Гринпис ходячий

    Теплым летним вечером на берегу речки Клизьмы Степан Пицюлько мирно ловил рыбу.  Ловил и никого не трогал. Когда ты ловишь рыбу – ты глух и нем. Поплавок у Пицюлько задергался и утонул. Пицюлько подсек и вытащил на берег крутой громадного карася, громадный карась неистово бился о берег крутой и злобно шевелил что-то про себя губами. И тут Пицюлько услышал над собой глас.
   – И не стыдно?
    Пицюлько недовольно оглянулся и увидел пред собой ледащего старичка в пенсне, лысоватого, с бородкой, с газеткой в руках, с тросточкой, словом – интеллигент паршивый.
    – Не понял! – сказал Пицюлько, хотя все понял. В голосе его послышались тяжелые металлические нотки.
    – Я говорю, не стыдно вам. Вот так вот… Рыбу. Уничтожать. Я извиняюсь, вам что, так уж сильно кушать хочется?
    От удивления и негодования у Пицюлько отвисла челюсть. Ну, подходили к нему иногда всякие… С советами там… Специалисты хреновы! Но чтобы так вот ставить вопрос!
    – Да я… Так ведь… Все ловят! – вместо слов возмущения промямлил он.
    – В том-то и дело, что все! Все – сволочи! Никому дела нет до того, что вы все природу-мать губите. Рыбе житья от вас нету! Ты об этом подумал? Гаденыш ты эдакий? Ревизионист проклятый!
    – Да ведь…
    – Тебе что, жрать нечего? Скотина ты эдакая? – старичок разошелся не на шутку. Он побагровел, взъерошился, вскипел. Подслеповатые глазенки налились кровью.
    – Есть чего… есть… – насупился Пицюлько.
    – А какого … ты тогда рыбу губишь, тварь ты позорная?
    – Да я ее не гублю…
    – Не гублю, говоришь? – старичок больно и звонко ударил тростью Пицюлько по башке. Аж искры из глаз посыпались на жухлую траву. – Не гублю, гадина! На тебе! На тебе! А ты подумал, рожа твоя бесстыжая, что у рыбы этой, может быть, дети дома остались?! А? Подонок ты эдакий! Отродье мерзкое! Троцкист проклятый! Ты об этом подумал?
    – Да кто ты… Кто вы такой будете? – попытался защититься от ударов Пицюлько, выставив вперед руки. – Вы что, из Гринписа, что ли?
    – Я тебе покажу Гринпису! Изверг! Садюга такая! – старичок неожиданно ногой, обутой в высокие ботинки военного образца, ловко двинул Пицюлько в подбородок. Пицюлько отлетел от своей удочки на несколько метров. Старичок не отставал. Он методично и умело наносил удары по пицюльковским почкам, печени, селезенке, по поджелудочной железе, по сонной артерии и по морде. Пицюлько пытался слабо защищаться, но старичок умело пробивал защиту.
    – Я тебе покажу, как природу уничтожать! Бесчеловечный ты изверг! Я тебя научу любить природу-мать и Родину свою! – приговаривал старичок, ребром ладони лупя Пицюлько по шее.
    – Да… вы хоть объясните, что вы хотите… - пытался увещевать старичка Пицюлько, когда старичок, вставив в рот Пицюлько пальцы, разрывал ему рот
    – Мне-то ничего не нужно. Я свое пожил. А вот как ты будешь дальше жить? Как? Вот хорошо, я тебе сейчас пасть порву, как ты порвал ее своим крючком рыбке? Хорошо?
    – Пвохо! – промычал Пицюлько.
    – Вот и я думаю, что плохо. Хорошо, если твою мать вот так же кто-нибудь вытащит на берег на крючке? Хорошо?
    – А что, я вашу мать, что ли, вытащил?
    – Все мы суть дети природы. И эта рыба и моя, и твоя мать. Наша мать-природа!
    – Но ведь рыбу всегда, во все века ловили и ловить будут!
    – Вот за это, гады, и понесете наказание, кару небесную, кару матери нашей природы!
    – А-а-а-а! Пустите!
    – Будешь еще ловить рыбу?
    – Никогда в жизни! Я ее разводить буду!
    – Побожись своим срамным удом! – смягчился старичок и вытащил пальцы изо рта, ослабил захват своими неожиданно мощными ногами туловища Пицюлько.
    – Клянусь удом своим срамным! Да пусть отсохнет он у меня во веки веков, ежели я когда-нибудь буду ловить рыбу…
    – И охотиться, – подсказал старичок.
    – И охотиться! Да я, собственно, никогда и не охотился!
    – На всякий случай! – пояснил старичок. – А то я ведь знаю вашего брата-рыбака. Ежели вам рыбалку запретить, то вы сразу охотиться начинаете. А тебе я вот так скажу, – старичок поднялся, отряхнулся, вытер платочком аккуратно кровь с пальцев. – Если узнаю, что снова взялся за старое, я тебе уды вырву с корнем. Ясно? Накося – утрись! – он кинул Пицюлько свой бурый, мятый платочек.
    – Ясно! Еще бы не ясно! – отвечал с готовностью Пицюлько, отряхивая сзади парусиновый пиджак старичка. – Да я теперь эту рыбалку ненавижу! А рыбу – люблю! Да я… – он схватил свою удочку и с остервенением стал ломать ее об колено на мелкие кусочки. – Вот тебе, вот тебе!
    – Ну, будя, будя… Охолонь! Удочка тут ни при чем, – утихомирил его старичок. – Это я так… пошутил… Лови свою рыбу, сынок.
От неожиданности Пицюлько чуть было не проглотил язык. Он ошалело вращал зрачками и делал руками круговые движения в воздухе…
    – А как же… природа-мать?
    – А-а-а! Это? Это так… Шутка. Чтоб скучно не было. Жисть-то какая у нас пресная… Ты зла на меня не держи, сынок. Попытайся и меня понять. Какая еще радость у старика, кроме общения? Никакой!