Провинциальная история смутного времени ч. 3 черно

                ЛЕВАЯ   РУКА    ПАЛАЧА.

                1.
  Сашу Видикалова, по кличке Силай, вора в законе, и  несменного уже несколько лет  смотрящего уголовного авторитета в их городке, застрелили 27 ноября 1996 года, около семи часов утра.  И Виль только много позже вспомнил и   эту дату, а так же  все события, которые предшествовали  его смерти. 
 Весть облетела городок почти мгновенно. Вилю на мобильный телефон позвонил Гурьян.
- Сашку убили… - прорычал он в трубку  и, подождав немного ответа, добавил торопливо, - Менты уже там, я заеду за тобой. Или ты,  на своей будешь?
- Заезжай… - выдохнул Виль.
 Водитель Гурьяна нёсся как бешенный, проскакивая светофоры и закладывая такие повороты, что  захватывало дух. Виль удивлённо смотрел на Гурьяна, который никогда не рисковал без надобности,  но тот сумрачно молчал, демонстративно  отвернувшись к окну.
 Ворота дома Силая были распахнуты, во дворе стоял микроавтобус с милицейскими надписями и синими плафонами «мигалок», по двору бродили люди в форме, а ещё больше без формы.
 К  Гурьяну сразу подошли его подручные, и отвели  в сторону. Виль медленно зашёл во двор и, сталкиваясь о плечи снующих людей, попытался пройти к машине Видикалова. Он узнал её издали. Это был «Sааp», шикарная машина, которую Силай взял за долги у какого-то бизнесмен, и ездил на ней один без охраны и в Новоорск, где на  его деньги строили церковь, и вообще по всяким своим делам. Последние полгода, как он познакомился с отцом Николаем, он очень изменился. Общаковые дела всё больше поручал решать то Гурьяну, то Вилю, а иногда им обоим. На их просьбы не отказываться от охраны, и хотя бы чаще звонить в течение дня, Сашка отмалчивался.
 Сейчас Виль чувствовал, что тело Силая где-то рядом с машиной, и пробирался туда.
- Стойте! – преградил ему путь молоденький милиционер в свитере, сверху которого  выделялись ремни висящего подмышкой пистолета.
Виль не успел, ни разглядеть, ни что-то подумать, как раздался громкий голос.
- Пропусти его, Олежек!
  Из-за Сашкиного автомобиля появилась громоздкая, знакомая  фигура Авдеева. Он призывно, хотя и вяло махнул рукой Вилю, приглашая к себе.
 Подходя, Виль увидел ноги Силая, которые бросились в глаза из-за настежь открытой передней двери водителя. Он лежал на земле рядом с машиной, но  кроме ног Виль  пока не видел ничего. Хотя пулевое отверстие в  боковом стекле заметить успел.
 Сердце неожиданно для него забилось чаще, и Виль придержал шаг.
- Вот что значит импортная машина, - кивнул чуть назад стоящий у капота полковник, - стекло  от пули только потрескалось, а наше бы осыпалось  всё.
- Он как будто чувствовал… - сказал Виль неожиданно для себя. Откровенничать с полковником РУОПА у него настроения не было.
- Конечно, может и чувствовал, - пожал плечами Авдеев, - человек-то он был с обострённым чутьём. Но здесь всё прошло  так быстро, что думаю, он не успел даже понять. Один выстрел в голову. Заметьте  Шредер: выстрел в человека, выходящего из машины, т.е. находящегося в движении, и сквозь боковое стекло машины,  стоящее или двигающееся под углом относительно стреляющего. Всё это с расстояния около пятнадцати или двадцати метров. Выстрел точный. Мастерская работа, а?
- Профи? – выдохнул Виль.
- Несомненно! – серьёзно кивнул Авдеев, - И точно не из нашего города. У нас таких нет. Можете  мне поверить.
- Чего это вы так со мной откровенно? – удивился Виль.
- А понял я, - широкое лицо полковника расплылось в улыбке пушащей здоровьем  и сверкнувшей белизной зубов, - с  тобой  нужно либо откровенно, либо никак. Ты же всё одно вычислишь. Или как там у тебя? Всё одно мысли мои просканируешь. Так что ли? Да и информацию эту, ты сам бы узнал ни сегодня так завтра. Весь город будет скоро знать.
 Полковник чуть уловимо печально вздохнул, а Виль услышал его нехорошие мысли насчёт некоторых милицейских начальников в больших погонах, с очень известными в городке  именами.
 Виль решительно шагнул вперёд и заглянул поверх дверцы, но увидел лишь прикрытое каким-то матерчатым пологом, очертание фигуры.
- Пойдём в дом! – решительно приказал Авдеев, поворачиваясь к крыльцу, - Всё одно твои показания записывать надо. Так лучше сейчас, за разговором, да в тёплом доме, чем потом в моём кабинете. Так что ли?
 Они прошли через большую открытую веранду, с   увядшими прядями плюща, закрученными вокруг деревянных массивных балок поддерживающих крышу, обходя пластмассовый стол и стулья.  Сашка любил разговаривать с людьми здесь на воздухе. Потом прошли через длинную,  сейчас тёмную прихожую и вошли в  большой зал с колоннами внутри.
 - О-о! – раздался визгливый голос,  - Полковник уже притащил тебя, Виль? Привет! А я уже начала поминать Сашу. Садись со мной.
 За большим и длинным обеденным столом, закрытым зелёной скатертью сидела Виолета, последняя пассия Силая. Виль удивился её присутствию. С ней Силай расстался уже около полугода назад.
 Авдеев, не сбавляя шага, мимоходом вырвал из рук женщины открытую бутылку коньяка,  подхватил с пустого стола  одиноко стоящую рюмку, и уверенно двинулся в соседнюю комнату.
- Изотов! – раздался оттуда его голос, - Отвези, на моей служебной машине, женщину домой. И проследи,  чтобы она вошла в квартиру.
 Виолета выглядела какой-то страшно постаревшей, с размазанной черной косметикой на лице, и с ярко-красной помадой губ. Эта косметика, и яркая помада, и пьяная Виолета, которую Виль знал всегда натурой утончённой, капризной, но никогда не лишённой вкуса, удивили его, и ещё раз больно напомнили, что смерть Сашки меняет всю окружающую жизнь не только для него одного.
  Она  попыталась встать, и её качнуло так, что Вилю пришлось броситься вперёд и поддержать её под руку. Длинные, чёрные как смоль, спутанные волосы свешивались прядями ей на лицо. Но Виль только теперь разглядел, что лицо её залито слезами, и потому так размазалась чёрная тушь, и поплыло всё, что  раньше, так  умело было нарисовано на этом, красивом когда-то в  далёкой молодости,  лице.
