Свадьба. часть 6. долгая дорога домой

Ты садись- ка  добрый молодец
Поплотнее со мной рядышком.
Чтобы век любить друг друга нам.
Чтоб во век не разлучаться нам.
Чтобы жить нам, да не маяться,
А, проживши – не раскаяться.
      Наступил долгожданный день. Сегодня Капа станет не просто Закатова Капа, а  Новикова Капиталина Васильевна. От этих мыслей у неё кружилась голова от счастья. До прихода жениха ещё два часа, а она уже в белом платье, Нюшечка, деревенская модистка пошила. Как же ей идет это платье!  Невеста не может оторвать глаз от зеркала. Повернётся так- ох, хороша! Повернётся этак – ещё лучше! На стройных ножках беленькие носочки. А туфельки! Таких туфелек у неё ещё никогда не было.  Подружка Лиля вплела в волосы ей белые цветочки. Оглядывая невесту,  подружка сказала:
 -   Капочка,  ты такая красавица! Настоящая принцесса! Николай твой сегодня тебя  зацелует.
-   Подружка дорогая, я такая счастлива! Правда немного дрожу от страха, - покраснев от смущения, Капа кивнула на новенькую занавеску с большими красными маками.
-   И чего ты испугалась этих маков? – Лиля сделала вид, что не поняла,  о чём это подружка говорит.
    -   Ты, что совсем ничего не понимаешь? – Капа схватила подружку за  руку и увлекла её за занавеску. В горнице, за красивой занавеской стояла широкая деревянная кровать.
     -   Вот это я понимаю кровать! – воскликнула Лиля.- Это не кровать, а королевское ложе!
   Кровать была на самом деле убрана богато. Уж бабушка Марфа постаралась. Марфа славилась на всю округу, как лучшая рукодельница. Маленькие ручки её творили чудеса при помощи крючка. Кружева у неё были тончайшей  работы,  с редкими по красоте  причудливыми узорами.
    -   Ой, подружка стань  рядом с кроватью, я посмотрю, кто же из вас краше наряжен. –  Смеялась Лиля.
  -   Перина, перина то какая пышная! Наверное, из лебяжьего пуха? А подушки стоят пирамидой до самого потолка и все в белоснежной бязи. А кружева! Ой, мамочка, не могу! Я такого ещё не видела, - восторженно тараторила, обычно выдержанная и спокойная Лиля.
   -   Ну,  Лиля ! Прекращай!  Кровать она и есть кровать. А ты понимаешь, что сегодня здесь будет? – наливаясь румянцем, срывающимся голосом, спросила Капа подружку.
   -   Что будет? Что будет? Вот заладила, - Лиля на минутку задумалась.    – Нашла, у кого спрашивать. У меня этого ещё не было.
    Лиля была очень красивая и умная девушка, из хорошей семьи. Вела себя скромно  и  гордо. Многие ребята в деревне вздыхали тайно по ней. Но подойти к ней никто не решался.
      В кухне с раннего утра толкотня, Елена Павловна с подругами готовят праздничные угощения. С вечера отец, Василий с сыном Михаилом зарезали добротную свинью, отрубили головы десятку кур.  И теперь у печи жарилось, варилось, шипело, шкворчало.  В открытые окна на пол деревни расползались такие запахи, что можно было слюной подавиться.
    Во дворе, под раскидистой ракитой  Василий с Михаилом установили длинные столы, лавки. Младшая сестрёнка Саша на лавки раскатывала тяжелые свёртки домотканых, нарядных половиков, бабушка Марфа с любимой внучкой много их  наготовили зимними вечерами. Бабы ловко расставляли закуски на столах.
   -   Лена, надо поспешать, - заглянув в распахнутое окошко, осторожно напомнил Василий. – Скоро гости начнут собираться.
   -    Вася, сходи лучше на луг, телятам воды снеси,  у нас всё идёт по плану, не волнуйся.
   -   Да, моей жене подсказывать сложно. Она в моих подсказках не нуждается, - бормотал Василий, направляясь к колодцу, размахивая вёдрами.
     В назначенный срок и впрямь, всё было готово к торжеству. Невеста наряженная, нежная, как утренняя заря, ждала любимого в своей комнате, окружённая подружками. От волнения она, то бледнела, становясь одним цветом со своим платьем.  Тихая и задумчивая она сидела на краешке пузатого сундука, её голубые глаза наполнялись слезами. И чем больше подружки старались её развеселить, тем  крупнее слезинки сбегали по её щекам. То настроение резко менялось, она бежала к зеркалу, любуясь собой, смеясь, кружила с подружками в танце по комнате.
   Столы ломились от угощений. Закатовы жили не бедно, и в будние дни они не хлебали пустые щи. Хата была справная, двор полон скотины.  Сегодня, в такой большой праздник  сам Бог велел расстараться.
  Василий важно прохаживался вдоль столов , указывая на столы собирающимся гостям, говорил:
     - Не каждый день дочь замуж отдаю.  Вот, смотрите, какой стол Елена Павловна справила.  Будет чем угоститься вас  гости дорогие.
    - Вот распушил  Васька хвост, как заморский павлин, -  ехидно прошептал своей жене сосед Царевич - худой, можно даже сказать,  тощий мужик, неопрятного вида.
   - Это точно, - согласилась с мужем Царевна, под стать  мужу, такая же длинная, худая неряшливая  баба. – Лучше б к столу поскорее позвал, чем важничать.  Мухи уже вон налетели, - не унималась Царевна,-   пока мы дождёмся, они всё пожрут.
    Царевичи жили рядом. Вроде бы и работали как все в колхозе, но их хата выделялась на большаке бедностью. Она была словно придавлена в землю временем и непогодой. В хате было – шаром покати, ни покушать, ни украсить избу. Дети бегали на улице вечно голодными и немытыми.  Нередко, бывало, усядется семейство Закатовых  ужинать, помолившись на образа, как  в распахнутом окошке  вырисовывались две чумазые мордашки. То были Ванька, да  Юрка Царевичихи. Стоя на заваленке они молчали, иногда шмыгая носом, а глаза их неотрывно бегали за ложкой хозяина от тарелки до рта и обратно. И эти глаза  так громко кричали, что в конце концов хозяин семейства не выдерживал, бросая ложку на стол, в сердцах говорил:
    - Нет, ну это просто невыносимо так ужинать!  Лена, сделай что-нибудь.
  Елена Павловна недолюбливала семейство Царевича, особенно его бабу. Да за, что её уважать?  За её леность? Или за поганый  язык?
   Но, видя несчастные детские глаза, полные мольбы она, молча, отрезала большой  ломоть хлеба, наливала в кружки топлёного молока и подавала в окошко.
   В мгновение ока всё это добро исчезало за окошком.  Худенькие, испачканные  застарелой  грязью ручки цепко впивались в краюху пышного, ноздреватого хлеба, разрывали его. Юрка был младше своего брата Ваньки на два года. Да, и ростом был брату лишь до уха. Но, до чего был шустреньким, что частенько его кусок оказывался больше. От чего под окошком начиналась возня.
-Ты какой шмат отломил? Слышался за окном, возмущенный голос Ваньки.
Тоненький голос Юрки пытался оправдаться:
- Ничего мой не больше,- поспешно откусывая кусок побольше, Юрка бубнил с набитым ртом, - вот давай, сравним и протягивал свой, заметно уменьшившийся кусок к Ванькиному куску.
Как- бы не воевал старший Ванька, победа была за Юркой.
Плюхаясь здесь же, под окном на заваленку они с удовольствием, уплетали хлеб.
    - Ух, хорош хлеб у тётки Лены! - прикрыв глаза, чтобы ничего не отвлекало ощущать блаженство, пропыхтел Юрка с набитым ртом.
