Часть VI. Глава 3. Напишите сами
Анна Генриховна побаивалась мою бабушку. По крайней мере, мне так казалось. С ней она разговаривала почтительно-строго, но, в общем, обходилась без эпитетов и оскорблений.
Анна Генриховна сидела в кабинете и проверяла тетради. «Интересно, - подумала я, - она когда-нибудь отдыхает? Или она проверяет тетради каждую свободную от уроков минуту? А когда обедает или ужинает, она тоже проверяет тетради? А в кино она ходит? А если ходит, то как она в темноте может проверять тетради? Света от экрана явно не хватит. А в гости она ходит? А к ней ходят гости? А подруги у неё есть?»... Эти и многие другие вопросы роились в моей голове, когда мы с бабушкой вошли в кабинет. Анна Генриховна встала из-за стола, по ходу надевая сброшенные туфли.
«Ага, и она устаёт!» - радостно отметила я. Мы знали, что семьи у Анны Генриховны не было. Папа служил у немцев и был убит партизанами. Мама покончила с собой, чтобы и её не убили партизаны. Анну Генриховну воспитывала тётка, мамина сестра, но она уже давно умерла. Замуж она не вышла, хотя была ничего себе, не страшная. «Характер плохой – оттого и не вышла», - резюмировала я и мысленно порадовалась за всех мужчин, кому не досталась Анна Генриховна.
Анна Генриховна почтительно поздоровалась с бабушкой, но на меня даже не взглянула. Я стояла рядом и теребила в руках тетрадь, в которым и было написано сочинение.
- Здравствуйте, Анна Генриховна. Я бы хотела узнать, в чём провинилась Мария на сей раз?
- Сейчас расскажу и надеюсь на ваше понимание, Варвара Степановна. Дело в том, что я дала детям написать сочинение. Одна тема была свободная и Мария выбрала именно эту тему. Конечно, на свободную тему всегда легче писать сочинения.
- Не скажите, голубушка, Анна Генриховна. Легче, я думаю, списывать с критики на тему произведения. А выражать свои мысли на жизненные темы, да ещё грамотно – это не так просто, как мне кажется.
- Вот именно, грамотно! Сочинения – это размышления. Но не в стихах же размышлять?
- А почему нет, Анна Генриховна?
Учительница сжала брови и пошла в атаку.
- По стандартам сочинения пишутся в прозе. Стихи можно использовать, как цитаты, понимаете? Но у неё в сочинении ни одной цитаты и не было! И правда, не себя же, любимую, цитировать! И потом, позвольте, но я не верю, что Мария сама написала эти стихи. А вот где она их списала – понятия не имею. К тому же стихи эти так себе. Ерундовые и примитивные.
- Позвольте с вами не согласиться, Анна Генриховна. Пушкин писал стихи, и Лермонтов, и Некрасов, и Есенин, и многие другие. Но эти стихотворения и есть их собстенность, их сочинения. Разве нет?
- То есть, вы, Варвара Степановна, сравниваете свою внучку с великими поэтами? Да, им можно было писать в стихах, потому что они сами писали свои стихи и потому что их стихи были прекрасными! А то, что написала или списала ваша внучка, стихами назвать нельзя. Рифмоплётство, да и только.
- Да как же вы можете такое говорить, что Маша списала стихи? У нас в доме никто стихи не пишет! Да и откуда бы она списала? Там же всё про неё: про её отношение к жизни, к словам. А про маму! Про маму вы читали? Это же она о себе пишет! А что до того, что она – не Пушкин, то я с вами согласна: не Пушкин. Но это совершенно не имеет никакого значения. Как может, так и пишет. Вот если бы она не сдала вам сочинение, это был бы другой разговор. Но она ведь сдала, хотя времени было совсем немного – всего один вечер. Так что обвинять Машу в том, что она в свои шестнадцать лет «не Пушкин», на мой взгляд, не совсем уместно.
- К вашему сведению, я консультировалась с другими педагогами и они со мной согласны: стихотворная форма в данном случае не принята в школах и не предусмотрена программой. Вот пусть идёт на кружок и там пишет стихи. Там её хотя бы научат грамотно излагать свои мысли в стихах. А то ишь, взяла моду: ни знания стихосложения, ни понятие о ритме, рифмы в некоторых местах очень сомнительны – а она пишет!
- Так, может, стоит поменять программы?
- Ну, знаете, так мы с вами не договоримся. Простите, вы что, учитель русского языка?