- Ха-ха-ха! – захохотала она пьяно-истерично, - Смотри Виль, он уже распоряжается здесь, как дома. Мы здесь теперь никто. А может ты меня сразу,  на кичу,  начальник?
- Пойдём, пойдём! – торопливо позвал Виля  Авдеев, показываясь в дверях соседней комнаты.
- Я пойду, - извиняющимся голосом известил Виолету  Виль. Ему было жалко эту женщину. Уж он точно знал, что она была одной из немногих, кто действительно любил Сашу преданно и не за деньги, и не за  власть над людьми.  А  она, даже не взглянув на него, спотыкаясь, побрела к двери, где стоял в полной готовности тот самый,  молоденький опер в свитере, что остановил Виля во дворе.
 В соседней комнате, которая была у Видикалова чем-то вроде кабинета, Авдеев уже по-хозяйски и, видимо, давно расположился за широким столом Силая, оббитым красной кожей. Шикарный и эксклюзивный письменный прибор хозяина, а так же пепельница, в виде белого лебедя, и все остальные дорогие безделушки, были небрежно, кучей сдвинуты на правую сторону стола, под зелёный абажур настольной лампы с позолоченной витой ножкой.
«Лампа у меня как у Ленина!» - любил шутить Видикалов. Почему-то это казалось ему смешным.
 Виль подошёл к длинному столу, примыкающему к письменному, и образующему с ним  большую букву «Т», и привычно сел на свой  мягкий стул. Первый  слева.
 Авдеев уже что-то быстро писал, заполняя протокол.
- Не будем соблюдать формальности, - всего на секунду поднял голову он, - данные ваши впишу по памяти. Не сомневайтесь – не ошибусь.
- Я и не сомневаюсь, - вздохнул Виль, и вытер пот с лица. В доме было жарко.
- Вопросы у меня чисто риторические, - продолжал объяснять Авдеев, -  хотя формально повод подозревать вас и Гурьянова  у меня есть, но будем подходить к этому разумно. Пока ни желания, ни необходимости  делать из вас подозреваемых,  у  меня нет.  Однако, всё зависит от ваших показаний.
- Думаете, что они изменяться, если я, вдруг испугаюсь   возможности ареста? – без всякого вызова, даже лениво спросил Виль, снимая куртку, и сбрасывая её на соседний стул.
- Вы нет! – быстро ответил Авдеев, не поднимая головы, - А вот Гурьянов…
- Он тем более…- чуть слышно, но уверенно выдохнул Виль.
- Ну, тут мы с вами имеем разное мнение, - поднял глаза на Виля Авдеев, - однако это сейчас не важно. Я, конечно, запишу Шредер, что вы делали вчера, позавчера, а так же, когда видели покойного последний раз, да и многое другое. Но для начала, я хотел бы задать вам вопрос, который давно меня мучает, и который всё никак не получалось вам задать. То обстановка не подходящая, то люди вокруг, или ваши или мои…
 Авдеев сделал маленькую паузу и взглянул уже по-другому. В глазах замелькали искры скрытой улыбки, или же  затаённой хитрости. Мысли Авдеева, как всегда, не на много опережали его речь, и Виль опять ничего не почувствовал.
- Скажите мне, почему вы оказались среди этих людей? Именно почему? Как оказались  – я примерно представляю, или могу представить и допустить.  Но вот, почему остались так надолго, никак не понимаю?
- Ну, это очень простой вопрос, начальник! Да вы и сами знаете! «С подводной лодки не убежишь!» - так, кажется, говорят военные.
- Конечно! -  Авдеев серьёзно махнул круглой, стриженной очень коротко, лобастой головой, - Для всех кто крутится в этой системе – это верно. Но только не для вас, Шредер! С вашим умом, способностями, связями и талантами – покинуть этот город навсегда, и затеряться в огромной стране дело плёвое. Вы же не дорожите  авторитетом,  заработанным  на службе у Силая, правда? Вы не Гурьян, и не подобные ему типы. От них хоть в Калининграде, хоть в Находке, за версту будет нести той «мастью», которая въелась в их душу, и даже в кожный покров. Вы можете, и мне кажется, с удовольствием  смените «окраску», как только покинете это общество. Да, что я говорю? Вы даже среди них умудряетесь оставаться самим собой. Что скажете на это?
- Думаете уже пора? -  Виль скривился, изображая улыбку. Ему не нравилась прозорливость этого нового начальника РУОПа.
- Нет! – уверенно мотнул головой Авдеев, - Вас до сих пор что-то держит здесь! И кажется мне, что это касается смерти  Архипова. Бывшего вора в законе, вашего друга и товарища по кличке «Заруба». Кстати, почему вы называете его всегда  Старый? Я прочитал это в вашем деле и удивился…
 «Много знают о прошлом!» – пронеслась в голове мысль, но Виля беспокоило  сейчас не это. Сейчас его беспокоило только, насколько много знает Авдеев о последних событиях.  Знает ли он о Зубе и его людях, а  главное о его, Виля,  людях  и их местоположении.
Виль сцепил пальцы в замок, опустил голову и сделал вид, что задумался. В тоже время он  всеми силами пытался проникнуть в мысли сидящего рядом милицейского начальника.
 После довольно длинной паузы, Виль выдохнул громко, как бывало с ним, когда он сильно напрягался, копаясь в мыслях чужих людей. Он поднял глаза на  Авдеева, и увидел, что тот спокойно продолжает что-то писать в протоколе.
- На эту тему я разговаривать не буду, - уже с облегчением, и нескрываемой улыбкой сказал Виль. – Вы знаете вполне достаточно. Всё остальное – лирика!
- Жаль! – вздохнул Авдеев, и его глаза, из светло-зелёных, стали превращаться в серые, и казённо-равнодушные. 


                2.
  Познакомились они ночью, или вернее сказать под утро. Тёмная  ночь, ранней весной, долго не даёт наступить утру, особенно в ненастную погоду. За стенами барака шумит промозглый ветер, стучит по крыше дождь и скрипят деревья, да нервно гавкают сторожевые лагерные псы. Руки  и спину ломит от сырости и от тяжёлой работы. А вот сна нет, уже которую ночь.
  Виль ворочался  на узкой койке, забываясь тяжёлым сном только перед рассветом. А потом днём ворочал тяжёлые брёвна, затаскивая их с напарником на  станину, и визг циркулярной пилы доводил его к концу смены до полного изнеможения не только физического, но и душевного.