Жевали долго, не спеша. Хотелось подольше испытать вкус и запах этого волшебного хлеба.
    - И почему наша мамка не умеет делать такой? – Закончив жевать, с грустью произнёс Ванька.
      -А ты видел, какая булдыжка  торчала из похлёбки? – Встрепенулся Юрка, вспомнив.
      - Да видел,-   протянул Ванька. - Наверное, гусиная.
    - Конечно гусиная,  -  со знанием дела, отвечал младший брат. – У кур таких ног не бывает.
    - Вот бы нам по такой ножке,- поглаживая себя по худенькому животу, мечтал Ванька. – Может, попросим?
    - Нет, всё!  Не будем больше ничего просить, - деловито сказал Юрка, спрыгивая с заваленки. – А то завтра ничего не дадут.
  Слыша весь этот разговор Василий, почесывая себе затылок, говорил:
 - Придётся  этих пацанов  взять к себе на полное довольствие.
 - Да, да обязательно возьмем,  -  строго  отвечала Елена Павловна. – И Царевича  с Царевной тоже возьмём.
  За столом все засмеялись, но ребят было жалко. Они  такие ещё маленькие

       Гости шли и шли, быстро заполняя  Закатовский двор.  Гостей было много, больше даже чем ожидали хозяева. Родственников много, никого не откинешь. С соседями жили дружно долгие годы, что им сказать – не приходите? У ворот появился долгожданный и желанный гость – Петька Гришечкин.  Желанным он был на каждом празднике, в каждом доме. Петька деревенский гармонист .  Единственный гармонист на деревне! Вступая во двор,  Петька растянул расписные меха своей трёхрядки, быстро пробежав пальцами сверху вниз, заиграл страдания.
   Взвизгнув, и подпрыгнув на месте, как будто её укусила пчела, Дунька Козачихина, молодая женщина – высокая, худая с некрасивым лицом, сорвалась с места и пустилась в пляс навстречу гармонисту, ловко выбивая дроби. Остановившись напротив Петьки, Козачиха подперев бока, крутанулась  вокруг себя на одной  ножке,  запела звонким красивым голосом. Красоты ей самой бог не дал, а  певунья она была знатная, все это знали и она знала:
Эх, как гармонист наш заиграет
Моё сердце замирает.
Эх, сердце моё, моё сердце камень,
Сердце высушил моё
Черноглазый парень.
  Петька залихватски растягивал меха, выводя причудливые трели. А Козачиха  вертелась вокруг него волчком, затем подбочинясь, выпятив слегка вырисовывающийся  намёк на грудь колесом, понеслась  вдоль гостей, зазывая мужиков в круг:
Что вы мальчики стоите,
 Со мной не танцуете.
Все подмётки я отбила,
А вы все пасуете.
      В круг никто не спешил выходить. Все знали,  как остра была на язычок эта чертовка. Одного коренастого мужичка кто-то вытолкнул на середину круга,     -  Иди, Митюха дай жару! Страдани! Покажи, что и ты не лыком шит.
Мужик поспешил на своё место, с опаской оглядываясь на, наступающую на него, бойко выбивающую дроби Дуню,  под хохот односельчан.
  - Опозорит Дунька, мало не покажется! – проворчал он, прячась за спиной своей бабы.- Язык у неё острее бритвы, побреет, так побреет.
  Дунька торжествовала,  это всегда был её звёздный час. Во время танцев, да ещё, если затянет страдания, она всем деревенским  красавицам утирала нос. Все парни смотрели в этот момент только на неё.
  Неожиданно из толпы гостей вышла  молодая женщина и встала перед Дунькой. Козачиха даже попятилась назад, прервав  на полуслове новую частушку. Высокая, статная с чёрными, как смоль глазами, девушка  не спеша раскинула руки в стороны, смело шагнула вперёд на соперницу. Плавно поводя плечами , она не спешно, пошла по кругу. Нет, она не шла, она плыла как лебедь по воде. Широкая красная юбка волнами развивалась вокруг её стройных ног. Длинная чёрная коса билась, извиваясь, как змея по спине.  Остановившись напротив Петьки, который забыл, зачем он сюда пришёл,  глупо улыбаясь, своими серыми глазами  наблюдал за плывущей к нему,  незнакомой девице.
   - Ну, гармонист! Давай! – громко сказала девушка, притопнув ногой.   Очнувшись,  Петька рванул меха, его пальцы быстро заскользили по кнопочкам и разлетелись трели на весь двор.
   Дождавшись нужного момента, девушка запела  приглушённым, но приятным  голосом:
 С милым мы под шубой грелись,
Крепко обнимались.
Один раз поцеловались,
А потом расстались.
    - Смелое выступление, - подумала  соперница. – Откуда тебя черти принесли?
    - Вот тебе  Дунька и соперница, - прокричал осмелевшим голосом Митюха.
Гости засмеялись. Все с интересом разглядывали и обсуждали новую бабу. Кто она, чья будет, почти никто из гостей не знал.
 - Чья же это будет красавица? – спрашивали гости друг у дружке.
Все пожимали плечами, никто не знал кто эта смелая, красивая молодая женщина.
Всем дала ответ Танька Дормидонова, - это баба Шурика  Кулинкиного.
 - Да, что ты говоришь Танюха! – не поверили ей одни, - у глухого тетерева  такая баба?
 - Нет, не может быть, - поддержали другие. Она же выше его на целую голову.
  Аниска, сгорбленная древняя старушка, разглядывая выплясывающую молодуху, громко прошамкала скрипучим  голосом:
    - Эх, бабы, рост в мужике не главное. Важнее, что ниже пояса.
Бабы прыснули со смеху, мужики кто гордо повёл носом по сторонам, а кто покраснел смущаясь.   
    - Ну, ты бабка даёшь! -  громко заржал, как жеребец Тётинь,-  одной ногой уже стоишь в могилке, а помнишь, что у мужиков главное.
     - Я то, помню, - хитро прищурив один  глаз, осматривая  Тётиня с головы до ног, проскрипела бабка,  - а вот будет ли, что вспомнить твоей Марфушки, не знаю. – Многозначительно покачав головой, остановив  свой  взгляд,  где то чуть ниже пояса мужика, - добавила она. От  этого взгляда, у Тётиня холодок пробежал по спине, и вспотело там где- то, ниже пояса.
Все засмеялись. В этот момент Тётиню показалось, что он стоит голый посреди круга и все пытаются рассмотреть  будет ли Марфушке, что вспомнить, или нет. Всегда весёлый, шумный и острый на язык, он весь скукожился, сник.
    - Да, бабка! Меня ещё так никто не опускал,- подумал Тётень. Ему хотелось  поскорее прикрыть свою наготу.   Возле гармониста  снова запела страдания Настя и все переключили своё внимание на  неё, забыв о несчастном мужике.  В эту минуту, Тётинь ощутил на себе портки.  Осторожно потрогав их. На месте. Он облегчённо вздохнул. И улыбка вернулась на его лицо.
     Елена Павловна наблюдая из окна за происходящем во дворе, смеясь, сказала подруге:
   - Вот, даёт Настя!  Утёрла нос Дуньке.
Паня, высунувшись из окна, в сердцах сплюнула.
- Что ты подруга? Что тебе так не понравилось?
- Что? Что?  А то ты сама не знаешь.
- Что знаю, не знаю. Говори толком. Чем тебе Настюха не угодила.
- Подсудобил твой племянничек соседушку мне. – Паня явно волновалась.
- Да чем же Шурикова баба тебе не угадила. Не возьму в толк.
Панюшка наклонилась низко к подруге и зашептала ей прямо в ухо. – А тебе бы понравилось ведьмино  племя под  боком?
