Цветы. Пуансеттия

                И произвела земля зелень, траву,
                сеющую семя по роду её.
                И увидел Бог, что это хорошо.
                И был вечер, и было утро: день третий...

                Бытие. Первая книга Моисеева.

Самолет «Ташкент – Таллинн» опаздывал часов на семь. Транзитные пассажиры в Челябинске волновались. У меня поднялось давление, о существовании которого я тогда и не подозревала. У Тани, беременной златокудрым мальчиком, волнение передалось именно ему... Уже почти что 25 декабря, а мы торопимся увидеть впервые праздник католического Рождества, по тем советским ещё временам незнаемый, смутно представляемый по стихам Бродского:

                Валит снег; не дымят, но трубят
                трубы кровель. Все лица как пятна.
                Ирод льёт. Бабы прячут ребят.
                Кто грядёт – никому непонятно:
                Мы не знаем примет, и сердца
                Могут вдруг не признать пришлеца.
                Но когда на дверном сквозняке
                Из тумана ночного густого
                Возникает фигура в платке,
                И Младенца, и Духа Святого
                Ощущаешь в себе без стыда;
                Смотришь в небо и видишь – звезда.
                (24 декабря 1971 года.)

Наконец посадка. Летим…Но, ах, этот Таллинн никогда без напряжения нам не давался! Объясняют, что в связи с погодными условиями таллиннский аэропорт не принимает – посадка будет в Риге. Но потом происходит что-то странное: самолёт начинает кружить над заливом. Красиво! Внизу переливается море – мороз и солнце... Но кое-где – не то в потухающем небе, не то в безбрежном синеющем море
  – зажигаются красно-золотые звёзды... И десять-пятнадцать самолётиков кружат под нами (интересно, сколько над нами?) – как только не сталкиваются? Похоже на соревнование кордовых моделей в авиамодельном кружке. Становилось тревожно.
  – Что там? – спросила Таня, сидящая не у иллюминатора.
  – Да так, – безразлично ответила я и, не умеющая толком молиться, попросила у Того, кто свыше, милости к этим маленьким и беспомощным на вид самолётикам.
И вдруг Таллинн решил нас принять. Мы рухнули, как оказалось потом, в огромный сугроб. Одно шасси при посадке вроде сломалось, самолет накренился, за иллюминаторами было темно от снега. Минут двадцать мы ещё сидели в ватной духоте самолёта. Наконец-то выпустили! Здорово! Такого количества снега ни на Уреньге, ни на Таганае не видела! Едем на автобусе по городу – впереди снегоочиститель.
Квартира, где обустроились, тиха и спокойна: на двери рождественский венок, запахи новогодних приготовлений, тихая музыка... Одним словом, семейный праздник.
Едем в центр города – на Ратушную площадь, где горит рождественская ёлка. В ранних сумерках скользят неслышно под бесконечно падающим снегом люди со свертками: в целлофане – букеты.
  – Цветочный магазин?!
Сейчас смешон этот вопрос, когда на каждом углу, почти в любом городе, цветочные киоски. Но тогда, в 90-е...
Наш восторг неописуем: весь подвальчик заставлен диковинными райскими цветами, каких мы отродясь не видели. Красные листья среди подобных зелёных, расположенные в форме шестиконечной звезды. Спрашиваем название:
  – Пуансеттия. Иначе – «Рождественская звезда».
Все дорожные злоключения забылись и померкли перед созерцанием чуда. Это была любовь с первого взгляда, как у Мастера и Маргариты...
Такую любовь ждёшь долгие годы. Может, всю жизнь... И вдруг она появляется ещё более прекрасной, чем ты ожидаешь... Может, и сказочнику Аксакову именно пуансеттия явилась в образе аленького цветочка?
Три дня Рождества мы посвятили созерцанию пуансеттии и ожиданию чуда. И оно пришло в виде прекрасной любви и поэзии, с ней связанной... Но это особая история. А каждый год, в декабре, я делаю себе рождественский по¬дарок: покупаю порой скромный, порой роскошный горшочек с цветущей пуансеттией.
И видит Бог: это – хорошо!