На заимке, 3с

Эта история произошла в моей далекой юности. Сколько мне было лет, не скажу, но в ту пору я еще не брился. Мы с отцом поехали навестить его родню в глухую сибирскую деревеньку. Ехали в поезде трое суток, сошли на маленьком полустанке. Директор лесхоза, куда мы направлялись, прислал свой «ГАЗ-69» с шофером встретить нас. Все-таки, столичные гости, не хухры-мухры.

Дорога шла через тайгу. Шофер дядя Федя уверенно вел машину по грязи и колдобинам, стараясь не съехать в колею, набитую лесовозами. Мотор натужено гудел, и вдруг неожиданно заглох. Дядя Федя выругался, вышел из машины, открыл капот.

— Пи*дец! — резюмировал он. — Трамблер полетел.

— Запасного нет? — спросил папа.

— Если бы…

— И что делать будем?

Это сейчас есть мобильные телефоны, можно позвонить, вызвать подмогу, а тогда…

— Много не доехали? — поинтересовался отец.

— Километров пятнадцать.

Сгущались сумерки, близилась ночь.

— Вот что, — после недолгих раздумий предложил дядя Федя. — Тут в километре отсюда заимка. Старушка там одна живет. У нее заночуем. А утром я в деревню сбегаю за подмогой.

Мы подхватили чемоданы, и дядя Федя повел нас через лес. Почти совсем стемнело, когда мы вышли на поляну, на которой стояла маленькая приземистая избушка и несколько дворовых построек. Залаяла собака, привязанная цепью к конуре.

— Тихо, Полкан! — прикрикнул на пса дядя Федя. — Свои.

Из окошка избы лился неяркий свет. Дядя Федя вошел в сени, кивком приглашая нас за собой. Из сеней мы попали в комнату, единственную в избе. К потолку была подвешена керосиновая лампа, за столом сидела пожилая женщина, а возле печки хлопотала девчонка. Узкий сарафан обрисовывал её маленькую грудь, плотно облегал талию и попку. Из-под подола торчали сбитые до ссадин острые коленки.

— Здоров, баб Нюр! — выпалил наш провожатый.

— Здравствуй, Федя, — ответила старушка. — Чегой-то ты на ночь глядя?

— Машина сломалась. Переночевать пустишь?

— Вас троих?

— Ага.

— Ой, да где ж я вас положу? Внучка, вона, к мене погостить приехала. А кроватей в избе тока две.

— Ничего. Мы с Николаем (так звали моего папу) на сеновале ляжем. Все равно я с рассветом в деревню пойду. А уж паренька пристрой как-нибудь.

— Ну ладно. Садитеся к столу, сейчас ужинать будем.

Девчонка поставила на стол чугунок с картошкой в мундире, плошку сметаны, несколько огурцов. Папа достал из своего багажа поллитровку, колечко краковской колбасы и банку шпротов. Взрослые выпили, и девке тоже налили, при этом она незаметно для окружающих показала мне язык. Собственно, это сначала, в тусклом свете керосиновой лампы, я принял ее за девчонку, ровесницу мне. Теперь, приглядевшись, я понял, что это уже девушка лет двадцати - двадцати двух. Девушку звали Зина. Пока взрослые вели свои беседы, я украдкой разглядывал ее. Плотненькая, рыжеволосая, с веснушками на лице и с двумя косичками. Не сказать, чтоб красавица, но не уродина, и определенный шарм в ней присутствовал. Зина тоже изредка погладывала на меня, но снисходительно, задирая нос, как старшая на какую-то мелюзгу.

Поужинав, стали укладываться. Папа с дядей Федей ушли на сеновал, баба Нюра застелила большую металлическую кровать.

— Вот тута, обои ляжете.

— Чего?! — возмутилась Зина. — Мне с ним спать?

— Ну не на пол же мне его класть. Дует, щели вона какие! Мышь пролезет. Ничего, валетом ляжете, ночь переспите. А то хошь, со мной ложися. Тока у мене кровать узкая, а ента вона — полуторка. Мы еще с дедом твоим покойным на ей спали.

— Ладно, — нехотя согласилась Зина.

Она расплела косы и тряхнула головой, расправляя волосы. Баба Нюра погасила лампу, легла на свою кровать за печкой, задернула занавеску.