 Уже который день он ходил по лесопилке как пьяный, и мысли работающих рядом  зеков  перестали занимать его. Они звучали в его голове сплошным гулом, а он и не пытался больше прислушаться к ним.
 Всю зиму в лагере Виль  прожил спокойно. Слава  о его «подвигах» в СИЗО добралась в лагерь вместе с ним   и, может быть, поэтому,  относились к нему отстранённо и даже с опаской. Это Виль легко читал и по лицам,  и по мыслям многих работающих рядом, и живущих с ним в одном бараке. Однако в эти  несколько весенних недель вдруг что-то неуловимо изменилось.
 - Ты что косишь, сука? Кантуй бревно, лярва! – заорал как-то в один из дней  на Виля его напарник по кличке  Мамайчик.  Был это низкорослый, но жилистый и шустрый мужик лет сорока.  Свой срок  Мамайчик уже досиживал, осенью собирался на волю, а потому склоки ни с кем  зазря не затевал.
 Они закинули бревно на станину, и Виль уставился на напарника не добрым, и вопрошающим взглядом.
- Что ты ползаешь как полудохлая вошь? – пряча глаза, проворчал напарник, хотя до этого Виль не слышал от него и десятка слов зараз, - Видел я таких хероев!  Вначале-то вы все на мамкиных пирожках орлы. А как лагерной баланды хлебанёте с полгода, так сразу жисть и  повернётся. Или к куму стучать бежите за лишнюю пайку, или в петушатник угодите…
 Виль шестым чувством, как всегда в последнее время,  понял, что медлить нельзя. Вся бригада лесопилки, двенадцать пар глаз, внимательно следили за  ним и Мамайчиком.
 Виль ударил со злобой, вдруг с новой силой  услышав  злорадные и издевательские мысли всех этих людей, так давно окружающих его. Мамайчик отлетел кубарем  под громадный станок, и застонал жалобно. И тут  серые лагерные робы  стали приближаться со всех сторон. В руках были деревянные плахи, топоры и металлические штыри. Виль схватил в обе руки по тяжёлому лому, свой и Мамайчика, и  прижался спиной к станине. Мысль заработала быстро и даже весело. « Сзади подберутся – успел подумать он, или снизу подползут, или сверху, с горы опилок прыгнут».
- Что сидельцы? – раздался вдруг сквозь визг пилы громкий голос, - Решили поучить молодого ? А за какой такой зехер? Может он не так ответил вашему корешу? Нет! Правильно ответил.
 Из-за груды напиленных досок появился невзрачного вида, чуть согнутый в спине, в распахнутой тёплой фуфайке и в шапке с опущенными ушами, пожилой на вид мужик. Лицо его было каким-то коричневым, словно высушенная  под ярким солнцем кора дерева, и такое же изрезанное морщинами, будто наросты на той самой коре. Он улыбался как-то грустно, и поглядывал  с прищуром вокруг себя, поблёскивая  золотыми зубами.
- За базар ваш корешок поплатился. Гнилой базар!  А вы не учить молодого  собрались, не наказать, а отомстить ему решили. Отомстить за то, что пришёл в лагерь уже «крещёный», и как вы все когда-то, не добывал себе доброе имя зека. Оно само с ним пришло. Так разве ж  он в том виноват?
 Люди затоптались на месте, звякнул о бетонный пол, уроненный кем-то лом.
- Вы и чифир, и дачки свои отдельно от него кроите. Не положено, мол, молодому, но он  вам никогда ни слова, ни даже намёка. Так что зависть это, сидельцы в вас пениться. Зависть, что не пришёл сам в ваш круг, не попросился в дружки-товарищи. Сам по себе живёт. Так  то не грех, то ваше упущение. Сами почему не позвали?  Не хотелось ещё одного авторитета в бригаде иметь, а бригадир?
  Согнутый мужик резко выпрямился и оглянулся на бригадира лесопилки, высокого и мордастого  молодого мужика по кличке Слон. Он и был похож на слона. Такой громадный и будто надутый воздухом, он всегда бегал по лесопилке с каким-то грохотом и шумом, и его громкий голос был слышан везде. От его взгляда Слон попятился, откинул в сторону длинную плаху, и спросил как-то тихо, будто осипшим голосом.
- Мы пойдем, Заруба? План надо делать…
- Идите, идите! – кивнул головой тот, кого он назвал Зарубой, и опять скрылся за  штабелем досок.
 Виль ничего не успел понять, а все вокруг будто испарились. Наверху уже орал чей-то голос, требуя подачи брёвен. Виль  нырнул под станину, и помог Мамайчику выкарабкаться  из  мягкого сугроба опилок.
- Слушай, кто это а? – спросил  Виль, совсем забыв об их недавней стычке.
- Заруба то? – ворчливо спросил Мамайчик, отряхиваясь и вытрясая набившиеся в запазуху опилки.
- Ну да!
- Чего ты? Совсем в последнее время ополоумел? Спишь на ходу?
Виль вспомнил, что  видел этого человека несколько раз. Он появился в бригаде неделю назад, но что он делал на лесопилке,  ему   было не понятно.
- Вор он авторитетный, - не дождавшись ответа, сам заговорил Мамайчик, - в конторке вместе с нашим мастером-вольняшкой  сидит. Как он тут оказался? Нюхом почуял неладное, что ли?
Этим же вечером Слон сам пригласил  Виля после ужина в один из углов барака, где бригада  коротала  зимние вечера, и сам угостил чифиром.  Все глядели на него как-то по-другому. Не так, как все эти два месяца, после его прихода в лагерь. Мужики расспрашивали его о драке  в СИЗО, о семье, о том, почему ему не шлют посылки, и вообще болтали  непринуждённо и улыбались одобрительно. О Зарубе никто не сказал ни слова.
  В эту ночь Виль спал спокойнее, но под утро, как всегда, его будто кто-то толкнул. Пока ходил во двор по нужде, Виль понял вдруг, что всё это время ему снилась Инга, и тоска, тлеющая где-то внутри все эти месяцы, загорелась в груди ярким пламенем.
 Он шел привычно между рядов двухъярусных  кроватей, когда кто-то  неожиданно схватил его за ворот. Виль резко вывернулся и ухватил за кисть  волосатую руку.
- Потише, бизон! – раздался чем-то знакомый голос из темноты, и сверху свесилась белая стриженая  голова.
- Отвали! – оттолкнул руку Виль, и вдруг заметил знакомую  золотозубую улыбку.
