Полигон

Покраснев от волнения, ефрейтор Александр Ротников шагал по извилистой песчаной дорожке. Она обегала по широкой дуге сосновый лесок и заканчивалась открытой поляной, на которой расположилась походная кухня части. Оттуда доносился оживлённый шум, обычно сопровождающий приём пищи у русских солдат. Немного отставшие запахи подгоревшей каши, догоняли оторвавшуюся картинку и сбивали с синхронного шага.
- Опять на ужин «шрапнель»! - распознал он надоевшую перловку. - Третий день подряд дают, изверги...
Ефрейтор уверенно вёл третий взвод, второй роты химического батальона ужинать. Он служил в нём почти два года и впервые командовал передвижением в полевую столовую. 
- Раз, раз... Раз, два, три. - Александр задавал ритм.
Тридцать пар кирзовых сапог синхронно поднимались и опускались на истоптанную в пыль чужую землю.
- Равнение направо! - скомандовал он.
По ходу движения взвода, стоял командир батальона майор Старых и строй по уставу приветствовал комбата. Комбат вяло козырнул, удивлённо посмотрев красными от ветра глазами на крикливого ефрейтора.
- Чего он раскомандовался? - подумал он.
Рядом с взводом, тяжело переставляя ноги в щегольских кожаных сапогах на лёгкой подошве, семенил старшина роты прапорщик Мищенко.
- Когда же всё закончится? - бормотал себе под нос, задыхаясь от ходьбы, вечно отстающий прапорщик. - Хочу домой... в Союз.
Он назначил Ротникова временным заместителем командира взвода. Настоящий «замок» старший сержант Неделин отбыл в краткосрочный отпуск на родину, хотя через пару месяцев заканчивал служба.
- Вовремя, нечего сказать... - шутил старшина роты.
Авторитет у него был весомее, чем у командира роты капитана Верведы. 
- Правое плечо вперёд! - крикнул Ротников.
Ротников, гордясь, что не сержанты, которых во взводе хватало, а он вёл товарищей по оружию к сладкому мигу ужина, скомандовал:
- Стой!
Взвод, послушно завернул налево и остановился у большой палатки, рядом с полевой кухней. Ужин на учениях, где находился батальон, был самым хорошим временем дня.
- Главное еда! - размышлял ефрейтор, входя в палатку полевой столовой.
За два года армейской пищи вкусовые рецепторы изрядно притупились, но выпить чая с намазанным на белый хлеб маслом, очень хотелось. Занятия по боевой, строевой и политической подготовке закончились.
- Как здесь рано темнеет… - ранние сумерки нерусской зимы делали нереальными потуги офицеров проследить занятия солдат до отбоя.
Отцы командиры объединялись в офицерской палатке и пили. Солдатам оставалось разговаривать. Этим занялось отделение Ротникова после возвращения.
- Лафа, - выразил мнение большинства Толик Косиков, боец третьего периода службы. - Житуха мужики!
Радовались не все, «молодые» норовили удрать от разомлевших «дедов». Те валялись на деревянных нарах, в палатке первого отделения, натянутой над постоянным кирпичным фундаментом. При свете буржуйки они разглагольствовали на две темы. Какие раньше были «деды» и что будут делать после «дембеля».
- Вы бы тогда и дня не прожили… - заверяли они «молодых», которые заготавливали дрова и уголь для ночного поддержания огня в печке. 
Ротников в разговорах ветеранов участия не принимал. Он слышал их тысячи раз и знал наизусть. Сначала, как правило, вспоминали лютого «деда» Осипенко, по прозвищу «Трактор».
- «Трактор» одним ударом мог свалить двоих, а то и троих! - вдохновенно вспоминал Юрка Белых, призванный на службу из маленького городка на Донбассе. - А уж если сапоги ему плохо начистили… Убьёт зверюга!
Юрка зажмуривал глаза от воспоминаний непереносимого ужаса пережитого в начале службы. Было непонятно, как он дожил до этого дня.
- Скорее бы на «дембель»… - разговоры перекидывались на тему возвращения домой.
Андрюха Каноник, родом из города-героя Минска, потянулся мосластым телом и сказал:
- Как вернусь домой, сразу напьюсь. - Андрюха на мгновение задумывался и продолжал. - Потом пойду к Ксюхе из второго подъезда. А может сначала к Ксюхе, а потом напьюсь!
