Первые упоминания о реках и станов

1557—61 г. Стефан Дженкинсон, английский торговый агент. Карта России, где впервые изображен полуостров Канин.

“На самом Канине, посередине между мысом Тонким (Канин-нос) и Конушиным, обозначено устье какой — то реки в виде постепенно суживающего залива, — вероятно устье Кии или Шойны с эстуарием”.

 1613—1614 г. Гессель Герард, голландец. Карта посвящённая царю Михаилу Федоровичу Романову.

“На западном берегу изображены впадающими в северной (островной) части три реки — Торна, Кия и Волосовая”.

1736—37 г. Скуратов и Сухотин, члены западного отряда Великой Северной экспедиции, снаряженной в царствование Анны Иоанновны.

“Скуратов и Сухотин 30 июня 1736 г. зашли на Канин, в реку Шойну, осмотреть течь в одном из судов”.

1797 г. Александр Фомин. Литературное описание полуострова Канин.
“В „письме III“ при систематическом „описании“ берегов Белого моря перечисляются в топографическом порядке (стр. 33 и 34) „от Мезени по Канинскому берегу до Канина носа“: селение Семжа, урочище Луханов мыс, река Мара, река Несь, урочище Михаилов нос, Яжма, р. Чижа, Каменная Кошюшинская корга, Конюшин нос, р. Кия, р. Шона «Шона, очевидно, Шойна»”.

 1824 г. Ф. П. Литке, председатель Русского Географического Общества.
“Во время плавания 1824 г. Литке опять проверил свои наблюдения и вновь определил долготу и широту Канина носа и устья Кии и при этом описал значительный участок Канинского берега”.

„Река Торна служит пределом двух совершенно разновидных берегов. К северу от нее до самого Канина носа продолжаются горы, от 300 до 400 футов вышиною, довольно пологие, покрытые тундрою, и кроме снега в ущелинах, не представляющие ни одного отличительного пункта. У реки Торны горы сии вдруг исчезают, и как оба берега реки, так и простирающийся к югу морской берег, низменны, песчаны, совершенно голы и отрубисты к воде. Берег между устьями рек Торны, Месны и залива Камбалицы отличается несколькими неправильными островершинными буграми, цвета темнейшего в сравнении с цветом берега. Они открываются в горизонте в виде сенных скирдов, стоящих один от другого отдельно. Кроме бугров сих, имеет берег весьма единообразный вид, но устья рек, по низменности берегов, весьма отличительны, представляясь сначала сквозными проливами. Берега их начинают створяться не прежде, как подойдя к ним на расстоянии 4-х или 5-ти миль“.
1827 г. И. Ф. Рейнеке. Беломорская экспедиция.

“помимо массы мелких подробностей, касающихся Канина и разбросанных в различных местах книги, специальные значения имеют стр. 131 — 132 (где описан берег от Канина носа до Кии), ст. 134—135 и 146 (берег возле Кии и дальше до Конушина)”.
1837 г. Александр Шренк, путешественник, позднее академик.

„Расположение Канинского Камня; гранит у северного и южного подножия хребта и в грубозернистом виде на острове Кукшине (687 стр.); источник, содержащий поваренную соль у речки Шойны”.

1841 г. Ф. И. Рупрехт, консерватор ботанического музея Академии Наук,  впоследствии академик и А. С. Савельев, впоследствии профессор физики.
“Только два раза удалось путешественникам высадиться и поэкскурсировать на северном побережье: и 15 милях к востоку от Канина носа и в 10—15 милях к западу от Камбальницы, вокруг „Комлевых гор” (сопок). Наконец, после четвертой отчаянной попытки, — вышли далеко в открытое море, — в жестокую бурю удалось обогнуть Канин нос и 29 августа путешественники укрылись в ничтожной бухточке в устье р. Месны, причем едва не потерпели крушение. Отсюда была сделана последняя, пятидневная экскурсия на Канинский Камень, причем были посещены истоки рек Торны, Сальницы, Бугряницы, Лазарихи, Кринки и Москвиной”.
1848 г. К. И. Гревингк, консерватор Минералогического музея Академии Наук, впоследствии профессор.

„От Семжи (66°10; широты) я проследовал водою вдоль западного побережья полуострова Канина, более подробно исследовал гряду Шемоховских холмов, и у Лудоватого носа. Здесь, по всем данным, подразумевается западный Лудоватый нос, — единственное место западного побережья полуострова вне пределов Канина Камня, где на поверхность выходят твердые породы, — лежащий па берегу Белого моря, южнее устьев р. Шойны”.

