Портбоу. Дорога артистов

День сегодня выдался солнечный, но где-то к обеду ни с того ни с сего поднялся ветер. Он налетал внезапно, исподтишка, то ли глумясь и развлекаясь, то ли пробуя свою ещё не окрепшую силу. Солнечный день ещё хранил тепло, а отрезвляющие плевки холодного воздуха, приносимые ветром, всё настойчивей заполняли бреши в его ставшей неустойчивой позиции. Однако февраль на дворе. Хотя и январь, и вообще вся зима нынешнего года не радовали ни дождем, ни снегом, а только навевали тоску унылым завыванием ветра.
- Пойдем прогуляемся до плотины, - пригласила меня Карла. С ней была долговязая страшно худая француженка, и потому Карле приходилось передавать содержание казалось бы общего разговора то на французский, а то на испанский. Француженку звали Даниэла.
- Вот смотри, - говорила Карла, пока мы шли до начала тропы, ведущей к водохранилищу, попеременно обращаясь то ко мне, то к Даниэле, - вот здесь есть витражные окна: одно, второе и третье. В каждом окне мы хотим устроить маленькую выставку картин местных художников. Пойдем познакомимся с двумя из них, заглянем в их мастерские, они как раз расположены в домиках, что стоят вдоль дороги, по которой мы идём.
Дорога на водохранилище, из которого Портбоу черпает водные ресурсы, начинается с огромного туннеля. Половина туннеля занимает канал, по которому в богатые водой годы излишки воды стекают в море, а вторая половина отдана для движения нечастых машин и пешеходов. Пешеходами являются жители деревни, которые совершают променад с собаками, а машины везут владельцев земельных наделов в их владения. Дорога эта грунтовая, достаточно узкая и хорошо, что машин мало.
Первым местом, домом, в который мы постучались, была мастерская Джеммы. Джемма ещё недавно была председателем ассоциации художников Портбоу и частным порядком преподавала живопись, но сейчас просто рисует в своё удовольствие. – Знаете, - говорит она, - у меня были выставки и были ученики, но я заметила, что мешаю молодым художникам обрести свой стиль, найти свой путь. Я могу их научить только тому, что умею сама и потому, видя, как они часто копируют то, что делаю я, подражают мне, решила совсем отказаться от учеников.
Когда мы вошли в мастерскую то, конечно, оторвали её от работы, но было видно, что она нам искренне рада.
Мастерская Джеммы представляет собой достаточно большой ангар со всеми его атрибутами: ничем не перегороженное высокое пространство, длинное и широкое без потолка. В ангаре было жарко и пахло печным дымом. Это вовсю, словно топка паровоза, полыхала и гудела внушительных размеров печь-буржуйка, к которой было страшновато подходить. Везде и повсюду были видны картины как размером с открытку, так и огромные полотна. Акварель, масло, пейзажи, фигуры в интерьере – их было так много, что, казалось, одной жизни не достаточно, чтобы нарисовать всё это. Одни картины были в рамах, другие просто натянуты на подрамники, третьи, которые на плотной бумаге, сброшюрованы в альбомы. Усевшись в кресло напротив печки, я перелистывала альбом, книгу акварельных рисунков, проспекты с выставок – мне было тепло и уютно, никуда не хотелось выходить и даже не хотелось предложенного чая. Вот так бы сидеть, слушая треск поленьев, смотреть на искры, стремящиеся вылететь сквозь щель дверцы и блаженствовать в состоянии ничегонеделания…
В ангаре две двери, расположенные в торцах сооружения. Другая дверь вывела нас в маленький садик – пара деревьев, куст и какие-то многолетние травы, которые росли на склоне среди камней. Склон, здесь ещё пологий, за границей участка уходил круто в гору. С вершины склона на нас смотрел маленький домик об одну комнату, где стоял диван, а сбоку поместилась кухня с растянувшимся во всю стену покрытым цветастой скатертью столом. Джемма здесь не живёт, здесь она отдыхает, занимаясь своим любимым делом, творчеством. В соседней деревне у неё есть ещё одна мастерская, а что делать с этим ангаром - не знает. - Продать что ли? – думает она.
- А раньше что здесь было? - Интересуюсь я, разглядывая профессиональную каменную кладку стены ангара.
- Раньше здесь были загоны для скота. Когда между Испанией и Францией существовала закрытая граница (до образования Евросоюза), скот, который испанцы продавали французам, держали в этих загонах 40 дней – куарантена – произнесла она. Что дословно означает 40 дней. - Ага, - подумала я, - так вот откуда в русском языке взялось слово карантин!
- Ты хотела бы жить в домике Джеммы и рисовать в её мастерской? – спросила меня Карла, когда мы оттуда вышли. - Среди этих вечнозеленых холмов под шум зимнего ручья, слушая треск поленьев?