     Елена Павловна отпрянула от подруги. – Что ты несёшь? Какая ведьма?  Девка, как девка. - Проговорила Елена,  растягивая слова, пристально вглядываясь в Настю, веселившую гостей острыми частушками.
С неба звёздочка упала, Митьке, рыжему в штаны.
За рябого выйду замуж, лишь бы не было  войны.
Эх, эх, эх – выбивала дроби Настя, широко развивалась её красная юбка.
     А Паня продолжала  торопливо шептать, оглядываясь по сторонам, как бы кто не услышал,
-  На днях  приходила её мамаша, ночевала у них. Так мы ночь не спали. Корова ревела, не переставая.   Да и вся другая живность на дворе, как с ума спятила. Не знали, что делать. Гляжу в окошко, а вдоль нашего плетня кто-то ходит. Пригляделась, а это мать этой Настюхи. Я скорее с мамкой святой водой всех домашних брызгать. Отче наш читали перед образами, ничего не помогало. Разозлился мой Колька, выскочил на крыльцо как был, в одних подштанниках, да  как заорёт,  дурным голосом,
- Ты, что здесь ходишь, ведьма проклятая, сейчас  застрелю, как собаку.
Как ветром сдуло старуху. Постепенно и скотина стала умолкать.
    - Вот тебе и хорошая девка!   Ох, Шурик, Шурик! Чёрт бы вас побрал. - снова сплюнула в сторону  выплясывающей молодухи   Паня.
   Кулинка родная сестра  Василия Закатова долго искала для своего сына жену. И в своей деревне, да в соседние засылали сватов. Шурик был маленького роста, плюгавенький, да глухой как тетерев. Везде сватам отказывали, никто из местных  девок не хотели идти за такого жениха замуж.      – Нет женихов, - говорили выбранные невесты, - и такого не надо.
Кто- то из добрых людей подсказал Кулинке, что есть одна девка хорошая,
- Попробуйте посватать,  может,  сговоритесь.
Деревня была далеко. Что делать? Поехали без всякой надежды на успех.
На пороге хаты стояла красивая девка.  - Кровь с молоком, - про таких говорят.
- Зря приехали,- подумали  сваты. – Такую даль  лошадь загнали. А толку что?
    Неожиданно, сговорились сразу. Не знали сваты, что жениха в этой хате никогда бы  не дождались. Про  хозяйку этой хаты далеко шла дурная молва. Не только женихи, но весь народ обходил стороной дом ведьмы.
   На обратном пути дорога показалась на много короче. Всю дорогу сваты гадали, в чём здесь секрет. Девка хороша, стройна, лицом пригожа, коса в кулак до пояса. Согласилась. Вот загадка.
   Шурик укатил жить в зятьях. У Кулинки  хатка была малюсенькая, ещё две девки были невесты,  да сынишка лет десяти. Вот и пришлось Шурику ехать к тёще на постой в далёкую глухую деревеньку.
  Шурик мечтал о сынишке, о продолжении своего рода, но судьба посылала ему одних девок, одну за другой. Но и те умирали, не дожив и до года. С самого детства Шурик боялся покойников, никогда не смотрел на мёртвых и не ходил на похороны. А здесь ему пришлось хоронить своих детей. Он на себе испытал в детстве близкое дыхание смерти. Заболев скарлатиной,  он на шаг был от гибели. В то время эта страшная болезнь косила и налево, и направо молодых и старых. Шурик выжил, но пришлось заплатить большую плату. Он почти потерял слух.
   Настя, уставшая от таких тяжёлых потерь, обвиняла колдовской грех своей матери в своих бедах.  Она упрашивала мужа найти возможность переехать ,как можно подальше от этого гиблого места. Шурик  и  сам хотел поскорее уехать .   Мать Шурика, Кулинка нашла подходящее жильё для сына в своей деревне.  Хата, если можно так её назвать, стояла на краю деревни. Это  был скорее  небольшой сарайчик, обмазанный глиной, с мизерным окошком. Весь  ветхий, вот, вот развалится. Как в такой избушке ( не хватало только  курьих ножек)  можно пережить суровую русскую зиму?  Настя с радостью поселилась в ней, лишь бы подальше  от родной деревни, где от неё бежали как от чумы. Где в свои молодые годы она успела ощутить нестерпимую  боль потерь.
    Елена Павловна,  вглядываясь на дорогу, сказала:
  - Ну, это, уже не в какие ворота!  Где жених?
  - Да давно уж пора появиться. Это всё Шурка козни строит.
  - Да зачем ей это,  - возразила подруге Елена, - она сама выбрала Капу в невестки.  Проходу не давала. – Давай поженим. Давай породнимся.
   - А, то ты не знаешь эту заразу, если везде где её просят и где не просят,  не просунет  свой курносый нос, не успокоится.
    - Идут! Свадёбные идут, - закричали босоногие  мальчишки Юрка и Ванька, поставленные сторожить  приход жениха. За ожидаемые вкусные угощения  они ждали жениха больше, чем, наверное, невеста.
    Услышав крики мальчишек, невеста с подружками прильнула к окошкам, выглядывая любимого.
  Подружки засуетились, готовясь проводить игровой выкуп невесты по старинному обычаю, затолкав  её за занавеску.
   - Стой здесь, не волнуйся, - щебетала  одна из подружек, - задёшево не продадим.
   - За такую невесту,- поддержала Лиля, пусть раскошеливаются.
   Гости тоже облегчённо вздохнули. Стоять с голодным желудком рядом с таким вкусно  пахнущим столом уже не было больше никаких  сил. Изголодавшиеся кишки уже давно грозно урчали и требовали своё.
    Мужики, быстренько растянули, за ранее приготовленную верёвку  перед воротами, преграждая путь жениху с его роднёй,  в надежде получить  дополнительные, заветные бутылки горячительного.  Управились быстро. Потирают руки, -  Не пропустим задарма.  Пускай выкупают. Сейчас мы наторгуем!-  Радовались они.
    Впереди процессии вышагивала важная  Шурка, в новом цветастом платке, что братик в подарок привёз.  Больше обновок на ней не было, старенькие, изрядно потрёпанные ботиночки, застиранная чёрная юбка, да любимая не один уже год бардовая кофта. С её Матком не разгуляешься. Жадён был!  Об обновках она боялась заикаться. Долго копила , в тайне от него на новые ботинки, накопила. Собранные деньги прятала в дальний уголок за кроватью.  Так он нашёл. Нюх у него был видать на деньги. Каждый вечер Маток усаживался за стол, перед собой клал засаленную тетрадку, химический карандаш и долго сопя, кряхтя, подсчитывал каждую копейку. Затем слюнил карандаш и медленно выводил корявые цифры  в тетрадку.
    За Шуркой следовал жених с дружком, украшенным вышитым рушником. К выбору дружка Николай отнёсся основательно. Ведь этот человек должен умело вести важнейшее событие в жизни человека. А потому должен быть умён, остроумен и весел. Долго перебирал Николай в уме деревенских парней и наконец, выбрал. Алёшку, младшего брата. Ну, кто ещё достойней. За женихом шли ещё человек шесть, вот и вся компания.
  Мужики с верёвкой бросились преграждать дорогу с шутками и прибаутками.
 Шурка как увидела, что гостей полон двор, не могла сдержать своё негодование. Улыбка сползла с её лица. Губы бантом вытянулись в узкие полоски.
- Гости дорогие,- улыбаясь,  спешила навстречу Елена Павловна. -  Что же вы задерживаетесь?
  Шурка, не обращая внимания на требующих выкуп мужиков,  сердито зашипела в ответ на приветствие свахи:
   - Ты, что всю деревню  позвала. Где их накормить?