Внутри всё похолодело.  Виль даже почувствовал, как заточка  вспарывает ему живот.
- Не торопись! – дружелюбно откликнулся Заруба, и мягко спрыгнул на пол. Он сел на пустующую, но аккуратно заправленную одеялом кровать внизу, и похлопал рукой рядом с собой.
- Садись!  Давно хотел с тобой поговорить, да  всё случая не было.  Виль вглядывался в темноту, но уже ничего не мог различить, кроме  седой, белеющей в темноте головы.
- Тоскуешь по свободе, или девчонки  снятся? – спросил он, чуть хрипловато посмеиваясь.
- Не знаю! – честно признался Виль, со вздохом, - Что-то плохо спиться…
- Значит и то и другое.  Это ничего! – похлопал его по плечу Заруба, - это у всех бывает. Мальчишки, вроде тебя, часто делают глупости. Ты  тоже натворил уже не мало. Поссорился с нехорошими людьми. Теперь тебе с ними лучше не встречаться. Хотя я вижу ты паренёк крепкий, и ушлый. Поумнее меня даже будешь, того, каким я был в твоём возрасте…
Заруба вздохнул, и чиркнул в темноте зажигалкой. В воздухе запахло хорошим табаком.
- Вот что малыш! Утром, после подъёма, хватай  свою перину, и всё своё барахло и переезжай на это вот место. Тут Укуса  место, он сейчас в буру  режется в соседнем бараке. Утром я его предупрежу, и он съедет на твою  шконку.  Что скажешь? Не побоишься корешиться с раскоронованным вором?
  Мутное мартовское утро   заполняло окна, и Виль уже видел кривую усмешку вора. Но от этой усмешки Вилю стало противно и муторно.
- Нет, нет парень! –  почувствовав опасения Виля, замотал седой головой Заруба, - Не думай плохого! Просто  человеку одному  всегда труднее. А тебе, как и мне в ближайшее время, друзей выбирать  здесь  не придётся.
- Ладно, иди спать! – толкнул он в плечо и вдруг крепко вцепился пальцами .
- Зови меня просто Старый, ладно? А то я уже привык тебя просто Малышом называть…
  Виль спустился с крыльца, и увидел, что тело Видикалова уже увезли. Вокруг его автомобиля суетились ещё парни  в милицейской форме. Рядом с ними возвышалась дородная толстая тётка с мясистым красным лицом в прокурорском кителе. Он чувствовал, как прокурорша провожала его недобрым взглядом, пока он шёл до  распахнутых ворот.
 На улице к нему сразу метнулся Кокс.
- Все уехали, Рентген! – сообщил он, затравленно оглядываясь,  - Гурьян сказал тебя дождаться, и ещё, что ждёт тебя к обеду у себя. Поехали отсюда, а? Тут мусорни больше, чем  я на пересылке видел. Торчу тут, как цветок среди дерьма…
- Не трясись! Ты же не в розыске ! – хохотнул Виль, и приказал строго – В машине моя труба. Неси сюда, я быстро позвоню и отвалим.
   Виль отошёл в сторону и набрал номер на мобильнике.
- Слушай внимательно, Сеня! – заговорил Виль без предисловий, - Силая завалили, а значит началось время неспокойное. Сам понимаешь. Будь готов в любое время к неожиданностям. Ребята переходят на постоянное дежурство. Это раз. Второе! Завтра утром в полном составе и в полной готовности будьте  в Ущелье. Если к вашему приезду Зуб и компания будут живы, помоешь их из шланга, чтобы не воняли, и отвезёшь куда скажу. Адрес назову, когда ты мне перезвонишь и скажешь о готовности.
- Что значит «будут живы»? А тебе надо объяснять? Ну, вот! Если не будут живы, то всё подчистите. Ну, это ты и сам знаешь. Всё? Тогда до связи!
   Виль оглянулся. Кокс уже сидел в машине и нетерпеливо крутил головой.  Из ворот выезжала милицейская машина, надрывно гудя мотором и громыхая кузовом.
«С такой техникой только за алкашами гоняться!» - вспомнил Виль сказанные как-то  по случаю слова Гурьяна.
Он опять набрал номер.
- Анюта! Это я. Надо встретиться. Сколько тебе времени нужно, чтобы подъехать в центр города?  Хорошо! Через сорок минут в трактире « У дяди Лёши». Запиши адрес: улица Станиславского 47. Там всего восемь столиков, так что сразу меня увидишь…

                3.

  Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Гриша с детства слышал эти слова, и всегда понимал их по-своему.  Для него это было сродни их дворовой поговорке: «Прошла любовь – завяли помидоры». Ну, в том смысле, что любовь проходит, и бабы стервенеют.  Но никогда раньше он не задумывался над тем, что и от ненависти до любви тоже всего один шаг. Тот же самый!
 А ведь на памяти  Курка такое случалось, хотя и не с ним. Наверное, такое случалось даже чаще, чем он мог себе это представить, просто раньше  на это он не обращал внимание.
 Да, вот хотя бы у них в школе, или во дворе. Иногда парень с девчонкой,   казалось, терпеть друг друга не могут, а потом вдруг раз – и ходят уже под ручку. И вспоминая всё это, и все прочитанные в лагерях книги, Курок с каждым днём всё больше убеждался, что такие случаи очень даже обычное дело. Вспоминая, он приходил к выводу, что  даже Ромео и Джульетта  полюбили друг друга не благодаря, а вопреки.  И может быть именно то, что они  из враждебных лагерей,  так обострили их чувства?
 Курок прошёлся по широкой светлой комнате, взял с дорогого велюрового покрытия дивана белое как снег полотенце, и оглянулся в  дверной проём, назад.  В соседней комнате, оборудованной под спортзал,   в тусклом солнечном свете блестели хромом новенькие части множества всяческих тренажёров, стальные перекладины турника, и чернело ворсом, мягкое специальное покрытие пола. Анна где-то долго искала его и нашла. И вот теперь, он мог спокойно бегать и прыгать, скрежетать тренажёрами и опускать с размаху пудовые гири на пол. Соседям было слышно чуть. Сам ходил знакомиться и проверять слышимость.
 Взгляд прошёл по велотренажёру и зацепился за шведскую стенку.  На одной из перекладин висела скомканная футболка.
« Опять забыл!» - с улыбкой подумал Курок, и вспомнил недовольные строгие глаза Анюты. Она всегда сердилась, и прикрикивала на него за «бардак в квартире».
