Прекрасный Питер

Чем дальше юность в прошлое уходит,
Тем трепетнее тянемся мы к ней.
Мысль мозг каллиграфически изводит,
Ведь память акварельная весенних гроз сильней.

Забытый жест и сетка слов забытых
Вдруг оживает в глубине души.
Зачем? Никто не знает. Их кульбиты,
Так странны, нелогичны… Не спеши!

Ты не спеши! их отмести небрежно
И улыбнуться прошлому скептично.
Они подтают? закупоренную снежно
Которую спасти проблематично
Твою бессмертную, потерянную душу
И вытащат её из глубины на сушу.

       Лена купила билет на «Сапсан». Быть может, она бы на этот поступок и не решилась, если бы не командировка в Санкт-Петербург. Десятилетие образования филиала фирмы в Питере должно быть отмечено с размахом и, по предварительным планам, сам директор должен был ехать на это мероприятие. Но, но, но!!! Человек предполагает, а сами знаете Кто – располагает… В последний момент выяснилось, что ни директор, ни его замы поехать по весьма существенным причинам (а причинами, конечно, были заказы и главное – деньги), не могут, и отрядили по этому случаю Елену Владимировну.
       Быстрые сборы, сумбурное письмо по электронке с информацией: я приезжаю сегодня на «Сапсане», прибытие в 22.54, гостиница «Невский Форум». Она умышленно не хотела обмениваться телефонами, и видеосвязь была бы, как ей казалось, катастрофическим разочарованием. Сначала они только переписывались в фэйсбуке, когда он её нашел, а потом – по электронной почте. Для официальных поздравлений и последующего банкета она взяла с собой классический элегантный белый костюм: и торжественно, и празднично. А в дорогу, как всегда, брюки, куртка и удобная обувь. Однако, поразмыслив, решила, что те двадцать лет, что они не виделись, требуют всё-таки немного прихорошиться, и надела нарядную бежевую блузу с чёрным бархатным орнаментом. Если он её встретит на вокзале, она должна быть потрясающе нарядна и хороша собой.
       Вокзальная суета, несмотря ни на что, нормализует смятение чувств любого человека, который погружён в реку синтезируемых мозгом мыслей. Возникающие одна за другой, противоречащие друг другу, они просто уничтожают живое существо с обостренным чувством долга и собственного достоинства. Непрерывным потоком самоедство охватило Лену со всех сторон и бесконечные вопросы: правильно ли я поступаю? зачем всё это делаю? кому это всё нужно? Трусоватой она была всегда, особенно после того, как в детстве за ней побежала огромная собака, и она решила, что наступила её смерть. С разбега упала на землю лицом вниз, зажмурила глаза и приготовилась умирать, а псинка только догнала её, обнюхала спрятанную в траву голову и отправилась дальше по своим делам. Собаки почему-то трепетно относились к ней, видимо, рассчитывая на взаимность.
Немного отвлекшись от этих чёртовых мыслей, Лена устроилась на своём месте в Сапсане. У окна расположилась немолодая дама с собачкой. «Вот она, моя судьба!» – подумала Лена. Собака тут же проявила неимоверно настойчивый собачий интерес и, топчась на коленях у соседки, беспрерывно посматривала прямо в глаза Лене, пытаясь устроить мордочку на плече хозяйки, но в непосредственной близости от Лениного лица.
 