  - Это все наши родственники и хорошие соседи, как же я могу их не позвать.- Елена Павловна опешила от такого неожиданного напора свахи.
А  Шура разбушевалась не на шутку, - ты, что нас за дураков принимаешь, кормить кто будет эту свору? - Визжала она.
 Затем замолкала,  то закрывая глаза, как бы на время засыпая, то закатывая глаза  вверх под веки, как будто пыталась отыскать в голове потерянную мысль.
 Она так бушевала, что растерялась не только Елена Павловна, но и жених с дружком, да и вся их родня.
  Гости  пытались понять, что там у ни происходит. Они видели, как Шурка бегает перед Еленой, размахивая руками, что- то кричит. А, что кричит, никто не мог разобрать. Ясно, что ничего хорошего.
    - Вот это поворот! - лихорадочно крутилось в голове. Первый раз Елена, находящая выход из любого положения, не знала что делать. Перед ней бегает, как таракан, Шурка и ей нестерпимо хочется её растоптать и размазать, а за спиной целый двор нарядно одетых людей, долго ожидающих и жаждущих вкусно поесть, много выпить и плясать, плясать, вкладывая всю душу и силу в танец. В этом танце ощутить себя счастливыми, свободными от всех непомерных тягот жизни.
  А самое главное, что станет с дочкой, как она переживет такой позор? Она взглянула на жениха. Николай стоял красный, как рак варёный, опустив глаза, не произнося ни слова, ни полслова. Даже ни пытаясь остановить свою сестрицу.
 - Здоровый мужик, прошёл войну, а стоит как телок, спрятавшись за спину этой шелудивой овцы,  - в сердцах, подумала Елена Павловна.
     Глубоко вздохнув, как бы собираясь с последними силами, Елена даже больше не взглянув на жениха, резко развернулась к воротам своего двора. Улыбаясь сквозь слёзы, шагнула к притихшим гостям и громко, чтобы все слышали, сказала:
- Гости дорогие,  у нас какой сегодня день?
 Все молчали.
- У нас сегодня пристольный праздник.  Духов день, празднуем! – повернув к гармонисту необычно бледное лицо, она весело прокричала:
  - Петя, не спи.  Играй, повеселей!- За стол гости дорогие, зря я, что ли для вас старалась, готовила. -  Быстрым шагом направилась к хате, надо было быстрее добежать. Силы покинули её, сердце щемило так, что ей казалось, ещё пару шагов и,  оно  разорвётся. Забежав в чулан в сенцах, она без сил, упала на кровать , лицом вниз, уткнувшись в  подушку.    Закричала не своим голосом, зарыдала, завыла  как раненный зверь.
- Лена, Лена! Что случилось? – испуганно тряся  за плечи жену, пытался до неё докричаться  Василий.
Он никогда не видел её в таком  состоянии. Как загнанный зверь она металась по широкой пастели.
- Что будет с дочкой, Вася?  -  Вдруг, спокойным  тихим  голосом спросила она мужа, присаживаясь.
- Я, Леночка ничего не понимаю.  Ведь они любили…
Он не успел договорить, - не говори мне о нём ничего. Иначе я за себя не отвечаю.
 Надо было идти к гостям, что- то делать. Голова знала что надо, а тело не хотело  никуда идти из этого тёмного чулана. Они, молча, сидели рядом.
      - Вот это мы посвадёбничили , -  тихо сказал гармонист . Из руки его выскользнула планка с кнопочками и поползла вниз, раскрывая расписные яркие меха, издавая громкий высокий протяжный звук. Отчего притихшие гости вздрогнули, загомонили.
   - Да всё ясно,- прогремел сердитый голос Григория Дормидонтова, соседа и друга хозяина дома.-  Это всё она,  эта щучка воду мутит.
 - Какая щучка? – не поняла его жена.
- Какая? Какая? – Распылялся муж, - Шурка, гадина, твоя подруга. От горшка два вершка, а яду!
- Это точно,  змея подколодная. Так девку  обидеть!  - подтвердил Митюха.
    - Командирша ещё та! А Колька с Лёвкой подчиняются, как телки безвольные,-   сказала своё слово пышногрудая баба из толпы.
Не  успела Елена Павловна выйти из хаты, как к ней подскочила одна из  подружек невесты, Танька Иванюхина.
     - Тётя Лена, когда будут выкупать?  Мы уже затомились ждать.
    - Никакого  выкупа не будет,  мы сегодня празднуем Духов день - сверкнув глазами, как молниями на большак, по которому удалялась группа людей, проговорила Елена Павловна.  И сердце снова сдавило тяжёлым грузом обиды.
   - Празднуем что?-  Растягивая слова,  спросила, ничего не понявшая подружка невесты.
    - Танечка, очень большой праздник празднуем.  Наш,   пристольный. – и  добавила, - к столу гости просим.
    Таня стояла, широко раскрыв глаза, уставившись на большак, пытаясь осмыслить услышанное.
    - Ничего себе подарочек! – прошептала она. И было в её шёпоте не понятно, то ли обида за подругу, то ли радость за себя. Ей самой очень нравился Николай, а он выбрал подругу. Видя, как подружка милуется с её любимым, Танька страдала, плакала ночами в подушку, но молчала о своей любви.
   Таня была старше на три года, ей давно было пора замуж. Она мечтала о Коле с того дня как он появился первый раз в клубе. Мечтала выйти замуж, нарожать детей, а сватов в их доме так и не было.  У Капы было много  ухажёров. Один из них Ваня Грыбов жил здесь рядом на другой стороне большака.  Хороший парень, работящий, не высокого роста, но крепкий . Его ценили в управлении колхоза за то, что какое бы дело ему не доверишь, он расшибётся, но выполнит. Иван с детства любил Капу, дома у него все знали, что Капка Закатова  будет  их невестка.  Все дома знали, а сама будущая невестка даже не догадывалась. Он был для неё просто сосед Ванька.  Вместе ходили в школу и со школы, затем в клуб и из клуба. Ванька всегда был рядом, когда помогал в чём, когда защищал от назойливых женихов. Частенько бывало заухажёрится какой парень к его Капе, так Ванька с дружками ночью подстерегут ухажёра, надают ему таких тумаков, что этот жених за километр обегает её.  Но, никогда ни словом, ни пол словом не обмолвился он  о своей любви.   Идя рядом с девушкой  домой, жили то рядом ,  он приказывал себе дотронуться до её руки.  Краснел, пыхтел и,   робел. Иногда через его смуглую кожу пробивался яркий румянец, он замолкал. В его буйной голове появлялись дерзкие мысли и отчетливые картины вставали перед глазами , как он крепко прижимает  девушку к своей сильной груди.  Она не гонит его, не сопротивляется, а смотрит нежно и ласково своими голубыми глазами. Он твёрдо верил, что она его, а рассказать Капе, что он её любит так и не решился.
  Когда появился Николай, Ванька весь извёлся от ревности, Он думал,  как же отвадить Кольку от Капы. Несколько раз он подолгу лежал под откосом дороги, ожидая соперника, когда тот возвращался домой со свидания. Когда появлялся на дороге силуэт, широко шагающего  Кольки, сердце начинало громко стучать, кулаки сжимались. Вот сейчас он накинется на него, будет бить долго и жестоко, чтобы навсегда тот забыл дорогу к его, Ивановой девушки. В последнюю минуту разум побеждал,  и Ванька оставался лежать в канаве.  Колька прошёл войну, сильный и здоровый мужик, разве сможет Ванька его победить в открытой битве. Колька,  насвистывая, что- то весёленькое,  довольный проходил мимо, даже не догадываясь,  какие страсти  кипели здесь рядом под косогором.