 Возвращаться не хотелось, и Григорий пошёл  в душ,  беспечно закинув полотенце через плечо. При ходьбе, он привычно ставил левую ногу то ступнёй внутрь, то наружу, проверяя, отдаёт ли боль в колене или нет. И с досадой чувствовал, что  боль гудит где-то внутри ноги. А ведь при занятиях спортом, и при нагрузках, приседаниях, и даже жиме штанги ногами он совсем забывал о ней. Непостижимо, но боль давала знать  о себе только когда он просто шёл. 
Как всегда после душа, он включил вытяжку и курил сидя на краю огромной, круглой никелированной ванной. Анюта заказала строителям ванную с джакузи, уверяя, что это очень благотворно для его выздоровления, и вот теперь ему даже окурки нужно было выкидывать в окно. Смыть их было невозможно. А в окно: это значит вставай на унитаз, и кидай неизвестно, кому это упадёт на голову. Внизу  проходит тротуар, что ведёт к ним во двор. Сплошные неудобства.
   Один раз  окурок упал на шляпу доктору, который приходил к ним в последнее время, осматривать Курка, только один раз в неделю. И тот смесь, и дёргая головой,  долго рассказывал об этом Анюте, а потом строго и угрожающе кричал на Григория.  Но выхода у него  всё равно другого не было. Курить хотелось так, что иногда темнело в глазах. А потому, окурки каждое утро продолжали лететь вниз,  на тротуар.
  Он захлопнул слуховое окно, почистил зубы, чтобы Анюта не дай бог не учуяла запаха, и только потом, прислушиваясь к зудящему шуму вытяжки, стал привычным движением потирать на груди рубцы, которые как змеи расползлись и застыли под кожей твёрдыми жгутами. Сегодня сердце кололо меньше, и Курок, улыбаясь, толкнул дверь ванной комнаты.
- Ну, конечно! Мы ещё и курим! Нагрузки от одной штанги нам не хватает!
В коридоре стаяла Анюта, уперев руки в бока.
- Анюта!  Григорий раскинул руки  и просто заграбастал её хрупкое тело в объятия.
- Уйди ты! – пыталась вырваться она. – Я же с мороза, дурак!
А он кружил её, чувствуя на разгорячённом теле мягкий и обжигающий холодом ворс её шубки…
  Вот уже почти два месяца, он просыпался от того, что она обнимала его худенькими тёплыми руками и прижималась щекой к его плечу. И это было чудом, и наваждением, и сказкой одновременно. Он никак не ожидал от себя, что может так полюбить эту замарашку из воровской малины. Да, и то, что эта замарашка окажется такой красивой, нежной и ласковой он тоже не ожидал. Вот и лезли ему всё это время мысли о непостижимости того, что с ними происходит.
 Впрочем, Анюта давно уже не была ни замарашкой, ни даже просто блатной марухой. О той замарашке он мог помнить  только по редким воспоминаниям,  приходящим  к нему в бреду. Во сне  ему чудилась волчья яма с твёрдыми, скальными стенами, и вонь затхлого погреба, и запах собственного тела, плавящегося в огне паяльной лампы…
    Квартира Рентгена, изменила Анечку–маруху за несколько дней.  И ещё пребывая в забытьи, и в тумане от болей и ожогов, в редкие минуты прояснения сознания,  Григорий уже видел перед собой чудное создание со светлыми волосами. Оно появлялось перед ним, стоило ему только очнуться и, склонившись, смотрело, будто бы в самую душу широко распахнутыми, наполненными слезами и тоской голубыми, словно  вымытыми весенним дождём,  глазами…
 - Ну, всё! Поставь меня, - уже слабым и совсем не строгим голосом попросила она. И когда он опустил её на пол, не поднимая глаз, добавила: « Есть новости. Нужно серьёзно поговорить!».
 «Оп-па!» - воскликнул про себя Григорий и внутренне напрягся. Грустное выражение лица, так не свойственное Анюте последнее время, сразу подсказали ему проблему.
- Была у Рентгена? – выдохнул он.
- Да! – вздохнула Анюта, и только тут Григорий почувствовал запах её духов.
«Встречались  в городе…» - промелькнула мысль.
- Он позвонил, когда ты спал и  срочно назначил встречу.
- Срочно! – задумчиво повторил Григорий, - Значит, решил всё-таки насчёт Зуба! Ну, и чего ты вздыхаешь? Ты же этого хотела?
 Анюта стояла потупясь, и молчала. Он не знал,  что и подумать, так всё было необычно.
- Так! – решительно сказал Григорий, - Если время есть, то  я иду заваривать себе чай, и  варить тебе кофе. Раздевайся, смывай раскраску, я жду тебя на кухне.
 Кухня, в отличие от всех других помещений огромной квартиры, была епархией Курка. Его усилиями, и так, сверкающая чистотой и новизной всех частей мебели, и посуды,  кухня содержалась всегда в идеальном порядке. Это было единственное место, где он мог находиться долго, когда Анюта часто отлучалась по делам.
   Он слабо помнил первый месяц своего пребывания в этой квартире.   Выздоровление шло медленно и когда врач, тогда приходивший к нему ежедневно, разрешил ему наконец-то вставать и двигаться, то всё вокруг него выглядело так, как сейчас. Когда, как и какими усилиями, Анюта смогла, не тревожа его, загнать сюда бригаду строителей и сделать капитальный ремонт всей квартиры, для него и сейчас оставалось загадкой. Её отрывочные рассказы ничего не объясняли, а выспрашивать ему не хотелось. Но именно здесь, на кухне, при включённом телевизоре,  скворчащих сковородках и  кипящих кастрюлях,  он коротал время без неё. Именно здесь он размышлял о них, о прошлом, и запрещал себе думать о будущем. Проведённые здесь часы не прошли для него даром, он это знал, но ещё не понимал, насколько он изменился после  сидения в волчьей яме, и болезни, и насколько изменилось всё вокруг него. Изменилась Анюта, изменился Рентген, которого он видел только дважды за это время.
 Запертый стенами пусть и большой, и шикарной, сытой и суперсовременной тюрьмы, он менялся внутренне намного быстрее, чем после любого из лагерных сроков.
 Когда она зашла на кухню, уже по-домашнему, с распущенными волосами и привычном халатике, он тут же  подставил ей на маленькую барную стойку, где уже хлебал чай, маленькую чашку кофе. И она села, и так же сумрачно, как и несколько минут назад пила кофе, привычно вытягивая губы трубочкой. А он смотрел на неё, и улыбался. Ему было приятно, что ей не нравится ЭТО. Ему было приятно, что его женщина уже  умеет жалеть людей, хотя бы даже нелюдей  по-жизни.
