня любят — я хороша, но только тогда, когда меня любят. Добра ли я? Да, когда меня любят, я воплощенная доброта. Эгоистка ли я? О нет, не эгоистка. Я могу совсем отрешиться от себя, слиться всеми мыслями с другими».
Так молила о любви знаменитая, прославленная женщина-ученый. Она никогда не была единственной для другого человека, как ни щедро одарила ее природа. Желание Алисы второй пьесы — «Как могло быть» — разделить труды Карла и резкое, не допускающее компромиссов требование быть верным голосу сердца — это собственные мысли Ковалевской, ее чувства, ее душа — вся она со своим сложным, противоречивым характером. Датский писатель Герман Банг писал о «Борьбе за счастье», что он любит эту драму, «которая с математической точностью доказывает всемогущую силу любви, доказывает, что только она одна и составляет все в жизни, что только она придает жизни энергию или заставляет преждевременно блекнуть». Он не увидел другой стороны произведения.
Не узкого личного счастья добивалась Алиса Ковалевской. Для нее борьба за любимого человека неотделимо сливалась с их совместной борьбой за то «будущее идеальное общество, где все живут для всех, а двое любящих людей — друг для друга». Впервые в современной ей драматургии «шестидесятница» Ковалевская, сделав шаг вперед, вывела на сцену борющихся рабочих, впервые включила в круг тем художественной литературы «рабочий вопрос». Алиса мечтает о таком обществе, где нет эксплуатации человека человеком, о такой любви, когда двое любящих плечом к плечу борются за справедливое распределение благ земных.
Но в пьесе, приспособленной Анной-Шарлоттой к буржуазному пониманию, эти мечты выглядели детски наивной утопией, осуществлялись благодаря случайному стечению обстоятельств. Сама же Софья Васильевна, хотя и не жила в рабочей среде, понимала, что, как говорит одно из действующих лиц пьесы, рабочих «мало любить — надо жить с ними». Она с достаточной ясностью представляла себе и революционное значение выходившего на большую арену жизни «четвертого сословия» — рабочего класса и трудности классовой борьбы. Ее политические друзья — Фольмар, Янковская, Мендельсон и многие другие — были тогда верными единомышленниками Карла Маркса; сестра Анна и зять Жаклар не только пропагандировали его учение, но знали лично учителя пролетариата. Еще в 1870 году Карл Маркс писал Энгельсу о том, что «Лафарг познакомился в Париже с одной русской женщиной, весьма ученой (подругой его друга Жаклара, превосходного молодого человека)». А в 1877 году Жаклар в письме к Марксу из России говорил: «…Моя жена, которая не забыла, каким вниманием вы ее окружали, шлет вам вместе со мной свои наилучшие пожелания». Не случайно хранила Софья Васильевна до конца дней своих среди немногих фотографий близких людей — репродукцию портрета Маркса с автографом «Salut et Fraternit;» («Привет и братство»). Она следовала своей сестре в ее политических симпатиях и антипатиях, отражала ее воззрения.
К необыкновенной драме «Борьба за счастье» Ковалевская дала и предисловие не менее оригинальное, объясняя человеческие поступки примерами из области механики. Излив свои мысли о любви, о счастье, какого она хотела для себя, Софья Васильевна смогла заняться математикой.
Наступила весна. Анна-Шарлотта продолжала работать и над второй частью «Борьбы за счастье» с не меньшим энтузиазмом, чем над первой. Но Софья Васильевна уже порядком остыла к этому произведению: в руках Анны-Шарлотты оно приобрело такой нерусский характер, что Ковалевская смотрела на героев как на чуждых ей лиц. Слишком уж была различна среда, в какой они обе жили. Разве выразить русские идеи, рисуя иноплеменных представителей? Несчастная, любимая, жалкая и великая, неповторимая страна моя, моя родина! Невозможно быть счастливой вдали от тебя…