- Саня, слышь, ты график дежурства составил? - спросил Валера Казанцев, карел из Петрозаводска. - Кто первый дежурит у печки?
Первая смена была самая блатная. Пока все угомонятся после отбоя, глядишь час и пройдёт. Не надо потом просыпаться среди ночи.
- Первым дежурю я, - ответил, как ножом отрезал ефрейтор.
Старики поворчали и согласились. Это был знак одобрения лидерства Сашки. После отбоя все устало заснули. Ротников посмотрел на плотно лежащих девятерых сослуживцев, накрытых по стриженные макушки шинелями. Они спали с автоматами АКС-74 под головами вместо подушек, а он принялся вспоминать, как начиналась служба.
- Не верится, что уже прошло два года! - удивился впечатлительный ефрейтор. - Сначала казалось, служба не закончится никогда.
Его служба едва не размазала жидкой кашей. Переход от гражданской жизни к армейской, когда тебя заставляют бегать, работать и не спать, оказался для него слишком тяжёлым.
- Вспышка с тыла! - командовал учебным взводом за неделю до присяги младший сержант Маслов. - Вспышка слева...
Взвод послушно, как срезанный грозной командой, валился головами в противоположную сторону к предполагаемому месту ядерного взрыва. 
- Зачем я занимаюсь этой ерундой? - попав из домашних условий, когда его любили, в атмосферу злобы и насилия Сашка затосковал.
Дело было не в том, что он не мог пробежать наравне с взводом три километра или, подтянуться десять раз на турнике. Всё это он делал, только в голове постоянно звучал вопрос:
- Зачем?.. Кому это нужно?
Бессмысленность и ненужность существования буквально сводила его с ума. Коматозное состояние продолжалось более полугода. Он заступал в караульный наряд через сутки, где любимым занятием сержанта Баранова, начальника караула, было отдать издевательский приказ:
- Десять вёдер воды в столовую, пять в раздевалку… И не дай Бог, я найду там хоть каплю...
Вместо отдыхающей смены, когда перед выходом на пост можно поспать два часа, Санёк выливал указанное количество на пол и вычерпывал их суповой тарелкой. Такое действие называлось тщательным мытьём полов.
- Как хотелось спать!- вздохнул ефрейтор.
После сдачи суточного наряда «молодых» роты обычно посылали на картошку. Ночью, после отбоя нужно было начистить мешков десять самого любимого овоща страны для нужд столовой на завтрашний день. Десяток отупевших от вечного желания спать солдат чистили её до утра.
- Дома никогда её чистить не буду! - зарёкся он запальчиво.
Для ускорения процесса выработали уникальный метод. Из картофелины шестью движениями ножа вырезался кривобокий куб. Очистки превышали в размерах готовый к употреблению продукт...
- Когда народы освобождённой Африки голодают, - заместитель командира части по хозяйственной работе капитан Заушин, найдя мешки с отходами производства, впал в ступор. - Заведующего столовой ко мне...
Матерясь на всю воинскую часть, он выяснял, в чём дело. Разборки длились недолго, но итог конфликта интересов оказался положительным.
- За день починили картофелечистку, не работающую полгода… - радовался он.
Самым запоминающимся событием первого периода службы оказался летний полигон. Батальон химической защиты выдвинулся на полигон под романтическим названием Либерозы. «Старики» роты накануне передислокации были единодушны.
- Всё «духи», вешайтесь, - так на языке казармы обозначались бойцы первого полугода службы. - Там вам не здесь... Бегать, копать и стрелять будите много... - 
Передвигались в комплекте химической защиты, сокращённо ОЗК. При тридцатиградусной жаре, с полным вооружением. Пара гранатомётов весила под тридцать килограммов. Некоторые на марш-бросках теряли сознание. 
- Больше всего мне хочется есть… - понял Ротников признался.
Во время обеда к походной кухне выстраивалась змеиная очередь из ста голодных солдат. «Молодые» оказывались в конце роты. Когда подходила их очередь получать пищу, следовала команда старшины:
- Приём пищи окончить! Рота строится!
Они на бегу смешивали в котелках первое и второе, выпивали одним глотком и спешили в строй. Надо было ещё успеть помыть посуду...
- Как дотерпеть до ужина? - через несколько минут есть хотелось опять.
 Сашка остро чувствовал, как в его бездонном желудке наличествовала абсолютная пустота, и гудело эхо проглоченного обеда.
