Часть VII. Глава 4. Комсомол

-Анна Генриховна, можно я буду играть Любку Шевцову? Почему нет? У меня внешность не подходит? Интересно, а почему? Любка была русской девушкой? А я какая? Я и есть русская. У меня мама русская. У евреев национальность по матери, поэтому я, с точки зрения еврейства, самая, что ни на есть, русская. А при чём тут моя фамилия? И вообще, причём здесь моя национальность? Нет, я не буду играть в массовке. Я хочу играть Шевцову. Да, это я так решила. И что? Я роль выучила. Хотите послушать? Нет? Почему? Я заняла первое место на конкурсе чтецов и это не справедливо. Я не выйду из класса. Меня достало выходить из класса каждый раз, когда моё мнение не совпадает с вашим. Я не паршивка. Я хочу прочитать монолог, а потом я уйду. Спасибо.

Я прочитала монолог. Это мой любимый монолог Любки. Помните, когда молодогвардейцев арестовали и посадили в камеры? Избитые, полуживые, они даже там продолжали бороться с врагами! Боролись не физически – духом своим они побеждали проклятых фашистов, сердцами своими, верой в будущее и огромной любовью к Комсомолу и Родине.

Да, внешне я совсем не Любка: чёрные вьющиеся волосы, длинноватый нос, карие глаза. Внешность подкачала для Любки Шевцовой, но я себя не представляла никем из героев одной из «Молодой гвардии». Это были не придуманные герои, а реально существующие люди, комсомольцы.

Я всегда была убеждённой комсомолкой. Помню, как учила устав, как прятала его на ночь под подушку, как в горкоме Комсомола меня спросили, какие молодёжные издания я знаю и что я ответила первое, что пришло в голову: «Техника молодёжи». «Ты действительно читаешь этот журнал?» - строго спросил один из членов горкома и тут я попала в тупик: в Комсомол ведь вступаю, ни куда-нибудь, а настоящий комсомолец врать не имеет право - совесть комсомольская не позволяет. И правду сказать, стыдно: не читала я эту «Технику». Я вообще не технарь – в педагогический собираюсь поступать, на учителя русского языка и литературы. Стою вся красная, а этот товарищ из комитета комсомола аж привстал: «Ну, так читала или нет?»

Рядом с ним сидела девушка, идейная такая, в глазах комсомольский огонь, в груди горячее комсомольское сердце бьётся. Встала она, посмотрела на меня и говорит: «Ну, Берман, отвечай».
«Не читала», – честно сказала я и, подумав, добавила: «Листала».
«Хорошо, что не соврала, – сказал председатель. А «Комсомольскую правду» читала?
«Читала», – честно ответила я.
«Молодец, Берман. А теперь расскажи о своих родственниках. Они партийные?»
 
«Это конец» - подумала я. С папой всё не так гладко, даже не смотря на то, что он партийный и директор завода. Говорят, что многие уехали в чуждый и буржуазный Израиль, поэтому евреям перестали доверять. То, что папа стал директором завода - большое везение, как сказала бабушка. «Ваши предатели Родины уехали, а остальные теперь страдают» - сказала она как-то папе. А папа ответил: «Варвара Степановна, милая, да разве они наши? Потому и уехали, что не наши, а предатели».

А ещё папа сказал, что есть партия власти, а есть партия совести. Вот этого я вообще не поняла: у нас же одна Коммунистическая Партия Советского Союза. Нет и никогда не было никаких двух партий. А тут их две оказывается. Может, одна подпольная? Тогда интересно, какая из двух партий подпольная: партия власти или партия совести. Я так думаю, что партия совести ушла в подполье. Власть – вот она, вся на виду, а как совесть увидеть? Бабушка говорит, что совесть – она как тюль: её почти не видно, но без неё неуютно. Так что, подумала я, если мне и простят еврейство по папе, то раскулаченное бабушкино дворянское прошлое – никогда.
- Ну, Берман, о чём задумалась? – спросил секретарь Горкома.
Я глубоко вдохнула воздух и на одном дыхании выдохнула:
– Папа, Борис Семёнович Берман – член партии, директор машиностроительного завода, автор многих изобретений, имеющих всесоюзное значение, а мамы у меня нет, она умерла при родах.
– Кого родила? – серьёзно спросил член горкома  маленького роста с большими оттопыренными ушами.
– Что, простите? – переспросила я.
– Кого, спрашиваю, мама рожала, когда умерла?
– Меня, – растерянно ответила я.
– А как ты, Берман, относишься к враждебному нам государству-агрессору Израиль? Поддерживаешь ли ты сионистские настроения и отъезд предателей Родины в это логово жидомасонов? - спросила очень идейная немолодая женщина, скорее всего не комсомольского возраста.

Что такое «сионистские настроения» я не знала. А жидомасоны у меня вызвали какой-то необъяснимый страх. Что такое жид знал каждый ребёнок, носивший фамилии Берман, Фишман, Кофман и тому подобные. Но жидомасон - это было что-то совсем новое.
– Я плохо отношусь к Израилю. А жидомасонов так просто на дух не переношу. И, как будущая комсомолка, я клянусь всю свою жизнь посвятить борьбе с израильскими агрессорами, – пылко произнесла я, боясь, чтобы не тронули бабушку.
Мой ответ понравился всем членам комитета Комсомола, и секретарь поставил вопрос на голосование:
– Кто за то, чтобы принять Берман Марию в ряды членов ВЛКСМ?
Все члены горкома единогласно проголосовали за то, чтобы я пополнила ряды членов ВЛКСМ и я вышла из комитета Комсомола со значком и комсомольским билетом.
Я была счастлива! Мне хотелось на весь мир кричать о том, что я заслужила право носить комсомольский значок, и что в кармане плаща у меня лежит тёмно-красная корочка, где синим по розовому написано, что я, Берман Мария, ученица восьмого класса средней школы номер три стала комсомолкой...

Продолжение:http://proza.ru/2020/03/26/818