- Рентген сказал кончать их? – спросил он осторожно, и замер. Он был почти уверен в её ответе, ловил даже движение её головы. Вдруг кивнёт!
- Хуже! – вздохнула она.
- Нет! – испугавшись за себя,  и ещё больше за неё, мотнул он головой,  - Не мог же он…
- Он приказал отдать их живыми.
- Кому?
- Скорее всего, ментам!
Он громко вздохнул.
- Так радуйся! Помнишь, как ты однажды ночью сказала, что рада тому, что не убила тогда никого…
- Да! – резко выкрикнула она и будто осеклась.
- Не понимаю! – он улыбался смущённо, но внутри него уже закипала досада.
- Я простила  Зубу первого своего  мужа и даже сестру готова ему простить. Но пока он жив, ты всегда будешь ходить под топором. Он  может простить то, что мы заперли его на три месяца. Но только не сдачу ментам. Ни он, ни Алабай этого тебе не простят. Пока они живы, ты будешь ходить под топором.
- Вместе будем! – легко засмеялся Григорий.
- А я хотела попросить тебя!
Анюта впервые подняла на него глаза и стала похожей на ту, трёхмесячной давности, худенькую, со впалыми щеками и большими голубыми глазами. В них была мольба.
- Убей их!
Григорий встал, и стал расхаживать по кухне, больше обычного припадая на больную ногу.
- А как же Рентген? – будто размышлял он вслух, - Он сказал, что мы с тобой его люди. Но до тех пор, пока делаем то, что он скажет.
- Я спрашивала у него! – резко перебила Анюта, -  Он согласился со мной и сказал: « На ваше усмотрение».
- Но как? – выкрикнул Григорий, вскинув руки, - Как ты себе это представляешь? Там охрана Рентгена. Мы приезжаем, и я стреляю двоих, а остальных приказываю отдать ментам. Все: и охранники на свободе, и тех, что заберут менты, будут знать, что мы их грохнули. Это всё равно, что расстрелять их на площади. Да и не смогу я! Я что,  по-твоему?...
- Хорошо. – легко согласилась она, - Тогда я сама.
- Да! – уже почти кричал Григорий, - Они пытали меня, но я не скот как они. Я не могу мочить людей, словно яблоки ногой давить.
- Хорошо, - монотонно повторила она и передёрнула плечами так, будто дотронулась до чего-то гадкого, - тогда отдадим ментам всех. Не мучайся. Значит судьба!
- Судьба, - вздохнул он, сразу успокоившись, и опять нервно, прихрамывая, зашагал по кухне.
- Вот, что! – Григорий резко присел на соседний табурет и обнял Анюту за плечи, - Давай решим прямо на месте? Может, когда увидим их, станет всё яснее? Сколько у нас времени?
- До вечера.
- Возьми, - Анюта достала из кармана халата и со стуком положила на столешницу  старенький наган, - я поняла, что ты не хочешь, чтобы я…
- Зачем? – подскочил на ноги Григорий, - У нас же целый сейф всякого добра.
- Рентген сказал, что этот засвеченный. А другое нам нужно будет ещё.
- Понятно!
Григорий отошёл к окну, и через плотную тюлевую занавеску, стал смотреть на  припорошенный грязным ноябрьским снежком  замкнутый периметр двора. Он постоял несколько минут и вдруг громко, раскатисто засмеялся.
- Как-то не подумал я, что работать на такого человека, и остаться чистым, не удастся.  А раз так?  Значит, наган-то он тебе дал не зря.
- Ну, вот! – вздохнула Анюта, - Ты всё и сам понял. Давай, милый, в этот раз я сделаю всё сама…
- Нет! – резко перебил он, - Я хочу, чтобы ты ещё побыла немного Анютой, которую я так люблю. Да и не женское это дело. Рентген спас нам жизнь. Он спас  жизнь тебе, и ещё он дал нам друг друга. И я не знаю, что из этого более ценное. Знаю только одно: убивать, кого попало даже для него, я не стану.
- Ты веришь, что он убивает,  кого попало?
- Если бы верил, давно бы предложил тебе сбежать. Есть в нём что-то такое. Верь ему почему-то….
- Сейчас я верю только одному тебе, Гриша – тихо прошептала она. Но звук  еле слышимого  голоса, он уловил почти без труда.

                4.
    В отличие от Видикалова, Гурьян всегда принимал гостей в просторной столовой, за длинным и  массивным столом ручной работы. И вообще вся мебель в его доме была сработана из натурального дерева городскими умельцами. Вилю всегда представлялась обстановка   в этом доме  какими-то сказочными декорациями.  Гурьян терпеть не мог всего нового и европейского, пластикового, блестящего   яркими красками. В столовой было сумрачно не только из-за мутного  осеннего света за окнами, но и от огромных полузадёрнутых  штор, какого-то  грязно-зелёного цвета.  А ещё от тусклого света, аляпистой, с накладными цепями, стилизованной под  древнюю бронзу,  люстры, свет которой будто гас  на темно-ореховой поверхности лакированных шкафов,  стульев и каких-то  серых обоев.
 «Таким как Гурьян, кабинеты   не нужны. Он  вряд ли понимает,  зачем вообще существуют  такие помещения, и что ему в них делать» - подумал Виль, осматривая всех присутствующих. За столом уже собрались все  местные авторитеты и бригадиры. В жёлтом  тусклом свете клубились табачный дым и нудный гул от всеобщих разговоров. Всех этих людей вместе Виль не видел давно, с самого дня рождения Видикалова.
- Тебя ждём! – подал голос Гурьян, восседающий в  единственном кресле во главе стола,  и  махнул  на свободное место рядом с собой. Так же как в кабинете Силая по левую руку.
- Обедать будем чуть позже, а пока о делах, - сразу начал Гурьян, пока Виль проходил на своё место, кивая и пожимая руки.
За столом были все, кого знал Виль. Человек восемь – десять. Значит, сходняк был организован Гурьяном по всем правилам.
- Ну, до обеда ещё дожить надо, - подал голос  самый старший из присутствующих, Укол. Низкорослый, даже плюгавый на вид авторитет был старым вором и под ним ходило сразу несколько молодых бригадиров Старого города. Голос его был не громким, но сразу после его слов все затихли.
«Сразу начали, - мелькнула мысль у Виля, - без предисловий». И он внутренне напрягся, понял – сейчас начнётся.