- Я скоро переварю собственные внутренности… - бурчал он.
Ближе к концу полигона батальону предстояло участвовать в крупных учениях стран Варшавского договора под кодовым названием «Щит».
- Нам оказана огромная честь, показать новое оружие! - накачивал роту перед учениями замполит. - А не то, что вы обычно показываете...
Военный блок социалистических стран был создан в противовес НАТО и держался исключительно на мощи Советской Армии. Какая армия у немцев Сашка увидел, однажды попав по линии общества дружбы СССР-ГДР в немецкую казарму. Комнаты на три человека, на стенах плакаты полуголых певиц, на выходные военнослужащих отпускали домой.
- Срамота! - осудил кто-то.
Иностранные генералы наблюдали, как советские солдаты ползали на брюхе по земле, утрамбованной гусеницами танков до бетонной твёрдости... Перед заключительным днём учений батальон всю ночь строил мишени, по которым предстояло стрелять. Встающее рано, летнее солнышко разбудило уставших копателей. Они получили сухпаёк и погрузились в БТРы. Между машинами батальона находились новые танки Т-80. Их в основном и показывали союзникам, гранатомёты были мелочью, лёгким десертом.
- Мама дорогая! - удивился Александр, увидев грохочущие громадины. 
Танки взревели, в эфире послышались доклады командиров:
- К бою готов, нагнетатели включены.
- А это зачем? - спросил Ротников, через шлемофон он слышал эфир.
- Чтобы при стрельбе не угорели внутри танков, - пояснил взводный.
Танки ползли медленно, примерно через каждые двадцать минут делая одновременный оглушающий залп. Его мощность была такая, что бронетранспортёр, где находился Сашка, подпрыгивал. Одна боевая машина не стреляла. Полковник, руководитель стрельб, запросил наводчика танка: 
- Сынок, ты мишени видишь?
- Нэт, не выжу… - раздалось в ответ.
- А что же ты видишь?
- Вышку выжу, вас выжу.
- В стволе у танка осколочный снаряд, а руки у бойца на спусковой кнопке, - с усмешкой заметил взводный Жиров. - Он потерял ориентацию, развернул башню и наблюдает за полковником через объектив прицела.
В эфире раздался дрожащий голос командующего:
- Сынок, положи руки на колени и ничего не трогай!
От постоянной тряски появилось желание оправить естественные физические надобности. Приказ не покидать машины был категорический. Командир взвода не выдержал, плюнув на офицерскую гордость, сказал:
- Гори оно синим огнём!
Лейтенант с облегчением помочился в разогретое до температуры кипения отделение для двигателей машины. Гореть оно не стало, а завоняло прилично. Лейтенант, поняв ошибку, отливать солдатам запретил.
- Что делать? - мучился Пьяных. - Терпеть, больше сил нету!
- Я придумал. - Сашка проявил солдатскую смекалку.
Быстро сорвал от нетерпения раструб огнетушителя и высунул сужающую часть в бойницы корпуса машины. В широкую часть пристроил своё хозяйство и сделал дело. Вскоре изо всех бойниц машин батальона торчали раструбы. Потёки на броне блестели на солнце, их генерал спросил:
- Это что новый вид маскировки?
- Нет, - ответил русский генерал. - Военная хитрость...
Сидя в палатке у печки, отбрасывающей причудливые тени, ефрейтор заулыбался от воспоминаний. Крайний слева рядовой Жуков из Кировской области завозился во сне. Чувствовал, что его очередь дежурить, а может просто замёрз. Сашке спать не хотелось, он решил посидеть. Подкинув в «буржуйку» угля, подумал:
- Пусть поспит «молодой», ему ох, как хочется...
Он подбросил в печку жаркие брикеты угля и вспомнил, как сам попал в беду из-за извечного и невыполнимого солдатского желания выспаться.
- Еле выкрутился тогда… - вздохнул ефрейтор.
После возвращения части к месту постоянной дислокации служба начала потихоньку налаживаться. Он по-прежнему через сутки заступал в караул. Спать хотелось до смерти, но прибыл новый призыв солдат. Из категории бесправных «духов» он перешёл в более привилегированную группу «салаги».
- Ну «духи» вешайтесь! - теперь он говорил так новобранцам.
