Синие искорки

В свои сорок восемь лет Галина Николаевна кое-чего добилась в жизни. У неё была современная трёхкомнатная квартира в новом доме почти в центре города, должность начальника в одном из департаментов городской думы, неплохое жалованье…

Благодаря внимательному к себе отношению и хорошей зарплате, ей удавалось выглядеть гораздо моложе своих лет, а когда она надевала импортные модельные туфли на каблучке, так вообще смотрелась очень даже ничего.

С мужем Галина Николаевна развелась несколько лет назад по причине его неодолимой любви к спиртному и теперь, кроме работы и своей квартиры, ни о чём не хотела ни знать, ни слышать.
 
Тридцать лет назад она приехала в город поступать учиться в институт, и  после его окончания молодая выпускница сделала всё, чтобы временную городскую прописку сменить на постоянную. 

Её мать, Марфа Ивановна, осталась жить в деревне, потому что никак не хотела перебираться в город из-за десятка курочек и небольшого огородика рядом с домом, где ежегодно с завидным упорством выращивала «картохи» да всякую петрушку-зеленушку для дочки'.

Галина была хорошей дочерью, и, хотя не любила прелестей деревенской жизни, к матери ездила регулярно, благо не так далеко было, и всегда помогала в нелёгких деревенских заботах.

Так и в этот раз, накупив в магазине  городских деликатесов, она поехала к матери.


***

Немного отдохнув с дороги и переодевшись в старое ситцевое платье, она отправилась в огород, чтобы подёргать на грядках сорняки. Работа эта не ахти какая интересная, но Галине Николаевне она нравилась, потому что можно было побыть одной и спокойно, без посторонних помех поразмышлять о себе, о жизни, о работе…

– Привет соседям! – вдруг раздался из-за забора весёлый мужской голос.

Галина Николаевна, колдовавшая над грядкой лука, нехотя распрямилась. В голове пронеслось: «Ну вот, очередной бездельник объявился. Делать мужику нечего, сейчас начнёт с разговорами приставать».

– Здрасьте, – раздражённо буркнула она и повернулась в сторону говорившего.
Возле покосившегося заборчика, разделявшего участки, стоял сосед. Острый директорский взгляд Галины Николаевны мгновенно определил возраст говорящего («Мой ровесник», – подумала она), отметил старые рабочие брюки камуфляжной расцветки, проступающую под растянутой от старости футболкой мускулатуру и отсутствие «трудовой мозоли» на соответствующем месте. «Вроде, не противный» – было первое впечатление. Густые тёмные с небольшой проседью волосы, требующие, правда, руки хорошего парикмахера, добавляли соседу энное количество баллов.

– Я вас в первый раз вижу, – улыбнулся сосед. При  этом в глазах у него загорелись синие искорки. – Вы дочка Марфы Ивановны будете?

Стайка синих искорок вспорхнула в воздух, покружила над головой Галины Николаевны и стала медленно осыпаться на её косынку, открытую шею, руки…

Галина Николаевна не любила незапланированных знакомств, да ещё на улице, – статус не позволял. Но что-то было в улыбке и глазах соседа такое, что она вдруг неожиданно для самой себя стала рассказывать, зачем она сюда ездит, как часто она сюда ездит…

– Ой, соседка! Звать-то вас как? Я – Василий, – засмеялся сосед.

– Я – Галина Николаевна, – по привычке произнесла она, но тут же перебила себя. – Можно просто Галина, или Галя – как вам больше понравится.

– Хорошо, Галочка! Освободишься – вечером выходи на улицу. За калиткой скамеечка – посидим поболтаем, – Василий, не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал к своему дому.

Ошарашенная, она стояла, пытаясь глубоко вдохнуть воздух. Как?! Её пригласили на свидание?! Что за глупости! И она с ещё б;льшим усердием принялась выдёргивать сорняки, а в голове вдруг всплыла строчка из давно забытой детской песенки: «Василёк, василёк, мой любимый цветок…»


***

К вечеру, приготовив нехитрый деревенский ужин, украшенный привезёнными из города деликатесами, Марфа Ивановна позвала дочку к столу. Смывшая с себя усталость в летнем душе прогретой за день солнцем водой, Галина с удовольствием поглощала матушкину стряпню и параллельно неторопливо расспрашивала о том, что произошло в деревне со времени её последнего приезда.

Марфа Ивановна, обрадованная искренним интересом дочери, отвечала торопливо и многословно.

– Дак вот вишь ты, к Шалатонихе (Шалатониха – это её соседка по двору) приехал, не пойму, кто. То ли зять, то ли племянник. Люди по-разному говорят. У неё не спрашивала. Да она правды-то толком не скажет. Ты же знаешь, что я её не люблю за лживый язык да скрытный характер. Если он ей родня, то по породе точно пошёл. У них все в роду с выкрутасами, – говорила Марфа Ивановна, подкладывая дочке лучшие кусочки. – Хотя справедливости ради нужно сказать: он Шалатонихе за домом бурьян покосил, во дворе порядок навёл, на крышу лазил – там чевой-то молотком стучал.