       - Подожди, - сквозь слёзы шептал Иван,- я найду, как тебе отомстить.
      Сегодня у его любимой свадьба. Раньше у него были мечты и надежды. Сегодня отнимут и мечты и надежды.  Всю ночь перед свадьбой Иван не сомкнул глаз. Он страдал, ненавидел Кольку разлучника, ненавидел Капку предательницу. Теперь в его голове он рисовал совсем другие картины. Он представлял, как  жестоко он отомстит им. Какую большую цену они заплатят за причинённую ему боль.  Обида, злоба захлестнули его сознание, он уже не мог сдержать её напора , и она выплеснулась из его груди отчаянным воплем.  Вбежала испуганная мать, не понимая, что случилось. Увидев  опухшие от слёз глаза, полные отчаяния, ничего не спросила, помолчала, переступая с ноги на ногу,  вышла прочь.
    С утра Иван не выходил из дома. Ему хотелось убежать, скрыться, улететь как птица из этой деревни, чтобы  ничего не видеть и не слышать.   Как не услышать?  Вот Петька запиликал на своей гармошке, а вот Дунька затянула свои страдания, всё слышно, хаты то рядом.   Хотел ничего не видеть, а ноги сами несли к окошку. Гостей полон двор. Под ракитой столы накрыты. Он бы лучше всё сделал, и столы накрыл богаче, и музыку лучше, патефон привёз бы из города.
    - А, где же жених? Что-то  не видать.
В душе зародилась слабая  надежда, но не на долго.
  - Вот они идут. Нарядные, с рушниками, -  всматриваясь в небольшую кучку людей шептал с горечью Иван.
    - Остановились, стоят.  Тётка Лена бежит,  встречает. Какая- то тётка машет перед ней руками. Что -то спорят…
Волнение всё больше росло в груди у Ивана, а вместе с тем росла и надежда.
     -Вот, хорошо! Уходите! Уходите! – шептал он, всё громче.
  Иван не поверил своим глазам,  своему счастью. Жених со своей роднёй развернулся и пошёл прочь от дома невесты.  Не помня себя от радости, он, в чём был, выскочил на крыльцо хаты. Мать, что то закричала ему, но он ничего не слышал.
    - Ушёл, ушёл, - неслось у него в голове. А сам  он нёсся через большак, через Царевича плетень. Перескочив плетень его босые ноги чуть не наступили на морду, дремлющего на солнышке, злющего цепного пса по кличке Пират. Кличка Пират подходила этому кобелю  и по внешности, и по характеру. Характер у него был противнющий,  злющий.  Многие в деревне пострадали от его острых клыков. Много погубил он деревенских собак и котов. Не мало, было порвано и портков  у односельчан.  Много раз приходили к Царевичам  с жалобами на Пирата, обещали даже пристрелить этого злобного кабеля.  Но до сих пор он оставался жив, хотя боевых шрамов у него всё  прибавлялось. И каждую ночь он отправлялся в свободное плавание.   
   И вот теперь Пират у себя дома, у своей собственной будки отдыхает на солнышке, после удачной ночной прогулки, как ему, почти на морду,  прыгают  чьи - то босые ноги. Кобель вскочил, ощетинился, показав свои огромные жёлтые клыки, уже приготовился  схватить наглеца за голую пятку, как   парень, взглянув на пса как на пустое место, перескочил через него, с силой оттолкнувшись  об его задницу,  скрылся в кустах калины. Пират такого позора не испытывал за всю свою длинную жизнь.  Он растерянно глядел на калиновый куст не в силах выдавить из себя даже слабое рычание не то, что злобный лай, которым до этого дня он постоянно досаждал  деревенским жителям.
    Иван тихонько, наклоняясь почти до  земли, подкрался к  яблоньки, что своими ветками заглядывала в  окошко, знакомое ему  каждым сучком, каждой щербинкой.
  Капа стояла у  распахнутого окна в белом платье.
Со двора доносился звонкий голос Дуньки Козачихиной:
Где ты бродишь Коля- дроля,
Мы с тобой гуляли в поле.
Вместе рвали васильки,
Теперь сохну от тоски…
  - Любимая, прекрасная, родная, - шептал Иван, обнимая яблоню, не сводя с девушки глаз.
    Невеста в белом платье смотрит в одну точку - на большак, по которому её жених уходит со своей роднёй. Лицо её было бледным, почти одного цвета со свадебным платьем. Её голубые глаза цвета безоблачного неба  сейчас походили на два озерца, заполненные водой до самых берегов. Вода уже не вмещалась в озёра, перетекала через берега и, стекала по мраморным щечкам.  Невеста  медленно подняла руку и выдернула из волос один цветочек, другой…
   Цветочки падали вниз за подоконник, на  голову Ивана. Он стоял, смотрел на девушку и не мог произнести даже звука. Дыхание перехватило толи от быстрого бега, толи от волнения. Ваня хотел многое  сказать, сказать всё, что накопилось в его любящем сердце. Он открывал и закрывал рот, как беззвучная рыба хватал воздух.
Вдруг голос прорезался, как водопад, прорвав запруду, обрушился на девушку:
     -Капа, Капуля любимая, - вскрикнул он,- и сам испугался своего прорвавшегося голоса.
Капа вздрогнула от неожиданности, посмотрев вниз, удивилась,  увидев Ивана. Тихо сказала:
    - Что ты здесь делаешь?
    - Ты моя! Ты только моя! – поспешно заговорил парень. Он торопился, хотел сказать всё, что было у него к ней.
     - Вань ты, что белены объелся, или выпил уже? - прервала его сумбурную речь Капа.
   - Какого вина?- не понял Ваня. – Я тебя люблю! Я тебя всю жизнь  люблю. Ты моя… -
   Не успел Иван договорить, в комнату влетела Саша, младшая сестрёнка невесты и радостно закричала:
- Идут, назад идут.-  Обхватив сестру за плечи, Саша прижалась к ней. Увидев под окошком Ивана, она не удивилась, а обыденным голосом сказала: -Здорово! Ванька. Ты видел, они идут. Сейчас будут выкупать. Готовься сестричка, – и, поцеловав Капочку в мокрую щёчку, выскользнула из комнаты.
Иван схватился за ствол яблони. Она помогла ему  удержаться на ногах.
Невеста присела на край сундука , лицо её не показывало никаких чувств.
   
      Шурка,  маленькая, юркая шагала впереди всех, размахивая короткими ручками, скрипучим голосом, протягивая  слова( когда прикрывала глаза) возмущенно ругалась :
    - Простаков   нашла Ленка. Уговор дороже денег! - Приостановившись, она глубоко вздохнула, как бы поднабравшись сил. Заодно  быстрым взглядом пробежав по братьям, проверила их настрой, продолжала,- Ленка думает, что она здесь главная. Слаба она, ещё в коленках.
  Шурка засмеялась, довольная,-  это она хорошо сказала. Она, Шурка здесь главная и будет так, как она скажет.
Вдохновленная своей малой победой Шурка продолжала:
   - Ты меня братик любимый слушай. Слушай. Тебе сестра плохого  не посоветует. Вот едем, прямо  сейчас, к нам в Сычовку, сегодня  же  тебе хорошую девку  просватаем .
   Николай шёл за сестрой как в тумане, не видя дороги.  В голове мысли разбегались в разные стороны, путались и он, никак не мог их собрать в кучу.
- Что происходит? Куда он идёт?
     А Шурка не унималась, пытаясь закрепить свою победу над Ленкой,  - Ты братик любимый не тужи, ой девка  у тебя будет хороша ! Спокойная, работящая. Целый двор скота. А она одна единая у родителей. Будешь ты как барин…
Шурка закатила глаза под веки, но ей не дали отыскать что-нибудь там.