“От Бугряницы полуостров был пройден сухим путем на север до Канде носа (68°40/ шир.) и на восток до Камбальницы, и изучено Канинское плато, которое обычно считали за горный хребет”.

“Затем опять пошли на карбасе на север, мимо устья Кии (указываются Кийские сопки) и 29 июня были у устья Большой Бугряницы. Здесь у берега Гревингк застал самоедский чум, и на оленях отправился внутрь страны, к другому чуму, где и нанял оленей для дальнейшего передвижения, сначала на северо-запад, к Канину-носу. Но предварительно, недалеко от Бугряницы, Гревингк поднялся на Канинский Камень (по его утверждению как раз там, где Рупрехт будто бы измерил высоту в 240 м.); здесь он убедился, что вершина Камня имеет вид плато (до тех пор он думал, что это островершинный хребет). Отсюда Гревингк видел на юге „возвышенный берег между Сальницей и Месной, протягивающийся наподобие хребта; причем он довольно смело для расстояния в 15—20 килом, утверждает, что: „состоит он весь лишь из песка“ (ст. 13)”.

1869 г. Герман и Карл Аубели, братья из Германии с геогностическо-промышленной целью.

“На Канин Аубели пришли на шкуне из Койды 11—12 авг. (н. ст.) к устью р. Черны, но вследствие бурной погоды высадиться удалось только у устья Чёши. Здесь они встретили самоедов и, договорившись с ними, до 29 авг. провели в их обществе, разъезжая на оленях по тундре; маршрута поездок не дано, но из книги ясно, что они побывали у устьев, Чеши, проехавши вдоль водного пути на оленях, и в Шемоховских сопках, и даже на устье Кии”.

1877 г. И.Ю.Зограф, зоолог, впоследствии профессор зоологии Московского университета.

“26 июля вечером вышли на карбасе из Неси, но вскоре поднявшейся от сильного западного ветра бурей сломало руль и посадило карбас на мель, откуда он снялся только на следующее утро, когда подул попутный ветер. 28-го в ночь были уже в устье Шойны, где встретили русских промышленников, ловивших камбал: по их словам, к северу от устья р. Месны в этом году „ходит лед”, так что для акульщиков путь к Тарханову закрыт. Узнав от „сидевших” на Шойне килом, в 10 выше устья „на едоме” самоедов, о том, что близко „ямдает" (кочует) со своими оленями самоед Сумбич, Зограф оставил на Шойне карбас и всех спутников, кроме самоедского писаря, и, взявши с собой „только научные принадлежности, самое необходимое белье, а также „бочонки с водкой и спиртом" и „очень немного провизии" отправился к Сумбичу, чтобы производить свои наблюдения и измерения на типичных, кочевых самоедах. Так как Сумбич был последним, отсталым изо всех кочевых самоедов, ушедших уже на север, на Камень, то Зограф по его предложению, решил кочевать с ним в течение нескольких дней, чтобы таким образом добраться и до других кочевий. На следующий же день (29 июня) Сумбич тронулся в путь, захвативши с собой Зографа и „писаря", и в ту же ночь они были уже на возвышенности у подножия Канина Камня, который Зограф подобно Максимову называет неверным, неизвестно откуда заимствованным именем Тяунских гор, тут же оговариваясь, что местные жители, как самоеды, так и русские зовут его просто „Камнем”. 1 -го июля поднялись на вершинную плоскость Камня недалеко от истоков Бугряницы и пошли дальше на северо-запад, по направлению к Канину носу; в ночь с 1-го на 2 июля Зограф впервые увидел одновременно Белое море и Ледовитый океан; „на Белом море виднелся блестящий белый остров"—лед, который затем угнало южным ветром в океан. Злоключения Зографа начались еще раньше, на Шойне: по чьей то, неизвестно, оплошности, самоедские собаки вскочили в карбас и „почти мгновенно” съели 30 фунтов солонины и 6 фунтов масла и перебили все яйца — т.е. уничтожили „все запасы провианта”, захваченные путешественником.  Из Шойны на карбасе Зограф 15 июля возвратился в Мезень”.

1890 г. А. И. Якобий, профессор гигиены сначала Казанского, а затем Харьковского университета.

