Марш Медельсона

А БУДУЩЕГО НЕТ

 Был конец мая. День выдался не по весеннему холодным. С природой что-то стало твориться необъяснимое, то в апреле тридцати градусная жара, то в мае выпадает снег и температура опускается ниже нуля. То же самое твориться в квартирах, на улице жара, к батареям не притронуться, на улице холод, срабатывает закон подлости, батареи ледяные и из обоих кранов бежит ледяная обжигающая вода. Посуду мыть холодной водой не хотелось, даже разрекламированным средством, которое моет само в холодной воде.
Лиана налила воды в кастрюлю, поставила на газ подогреть, холодной водой она мыть так и не решилась. Подойдя к окну, равнодушно взглянула на улицу, день пасмурный, ветряный, от этого казалось еще холоднее в квартире. Впрочем, может, было не так холодно, но вчера они ездили в загородный дом, там она умудрилась простынуть, на улице холодно, в доме холодно, пока натопили печь, баню, после которой она выскочила в одном халатике, охватило ветром. В совокупности всего этого хватило, чтобы чувствовать себя отвратительно: насморк, кашель озноб. Весь колючий букет ОРИ-острой респираторной инфекции. Неожиданно ее взгляд упал на молодую парочку, которая шла взявшись за руки. Что-то необычное было в них самих и их поведении.
В первые минуты Лиана не поняла что? Нет, даже ни минуты, а секунды. Окинув взглядом с ног до головы, она поняла, это были бомжи. Вроде бы ничего удивительного, бомжи тоже люди, вернее те же люди, только без определенного места жительства, они по мере возможности стараются держаться парами. Все чем то похоже друг на друга, неопределенного возраста, отекшие от пьянки, не первой свежести белье, да и сами далеко не первой свежести. Аромат идет от них такой, не дай бог, оказаться где-то поблизости.
Но вернемся к нашей парочке.
Лет им было от двадцати до двадцати пяти. Он был немного выше среднего роста, хорошо сложен, на голове копна русых волос, которые забыли, что такое ножницы парикмахера, а может быть и не знали. Одет он был в светлые брюки, джемпер, поверх которого был выпущен ворот цветной рубашки. Одежда, думаю была намного старше его. Его попутчица была так же немного выше среднего роста, худенькая, в в общем то , ничего удивительного, полных бомжей не бывает. Лицо у нее было довольно симпатичное, хотя образ жизни наложил свой отпечаток в полной мере, но молодость еще пыталась слабо, но сопротивляться.
Волосы были собраны в пучок, который украшала какая-то немыслимая заколка в виде искусственного бумажного цветка, примерно такого же качества, но поменьше размером, красовались заколки по бокам. Одета она была в приталенный кожаный плащ, который куплен кем-то в начале перестройки. А потом, когда вышел из моды, после долгих перекладывание с места на место, был отправлен на мусорку. Что интересно, более менее сносные вещи никогда не выкидывают в мусорный бак, а аккуратно кладут в сторонке, рассчитывая на то, что они кому-нибудь пригодятся, а если пригодятся, уже не так жалко расставаться с такими, в общем то довольно приличными вещами, которые давным-давно
 вышли из моды и занимали драгоценное место в шкафах.
Именно в такой плащ и такие сапожки на каблучках была одета наша героиня.
Но, все же, что ее привлекло в этой парочке? Бомжи как бомжи! Вот оно что! Она никогда не видела бездомных, которые ходили бы взявшись за руки. Как угодно, рядом, на расстоянии, иногда под ручку, правда довольно редко, но встречались, а за ручки, никогда. Известно, что люди, которые ходят взявшись за руки, испытывают друг к другу необыкновенные теплые чувства.
Около раскидистого клена, они остановились, разъединили руки, повернулись лицом друг к другу и стали о чем -то говорить. Лиана с интересом наблюдала за ними, интерес у нее был не праздный.
-Что представляют из себя эти люди?
-Что привело их к такой жизни?
-Что за причины кроются за всем этим?
Ей почему-то всегда жалко таких опустившихся людей. Жизнь одна. Она прекрасна. Но жизнь идет мимо них, они не видят ее из-за пьяной пелены на глазах, им нет дела до неба и звезд, они замечают, что пришла весна, только потому, что стало теплее и они не так будут мерзнуть ночами. это страшно!