Осень выдалась необыкновенно холодной для обычно тёплой Германии. В армии всё делается по приказу и переход на зимнюю форму одежды в том числе. Даже поношенную шинель в караул не оденешь до определённого числа, только тоненькую гимнастёрку под кодовым названием х/б.
- Не барин, - в ответ на сетования Сашки ответил разводящий караула сержант Хорошилов. - Не замёрзнешь!
Мороз на улице пять градусов в мёртвую ночную смену с двух до четырёх часов. Не проснувшись после двух часов отдыхающей смены, он сменил на посту охраны боксов с техникой закоченевшего Пьяных.
- Как пережить смену? - ужаснулся он условиям на месте несения службы.
Впереди страшной перспективой маячили два часа нахождения на холоде, в то время ночи, когда по преданиям активизируется всяческая нечисть.
- Какая холодина. - Сашка зашёл за угол здания боксов.
Ледяной ветер здесь почти не ощущался. Он закрыл глаза от резкого перепада ощущения разницы температур. В укромном углу, защищённом от ветра, он нашёл почти рай земной. Внезапно Ротников услышал шаги и строго по уставу вышел на освещённое место и крикнул:
- Стой! Кто идёт?
- Свои... Чего разорался!
- Точно проверка, - мысль пришла как бы со стороны. - Хорошо вовремя услышал...
Идущими оказались разводящий Хорошилов и сменщик по следующей смене. Ничего не понимая, Сашка сдал пост и направился с сонным сержантом в караулку.
- Может, случилось что? - недоумевал он по пути к манящему теплу караулки. - Почему сменили?
Сдал оружие и, взглянув на часы, застыл в немом удивлении. Часы показывали половину пятого утра.
- Получалось, что проспал стоя на холоде два часа и даже не заметил этого! - обрадовался он. - Повезло, ничего не скажешь! 
На зимний полигон Ротникова не взяли. Нескольких солдат оставили для охраны оставшегося имущества части.
- Какая вольная жизнь наступила! - радовались счастливчики. - Сказка...
В караулке оказались ребята одного призыва, ничего не делали, ели и спали. Через неделю такой жизни Санёк обленился и даже на пост собирался с неохотой.
- Делать нечего, выходить надо, - с такими мыслями он одевался перед очередным выходом на пост, - а не хочется...
Ночь выдалась снежная, накануне мороз достигал двадцати градусов и по уставу караульной службы, можно было надевать тулуп и валенки. Разомлевший от сна Санёк накинул поверх шинели огромный тулуп и всунул босые ноги в валенки. Только по пути к месту службы он заметил, что валенок на правой ноге рваный и из приличной дыры выглядывает большой палец.
- Вот чёрт, - подумал в тот момент служивый. - Так и замёрзнуть можно.
Однако температура воздуха поднялась до комфортных минус трёх градусов. Снег падал большими хлопьями, сквозь которые поблёскивали огни Западного Берлина, возле которого и располагалась часть.
- У людей праздник! - позавидовал он.
Немцы отмечали католическое Рождество, и Санёк, забравшись на караульную вышку, откуда открывался вид на город, размечтался. Вспомнил домашние праздники и представлял, какими они будут, когда он вернётся.
- Эй, солдат, - резкий окрик вырвал из состояния нирваны. - Вставай соня.
- Я не сплю...
Часовой резко вскочил на ноги и увидел стоящего на ступеньках лестницы замполита батальона. Тон заместителя командира части по политической работе был, пожалуй, холоднее низкой температуры воздуха:
- Нарушаешь Устав.
- Никак нет!
- Я снимаю тебя с поста.
Рядом с вышкой виновато перебирали ногами разводящий караула и сменщик. О проверке из караулки могли бы предупредить, да все расслабились. Оправдываться смысла не было. Возвращение в караульное помещение показался похоронной процессией.
- Пропал... - оправданно нервничал он.
Тысячи мыслей промелькнули в его голове. О том, что теперь отправят на полигон, а жуткие воспоминания о прошедшем были свежи в памяти. Сашка лихорадочно думал, как выкрутиться из сложившейся ситуации.
- Может сказать, что мне стало плохо? - прокручивал он всевозможные варианты спасения. - Нет, не прокатит...
Заторможено подошёл к стойке для разряжения автомата. Думая о своём, автоматически передёрнул затвор «Калашникова» не отстегнув магазин, в котором было тридцать боевых патронов. Нажал на курок и в ночной тишине выстрел показался присутствующим невероятно громким. Пуля, к счастью, ушла в предназначенный для случайных выстрелов песок.