«Я много думала о нашем первенце, — писала она позднее А.-Ш. Леффлер, — и всякий раз мне, правду сказать, приходится открывать множество недостатков у нашего бедного малютки, в особенности в отношении композиции. Как бы для того, чтобы насмеяться надо мною, судьба свела меня в это лето с тремя исследователями, чрезвычайно интересными молодыми людьми, каждый в своем роде. Один из них, на мой взгляд, самый неспособный, уже сделал кое-какие успехи в жизни. Другой очень даровит в некоторых отношениях и до смешного ограничен в других; этот тоже начал уже свою борьбу за счастье, но к каким результатам она должна привести, никак не могу сказать теперь. Третий, очень интересный тип, совершенно разбит телом и душою. Но для автора он представляет глубокий интерес как тип, достойный внимательного изучения. Историю этих трех исследователей, во всей ее простоте, я нахожу гораздо более богатою содержанием, чем все, что мы сочинили вместе о Карле и Алисе».
Этим письмом она как бы ставила точку на своих литературных отклонениях от дела жизни — математики».
Такая вот драма.
Интересно, что в основание этого произведения Ковалевская положила научную идею. Она была убеждена, что все поступки и действия людей заранее предопределены, но в то же время признавала, что могут явиться такие моменты в жизни, когда представляются различные возможности для тех или иных действий, и тогда уже жизнь складывается сообразно с тем, какой путь кто изберёт. Свою гипотезу Ковалевская основывала на работе А. Пуанкаре о дифференциальных уравнениях: интегралы рассматриваемых Пуанкаре дифференциальных уравнений являются, с геометрической точки зрения, непрерывными кривыми линиями, которые разветвляются только в некоторых изолированных точках. Теория показывает, что явление протекает по кривой до места раздвоения (бифуркации), но здесь всё делается неопределённым, и нельзя заранее предвидеть, по которому из разветвлений будет дальше протекать явление.
…Осенью подруги пытались переработать драму, но прежних иллюзий уже не было. В ноябре они начали печатать пьесу и дали экземпляр в Стокгольмский драматический театр. Пьеса вышла в свет к рождеству, в качестве же «рождественского подарка» авторам появилась резкая критика в «Стокгольмдагблад». А за ней — отказ театральной дирекции от постановки. К счастью, подруги не были потрясены неудачей: обе любили больше всего замыслы, процесс труда, а не результаты, и в эту пору строили новые планы.
Софья Васильевна все еще мечтала о совместной работе с Леффлер, но Анна-Шарлотта решила расторгнуть авторский союз, хотя и не осмеливалась говорить об этом с подругой. Она не могла больше подчиняться покоряющему интеллекту Ковалевской. Анне-Шарлотте нужна была духовная самостоятельность, которой Софья Васильевна лишала менее ярких людей, входивших в общение с ней. Писательница задумала одна отправиться зимой путешествовать по Италии. Она сделала бы это давно, но Софья Васильевна считала разлуку изменой дружбе.
— Не можешь себе представить, — признавалась она не раз, — до какой степени я подозрительна и недоверчива, когда дело касается отношения ко мне моих друзей! Я требую, чтобы мне постоянно это повторяли, если хотят, чтобы я верила любви ко мне. Стоит только один раз забыть, как мне сейчас же кажется, что обо мне и не думают.

Да, Софья Ковалевская прожила всего 41 год, а кажется, что гораздо больше. Кстати, Мусоргский прожил столько же. Жаль, конечно, что мы не заехали в музей-усадьбу. Судя по сайту музея, там довольно симпатично, и его создатели вложили много сил для сбора и оформления экспозиции. И я уверен, что они с такой же любовью рассказывают об этой замечательной женщине, как в соседнем музее о Мусоргском.

В Пустошке дождались Сашу и компанию (они заезжали в Великие Луки)  и повернули направо на трассу Киев – Ленинград. В Псковской области дороги гораздо лучше и гаишники – на каждом перекрестке. У деревни Новгородка поворот направо – 20 км до Пушкинских Гор. Размещение в гостинице «Дружба». Обед в ресторане. Спор с Сашей по вопросам религии.

Если Вас, неизвестный читатель,  заинтересовало это произведение, то, пожалуйста, напишите пару слов atumanov46@mail.ru