- Силай сходняком был выбран, - так же тихо продолжал Укол,  - а потому мог себе позволить многое. Доверие людей он заслужил, пусть земля ему будет
пухом.  Ты  Гурьян, пока с  нами не советовался, а уже посадил Рентгена рядом. Я что-то не помню, на какой зоне тебя короновали, Гурьян? За Силая помню. Сам  при этом был. И помню, тогда  Силай со всей братвой сидел в одном кругу, кресла себе не ставил.
- Ты предлагаешь нам всем сесть  скопом? – прорычал сквозь зубы Гурьян, - Тогда  ты поверишь,  что наша сходка законная?
-  Может нам,  братва, мусорам сдаться на денёк? – хрипло засмеялся Гурьян, - Выберем на киче смотрящего, а потом на волю попросимся, чтобы всё по понятиям Укола вышло. Думаешь, менты нам подыграют, Укол?
- Не уважительно ты… - опять начал негромко старый вор, но Гурьян перебил теперь сразу.
- Не вали в одну кучу всё барахло, старик! Я не прикидываюсь смотрящим, пока братва своё слово  не сказала.  Просто я у себя в доме, куда и  позвал вас всех. Разве я в чём-то кого-то обидел этим?  Или я сделал что-то не так? Кто-то другой должен был собрать вас? Кто хочет сказать, что он был ближайшим подручным Сашки? Может кто-то скажет мне, что знает,  где общаковские деньги?
 В воцарившейся гробовой тишине лишь кто-то покашливал, да слышны были тяжёлые выдохи курящих.
- Держатель кассы – ещё не смотрящий, - негромко сказал в полной тишине молодой авторитет  Куница, -  а в остальном ты прав Гурьян. Никто кроме тебя не имеет право созывать сходняк после смерти Силая. Прости, брат, строго вора.   Силай всегда давал много воли старогородским.
- Ты нам сразу хочешь предъяву  кинуть? – прорычал, сидящий рядом с Уколом, старогородской  авторитет  Аркаша Бабочкин по кличке «Аркан». Он был громадного роста, и голос его звучал гулко, как из бочки.
- Всё! Ша! – стукнул  кулаком по столу Гурьян, - Не будет никаких разборок пока не выберем Смотрящего.  И я не посмотрю, что вы авторитетные люди! Пришли в мой дом, сидите у меня за столом, а ведёте себя, как первоходки на первом толковище. Серьёзное дело на кону. Хозяина нужно городу поставить, а вы что же рвать начнёте   друг друга, пока власти над вами нет?
 В опять воцарившейся тишине раздался только чахоточный кашель Укола, да Куница, злобно сверкая глазами в сторону Аркана,   что-то шептал на ухо сидящему рядом  бригадиру 240-го квартала – Поляку.  Станислав Полозовский, больше известный под кличкой «Поляк», а для  братвы и друзей часто просто Стас, кивал головой,  сумрачно поглядывая в сторону Укола. 
  Авторитеты из Нового и Старого города всегда не ладили между собой. Это была давняя, как говорили знающие люди  с ещё незапамятных времён, вражда воров. И никто сегодня не помнил точно,    из-за чего когда-то возникла эта вражда, и что было её причиной. Но ненависть старогородских воров   к «зареченским», как и ответная злоба   и презрение, передавалась из поколение в поколение  от старых воров и «гопников» к новым уголовным авторитетам    и по ту,   и по  эту  сторону реки.   Река Урал делила город пополам  на Старый и Новый, а  соединял его   большой мост. Ну, а в   воровской среде   этим мостом всегда был авторитетный вор, держащий в мире два враждебных друг другу берега. Да ещё,  пожалуй, общие проблемы, которые можно было всегда, во все времена, решить только вместе. 
  Когда-то   именно эту вражду Сашка Силай  использовал для укрепления своей власти. У одних он узнавал о  слабостях и грехах других, а потом выносил всё это на общий разбор  для наказания всех нарушителей «воровских законов». Правда, знания об этих грехах никто никогда не скрывал, потому что   «стучать» друг на друга воры никогда не стали бы. Но Силай отыскал и привлёк Виля для того, чтобы воры сами раскололись и рассказали о своих же прегрешениях перед общаковой кассой. Виль выуживал признание  у каждого из авторитетов прямо в присутствии всех остальных, а от своих слов вор никогда не откажется.
 Именно это не мог забыть и простить Вилю  Укол, и конечно, не только он один.  Виль знал,  что теперь после смерти Сашки,  воры захотят отомстить ему за те, прежние обиды.  Он был готов к этому, и даже слова Куницы не заставили Виля  расслабиться.  Авторитеты Нового города понимали, что нужно вначале выбрать Смотрящего, прежде чем приступать к разборке с Вилем. Им нужен был свой, им нужен был Гурьян. 
   Старогородские  тоже понимали, что,  скорее всего, Смотрящим будет  выбран Гурьян. Более авторитетного человека они предложить  на сегодня не могли.  Гурьян был ближе «зареченским»,  он был родом отсюда, из Нового города, хотя давно уже был в окружении Силая, а значит, руководил и общался со всеми авторитетами города, давно считался «центровым», как говорили воры. А потому  и те и другие предполагали, что «происхождение» Гурьяна, как и «происхождение»  Силая когда-то, будет играть на руку «зареченским». И хотя Силай и доказал, что он может быть одинаково расположен ко всем, одинаково строго  судить любого,  несмотря ни на какие  прежние симпатии или неприязни, но эта приверженность к клану до сих пор  рождала в головах воров необоснованные надежды.
 Виль ещё раз, более внимательно осмотрел всех сидящих за столом. По одну сторону стола сидели старогородские:   Укол, Аркан, коротышка Куцый и худой, неулыбчивый татарин Гиля. На другой стороне сидели «зареченские»: старые и седые авторитеты  Моня и Шалам, Куница, Поляк и молоденький, вертлявый и улыбчивый Лёнчик, бригадир   молодых карманников и базарных  кидал. По правую руку от Гурьяна сидел бригадир его личной бригады  «Рыжий», прозванный так за большую любовь к золотым цацкам, и  вообще  предпочитающий  золото любой валюте. Он как всегда загадочно улыбался, поблёскивая золотыми коронками зубов, но явно чувствовал он себя лишенцем. Никто пока вроде бы не обратил внимания, что сидит  он по правую руку от Гурьяна.  На том  самом месте, которое всегда на сходках занимал Гурьян, но  это тоже могло быть до поры до времени.  Раз Гурьян ввёл на сходку  человека не входящего в клан авторитетов без согласия воров, да ещё и посадил его по правую руку, значит, готов он был ко многому, подумалось Вилю. И он вдруг как-то сразу успокоился. Он всем своим нутром почувствовал, что Гурьян не отдаст его ворам на растерзание, и  что решил он об этом ещё утром,   когда  они ехали вместе на место убийства Сашки.