— Отвернись! — велела Зина.

— Так темно же.

— Неважно!

Я отвернулся. По шуршанию ткани догадался, что она сняла сарафан и надела ночную рубашку. Скрипнула кровать.

— Иди. С краю ляжешь.

Я снял рубашку и брюки, остался в майке и трусах. На ощупь добрался до кровати и лег валетом, то есть, головой к ногам. Одеяло было одно, Зина почти целиком завладела им, мне достался лишь краешек.

Тишину в горнице нарушал стрекот сверчка и тиканье ходиков на стене. Вскоре к этим звукам присоединился храп бабы Нюры за занавеской. В комнате стало светлее. Над лесом взошла луна, протянула в оконце бледно-голубоватые лучи. Я лежал тихо, старался уснуть, но не мог. Я еще никогда не спал с девчонкой, такое близкое присутствие Зины волновало меня. Я чувствовал запах ее тела, ощущал его тепло, поэтому был возбужден. Зина лежала на спине. Интересно, а она спит или нет?

Я повернулся на бок лицом к ее ногам, от них пахло шикшей, вереском и багульником, видимо, она много бегала по тайге босиком. Я протянул руку и коснулся ее коленки. Зина не шевелилась и против такой вольности не возражала. Это придало мне смелости. Видимо, она все-таки спит. А что, если…

Я начал потихоньку приподнимать подол ночной рубашки, оголяя ногу. Зина по-прежнему не противилась. А я поглаживал ее бедро, и, наконец, добрался до трусиков, через ткань нащупал лобок. Внезапно Зина сама положила руку на мою ногу. Я даже вздрогнул от неожиданности, оказывается, она не спала! Просунув руку в трусы, через нижнюю прореху она извлекла на свободу мой член. Она стала сжимать его в кулаке, тянуть, разжимать и снова сжимать, словно выдавливая что-то из него.

Я был уже близок к оргазму, но тут Зина отпустила мой орган, решительно сняла с себя трусики и потянула меня за руку.

— Иди сюда, — прошептала она.

Я устроился меж ее ногами и опустился на неё. Так кончилась моя мальчишеская невинность…



Когда я проснулся, уже рассвело. Зины рядом не было. Баба Нюра растапливала печь.

— Проснулся? — то ли спросила, то ли констатировала она каким-то ворчливым тоном.

Интересно, она догадалась, чем мы занимались с Зиной? Мне вдруг стало стыдно. Я покраснел и, стараясь не смотреть на бабу Нюру, быстро оделся и вышел во двор. По двору бегали куры. Дядя Федя еще до рассвета ушел в деревню. Папа умывался дождевой водой из бочки. Полкан дремал у своей будки. Заметив меня, поднял голову, рыкнул.

— Я тебе! — прикрикнул на него папа.

Почему-то мне показалось, будто бы папа знает, что я этой ночью стал мужчиной. И вообще, все вокруг знают об этом, даже Полкан.

Полкан положил голову на лапы и снова задремал. В одном из сараев была приоткрыта дверь. Оттуда доносились звенящие звуки льющегося в подойник молока. Там на низкой табуретке спиной к двери сидела Зина и доила корову. Руки ее дергали вымя, молоко струйками текло в подойник. Я почему-то вспомнил, как эти руки почти так же ласкали мой член. Быть может, от дойки коровы у Зины такой навык обращения с мужскими причиндалами? А может, уже не один член держала в руках.

Я прошел мимо, стараясь, чтоб Зина меня не заметила. Почему я стыдился ее? Сам не знаю.

Мы позавтракали вареными яйцами и творогом с парным молоком. Все это время я прятал глаза и молчал. Отец даже испугался, не заболел ли я.

— У молодых одна болесть — на кого б залезть, — проворчала баба Нюра.

Я покраснел еще сильнее, а Зина молча собрала посуду и вынесла во двор мыть.

«И на фига эти намеки? — подумал я. — Ведь сама положила нас вместе.»

Послышался шум мотора. Дядя Федя приехал на грузовике. Мы попрощались с бабой Нюрой, а Зины во дворе уже не было, она ушла на луг пасти корову.


с. Жаворонки, 2017г.