     - Я  никак не пойму,-  заорал вдруг не своим голосом, всегда степенный и спокойный Николай Иванович. -  Вы, что с ума, что ли сошли?
Таким Николая Ивановича никто никогда не видел. Красный ,взъерошенный он   так кричал, чем удивил и разбудил всех своих свадёбных.
   - Вы понимаете, что творите? За что девчонку  так обижаете? Вы не только Закатовых позорите, а и наш род  Новиковых. – У Николая Ивановича от возмущения скулы ходили ходуном, на виске раздулась вена, она  стала похожа на извилистого прилепившегося червяка. Обернувшись к жениху, он резко толкнув того в плечо строго сказал:
- Николай, ты давно уже мужик, войну прошёл. Что ты ведёшь себя как малолетний мальчик,  пора уже самому принимать решения.
    От этих слов жених как будто  очнулся от глубокого гипноза. С малых лет Шурка помогала матери растить младших братьев. Они почитали её как вторую мать, любили и слушались. Но, сегодня она превзошла самую себя.
    - Ты, что творишь? Что ты со мной делаешь? – глаза его впервые засеяли гневом и перед носом  Шурки вырос крепко сжатый увесистый кулак любимого братика.
     От неожиданности и без того маленькая ростом , Шурка стала ещё меньше. Любимого братика кулак как бы вбил её в землю.
    Николай Иванович снова удивил всех, проявив не свойственную ему резвость, подхватив жениха под руку, торопливо повёл его назад ко двору Закатовых.  Все,  повеселев, пошли за женихом.
     Шурка, опешив, стояла на месте, соображая: - что это сейчас было? Постояв не много, она пустилась  вдогонку.  И в ворота Закатовых она влетела первой, как ни в чём не бывало.   Все гости со стороны невесты, молча,  смотрели на вошедших. На такой свадьбе они ещё не гуляли. А сестрица жениха от ворот прямиком,  не здороваясь, не извиняясь, направилась к столу. Из бутыли наполнила себе стакан мутной жидкости и со словами:  -
   - Что стоите, как на похоронах? У нас свадьба! – опрокинула  содержимое стакана в рот залпом. – Гармонист! Заводи свою шарманку.
Боевая, боевая
Всех вокруг верчу, кручу.
Пусть я ростом небольшая,
Будет так, как я хочу.
 Шура остановилась, выдохнула, мелко засучила ножками, закружила, подымая клубы пыли.
  - Вот, гадюка! – прошептала подружке на ухо Лиля.
  - Ну, гости дорогие просим к столу,-  от ракиты выходя в круг, приветливо приглашала Панюшка .
Елена Павловна стояла под ракитой у стола не в силах пошевелиться. Ей хотелось, чтобы этот балаган  поскорее закончился.
  - Глаза б мои не глядели  на этих женихов и сватов, - с грустью думала она.
  - Давайте, давайте занимайте поскорее места на лавках, Пора  попробовать угощения, а то мухи  всё съедят.- Подбадривала Паня гостей.
Свадёбные зашевелились, загудели, как пчелиный рой, стали занимать места за столом. Каждому хотелось усесться поближе к блюдам, на которых горой возвышалось  румяное, издающее умопомрачительный запах мясо. Здесь были и запечённые  в печи тушки курятины, и  жирные большие куски баранины, источая аромат, манили к себе. Большие миски с холодцом, теснились с пышными пирогами.
Гости суетились, выбирая место, где присесть. Каждый думал, как бы не промахнуться, а выбрать местечко  получше, посытнее, чем у соседа.
   -  Всем хватит, везде одинаково, - как бы читая их мысли, кричала Панюшка, пытаясь перекричать жужжащий рой.
  Шурка уже кружила вокруг своих братьев, усаживая на главных местах, во главе стола.  Громко смеялась, не то от выпитого стакана самогона, не то ещё от чего. Но смех её был неестественным и неприятным. Она протиснулась между братьями, бесцеремонно оттолкнув дружка жениха Алёшку.
   - Вот, братик любимый и я тут рядышком твоя сестричка, - пропела Шурка, прикрывая глазки, прижимаясь к плечу брата.
Николаю было стыдно за сестру, а ещё больше за себя. Он молча сидел, опустив глаза, щеки горели красным пламенем.
 Шурка льнула к нему, щебетала бесконечно. А ему, со всей мочи, хотелось садануть её локтём в бок, чтобы она утихла и отлипла от него.
    - Вот дурак!  Какой дурак ! -  Корил он себя. – Что я наделал? Как я мог поступить так с ней?
Он пытался объяснить себе, что же произошло сегодня, как так вышло, что он чуть не бросил Капу. Он так ждал этого дня.
    Паня подбежала к безучастно стоящей в стороне подруге и шепнула ей на ухо, - Лен, выкупать невесту похоже никто не собирается. Все уже сидят на местах. Что делать?
Елена Павловна, молча,  развернулась и пошла в хату. По пути раздумывая, что сказать дочке.
   Капа сидела  в своей комнате на сундуке с приданым. На душе была такая пустота. Не хотелось, чтобы её сейчас трогали, не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой. Тем более, куда- то идти, кого - то видеть.
Взглянув на дочь, Елене хотелось разрыдаться.  Девушка  сидела неподвижно, худенькие плечи опущены вниз, руки безвольно повисли  мимо колен, а в глазах такая тоска!...
   - Сволочь!  Гадина! – яростно шагая из угла в угол ругалась мать. – Это какой надо быть гадиной! – Всё больше распылялась Елена.
Капа сидела безучастной, казалось, что она  и не слышит мать.
Елена Павловна резко остановилась  напротив дочери, глаза у неё сверкали молниями.
   - Я сейчас пойду и выгоню этих гадов в зашей. – Твёрдо решив, произнесла Елена.
   - Не надо мама. Я иду.
Капа встала, мельком с равнодушием взглянула в зеркало на своё отражение, горько усмехнулась и пошла к выходу. Зеркало удивлённо смотрела вслед этой раздавленной обидой  девушки. А ведь всё утро она отражалась в зеркале совсем другая – весёлая, счастливая красавица.
     -Что сегодня за свадьба такая странная? – не сводя глаз с высокой бутыли с мутной жидкостью, загудел Ванька Ухин,  - невеста есть, жениха нет. Теперь наоборот , жених есть, невесты нет. И когда мы начнём свадёбничать?
Шурка соскочила с места и пустилась к гармонисту, выбивая клубы пыли, запела скрипуче и протяжно:
Я гуляю,  где хочу,
Делаю, что нравится.
Пусть я маленького роста,
Всё равно красавица.
   Никто на неё даже не глядел. Все гости притихли, уставившись на хату. На пороге стояла невеста. В красивом белом платье, стройная нежная как берёзка.
Но очень грустная!   
 Николай замер, сердце у него так колотилось, что было слышен его стук на другом конце деревни.
     - Вот она, моя голубка,- радостно встрепенулась душа Николая. Он хотел рвануть к  своей невесте, но ноги стали как ватные. Лишь всей грудью он наклонился вперёд, и остался сидеть на месте.
Капа, постояв минутку на крыльце, вздохнув, шагнула вперёд.  Она тихо шла вдоль столов, проходя мимо застывших гостей. Шла к началу стола, где было место для молодых. Подошла и молча села.
Гордая, властная Елена  шла следом за дочерью, готовая снести с её пути каждого кто посмеет ещё хоть словом, хоть взглядом обидеть её девочку.
   - Чувствуется порода! – подумал Василий, провожая взглядом жену.
Шурка остановилась бить барыню, издали следила колючим взглядом,   как идут вдоль стола бывшая её товарка с дочерью.