...Жестокосердный глас директора школы прогремел, как колокольный набат:
– Кто здесь Липчанская Елена?
Лена робко встала, с ужасом гладя на возвышающуюся директрису с огромной грудью, чёрными кудрями и ярко-алым ртом от губной помады, заполняющую практически все пространство около доски. За её спиной робко колебалась бесплотная тень классной руководительницы, такой доброй, хорошей, никогда не повышающей своего нежного голоса. Еще вчера она тихим сопрано проворковала, взяв Лену за руку: «Леночка, у нас класс «А» переполнен. Вы с Олечкой новички, поэтому мы решили тебя перевести в пятый «Г» класс».
   – Что вы, это невозможно!.. – пролепетала Лена. – Мы с Олей с детства дружим, нас нельзя разлучать!
Учительница молча, с милой улыбкой, как потом фантазировала Лена, пошла к директору школы, сложив с себя, хорошей, все педагогические приёмы, возможности и полномочия, доложила ситуацию.
   – Вон из класса! – заорала директриса. – Бегом в пятый «Г», ишь, тут еще желания свои проявляют!
Её голос гремел и отдавался в каждой клеточке бегущей по коридору девочки. Никогда, никогда в жизни до этого момента Лена не убегала из школы, а сейчас она неслась как пушечное ядро, и маленький острый камешек, попавший в туфлю и сверливший подошву до крови, не остановил её. Растрёпанная коса, метавшаяся за плечами, колотилась по спине, и ей казалось, что за ней бегут и директор, и ангельская предательница классная, что сейчас её схватят и распнут. Мысль, что она больше никогда не вернётся в школу, к утру растворилась в ласковой доброте бабушки, гладившей внучку по голове, по спине, по мокрым щекам, и монотонным голосом шепчущей, что всё пройдет, что много на свете несправедливости, а жить – это иметь мужество и стойкость противостоять невзгодам, нет прощения предателям, а ты прости и не держи обиды, без обиды и на сердце легче, и взгляд ярче, и глаза блескучее…
       На следующий день Лена вошла в «Г» класс. Тридцать пять учеников и учениц простреливали взглядами её жалкую фигурку. Она прошла между рядами и села на свободное место, рядом с мальчиком, с которым никто сидеть не хотел, потому, что он был самый толстый мальчик в школе, звали его Сергей Мазур.
Потом, когда они из детей стали превращаться в подростков, затем юношей и девушек, этот её поступок, выудивший мальчишку из изгоев, видимо, сыграл положительную роль в его судьбе. Он был первым, кто пригласил её на школьном вечере на танец и пошел провожать до дома. Леночка с каждым годом хорошела и расцветала, превращаясь в стройную большеглазую красавицу с пшеничной косой до бедра, а Сергей писал ей записки на уроке литературы: «…со снопом волос своих овсяных, отоснилась ты мне навсегда…».