- Захотела бы, если б была лет на 10 помоложе. Я б преобразила каменный ангар в оранжерею или в зоопарк или в домик контрабандиста и стала думать, как начать и наладить новую жизнь.
А может быть я бы стала второй Ташей Тудор. Поселилась бы среди фиговых деревьев и розовых кустов с кошкой и собакой, которые ни в чём не ограничивали бы меня в личной свободе, но давали бы ощущение присутствия родной души.
А сейчас у меня слишком мало времени для такого энергоёмкого проекта.
Подгоняемые ветром, мы пошли дальше.
Оказалось, что каждый домик, стоящий при дороге к плотине чем-то примечателен, если не в прошлом, так в настоящем.
- Видишь дом посреди склона? – показала Карла рукой на добротное каменное строение с колоннами. - Он называется вилла Мартина. Его купила одна немка и перестроила на свой вкус. Она историк по призванию, интересуется историей Второй мировой войны. Она поселилась здесь и пишет книгу о философе Вальтере Беньямине.
А вот этот маленький домик купили на всех 12 друзей. Видишь, какой у них большой участок? Здесь они собираются вместе в свой отпуск. Конечно, в домике они все не помещаются, но мест для палаток на участке достаточно, а обедают они вместе под навесом. А вон тот многоступенчатый дом на возвышении, во дворе которого стоят тряпичные куклы в человеческий рост, купили французы. Кажется, они художники, нужно с ними тоже познакомиться поближе.
Вот так, проходя дом за домом, мы шли не торопясь, разглядывая за сетчатыми заборами фламандских кур, мериносных овец, оливковую рощу. Всё малых размеров, но всё по-настоящему. Вскоре мы дошли до последнего дома у дороги. Дом был длинный, выходил фасадом на улицу и змеился, уходя к склону, теряясь в тени мандариновых деревьев.
- Зайдем? – посмотрела на нас Карла. - Здесь тоже живет художник. Она постучала в сделанную из гофрированного профиля дверь, похожую на гаражную. Вначале залаяла невидимая собака, а потом, очень не скоро послышался скрип открываемой двери. Нам открыл мужчина в застиранной клетчатой рубашке, заправленной в рабочие синие брюки. Можно было предположить, что это крестьянин, только что пришедший с поля, заглянул домой перекусить чем бог послал.
 - Мы пришли посмотреть картины, – сказала Карла
 - Да вот, у меня в доме не убрано, - засуетился он, вставая на защиту своего неприкосновенного личного пространства. Потом, поколебавшись, решительно тряхнул головой и посторонился: «ладно, вон туда проходите…»
Мы вошли в помещение неопределенного назначения, за которым следовал проход к центру «лабиринта». Что-то очень нужное в хозяйстве, но сто лет невостребованное валялось под ногами и жалось по углам. Стены жилища были побелены и, сужаясь, уводили к тому же центру. Но мы туда не пошли, а нырнули в первую же дверь. За дверью мы увидели глухую и слепую комнату со сводчатым потолком, размером и белизной стен похожую на келью. Мужчина зажег свет. Слева стояла кровать, справа от нее мольберт. На кровати лежали картины, на мольберте стояли подрамники. Изображения на картинах были странные, большинство из них, по всей видимости, было срисовано с фотографий и открыток. Наиболее частым сюжетом был берег моря, если смотреть на него с высоты холма, да портовый город, если смотреть на него с моря, но кроме того лежали портреты Хэмингуэя, Че Гевары и известных киноактёров.
 - Ничего интересного, - подумала я и занялась разглядыванием трещин на стенах
Но, вслушиваясь в разговор, поняла, что чуть было не отвергла нечто интересное, ноу хау в подаче изображения на холсте. Дядька оказался изобретателем. Вот что он рассказал:
Есть художники, которые рисуют акриловыми красками, а есть те, которые рисуют флуоресцентными. Я же решил смешать эти две краски и долго искал пропорции. Искал, искал и нашел. Мои картины не простые, а волшебные, они живые. Вот смотрите!
Он погасил свет и зажёг ультрафиолетовую лампу. Изображение на картине из дневного превратилось в ночное: волшебным образом на улицах портового городка зажглись желтые фонари, появился свет в окнах, и в небе засияла бледная луна. Белая краска домов померкла, на стены домов легли тени, мостовая утонула в сумерках. - А теперь открывайте потихоньку дверь, впускайте дневной свет, - сказал художник. При воздействии дневного света на картине занялся рассвет, который при полном освещении опять превратился в солнечный день…
- Вот только экспонировать такие картины технически достаточно сложно, нужно специальное оборудование.
Когда мы вышли на улицу, я уже с большим вниманием стала рассматривать старый скособоченный дом, опирающийся одной стеной на близлежащую скалу, покрытый мхом крест у дома, забитые досками окна, старую собаку, не отходящую от хозяина и самого хозяина – небритого отшельника, рисующего сказку.