   Елена Павловна не любила танцевать, а тем более, она никогда не пела народные частушки в людях, хотя у неё отлично получалось их сочинять. Иногда она вечером после ужина  демонстрировала домашним свой новый «шедевр».  Все сразу понимали, о ком шла речь в этой частушке.
   - Не в бровь, а в глаз, - смеялся Василий.
Елена,  проводив дочку до жениха, неожиданно пританцовывая пошла в сторону Шурки, остановилась  напротив, возвышаясь над ней на целую голову и громким красивым голосом запела:
Хватит сваха здесь пылить,
Не умеешь дроби бить.
Не хватает сил дробить?
Подкрепись ты  кашей.
Не дотянешь носом ты до невесты нашей.
Допев, Елена, гордо подняв голову, обошла вокруг притихшей свахи, взмахнула расписным  рушником над её головой, как муху  прибив  Шурку к земле. Не оглядываясь, направилась к столу, ухаживать за гостями.
     За столом раздался дружный хохот. Накалённая обстановка разом разрядилась.  Гости зашевелились, потянули руки за угощениями, стараясь подхватить кусок потолще соседского .
Николай поглядывал на невесту. Она сидела бледная,  не шелохнувшись.
- Как окаменела, - подумал он. Волнуясь, он виновато  взглянул в её глаза и понял, как сильно он её обидел. И нет ему никакого прощения. Её глаза обычно небесно голубого цвета наполнились такой тоской, они посерели и их,  как бы присыпало инеем или даже пеплом.  Если раньше Николай в них тонул, не в силах выплыть, то теперь в них невозможно было смотреть.  Капа молчала, а они кричали, от нестерпимой душевной боли.
     - Зачем же я ей так жизнь подпортил на самом начале нашего совместного пути? – с горечью думал Коля.
    - Давай выпьем брательник, - толкнул в бок культёй Алёшка, - надо немного расслабиться.
    Николай  встрепенулся и потянул руку за стаканом, который до краёв ему наполнил брат, выпил его до дна, даже не поморщившись.  Поседев немного, Николай с досады на себя, на сестру наполнил ещё стакан самогоном.
- Закуси, брат,- протягивая,  Николаю кусок мяса, сказал Алёшка.
Но,  Николай  не слышал брата, он залпом осушил второй стакан, пытаясь залить огонь, бушующий в его груди.
         Гости ели, пили, орали – Горько!  Пускались в пляс с частушками и страданиями. Снова ели, поднимая тосты за молодых, пили, плясали, до упаду.
   С каждой новой выпитой рюмкой Николай смелее вскакивал с места при криках « Горько!»  и долго целовал свою невесту, не замечая, как она покорная в его объятиях, но тело её натянуто как струна, ещё одно мгновение и струна лопнет.
     Шурка, уже порядком подпив, бегала вокруг стола с большим блюдом,  на котором стояла бутылочка горячительного и чарка. Поднося чарочку очередному гостю, она внимательно высматривала, что те подарят молодым. И плохо было тем, чей подарок был слабеньким, она трясла им над головой, позоря гостя.
  - Кто ей доверил собирать подарки?- спросила Паня у подруги.
  - А у кого она спрашивала?- ответила Елена.
  - Горбатого могила исправит, - добавил Василий.
Не успели они договорить, как Шурка стояла перед ними, улыбаясь, прикрывая глаза, она протянула чарку Василию.
     - Чем одаришь молодых, папаша?- растягивая слова, сказала она.
Василий отвечать ей ничего не стал. Повернулся к молодым, - вот это вам на свой дом, - потряс отец увесистым свёрткам. И положил деньги на блюдо.
    - Надо бы отдать деньги жениху,- сказал Василий, обращаясь к жене.
   - А ты глянь на этого жениха, - кивнула головой Елена в сторону молодых.
    Николай сидел, совершенно пьян. Он весь размяк,  рука его лежала на плече невесты, иногда так крепко сжимая его, что бедная девушка вздрагивала всем телом от боли. Но, разве могла эта физическая боль сравниться с кровоточащей раной душевной.
     Алексей, тоже порядком поддатый, что-то буровил  брату на ухо пьяным языком. Николай, свесив чёрный чуб , прикрыв им  один глаз, слушал братца, совершенно не разговаривая с Капой, но и не убирая руки от неё.
    - Как же мне всё это надоело! – с горечью думала девушка. Разве о такой свадьбе она мечтала. Ей хотелось, чтобы все исчезли с их двора. Пусть это был лишь очень плохой сон.
А гармонист все рвал свою тальянку и по деревне неслось:
Мой милёнок  в понедельник
Съел с конины холодец,
Три недели спал один,
Гоготал, как жеребец
   Это Настя  удивляла гостей, незнакомыми им частушками. Покачивая сильными бёдрами,  она выписывала причудливые узоры  чёрными  ботиночками.
Не ходите девки замуж,
Там не интересно.
Там золовка и свекровь
С ними будет тесно.
     Откуда то, из-за  речки, выплыла темная тучка, она торопливо плыла  по ясному лазурному небу. Было совершенно безветренно, листочки на раките, что склонялась над столом, поблёскивая в лучах  солнца своей ещё молодой зеленью, свисали неподвижно. Туча плыла по  небу так быстро, как будто опаздывала  куда - то.  Остановилась над Закатовским двором, стала толстеть, толстеть и расширяться в разные стороны, заполняя собой всё небо. За одну минуту она поглотила солнце,  и мгновенно светлый, ясный день превратился, почти в сумерки. Все вокруг притихло, умолкли птицы, исчезли мухи и бабочки, Природа замерла в ожидании. Огромная молния,  ярче солнца, с треском  и шипением расколола уже почти черное небо пополам до самой земли, уткнувшись в сухое дерево совсем не далеко, сразу за мостом, у реки. Дерево вспыхнуло как спичка.
Елена Павловна с грустью смотрела на полыхающее дерево.                -      А ведь под этим деревом мы отдыхали всей семьёй, когда бежали, спасаясь из  Донбасса в 1918 году; мама, отец, братишка Константин, и она, девочка  двенадцати лет. Под этим вековым дубом был их последний привал в долгой  и трудной дороге из любимого города, из тёплого и уютного дома, где прошло её счастливое детство, в забытое богом местечко под названием Кондрево. Где им пришлось испытать и голод, и холод, откуда в последний путь увели отца солдаты НКВД. Судьбе было так угодно, что Елена вышла замуж и поселилась в ста метрах от этого дуба. Этот великан был свидетелем  и счастливых дней её жизни, и к нему она бегала, сгорая от горя, потеряв маленькую дочурку Шурочку. Под этим великаном рвала на себе волосы, рыдая, когда фашисты погнали в Германию её сыночка Мишу.
    За столами гости  с тревогой глядели на небо, старики судорожно осеняли лоб крестным знаменьем . Ожидая чего- то страшного, шептали: - Господи помилуй! - Господи помилуй!
    - Что - то будет. Ох, что б-у-у-удет! - вскакивая с табуретки, завопил гармонист, собирая в кучу нарядные меха гармони. Гармонь, пиликнув низкими тонами, умолкла.
   -  Надо..-  он не успел договорить. Землю сотряс  такой раскат грома, что стёкла в хате зазвенели, на столах подпрыгнули тарелки. Людей страх придавил к лавкам, а гармониста к земле. Он лежал посередине двора, лицом вниз,  обеими руками обхватив голову. Гармошка сиротливо валялась недалеко в стороне.
    Опомнившись, Козачиха  высоко подбирая юбку, перелезая через лавку из-за стола, завопила истошным  криком;
    - Бабы, надо окна, двери закрывать, а то крыши в хатах сорвет.
Принятый алкоголь повышал градус страха.
