Пес

К перелазу в заборе на главной улице украинского села подъехал грузовик.
В поперек кузова были положены доски, на которых сидели люди. Женщина с ребенком засобирались слезать. Женщина все заботилась, чтобы платье не слишком высоко задралось. Люди из кузова подавали вещи – чемоданы, коробки, ведра. Много вещей. На приезжих была печать печали. Радостного ажиотажа, который охватывал эту парочку каждый раз по приезду, по возращению, в Стеблев, не было. На въезде в село соседи-попутчики сказали, что Григорий Тимофеевич помер неделю как. Когда проезжали мимо кладбища, мать велела парнишке встать – почтить память старого друга. Обычно, в предыдущие приезды, машину с дачниками встречал лохматый пес. Он прыгал, громко лаял и всечески выражал свою радость. За десять лет псов сменилось трое, но все они вели себя одинаково. В этот раз встречи не было. Парень удивился. Сказал об этом матери, та пожала плечами. Помалу затащили вещи. Парень, а это был Влад, пошел посмотреть на пса: что случилось, не болен-ли? Пес лежал на солнцепеке с очень грустным видом. Шерсть свалялась, миска с едой была полна. По кускам мяса ползали мухи, подходили куры, выклевывали что-то вкусненькое по своему усмотрению. Мухи ползали и по Песьей морде.
- Ну, как ты? Грустишь? Никогда ранее Влад не испытывал желания пообщаться с домашним зверьем: ни с кошками, ни с собаками. Мать постоянно внушала парню, что от этих животных может лишай возникнуть, а это очень опасная и неприятная болезнь. Влад и не общался. В Ленинградской коммунальной квартире почти постоянно жила какая-нибудь кошачья живность – защита против мышей. Так, с детьми-соседями иногда Владик, еще по малолетству играл: дергал веревочку с привязанной бантиком бумажкой. Кошка думала, что это мышка и очень забавно бегала-прыгала за манком. А. если придержать веревочку, не дергать, то кошка очень ласково лапкой бумажку переворачивала и на зуб пробовала. Удивлялась, что не вкусно. Ну, а с собачьей породой и вовсе никакого общения не было. Времена были трудные. Народ тоглько-только от войны оправился, зарабатывали мало, да и негде было собак держать. Жили, в основном, в квартирах коммунальных – бывших барских - комнат на десять-двадцать, да в каждой комнате по семье, человек по трое-пятеро. Куда там, - собака!
С собаками Стеблевскими тоже общения не требовалось – дать поесть-попить – конечно, подносил от стола, но, чтобы погладить-приласкать или поговорить – ни-ни, желания не возникало.
А тут общее горе сблизило. Влад впервые в жизни увидел, что и животное страдать, чувствовать может, больно ему. И, что боль не только физическая бывает, но и какая-то другая, душевная, наверное. Значит и у животных душа есть?
Влад еще событие странное отметил. У Григория Тимофеевича пасека была – ульев двадцать, не меньше. Влад не помнил, чтобы хоть раз какая пчела Григория Тимофеевича укусила-ужалила. Да и Владьку только однин раз. Владик все лето босиком ходил и однажды не разглядел, что на дорожке пчела сидела. Что она там делала? Больная, может быть. Так эта пчела извернуться успела и Владьку в подошву ужалила. Надо-же! Толстую кожу продырявила! Так вот, по смерти Григории Тимофеевича сестра его Галина Тимофеевна пришла пасеку обиходить – все время там работа есть. Тетя Галя и сама была пасечником знатным. И брату не раз помогала по делу. Была тетя Галя, как водится, в полном пасечниковом облачении. Так пчелы все равно нашли в ее защите изъяны и ужалили несколько раз. Когда была вместе с братом – ни разу, как пришла одна и в одежде брата Григория – получи, пожалуйста!
Что это? И насекомые – пчелы все в человеческой жизни понимают? Недаром индийцы верят, что после жизни своей человеческой мы в разных животных превращаемся, а то, и в растения – по делам своим человеческим расплата.

Пес шевельнул усом:
- А, приехали?
