О чувстве языка
Слова с детства интересовали меня своим звучанием, через которое я пыталась уловить связь со смыслом. Привлекали также и своим строением: бывают громоздкие и неуклюжие слова, как гиппопотамы ( чувствуете, насколько гиппопотам неповоротливей бегемота?), а бывают юркие слова (например, «мышь» – прошуршала одно мгновение – и нет её, маленькой), и не очень маленькие и быстрые – «крыса» . Она , как мышь, не убежит, она степенней и наглей- «кры», и сама себе хозяйка - «са».
Бывали и курьёзы. Помню, когда я училась в первом классе, впервые услышала название книги «Горе от ума».
Но именно – услышала, не видела его НАПИСАННЫМ. Поэтому стала воспринимать его как «Горе Атума».Этот Атума представлялся мне старым индейцем. Мне казалось, что Атума – самое походящее имя для индейца. С головным убором из разноцветных перьев, с кожей коричневого цвета и очень-очень морщинистым лицом, он не расставался с длинной трубкой, которую медленно и важно курил. Я фантазировала насчёт его «горя» из-за разборок между племенами, говоря современным языком…И как же велико было моё изумление, когда я прочла название книги и никак не могла смириться с тем , что моё «горе Атума» - это на самом деле «Горе от ума». Я терзала вопросами папу: « А есть такой индеец Атума?» - «Нет, не слышал»,- отвечал папа. Для меня это было большое «языковедческое» разочарование.
А есть ещё такой слой языка, как бранная лексика. Она – за границей языковых норм. Но ведь звучит! А в последние годы нормы морали занижены и границы допустимого в языке практически не существуют. Поэтому даже если родители хотят оградить своё чадо от знакомства с бранью, оно всё равно происходит.
Вот история, рассказанная в интернете.
7-летний пацан подговаривает 4-летнего братишку:
— Братан, мы с тобой уже большие. Слышал, как дядьки ругаются? Пора и нам начинать ругаться.
— Пора, — соглашается малыш.
— Значит, план такой, — говорит старший. — Завтра утром выходим завтракать, я говорю «б…я», а ты — «на х…й». И следим за реакцией родителей.
Сказано — сделано. На следующее утро сидят на кухне, мама обращается к старшему:
— Тебе что на завтрак положить?
— Мне бы, б…я, оладушки, — бойко отвечает тот.
Хлоп! — мама отвешивает ему подзатыльник, и пацан в слезах убегает из кухни, держась за голову.
— Ну, а тебе что? — с угрозой в голосе спрашивает мама у младшего.
— Да я уж и не знаю, — робко отвечает малыш, — но только на х…й мне такие оладушки!
Этот анекдот , автор которого неизвестен, интересен тем, что в нём идёт речь об освоении , помимо желания родителей, неизведанного пласта речи, о детской любознательности. Два брата пытались ввести в речь новые слова и провести , так сказать, психологический эксперимент над родителями на совмещение разных стилей лексики. Но закончился он для братьев плачевно.
Мой собственный опыт внедрения новой лексики в раннем детском возрасте проведён на более глубоком уровне - осмыслении значения морфем, из которых состоит слово. Но и мой эксперимент закончился ПЛАЧевно ( чувствуете, без чего он не обошёлся?)Но именно тогда я случайно узнала, что обладаю «чувством языка».
Вот как это было.
Как-то мы с братом не поладили в игре, уж не помню причину ссору. Мне было года четыре, ему – шесть. Но рассорились мы, как говорится, в пух и прах.Разделили территории (посчитали половицы в комнате – брат считал, а я следила за счётом), потом он провёл мыском сандалика черту по одной из трещин между половицами и, показывая рукой направо и налево, объявил:
- Это твоя территория, а это – моя! Границу переходить нельзя! А то я возьму тебя, как диверсанта , в плен!
Я, хоть и младше была, но сразу поняла, что мои владения намного меньше, чем его. Частная собственность всегда - камень преткновения. И всегда хочется, чтобы её было больше. Несправедливость раздела я усекла немедленно и сказала брату об этом.
- Я большой, а ты ещё малявка, поэтому тебе меньше, - гордо ответил он.
«Малявка» - это уже оскорбление. Причём, не «малышка», а «малявка» - разницу чувствуете? Я почувствовала сразу. Вскипело чувство благородного протеста. Надо было его немедленно проявить действием. Я тут же встала, расставив ноги так, что посередине шла трещина-«граница»,левая нога была на своей земле, а правая – на « чужой», которая, по справедливости, тоже должна быть моей. Так я считала. Брат стал сталкивать меня через «межу» на мою территорию, а я, конечно, упиралась.
А когда ему удалось вытолкнуть меня-диверсантку со своей земли, я тут же перебежала на другое место и опять правой ногой пересекла суверенную границу нового государства. Эта междоусобная война завершилась взаимными обзывательствами. Вот тут-то и проявилось моё чувство языка.Уж не могу объяснить почему, но «Люська- пуська!», «Люська-буська!» - это были для меня вполне терпимые обзывательства. Даже «Люська-пердуська! » - на грани взрыва нервов, но всё-таки терпимо. В ответ на это можно крикнуть: «Юрик-дурик!» И мы квиты.
Но когда он вводил в бой тяжёлую артиллерию и кричал: «Люсенда!» с добавками «маленда!», «балденда!» или «драндуленда!» - мне с моим врождённым чувством языка перенести это было выше человеческих сил.
Так и случилось в тот раз. И я решилась на крайнюю меру. Замолчав на пару секунд, я быстренько залезла под большой обеденный стол, в самый дальний угол у стены, где меня трудно достать, и пустила в ход секретное оружие:
- А ты – ху…чик! – тихо, но проникновенно сказала я брату.
Он остолбенел на миг, а потом с воплем «Мама! Мама! Люська ругается матом!» понёсся на кухню, где мама готовила обед.
- Да ты что! – удивилась мама. – Не может быть! Как она сказала?
- Я не могу, не могу повторить! – сжав кулаки и исказив лицо, мучился брат.
- Но она сказала ЭТО про меня, сказала! На букву Х!
Мама пришла в комнату и приказала мне вылезти из-под стола. Я затаилась, испуганно храня молчание и не шевелясь.
- Вылезай немедленно! - грозным голосом повторила мама. –Вот я папе-то расскажу, как любимая дочка разговаривает! И где ты только плохие слова
услышала!
В это время раздался звонок, мама метнулась к входной двери. Это пришёл папа, и мне было слышно, как на его вопрос, что происходит, мама сказала:
- У нас ЧП. Вот разбираемся. Вылезай, вылезай быстрее! - это она мне
приказала громко и раздражённо.
А я уже ревела в три ручья. Вылезла из-под стола с повинной головой, захлёбываясь слезами, и, как мне показалось, убедительно стала объяснять:
- Юрка первый начал обзываться! Но я же не сказала на него – х…й! Он же маленький ещё. Поэтому я сказала ласково : ху..чик!
Папа сделал грозный вид, но я видела, что его глаза смеются, и стал говорить, как это ужасно и некрасиво – произносить подобные слова, и т.д. и т.п.А когда они перестали меня «воспитывать» и я попросила прощения у них и брата, мы пошли на кухню обедать. И я услышала, как папа , улыбнувшись, тихо сказал маме:
- Зато какое чувство языка!Врождённое!
Прошу воспринять с улыбкой многое, написанное выше.
Свидетельство о публикации №220032501070