– Небось, от молодух отбою нет – мужик-то видный, – неестественно хохотнула Галина.

– Что ты! Сидит, как сыч, один во дворе, никуда не ходит. Да и к нему никто, вроде, не захаживает. Весь день рожу солнцу подставляет. А про ночь не знаю. Ты, Галя, смотри, поосторожней с ним-то.

Галине вдруг вспомнилась улыбка соседа, его синие глаза, и лёгкое, давно забытое волнение охватило её. После ужина она прилегла на диванчик в зале и целый час пыталась задремать, но ничего не получилось, потому что мысли вновь и вновь возвращались к предстоящей вечерней встрече с Василием. Так и не освободившись от физической усталости и эмоционального напряжения, она для себя всё же решила, что нужно избавляться от внезапного наваждения.

«Хорошо, встретимся, – наконец решила Галина. – Присмотрюсь повнимательнее, что за фрукт». Но тут же подумала: «А глаза-то, глаза… васильковые…»

С этой мыслью она, подойдя к зеркалу, начала подкрашиваться, наряжаться, не переставая повторять про себя: «Галя! Опомнись! Что ты делаешь! Тебе полтинник скоро! Мало тебе твоего алкаша бывшего?» Однако послушные руки делали своё дело: умело наносили на лицо косметику, поправляли примятую после лежания на диване причёску, быстро отыскивали в старом шкафу привезённую ею в разное время городскую одежду, наиболее подходящую к фигуре.

Мать в это время не единожды как бы невзначай проходила мимо, искоса поглядывая на метания дочери, но молчала и лишь неодобрительно поджимала губы. И только когда принаряженная Галина Николаевна стала выходить из хаты, произнесла:

– Ты, Галя, девка взрослая. Головой думай.


***

Василий уже сидел на лавочке, небрежно отмахиваясь от комаров свежесорванной берёзовой веткой. Галина Николаевна незаметно окинула его быстрым внимательным взглядом. На нём были те же защитного цвета брюки да довольно неновая, правда чистая, коричневая футболка. При виде приближающейся дамы он не встал, а только приветливо махнул рукой.

– Привет, соседка, – Василий с середины скамьи стал отодвигаться к её краю. – Садись рядом. Дальше знакомиться будем.

Так, слово за слово, Василий потихоньку рассказал свою историю. А Галина Николаевна услышала то, о чем ей втайне очень хотелось услышать.

Василий действительно оказался родственником Шалатонихи – какая-то седьмая вода на киселе. Приехал он к ней после того, как поругался с начальником и в сердцах уволился с предприятия. Как в народе говорят – приехал раны зализывать.

– Вот погостюю у бабы Нины месяцок–другой и начну по новой устраиваться. Благо, институтский диплом имею, – уверенно говорил Василий.

Рассказал Василий и о том, что на сегодняшний момент – он человек свободный, хотя был женат, но, как это говорится, характерами не сошлись.

Да. Были у него и женщины – прихехешки, как небрежно называл их Василий, но оставил он их в прежней своей рабочей жизни. Когда он рассказывал о своих подружках, будто бы слышалось Галине Николаевне в его голосе какое-то едва уловимое пренебрежение, можно даже сказать – презрение, однако с трудом скрываемое волнение и нервное возбуждение напрочь заглушили её бдительность и трезвый ум.

Наговорившись досыта, расстались они далеко за полночь. Провожать её до калитки Василий не пошёл – остался сидеть на скамейке.

– А чего провожать-то? – вдруг стала мысленно оправдывать его Галина Николаевна. – Два двора забором разгорожены, лавка на границе вкопана. Пятнадцать метров до калитки – это тебе не полтора километра ночью по просёлочной дороге.

Правда, ещё один момент смущал Галину Николаевну. Она не понимала, то ли радоваться этому, то ли огорчаться. Столько времени разговоры разговаривали, а Василий ни разу не попытался не то чтобы обнять её (вечером холодно всё же, а она была в платье с короткими рукавами), а даже на сантиметр подвинуться в её сторону. Так и просидели на разных концах скамейки.

Дома, забравшись под одеяло, она долго ворочалась с боку на бок: настойчиво всплывающие в памяти отрывки вечернего разговора не давали уснуть.

Проснулась Галина Николаевна поздно и, позавтракав, стала собираться обратно в город. Выйдя на крыльцо, она увидела в соседнем дворе Василия, сидевшего на старом чурбаке и подставившего лицо солнцу.

Синие искорки вновь с неслышным звоном вдруг закружились в воздухе.

– Доброе утро, Галя! – Василий в знак приветствия взмахнул рукой. – Домой собралась? Сумка тяжёлая, небось?  Давай помогу донести.

Он легко встал со своего импровизированного стула, вышел за калитку и ловко подхватил вынесенную Галиной Николаевной сумку, набитую теперь уже материнскими гостинцами. Они направились к центру села, где возле продуктового магазина находилась автобусная остановка.