“11 июля 1890 года Якобий вышел из Мезени на карбасе, имея „кортиком” (капитаном) уже знакомого нам Фому Дмитриевича Увакина из с. Долгая Щель, и в тот же день к вечеру с легкой „поветерью” и отливным течением дошел до устья р. Неси. Отсюда Якобий с приливом ездил на лодке в с. Несь, чтобы получить от местного священника, о. Иоанна, статистические сведения по самоедам (из церковной книги). Вернувшись с отливом, пошли в устье Чижи, где и укрылись от жестокого юго-западного ветра; здесь в то время было рыбацкое становище, одна из избушек которого и послужила пристанищем для путешественников. Затем опять на карбасе пошли на север и пристали в устье р. Камбальницы на западном побережье полуострова. (Другая, постоянно упоминающаяся у путешественников, Камбальница лежит на северном берегу Канина, в его восточной части, третья (о которой будет речь дальше), на юге полуострова). Отсюда Якобий совершил поездки, во-первых, к морю, к устью реки Мязгина, а затем поперек мыса Канина носа через Камень на р. Пидерчелга и дальше к Ледовитому морю, где стоял чумом единственный кочевавший на Канине и ведущий (по крайней мере, летом) самоедский образ жизни, русский человек, Филипп Малыгин из Койды, пасший здесь летом сборное оленье стадо от различных русских хозяев из сел Койды и Долгой Щели на Зимнем берегу; (на зиму он уходил со своим стадом восвояси). Обратно отправились на оленях опять через хребет, через вершины рек Серпа-безе и Ханге-безе, мимо Гольцова озера до р. Месны, а оттуда опять пешком старым путем к устью р. Камбальницы (западной). Здесь путешественников поджидал вернувшийся с Бугряницы карбас, который и доставил их, с кратковременной остановкой у устья Чижи, в устье р. Яжмы,— дальше идти морем было нельзя, так как с моря дул отчаянный западный ветер”.
1898 — 99 г. Р. Р. Поле, ботаник Главного (тогда Императорского) Ботанического сада в Петербурге.

“Мыс Конушин мы покинули утром 30 июля (11 августа) и после 12 часового хода пришли в устье р. Шойны. Берег сначала был обрывист и того же самого сложения, как и под Сёмжей; у устья Кии поднимались мощные дюны из белого песка, такие же и у Шойны. С последней реки увидел я уже высоты Канинского массива; ярко сверкали мне навстречу покоющиеся на склонах его снеговые массы. Обследовавши дюнные образования, мы продолжали путешествие к северу вдоль берега. Возле реки Бугряницы скалистые массы вплотную подходят к самому морю и вместе с тем характер ландшафта совершенно меняется. На луговинах и на горных склонах паслись олени”.

“12 (24) августа я вышел из Тарханова, чтобы в тот же день достигнуть лежащего к югу устья Кии; лето прошло, и осенние бури, казалось, делали неблагоразумным дальнейшее пребывание на севере. 14 (26) августа мы опять прибыли в Несь”.
1903 г. Вильгельм Рамзай, профессор Гельсингфорсского университета.

“по сведениям Рамзая, одни русские названия представляют собой непосредственный перевод самоедских (напр. реки Рыбная, Жемчужная, Камбальннца, Болванская); другие даны по имени тех рыбаков или мореходцев, которые впервые выстроили здесь промысловую избу или потерпели здесь крушение (напр. Конушин, Тарханов, Микулкин), и третьи представляют своеобразные названия, напр. р. Москвина (самоед Madaha) или Коврига (Сев. Камбальннца). Между прочим, здесь Рамзай сообщает, что самоеды названия Канин (равно как и Канин нос) не употребляют, а зовут свою тундру „Салё“, а Канин нос Сале-Маль—„ Узкий, Тонкий мыс“, (дословный перевод „Тонкой-нос”—наиболее употребительное у местных русских название северной оконечности полуострова)”.

“30-го июля вечером вышли из бухты, обогнули Конушин и с попутным ветром быстро пошли на север; однако 1-го утром ветер упал, и пришлось приворотить в устье Кии”.

„Берег, вдоль которого мы шли, обрывист и имеет в высоту 25 — 40 м. Холмистая местность подступает к нему вплотную и прекращается всего лишь в нескольких килом, к югу от Кии, в виде ряда высоких куполообразных холмов, из которых наиболее высокий и известный— Кийская сопка. У Кии мы вступили в плоскую и низменную местность, отделенную от моря высокими дюнами. У устья лежит несколько рыбачьих хижин”.