- Я – нет. Но что такое ямб, хорей и дактиль - я знаю. И Маша тоже.
- Этого мало, чтобы писать стихи и требовать за них приличную отметку. В конце концов, учитель здесь я и мне виднее, что и за что ставить отметку. Итак, я считаю наш разговор оконченным. Не смею вас задерживать, Варвара Степановна.
- А я, с вашего позволения, задержусь. Простите, у вас есть чистый лис бумаги?
- Есть. Но… Зачем он вам?
- Дайте, пожалуйста.
Анна Генриховна достаёт из ящика стола чистый лист в полоску и отдаёт его бабушке.
Бабушка внимательно рассмотрела лист, а потом спросила:
- А ручка у вас есть?
- Да, конечно, - растерялась Анна Генриховна.
Я стояла и не понимала, зачем бабушке лист и ручка? И тут меня осенило: бабушка предложит мне написать стихи прямо тут же, на заданную тему. И, таким образом, я хотя бы докажу, что нигде ничего не списывала. Я уже приготовилась открыть рот, но бабушка глазами приказала мне молчать. Строго так приказала. И когда я закрыла рот, бабушка сказала:
- Маша, я тебя очень прошу, оставь нас. Подожди меня в коридоре.
Я молча вышла из класса, но оставила дверь капельку приоткрытой. Я понимала, что поступаю плохо и что подслушивать нельзя, но знала другое: бабушка никогда мне не расскажет, что произошло и о чём она говорила с учителем. Поэтому, к своему стыду, я всё слышала. Это был тот самый случай, когда любопытство перевесило чашу весов, на котором лежала порядочность.
Бабушка положила лист бумаги и ручку на учительский стол и произнесла:
- Анна Генриховна, уважьте старуху, напишите стихотворение на эту же тему, о словах. Мне много не надо: четыре строчки. Чтобы понять, чего в следующий раз требовать от Марии. Вы всё знаете про стихосложение, знаете законы написания стихов, но я не требую, чтобы вы мне всё это рассказывали. Просто возьмите ручку и напишите.
- Что? Вы что, с ума сошли? Вы меня проверять вздумали?
- Да упаси Господь! Я просто хочу увидеть и прочитать ваши стихи. Вы обвинили мою внучку в том, что она пишет плохие стихи. Так сядьте и напишите хорошие. Вы же учитель русского языка и литературы, что вам стоит?
- Не буду я вам ничего писать! И не потому, что я не умею их писать. Потому что я не собираюсь перед вами… Я вообще не понимаю, как вам в голову… Да вы… Вы не имеете права! Вы что, вместе со своей внучкой решили меня извести? Я напишу докладную директору! И я прошу вас покинуть мой кабинет.
- А я напишу министру образования. И пусть Машины стихи недостаточно хороши, но они хотя бы есть, в отличие от ваших стихов. И ещё: я знаю о ваших подвигах всё. Если вы хоть раз ещё посмеете обидеть мою внучку – берегитесь. Вы и понятия не имеете, с кем связались. Я долго терпела ваши выходки и я здесь затем, чтобы вы знали: Машу есть кому защитить. За сим откланиваюсь.
Я еле успела отбежать к окну. Бабушка гордо вышла из кабинета, взяла меня под руку и повела вниз. И только, когда мы зашли за угол, бабушка схватилась за сердце. Вообще, мне показалось, что она довольно часто стала хвататься за сердце. Мы дошли до первой скамейки, и бабушка села. Дышала она тяжело. Я открыла бабушкину сумочку, достала валидол и протянула их бабушке. Положив одну под язык и спрятав остальные в сумочку, бабушка посмотрела на меня.
- Слышала? – спросила она меня.
- Да, - не смогла соврать я ей.
- Забудь. И никому, никогда ни слова. Поняла?
- Да, бабушка. Тебе лучше?
- Лучше. Лучше мне будет, когда ты в институт поступишь. Хотя и там тебе с твоей фамилией не сладко придётся. Душа моя, может, пока не поздно, поменяешь фамилию на мою?
- А как же папа?
- Ну он же понимает, что сейчас творится! С фамилией Богданова тебе легче жить будет, пойми ты, глупенькая.
- Мне и так хорошо живётся, бабушка. Я не могу.
- Ладно… Живи так…
Продолжение: http://proza.ru/2020/03/26/783
Свидетельство о публикации №220032600727