По дороге продолжили вчерашние разговоры. Настроение Галины Николаевны было приподнятое, головокружительное, что ли. И она вдруг, сама от себя того не ожидая, пригласила Василия к себе в гости в город.


***

Началась рабочая неделя. С понедельника все мысли Галины Николаевны захватили департаментские проблемы и рабочая суета. Уже где-то к четвергу она почти забыла, кто такой Василий, о чём они разговаривали, куда она его приглашала…
А в субботу вечером в её квартире раздался звонок. Галина Николаевна открыла дверь и чуть не ахнула. На пороге стоял Василий, выбритый, подстриженный, одетый в модный джинсовый костюм, отчего выглядел гораздо привлекательнее, чем неделю назад на деревенском дворе. В одной руке он держал белую розу, а в другой – пакет с шампанским и шоколадными конфетами.

Он шагнул через порог, а вместе с ним впорхнули и синие искорки, которые бесшумно разлетелись по всем комнатам…


***

Через два месяца они расписались, и Василий окончательно перебрался в город.
Счастливая Галина Николаевна, пользуясь своими немаленькими возможностями и связями, устроила его директором в какую-то организацию. Под этим предлогом она накупила ему дорогих фирменных костюмов и теперь гордо ходила по улице с хорошо одетым, да ещё и красивым мужиком.

Василий снисходительно принимал обожание своей супруги и никогда не отказывался от её подарков. Ведь у них была официальная семья, а поэтому всё было общее.
Так незаметно пролетел год. Василий работал, время от времени выезжая в неожиданные незапланированные командировки, из которых неизменно возвращался с белой розой и пакетом с конфетами и шампанским. Жизнь шла своим чередом. Галина Николаевна не верила сама себе, что так может быть, а поэтому изо всех сил старалась, чтобы её Васеньке дома было уютно и хорошо…


***

Была у нашей героини маленькая слабость. Очень уж она любила красиво одеваться. А так как она имела, скажем, не совсем стандартную фигуру, но соответствующие средства, то была у неё на этот случай своя портниха, которая всю жизнь проработала в элитном цехе городского Дома моды, и знала, что к чему нужно пришивать, чтобы клиентка выглядела если не королевой, то хотя бы принцессой.

Однажды утром, когда Василий собирался на работу и был, что называется, уже в дверях, Галина Николаевна окликнула его и предупредила, что вечером немного задержится, потому что пойдёт к своей портнихе.

– Куда тебе столько тряпок? Какой толк от них? Сейф в юбке! – хохотнул Василий и захлопнул за собой дверь.

В глазах у неё потемнело. Синие искорки, бесшумно летавшие по комнате, лопались, словно перегоревшие лампочки, и с печальным шелестом осыпа'лись на пол серыми уродливыми хлопьями.

Отдышавшись, она вдруг вспомнила всё: и странные внезапные командировки мужа, и его ускользающий взгляд, когда он дарил эти пресловутые белые розы, и появляющееся иногда непонятное выражение глаз, разгадывать которое у неё не хватало времени, да и желания, и другие малозаметные мелочи, многое говорящие здравомыслящему человеку…

Галина Николаевна очнулась. Она вновь стала строгим директором, умеющим быстро принимать пусть и болезненные, но необходимые решения.

Через час вещи мужа, упакованные в две большие сумки, стояли в коридоре.


***

…Прошло ещё несколько месяцев. Кроме работы, дома да регулярных поездок в деревню, Галина Николаевна ничего не хотела знать. Марфа Ивановна во время приездов дочери старалась о случившемся разговоров не заводить, а только тяжко вздыхала:

– Эх, Галя, Галя…

Наступила весна. Снег почти весь растаял. Вечерело. Клонившееся к горизонту солнце касалось своими длинными лучами веток деревьев, росших по краям тротуара, вливая в них живительное тепло. Галина Николаевна шла с работы, погружённая в свои мысли.

– Через месяц полтинник стукнет, надо для коллег банкет устраивать. А ни сил, ни желания нет, – думала она, глядя внимательно себе под ноги. – И не отвертишься никак.

– Приветствую вас, Галина Николаевна! – вдруг раздался рядом знакомый голос.
Она оторвала взгляд от асфальта. Перед ней стоял улыбающийся сосед из третьего подъезда. Евгений Сергеевич преподавал в университете и был довольно известным учёным. Год назад у него умерла жена, а дети давно разъехались – кто в Москву, кто в Канаду… Сейчас он жил один в своей большой квартире. Галина Николаевна знала его давно: не раз их дорожки пересекались и в департаменте, и на различных городских мероприятиях.

– Какая чудесная погода! Наконец-то настоящая весна наступила, – взгляд Евгения Сергеевича задержался на её лице на полсекунды дольше, чем этого требует обычный обмен любезностями. – А не пройтись ли нам немного по улице, подышать весенним солнцем, так сказать?

Несколько синих искорок вдруг вспыхнуло в тёплом воздухе…

07-17.12.2016