Любовь сильна мистерией

Беспечен птицелов, как звон волшебных колокольчиков.

Злая ведьма подслушала его мечты. Их принёс шальной ветер, сорвав с хмельных уст слова о желанной подруге.

Птицелов и сам шальной романтик, спорящий с феями, бродящий по древним мирам.

Как давно это было, уж и не вспомнить.

Но и не забыть своё прежнее дряхлое тело.

Как же она была стара. Древнее волшебных гор, сказочных миров, добра и зла. Птицелов разбудил её сердце. Что за чудо произошло тогда? Старая ведьма, топнув ногой объявила, — Мне восемнадцать лет!

Чудак, любящий птиц, пойманных в сети, открыл объятья. Чудак или романтик? А так ли это важно, если поверив, он помог ей скинуть ведьмовской облик, выпорхнуть вольной птицей с девичьим лицом.

Слышала, что любовь сильнее вечности, древности и даже смерти. Но верила ли?

Если бы она могла предвидеть, то не стала бы требовать никаких клятв.
Не угрожала бы.
Так уж пришлось — положить на одну чашу весов верность ей до смертного часа, а на другую — весь мир и свободу.
Если б она знала...

Лежащая рядом флейта молчит. Может мертва, а может ей так же страшно и одиноко здесь, как и Папагене в новом теле.
По покрову из-под которого испуганно смотрит девочка, летят пёстрые птицы.
Кто же поймал её в ловушку?

Страшны злобные силы старого колдовства, но ещё страшнее предчувствие судьбы птицелова. Тёмное, древнее, злое держит её не давая подняться, встать, распрямиться во весь рост... Вырваться.

Любовь сильнее смерти. Но чьей?

Сдавшись на волю судьбы, подносит дудочку к губам. Вот только никто не учил её извлекать музыку волшебства из простенькой деревянной тростинки, чтобы услышать пророчество о судьбе наречённого.

А сердце ранено беспокойством. В мареве предрассветных сумерек — лёгкая поступь возлюбленного. Но древняя тёмная магия коварна, лукава — не отпускает.
— Не спеши, девочка, — Шепчет ей её прежняя суть, — Как ты остановишь то, что не знаешь?

— И правда, — смущается она.

Напрасны тревоги, бесполезны клятвы. Вся сила осталась в тёмной магии уставшей колдуньи, а у этой девочки нет мастерства ворожбы.

Откуда ей знать, что сказочник не написал финал? Что когда птицелов доиграет свою роль занавес упадёт, оборвав сказку. А она начнёт отсчитывать вечность в новом одиночестве под шёлковым покровом.

Летящие над ней птицы, роняют перья. Им жаль хрупкую красавицу, лишившуюся всего. Печалит её опустошённый взгляд, тревожит молчащая флейта о которой они знают так много.

Эх, маэстро! Весёлый, беззаботный гений, ты не дооценил магии мироздания — любовь сильнее всех написанных и сыгранных сказок.

Маленькое пёрышко опускается на её плечо. Папагена вздрогнула.
— Какое ты шумное в застывшей тишине!

А пёстрое пёрышко уже взлетело вверх, пританцовывая.
Узница забытой сказки раззадорилась:
— Ах так. Думаешь только ты умеешь летать?
Сбросив покров, оставив под ним память о старой злой колдунье, девочка выпрямилась, сделала несколько первых па и рассмеялась.

Кружится перо, смеётся девчонка, развеваются в танце её длинные волосы.
А музыка? Она звучит откуда-то издалека, и эхо приносит её затворнице.
Уже не маленькая круглолицая девочка с отрешённым взглядом, а прекрасная, кареглазая, стройная девица кружит по комнате в страстном танце.

Тонкие пальцы сжимают флейту.
Любовь сильнее оборванных ниточек финала.

Забыв, что никогда не умела колдовать, она творит музыку, отпуская мелодию жить так, как ей захочется.

Любовь сильнее невзгод.

Волшебная флейта не откроет ей тайн — они слишком тяжелы для юного сердца.
Но песня остановит птицелова, и он отбросит верёвку прочь, удивится желанию покинуть жизнь и вспомнит о подруге.

Музыка летит над всеми мирами. Летит неуслышанной никем, кроме птицелова. Она поведёт его за собой. Растерянного, уставшего. отказавшегося от смерти.

***
Три ступеньки надо пройти, чтобы оказаться на сцене.

Пустой зал — музыканты давно вернулись домой.
— Зачем я здесь?
Ещё один шаг к сцене.
— Как грустно в пустом театре, где только тишина и догорающие свечи.

Папагено прислушался. Из-за опушенного занавеса — мелодия.
— Чьи волшебные пальцы могут извлекать такую музыку? Да и где этот музыкант? Видно он не из моей сказки. Играет кому-то да слишком далеко, чтобы снова во что-то поверить.

— Я долго верил в чудеса, но если пьеса окончена мне больше не на что надеяться, как и нечего в ней играть. Да, я обещал её найти, поклялся. Да толку? В тёмном пустом зале никого. Так теряют мечту, а когда она умирает не стоит оставаться.
Спускаясь по ступенькам вниз, он не замечает, что музыка с каждым его шагом сильнее.

Нежные руки обвили его шею.
— Ты нашёл меня! — Любимая смеётся, не выпуская флейту из рук.
Он готов утонуть в её глазах, но не готов поверить.
— Там, далеко я искал смерти, уже не надеясь заслужить тебя. Не ты ли меня остановила?

В пустом театре вновь поднимается занавес.
Их пьеса только что началась с начала.

— Можешь сыграть нашу музыку? — Флейта лежит на её ладони беззвучно, будто потеряла голос или забыла, что умеет петь, — Вроде я, что-то должна сделать, птицелов?
— Вернуть мне мою клятву, наверное.
— Но тогда ты уйдёшь, а я навеки останусь одна.
— Останешься. Но молодой, прекрасной, светлой и доброй, а не той старой и злобной, что была.

Трудно выбрать между любовью и свободой, но душа слишком полна нежностью, да и не хочется уже никого ловить в сети вероломства.
— Возьми свою обещанную верность обратно, мне милее твоя свобода. Прощай. Только прежде чем ты уйдёшь сыграй ту песню, что мы пели когда-то вместе.

Птицелову смешно. — Неужели она ещё не поняла? Если ожила волшебная флейта никто не захочет уходить.
— Помнишь, я должен был тебя заслужить?
— Кто помнит о таком, когда разлучают мгновенно и каждый ничего не знает о другом? — Ей больно. Настолько больно, что тёмная злая сила кажется уже не самым плохим прошлым.

***

Золотистый покров, с летящими по нему птицами, укрывает маленькую колдунью, и заботливо следит за тем, чтобы ни одни звук волшебной флейты не был нарушен.

Мелодия полна печали разлуки и радости будущей встречи.
— Он вернётся, — поёт она, — свободный влюблённый докажет, что достоин тебя.

Девочка играет, и в тёплом взгляде карих глаз спокойствие сбывшейся любви.

Любовь сильнее разлуки и вечности.
И теперь она это знает.


По мотивам картины Андрея Ремнева "Папагена". 2007 г.