Лестница
Это разделение выработалось в результате длительной окопной войны двух соседок. Этим они пытаются донести до человечества своё право на движение по лестнице только с той стороны, по которой прошлась собственная, благородных кровей, тряпка... Абсурд доходил до того, что редкие гости, добиравшиеся на пятый этаж, всегда предупреждались об опасности шага в сторону вражеской части ступенек. Поэтому, даже парочки и то поднимались и спускались с пятого этажа гуськом, по одному, и, только этажом ниже, расслаблялись.
Слева жила шумная семья: бабушка, её сын, сноха и трое детей. Сноха работала сразу в трех школах, поэтому её совсем дома не было видно и слышно. Сын был инженер, лысый молчун, который даже в великие дни просмотра футбола по старенькому телику «Рекорд» никогда не кричал, а просто пыхтел, руками тузя невидимого противника, потел и при этом подскакивал на стареньком диване. Бабушка была высокая, худая как палка, в болтающейся одежде, с седым классическим пучком на голове, вечно вся в делах: или носилась с авоськами туда-сюда, или стряпала на кухне для всей оравы, или же замачивала стирку, чтобы наутро спокойно прокрутить в стиральной машине, отжать и повесить на бельевую веревку со стороны двора, а поздно вечером, когда все спали, штопала носки строго по старшинству - сначала сыну, а потом внукам.
В этой семье добытчиком, финансистом и устроителем всех дел была сноха, бабушка была руководителем домашних дел и смотрителем за детьми, один бабушкин сын был пассивным членом семьи, смахивающим на рудимент. Основную свою функцию он исполнил за первые четыре года женитьбы, когда почти один за другим появились на свет трое красивых горластых детей. Теперь он только занимал определённое пространство в доме, на этом его участие в семейных делах заканчивалось. Дети - два мальчика и девочка, были очень активные, непоседливые, неважно учились, но инстинктивно побаивались отца, резко снижая в его присутствии как голосовые децибелы, так и скорость передвижения, так, видимо, генетически передалась значимость отца в семье.
Здесь всегда варились вкусные обеды: вся семья устраивалась за большим круглым столом и с завидным аппетитом ела, за исключением невестки, которая после уроков ещё и подрабатывала репетиторством, завязывая нужные знакомства с родителями учеников. Поэтому приходила поздно, уставшая, как выжатый лимон. Свекровь честно жалела её, кормила на кухне и отправляла спать...
Семья справа была совсем другая. По их меркам они были достойные и размеренные люди. Тут стержнем семьи и их вселенной была мать семейства - женщина средних лет, дородная, с лицом матроны, с ухоженной головой, обрамлённой красноватыми, крашенными хной волосами, а также бюстом, красным атласным утёсом выдающимся над всем телом, этакая фрёкен Бок, без наива шведского аналога, намного злее и эгоистичнее. Она, как каравелла, проплывала из комнаты в комнату, изображая видимость занятости домашними делами. У неё был муж, два взрослых сына и квартира, вся украшенная где надо и где не надо бордовым плюшем: плюшевым были покрывала на диване и кроватях, скатерть на обеденном столе, тяжелые гардины на окнах и в дверях, прямо плюшевое царство, от которого становилось тяжело дышать и хотелось выйти вон...
Семья состояла из значимой важной половины, коими были мать и младший сын и незначимой никчемной половины, в которую входили муж и старший сын. Отец семейства был бывшим военным, уволился в звании прапорщика, что было оскорбительно для мадам, представляющей себя как минимум генеральшей. Поэтому она с мужем особо не считалась и не общалась, предпочитая все указания делать через младшего сына. А тот подтрунивал над отцом как за глаза, так и без, всё время повторяя «курица не птица, прапорщик не офицер».
Бывший служивый был мастер на все руки, что ему приносило маленький, но устойчивый доход. Рано утром он спускался во двор, в свой пустующий гараж, который после продажи старенького жигулёнка полностью превратился в мастерскую широкого профиля. Вся округа приносила к нему нуждающиеся в ремонте вещи: начиная от утюга, кончая стульями. Он все спокойно ремонтировал, делая это сосредоточенно и с любовью, таксу не назначал, брал то, что давали. Этого ему хватало на завтрак, обед и ужин, всё делалось в сопровождении компании немолодых сверстников и пузыря с волшебной прозрачной жидкостью. Только поздно вечером, он, слегка поддатый, поднимался наверх домой и ложился на свою кушетку спать. Если градус «принятых на грудь» зашкаливал, грозная супруга отправляла его вниз, не переживая, что мастер может простудиться, ведь условий для сна там не было - лишь старый продавленный диван непонятного цвета. Поэтому мастер придерживался строгой меры: полтора пузыря на троих было той чертой, которую он со своими дружками старался не переходить.
Старший сын очень был связан с отцом и после армии выбрал его профессию, отслужился уже до ефрейтора, жил в военном городке, женился. В семье невестку видели всего один раз, на похоронах дяди. Младший сын подтрунивал и над братом, говоря что великий деспот человечества Гитлер тоже был ефрейтором, но таки завоевал всю Европу. На это никак не реагировал старший, да и отец старался не встревать в редкие разговоры братьев.
Младший был фигляр, заканчивал языковой вуз, несмотря на молодость, уже начинал лысеть и, в противовес процессу, отрастил усы. Носил яркий галстук с вишнями, всегда был в костюме, а со сверстниками разговаривал свысока и с иронией. Если кто-то его интересовал, он начинал говорить, что собирается писать диссертацию. На вопрос «на какую тему?», он невозмутимо отвечал, что «пока не выбрал, но финскую шикарную бумагу формата А4 уже купил»... Умные люди улыбались и отходили, не очень умные восторженно задерживались рядом...
Прошли годы, бабушка слева и её сын умерли, дети разъехались, невестка переехала поближе к детям. Матрона справа похоронила мужа, который отдал Богу душу в своей мастерской-гараже, а потом и она пошла вослед. Сын продал гараж, квартиру, переехал...
Одним словом, лестничная война закончилась в ничью, не было ни побежденных, ни победителей. Заселились новые люди, у которых уже не было принято особо общаться с соседями, тем более времени мыть или делить лестницу. Ступеньки потеряли свой прежний вид, стали обычными, слегка пыльными, с немного щербатыми краями, помнившими всех, кто проходил за все эти годы вверх и вниз...
21/09/2019
Свидетельство о публикации №220032501238