Что странно, в нашем Великом и могучем государстве, делают вид, что нет у нас бездомных, нет и все, а если и есть, то государству не до них, слишком хлопотно да и грязно. Ни один депутат в своей предвыборной компании не затронул этот вопрос. Не выгодно, у нас бездомные не голосуют. Так зачем же напрягаться? Зачем думать про этих несчастных, с опухшими синими лицами и негнущимися ногами, с потухщими ,безразличными глазами, с их сумками, набитыми разным тряпьем, пустыми бутылками и прочей дрянью не нужной нормальному человеку. Много людей сумели выстоять, выстрадать, пережить эту мясорубку, зовущуюся перестройкой, но много, очень много людей она проглотила , сломала, уничтожила: - кого физически, кого морально,и не один человек, ни один политик, не понес за это наказание, не был привлечен к ответственности.
Что интересно и церковь молчит, а ей бы первой во все колокола бить, политикам указать путь истинный. Но у нас как никогда, церковь и правительство едины. Может многим пора снять модные затемненные очки и посмотреть открытыми глазами вокруг себя и увидеть то, что так не хочется видеть.
Тем временем наш "Ромео" вытащил из-за пазухи бутылку из под карачинской, наверняка со спиртом, продажа которого бойко ведется в каждом практически киоске, которыми ведают в основном , как принято говорить лица кавказкой национальности, помогают выживать той категории населения, которой недоступна нормальная качественная водка, хотя смею заметить водки нормальной не бывает. Представьте себе, про торговлю спиртом все знают, а мер, никаких не принимается. Иногда грешным делом кажется, что все направлено против человека, чем больше перемрут, тем меньше забот государству.
Она внимательно наблюдала за ними. После того как он извлек бутылку, у нее появился вопрос:
-Интересно, первый выпьет сам, или предложит даме?
 "Ромео" открутил пробку, обтер горлышко бутылки руками, и, о чудо! Право первенства он уступил даме. Она с достоинством взяла бутылку и сделала небольшой глоток и глядя, на нее, невольно подумаешь, что она выпила не вонючий спирт, а по крайне мере пригубила из бокала хорошего игристого шампанского.
После чего, она кокетливо вернула бутылку своему возлюбленному, пока он пил свою порцию, она достала из кармана какую-то закуску, рассмотреть из окна второго этажа сложно, откусила, и из своих рук дала откусить ему. Откусил он эту немудреную закуску с таким удовольствием, с таким наслаждением, что казалось и яд из ее рук ему покажется медом. Она приблизилась к нему чуть-чуть поближе, начала поправлять воротничок на его рубашке, и стряхивать пыль с его полувера, с таким видом, как будто готовила его на официальный прием, и на нем одето не тряпье с мусорки, а костюм, если не от Пьера Кардена, то от Вячеслава Зайцева точно. Он в свою очередь нежно, очень нежно поправлял ей ее немыслимые заколки и с каким-то нежным трепетом гладил ее по волосам. При всем при этом они глядя друг на друга, что-то говорили, говорили и говорили. Они не замечали никого вокруг, они были только вдвоем, но вели они себя достойно, ничего такого, личного, интимного, что не принято делать на людях, в их поведении не было.
Он ее любил, и нечего порочащего своими действиями по отношению к ней он не допустил.
Она вся светилась от счастья, она молода и любима, она была благодарна ему за любовь, что он любит ее такую, как она есть, и для него лучше ее нет.
Пить они больше не стали, он поцеловал ее в щечку, и они взявшись за руки пошли ]В - НИ-КУ-ДА.
Вроде бы ничего необычного нет, два бомжа разного пола стояли под кленом, пили спирт и закусывали чем бог послал, но что-то было во всем этом трогательное, и в тоже время страшное, от чего защемило сердце.
Они ушли в никуда, дети зловещей перестройки, любовь их не имеет будущего, да и сами они без будущего.
Что бы победить улицу, надо иметь огромную силу воли, а те кто употребляют спирт, ее не имеют, да и долго не живут.
Она с грустью отошла от окна и ей до боли стало жалко, эту молодую парочку, для которой еще Весна существует.
Никогда "Джульета" не наденет свадебное платье и ее "Ромео" не быть в строгом черном костюме, и никогда они не услышат марш Мендельсона, - с сожалением подумала она и тяжело вздохнула.