    - Что там крыши, - поддержал Козачиху  Митюха, - видать будет буря крепкая. Надо всё плотно закрывать, а то не только крыши, но и хаты по брёвнышку  разметает.
     Митюхины слова доконали  гостей. Не сговариваясь,  гости выскакивали из-за стола,  не попрощавшись, не поблагодарив хозяев за гостеприимство. Высоко подбирая юбки, чтоб не мешали, бабы бежали к своим хатам. Многие бабы по пути бросали, совсем ослабевших мужиков, от изрядно выпитого самогона.
   По раскалённой земле ударили первые редкие и очень крупные капли. Резкий порыв ветра пронёсся по двору, наклонив ракиту до стола, ветки ракиты подмели веником всё, что было на столе, туда и обратно, туда и обратно смешав, совместив на столе несовместимое. Подруги Елены Павловны пытались спасти оставшиеся угощения, но ракита так успела всё перемешать и изгваздать, что выбрать было почти и нечего.
  - Лена, что будем делать с этим? - Спросила Паня подругу.
   - Всё свиньям, - спокойно ответила  хозяйка.
   - Как, свиньям столько добра, - всплеснула руками  бабушка Марфа,
    - Ох, горе, то какое, сколько утрат, - причитала  Марфа, утирая передником не то слёзы, не то дождевые капли.
   - Разве это горе, мама?  –  Прошептала Елена,  обращая  к свекрови глаза полные печали.  – Вот где горе,- кивнув на окошко светёлки дочери, добавила тихо она.
   - Да, да дочечка,  такой день нашей голубке испоганили, - Марфа не в силах была больше сдерживать горе и печаль, обрушившуюся на них .
 И без того маленького роста Марфа теперь сгорбившись под тяжестью навалившегося на её плечи горя,  стала ещё меньше. Уткнув лицо в передник, Марфа  разрыдалась, пошла в пуньку, небольшой сарайчик, где хранили торф на зиму для печи, её маленькие плечики вздрагивали как от ударов плетью.
Дождь забил барабанную дробь, ускоряя и ускоряя удары, затем отдельные крупные капли превратились в мощную лавину, низвергающуюся с небес.
Дождик, Дождик перестань
Я поеду в Арестань.
Богу молиться, тебе поклониться.
Кричали,  крутясь на большаке, подняв к небу руки и чумазые носы Юрка с Ванькой.  Потоки дождя смывали с мальчишек застарелую грязь.
 - Какой тяжёлый сегодня день! – думала Елена, вглядываясь в огненный столб, который не мог погасить даже ливень.
     Молодых привели в комнату и  оставили одних. Из угла на них глядела икона Казанской божьей матери. Перед иконой висела резная зажженная лампадка, освещая строгий взгляд божьей матери.  Весь угол был украшен красивыми рушниками, вышитыми на широкой кайме  красными петухами. Петухи, склонив свои головы, друг к дружке, клевали из одной миски.   Бабушка Марфа вышивая этот узор, говорила, - внученька, вот и ты как эти петушки пусть  пойдёшь со своим суженным  по жизни головка к головке. Тусклые блики от лампадки  падали так же на пышное, белоснежное, всё в кружевах ложе для новобрачных.   С любовью и нежностью вывязывала Марфа каждую петельку на кружевах, тихо напевая  старинную обрядовую песню:
Тяжело привыкнуть будет тебе,
Ко чужому роду, племени.
Будь головушкой поклонлива,
Будь сердечушком  покорлива.
Носи платьице, не снашивай.
Терпи горюшко, не сказывай.
    Здесь в этой комнате всё ждало,  сгорающих от  неизведанной доселе страсти, влюблённых. Здесь на этой мягкой, пушистой пастели должно в эту волшебную ночь свершиться величайшее таинство.  Здесь, сейчас должно произойти важнейшее событие в жизни девушки, наедине с любимым девушка превращается в женщину.
    А стояли перед постелью – совершенно пьяный жених  и  дрожащая как осиновый лист на ветру, молодая девушка. Всеми фибрами  своей души она не хотела, чтобы он пьяный сейчас прикасался к ней. Ей казалось, что она сейчас идёт не на брачное ложе, а на казнь. Сколько раз  по ночам перед свадьбой она пыталась представить эту ночь, сгорая от страсти, охватывающей её молодое сильное тело и от смущения. Но такого она даже в страшном сне не могла представить.   
Громко выдохнув тяжелым перегаром, Николай повалился  на кровать в одежде, грязной обувью оставляя следы на белом покрывале.
- Иди ко мне жена, - прозвучал в темноте какой - то чужой голос.
   - Давай завтра утром, - неуверенным голосом прошептала она.
  - Иди сюда. – Тыкая пальцем рядом с собой, - настойчивее проговорил он. –    Ты хочешь меня опозорить? У нас свадьба, добавил он и с силой дёрнул девушку на себя.
 Она упала, поверх раскинувшегося по постели мужа, и больно  ударилась лбом о его лоб.
   - Ну, совсем как на бабулиных рушниках, головка к головке, - промелькнуло в голове у неё.
Обхватив вокруг талии,  он, пыхтя,  сбросил её рядом, навалился всем телом, дыхнув в лицо тяжелой смесью самогона, гусятины, чеснока.
Дальше всё происходило как во сне, ей хотелось, чтобы она никогда не смогла бы вспомнить этот сон. Слава богу, всё  произошло очень быстро, грубо и очень неприятно.  Николай сполз с неё, откинулся на подушку и через минуту,  он уже, посапывая, спал глубоким сном.
   Раздавленная, всем происшедшим, за этот бесконечно длинный  день,  она подошла к окошку. Окошко было распахнуто, приятный прохладный ветерок, проникая через крупные узоры на кружевных занавесках, обдувал горящее огнём тело молодой женщины.
   В предрассветном небе висели звёзды, не желая гаснут, но  уже и не горя ярким светом, им  ещё хватало сил украшать траву, листья кустов и деревьев  росным серебром. За чертой горизонта ещё томилось, ожидая своего времени, солнце.  В деревне было тихо. Деревня сладко досыпала  последние предрассветные минуты. Спали петухи, в нужную минуту готовые расколоть рассветную тишину своим пронзительным - ку-ка-ре-ку! Спал без задних  ног Пират, после бурной ночной прогулки. Правда, иногда его задние лапы  начинали, ускоряясь,  грести по траве. Пират тихонько поскуливал, видно и во сне продолжал за кем - то погоню.
   Откинув занавеску Капа молча смотрела на угасающие  звезды , на сверкающий серебром волшебный сад и её глаза превратились снова в переполненные озера. Она, молча,  плакала  от обиды, от страха. Сегодня её любимый, добрый, нежный, внимательный Коля показал себя совсем с другой стороны.
      -Что её ждёт? Ведь завтра она должна навсегда покинуть родительский дом.  А эта ночь - Капа от ужаса передёрнула плечами. И всеми силами попыталась отогнать воспоминания о ней. Она наклонилась в окошко  и вздохнула полной грудью.  Внизу раздался какой- то шорох. Капа испуганно отпрянула от окна.
   - Кто здесь?- немного успокоившись, спросила она.
 С травы поднялся тёмный мужской силуэт, направился качающейся походкой к окну.
   - Кто ты? Зачем ты здесь? – Повторила свой вопрос Капа.
Перед ней встал пьяный не от вина, а от горя Иван.
   - Что ты сделала? Теперь ты счастлива? - Срывающимся голосом спросил он.
Постоял немного молча, неотрывно глядя ей в глаза, развернулся и, сгорбившись, пошел быстрым шагом к плетню Царевичей.
  Потеряв последние силы, она подошла к постели, прилегла на край, подобрав под себя ноги, как в детстве.  И уснула, но ненадолго.