       Теперь, спустя 20 лет, он нашёл её в фэйсбуке. Из слабой переписки вдруг возникла необходимость каждый день получать весточки из Питера. Город, где они учились в школе, на другом краю земли. Кто мог какие-то двадцать лет назад предположить, что социальные сети так могучи, что найти прошлое так легко, даже если людей разбросало по всему миру.
   – Остановка «Бологое», – быстро пробормотал мужской голос.
Соседка с любопытной собакой вышла, и Лена, спокойно, без собачьего участия, взглянула в окно, где в стиле Моне  белели сумерки грядущих белых ночей. 
Собакино место у окна не осталось пустующим. Вошёл по-походному одетый – в штормовку, туристические ботинки, с огромным рюкзаком и костылём в руке – седовласый мужчина огромного роста. Проводницы суетились около него, оказывая особенное почтение и заботу, что весьма странно в наше время. Наконец он расположился слева от Лены и на настойчивое напоминание проводницы, что оплачен его обед и что же все-таки ему принести, небрежно согласился на кофе. Лена закрыла глаза. Терапия мелькавших за окном пейзажей ей не грозила. Вместо чёрных глаз мохнатого пса возвышалась внушительная фигура величественного пожилого мужчины, закрывавшая собой всю Тверскую область за окном. Мужчине принесли пакет с булочками и кофе в бумажном стакане. Суета перед носом Лены не давала ей сосредоточиться на себе, покопаться в каше мыслей и еще что-нибудь поанализировать, помесить, поквасить, придумать, накрутить и испечь. Она заметила, что мужчина отрывисто и странно произносит слова, а когда он, приложив всевозможные старания, попытался открыть крышку кофейной чашки, она поняла, что он после инсульта. Его огромные неловкие загорелые до черноты руки с большими пальцами соскальзывали, не имея возможности ухватить краешек крышки на бумажном стаканчике.
   – Давайте, я помогу, – тихо прошептала Лена, сняв пластмассовую крышку. Этот естественный для каждого человека, обычный поступок прорвался двухчасовым монологом нуждающегося в слушателе. Да, сейчас все хотят говорить, а слушать? Слушать непросто. Тот, кто повествует, жаждет соучастия, блеска глаз, одобрения или согласия с его теориями, основанными на жизненных процессах, событиях и выводах, полученных от ошибок и триумфов в судьбе. Лена поняла, что посланный ей  старикан – тот самый подарок жизни, что избавит от рефлексии, от мыслей о том, нужно ли спустя много лет встречаться с людьми, с которыми развела судьба? Сейчас её роль в слушании его судьбы. Она приготовилась играть эту роль на пятёрку.
       Коренной житель Санкт-Петербурга, он родился и вырос в районе Крапивного переулка (его бесцветные глаза заглядывали прямо в её зрачки в ожидании реакции на счастье быть коренным жителем мегаполиса). Родители проживали в районе Песочной набережной. Отец – малоизвестный художник, мама – певица. Умерли давно. Осталось много картин, даже есть картины из Эрмитажа (недоуменно вскинутые брови Елены, то ли удивление, то ли осуждение, старик оценил, как потрясение от чуда проживания вечного искусства в его обычном доме). Ленинградское авиационное училище гражданской авиации, которое готовило пилотов, диспетчеров и других, волею судьбы сделало его летчиком, статным красавцем в дисциплинирующей и всегда украшающей мужчину форме. Всегда работал вторым пилотом на грузовых (так судьба сложилась). Парализовало три года назад после смерти жены. Дочь вышла замуж за американца и живёт в Калифорнии. Приезжала на похороны матери, помогала ему выкарабкиваться из болезни. Инсульт в виде транзиторной ишемической атаки, или мини-инсульт, всё же поразил речь и частично ногу и несильно – руку. Непродолжительная блокировка притока крови к мозгу не вызвала значительных необратимых изменений. Ходит за грибами, на рыбалку. Вот сейчас едет от друзей из Балаково домой с сушеными грибами. Был в Америке. Ничего там хорошего нет. Любит Питер.
Он говорил без перерыва. Иногда задавал вопросы типа: «Как вы считаете»? Или «Вы согласны со мной»? Ответов ему не требовалось, но участие Лена должна была обозначить ярко и внимательно. Он утомил её. Что-то неуловимо рациональное сквозило в его повествовании. Несмотря ни на что, он был доволен собой. Время от времени сокрушался, что надоел ей своими разговорами, но через секунду продолжал опять, принимаясь настойчиво приглашать её к себе. Говорил, что его встретят, и он отвезёт её в родительскую квартиру, из которой очень красивый вид на набережную. Что завтра он покажет ей весь город и пригород, что она никогда так хорошо и близко не познакомится с Санкт-Петербургом, как если согласится поехать с ним. Её сначала робкое, а потом категорическое «нет» его не смущало.
Соседи по вагону начали обращать на них внимание. Лена подумала, что страдальческий дискомфорт от бесчисленных жизненных ситуаций сопровождает её всю дорогу, а как от него спастись? Как избавиться? Сидеть со зверской рожей, неприязненно взирая вокруг? Быть жёсткой, грубой? Но если она не такая, что же делать? Терпи, дорогуша!!! Сказала она сама себе. Поблагодарила не устающего уговаривать её подвезти хотя бы до гостиницы и встала, чтобы убежать. Старикан поцеловал ей руку. Эту неприятную влажную точку она незаметно вытерла о брюки и пулей, вылетев из вагона, с удивлением обнаружила, что она уже в Питере и что до гостиницы рукой подать, и что она совсем забыла о Серёже Мазуре, который, быть может, будет её встречать. Слушателем на пятёрку ей стать не удалось. Из-за бесконечного монолога старика она не заглянула в электронную почту и не знает, написал ли он что-нибудь или нет. Убегая как можно дальше от Московского вокзала, Лена присела на лавочку в кафе на Невском, открыла телефон.  Да, письмо было.
«Позвони мне. Тел. 2…….87. Очень жаль, что именно в эти дни меня не будет в Питере. Я в отчаянии. Но это не страшно. Будет и на нашей улице праздник!...» Еще какие-то слова, много слов. Лена представила, как она бродит по комнатам старикана с картинами из Эрмитажа, и он что-то беспрерывно рассказывает, сетует, что пока вывезти в Америку дочке картины не удаётся. Всё вокруг показалось таким враждебным, чужим и далеким. Из окна гостиницы с видом на Невский плыла массивная толпа. Не отрывая глаз от этого моря людей, Лена не замечала времени. Толпа поредела, еще поредела и теперь уже просто прохожие спешили по домам. Напротив особняк со скульптурами четырёх очаровательных младенцев очаровывал взгляд, и она не заметила, что уже далеко за полночь. Яркое тёмно-синее небо очистилось и, несмотря на освещенные дома, над Невским засверкали яркие ночные звёзды. На подоконнике лежала мягкая подушка, к откосам были прикреплены такие же, и Лена уселась на подоконник, подтянула коленки к подбородку, крепко обняла свои ноги и задремала. Прекрасный Питер тоже спал.