Еще когда Пес был маленьким, его все Собакой обзывали и это его обижало. Какая он Собака? Пес, и все тут! Когда подрос, стал понимать в чем разница. Вот, если он с соседней Жучкой потрется-подрыгается, у нее через некоторе время маленькие щенята получаются. А у него, Пса, никогда ничего такого получиться не может.
Никакого имени ему хозяева так и не придумали, что хозяин, которого люди Григорием звали, что хозяйка – Феодосия, даже и Псом-то не кликали – нужды не было. В миске всегда свежая холоднай вода была, да и кормить не забывали: и супчик, и косточки, и потроха куриные – все хорошо. Однажды, когда лапу поранил на вечерней прогулке-пробежке, дядько Григорий лапу чем-то вонючим промыл, перевязал. И потом еще раз несколько подходил - проверял повязку. Лапа быстро зажила – «как на собаке»!
Нормальные хозяява попались, лучшие, наверное, на все село. Когда и у Жучки проблемы возникли во время родов, опять же дядько Григорий пришел, помог новому собачьему племени на волю выбраться.
Весь день Пес был ошейником к цепи пристегнут, и при каждом перемещении по двору, цепь гремела , врагов отпугивала. Да, врагов-то и не было вовсе. Куры-петухи квохтали-кукарекали себе по надобности и совсем Пса не раздражали. Когда хозяева куда уходили, или в огороде за домом копались, то к двери метлу прислоняли, чтобы было издалека, от забора видно – это так, чтобы зря соседи ног не топтали – нет никого. Дверь как-то по-другому никто не закрывал – зачем? Если солнце припекало сверх меры, то Пес в тень шелковицы переходил. А вечером и вовсе свобода наступала. С заходом солнца, Феодосия Антоновна курей в сарайчик заманивала, двекрку зачиняла…и   Дневные служебные обязанности Пса бывали уже выполнены. Пес делал головой хитрое винтовое движение и из ошейника выскакивал. Свобода! Пес мог в любой другой момент выскочить – но не делал этого – служба!
Было еще два важных события в году, когда Пес из ошейника выскакивал: встреча-проводы дачников. Приезжала обычно женщина с мальчиком, потом уже и перень постарше, а потом и вовсе мужчина немолодой, являлись – через месяц-два. Но их Пес за забором не встречал. Не было в его обычае попусту лаять: что, на каждую козу-корову, что за забором шевелится, внимание обращать? На эти зазаборные звуки Пес вообще не очень реагировал. Много там всего было: дом на главной улице села, на шляху, стоял. А там машины-трактора, живность всякая, люди-собаки постоянно шастали. Не нагавкаешся на всех. Да и нос был плотно своими запахами забит: с одной стороны человеческое отхожее место, с другой - свинарник, с третьей – курятник. Уф, не вздохнуть! Только вечером и надышишься! После вечерней пробежки Пес возвращался, когда было уже темно, залезал в будку, не надевая ошейник – самому – никак- и засыпал до утра. Утром кто-нибудь из хозяев, идя ночную вазу из немецкой каски опорожнять, и на Пса ошейник надевали. Чтобы знал – служба началась!
После смерти Григория Тимофеевича Пес вовсе перестал ввечеру куда-то бегать. Так,отбредет на длину цепи за свинарник, сделает свое дело, лапами поскребет, землей свои испражнения засыпет, и ладно.
Влад подошел вечером к Псу, прицепил к ошейнику веревку, от цепи отсоединил и сказал:
- Пошли, прогуляемся!
Вначале Пес упрямился, не хотел идни, потом согласился, поплелся следом. Вдруг насторожился, напрягся: из щели в соседском заборе мордочка Жучки высунулась Пес свое «фирменное» движение сделал, из ошейника выскользнул и помчался к подруге. Пришел под утро, подраненный в собачьей драке. Видать, другие ухажеры у Жучки за эту неделю появились. Собачьими – Песьими боевыми ранами  уже втроем занялись – справились!
Когда в августе дачники уезжали, вещи к перелазу вытаскивали, чтобы в машину быстрее погрузить, Пес подошел неспешно, обнюхал всю поклажу, о Владовы сандалии потерся и молча ушел. Попрощался.
Больше дачники в это село не приезжали. Владу - школу заканчивать, в институт поступать, а Феодосья Антоновна по старческой немощи к детям в райцентр перебралась.