“Вечером 1-го июля при слабом ветре опять вышли в море, но не дошли даже до устья Шойны, так как поднявшийся крепкий северный ветер заставил искать убежища в устье небольшой речки Луковки”.

„Побережье к северу от Кии состоит из желтых дюн. За ними простираются обширные марши („Marschboden»—наносные участки), которые еще могут затопляться высокими приливами. Эта наносная земля, переполненная старицами, лужами и речными рукавами, — любимое местопребывание диких гусей, уток, болотных птиц и т. д. В сторону суши она граничит с очень низкой, плоской торфяной тундрой”.
“2-го июля вечером отправились дальше. „До устья Торны и на несколько километров севернее берег оказался состоящим из высоких дюн, за которыми лежит очень низменная земля. На мысе Лудоватый нос между Луковкой и Шойной при низком уровне воды были видны скалы, выступающие из-под песчаных дюн“. „Где гряда дюн кончается, опять начинается крутой берег из моренного материала, постепенно повышающийся к северу. Между Торной и Сальницей низменная тундра покрыта торфом”.

“В тот же день дошли до Тарханова, — небольшой бухты, образованной расположенным перед берегом рифом. Отсюда, помимо экскурсий по окрестностям Рамзай сделал пересечение Канина носа на устье р. Табуева, впадающего в Ледовитое море”.
1913 г.  С. Г. Григорьев, приват-доцент Московского Университета. Экспедиция Русского Географического Общества.

“Из Мезени, куда мы прибыли 26 июня (н. ст.), мы на большом карбасе вышли в Сёмжу; отсюда, с первой „поветерью» на карбасе прошли в устье Чижи, где и остановились на некоторое время. Разыскавши при помощи Вараксина кочевавших неподалеку самоедов и договорившись с ними, на небольшом карбасе мы поднялись вверх по Чиже и ее правому притоку Пюрпепею до заранее условленного места. Сюда явились самоеды с оленями и санями, и доставили нас в самоедское становище, расположенное в крайней восточной группе Шемоховских сопок (так наз. Куренёвы сопки). Отсюда, на оленях мы тронулись на север и прошли серединой полуострова, вдоль водораздела, через верховья рек Кии и Шойны с ее притоками, постепенно уклоняясь к северо-востоку в северную — „головную» — часть полуострова. Здесь мы открыли не описанную до сих пор группу Болванских сопок (намеки на существование их мы находим только у Гревингка), и через истоки р. Месны вышли к Канину Камню и поднялись на его вершинную плоскость недалеко от р. Рыбной, верховья которой на северном крае хребта были посещены спутником Рамзая Тегенгреном. Пересекши Рыбную, мы прошли по гребню вершинной плоскости Камня через верховья стекающих с него речек и расположенные на плоскости Камня группы сопок Корытовых и Корабельных к северной оконечности Канина носа, к нашей стоянке 1905 года”.
1913 г. А.Якоби, профессор из Дрездена.

“Здесь путешественник, благодаря любезности русских официальных лиц, получил себе в спутники одного молодого политического ссыльного, Августа Спрогиса из Риги, который, помимо русского и немецкого, владел несколько и самоедским языком. Дальнейшее путешествие до самого северного селения Несь, вследствие временной оттепели должно было опять производиться на колесах и в значительной степени и пешком, так, как только в тундре можно было пользоваться для езды оленями. Путь шел дальше вблизи западного берега через реки Яжму, Чижу и Шомокшу до устья Кии, причем для остановок служили частью палатки самоедов, частью имеющиеся на тех эстуариях рыбачьи становища”.

“Пойманная рыба частью отвозится на юг на лошадях и оленях, частью вывозится на нескольких пароходах, которые, окончивши навигацию, отправляются еще раз из Архангельска к берегам Канина и затем вынуждены делать обратный путь, отчасти уже через льды. Рыба не только ценится в поселениях, лежащих по берегам Белого моря, но и в большом количестве пересылается в столицы, как деликатес. Подобным судном, после продолжавшегося несколько недель пребывания на Кие и воспользовался д-р Якоби для возвращения в Архангельск, куда он и прибыл 23 ноября, а его спутник вернулся в Мезень сухим путем”.