- Одно к одному, - замполит нехорошо усмехнулся и приказал: - Сдать оружие и ко мне в кабинет.
Кабинет майора Филиппова пользовался дурной славой. После аудиенции у замполита военнослужащие мялись и уходили от ответа на вопрос, что там происходило. Через несколько минут Ротников стоял у страшной двери в штабе части. Постучавшись и получив разрешения войти. Отрапортовал, как положено.
- Рядовой Ротников по Вашему приказанию прибыл.
- Вижу, вижу... - на худом лице майора, за стёклами затемнённых очков, хищно блеснули голубые глаза. - Заходи.
За очки он получил солдатское прозвище «Пиночет». В следующие полчаса Сашка убедился, что прозвище правильное. В чём только не обвинял его майор. В нарушении присяги и подрыве боеспособности. В преступной халатности и потаканию агрессивному мировому империализму.
- Из-за таких, как ты уменьшается боеспособность Советской армии! - в подобном ключе обвинения лились на голову поникшего бойца.
По мере продолжения экзекуции у стоящего навытяжку солдата росло внутреннее напряжение. Он готов был признаться во всех смертных грехах и после фразы обвинителя об отправке на полигон не выдержал:
- Только не это!
- Почему?
- Не надо, - слёзы вперемешку со словами хлынули из него потоком. - Если бы Вы знали, что там происходит!
- Так расскажи, - замполит насторожился. - Ничего не утаивай.
- Всё скажу!
- Говори, солдат, - по-отечески улыбнулся офицер, - ничего не бойся...
Ротников истерично начал рассказывать правду. О том, как «старики» издеваются над «молодыми», о постоянном недосыпе и недоедании. Обо всём, что наболело на душе за девять месяцев мучительной жизни.
- Фамилии, - в правой руке майора подрагивал от нетерпения карандаш. - Назови фамилии...
Сашка не слышал, он отдался жалости к самому себе и стремился, выговорившись понять, почему мир так несправедлив к нему.
- Я не могу так жить! - крикнул он.
Исповедь продолжалась долго, и Филиппов отпустил его, поняв, что сегодня ничего конкретного от страдальца не узнает. Главная пытка началась позднее. На полигон штрафника не отправили, но, когда рота вернулась в казармы, все быстро узнали о случившемся. Замполит, пытаясь дожать попавшего на крючок, дал команду осведомителям прессовать упрямца.
- О стукач идёт! - приветствовали его «деды». - Иди сюда, расскажи, кого заложил «Пиночету»...
Невозможно было пройти по коридору казармы, чтобы ни нарваться на неприятный разговор по поводу мнимого стукачества. В различных формах, начиная от физического воздействия до морального унижения. Когда Сашку начали обвинять друзья из его призыва, он не выдержал. Не помня себя, побежал в штаб и без разрешения ворвался в кабинет замполита.
- Ничего не было... - голос нарушителя дисциплины дрожал от переполнявших душу эмоций. - Слышите, я всё придумал, чтобы не оказаться на полигоне. Наказывайте меня, как хотите... ничего не было!
Замполит понял, что перегнул палку, дезертиры из части никому не нужны, и приказал Ротникова не трогать. Прессовать его перестали, а весной после получения статуса старослужащего Сашка вздохнул свободно и быстро заслужил авторитет у офицеров и однополчан.
- Когда неторопливо думаешь о чём-то, время идёт незаметно… - подумал ефрейтор. - Нужно будить очередного дежурного.
Сидя перед разогретой до оранжевого цвета печкой, Александр понял, что тот случай многое дал ему. Научил не жалеть себя и дал понять, что в армии, как в жизни иногда надо делать не рассуждая.
- Если надо бежать, то надо бежать. Если копать, то необходимо копать. Драться, так драться... - поняв простые истины, он стал мужчиной.
Основной полигон не за брезентовыми стенами палатки, а в его душе, уме и сердце.
- Подъём. - Ротников растолкал следующего по очереди солдата. - Принимай дежурство!
Ефрейтор забрался на голые нары, в центр кучи спящих. По опыту он знал, что там теплее. Последняя его мысль перед провалом в сладкое небытие была о скором «дембеле», до которого оставалось сто дней, минус одна ночь...