«Молодец! – с презрением, но и с удивлением тоже думал Виль, - Далеко пойдёт  Гурьян! Сейчас выберут его Смотрящим, и получится, что больше половины сходняка будут обязаны ему либо положением, как Рыжий, или те же Куница с Поляком, которых он постарается приблизить, а кое-кто и жизнью, как я, а может быть и ещё кто-то из старогородских, кто наговорит сейчас  лишнего по злобе или глупости».
 Ещё через полчаса Виль прочитал мысли всех,  кто был рядом, и ему стало неинтересно…
      Часа через два, «шестёрки» из бригады Рыжего, быстро накрыли обеденный стол. Все вопросы были улажены, споры закончены, решение принято. Рюмку поднял самый старший по возрасту – Шалам.
- Я рад, братва, что мы не затеяли свару, и выбрали, как и положено, самого авторитетного человека. Поздравляю тебя Гурьян! Народ надеется на тебя…
  Почти все шумно и радушно стали поздравлять Гурьяна. Даже Укол сказал пару слов,  превозмогая кашель  и вымученно улыбаясь. Гурьян молчал до поры, только кивал и ел много и жадно.
- Всё будет так же, как при Сашке, - поднял третью рюмку   Гурьян, - а сейчас у нас всех много дел. Нужно организовать похороны, как положено. С каждым из вас поговорю после  отдельно. А сейчас, давайте-ка за дело.  Отдыхать будем потом, когда проводим Силая и  гостей встретим и проводим, как полагается.
 «Жёстко он начинает, - промелькнула мысль у Виля, - Силай себе такого не позволял».
 Однако авторитеты, молча, проглотили его слова, стали громыхать стульями, поднимаясь из-за стола и прощаясь.
-  Рентген! Останься. Нужно обсудить кое-что срочное.
Гурьян сказал громко, с вызовом, хотя Виль и не собирался уходить. Все понимали, что слова больше предназначены для тех, кто ещё не привык к мысли, что Виль остаётся ближайшим подручным нового Смотрящего.
- Вот что, Виль, - тихо начал Гурьян, впервые называя его по имени, когда все разошлись,  - я тебе скажу, а ты послушай, и сразу ничего не говори.
 Вор,  склонив голову, смотрел перед собой в стол и нервно крутил в пальцах пустую рюмку.
-  Ты со своей семьёй, сразу после похорон, займёшь дом Силая. Дом у него хороший, крепкий, и братва привыкла в нём собираться. Ну, а тебе хватит уже проживать в своей многоклеточной конуре. Слишком опасно для тебя жить в многоэтажке.  Человек ты известный, и врагов у тебя не мало.
- Может, будет правильнее, если ты займёшь? – озадаченно промолвил Виль.
- Нет! Я к своему дому привык.  У меня тут  все входы и выходы пристрелены и примечены. – мотнул головой Гурьян, не поднимая глаз. – Со временем будем собираться у меня, но первое время лучше на старом месте. Кроме того, есть ещё одна причина. В подвале у Силая захован общак. Менты никогда не найдут, ну а тебе я потом покажу. Будешь держателем кассы. Пока по-тихому. А там видно будет.
 Виль, расхаживающий вдоль стола, после последних слов Гурьяна, остановился как вкопанный.
«Чтобы Гурьян, ставший  наконец-то хозяином города, отдал бы кому-то  воровскую кассу?» - промелькнула у Виля тревожная мысль.
- Что? – хрипло засмеялся Гурьян, медленно поднимая на Виля хитрые глаза, - Испугался?
- Объясни! – выдохнул Виль, заставив себя расслабиться и даже улыбнуться.
- А сам что же, умник? Не догадываешься?
- Неожиданно, как-то…
- Да, просто всё, как раскладушка!
 Взгляд Гурьяна стал опять сумрачным и отсутствующе  усталым.
- Братва тебя не зря  опасается, - тихо продолжил Гурьян, - потому как мутный ты человек.  Для нас всех мутный. Деньги тебя не интересуют, и поэтому ты нам чужак. Мы привыкли  людей гнуть и ломать, но мы знаем за какой куш. А вот ты за что их ломаешь?
- А ты разве за деньги? – моментально среагировал Виль. Он  давно был готов к такому разговору с любым из авторитетов. Всегда удивлялся, что никто и никогда не говорил с ним об этом за все прошедшие годы, даже по пьяному делу.
- Быстро ты меня отстриг! – хохотнул Гурьян, - Да я и не сомневался, что ты готов к таким вопросам. А поэтому права братва, когда видит в тебе мутного, а может быть и засланного. Только нет у тебя связи с ментами. Я уж и так и эдак пробивал по всем каналам, и по всем стукачам нашим. Да и сам не верю. Просто знаю, что есть у тебя какая-то своя маза в нашем деле. Но какая? Видать,  не понять мне, если сам не скажешь…
- Сейчас тебе исповедаться, или  когда всех позовёшь? – напряжённо спросил Виль, пытаясь докопаться до мыслей Смотрящего.
- Ладно! – резко встал со своего места Гурьян, - Закончили пока базар. Переедешь через неделю. Силаевская охрана дома будет теперь твоей. Возить тебя теперь тебя будет Кокс. Он уже тебя ждёт у ворот. Ну, а на свою тачку, сам себе водилу подбери дельного, пусть  возит твою жену и чадо твоё.  Ты мне нужен сейчас живой, здоровый и спокойный. Слишком много всяких косяков впереди…
«В заложники берёт мою семью, да и меня тоже, получается» - с  беспомощной тоской подумал Виль, - « Что ему опасаться за кассу, когда дом Силая  люди Рыжего обложили  со всех сторон?»…
 
                5.
   Станция  Ущелье находилась среди кряжистых  не высоких гор из гранита и яшмы, совсем рядом с городком. Но постоянной дороги, кроме железнодорожных путей туда не было. Была грунтовая, каменистая колея среди холмов и кряжей, среди последних каменных выступов, там, где Уральские горы заканчивались, будто бы упираясь в городок, и раскинувшиеся за ним бескрайние степи.
 «Железка»  была прорублена прямо в скалах, напрямую, а дорожная колея вилась, причудливо виляя между скалами и холмами, то задирая капот машины вверх, то скрипя камнями на резких спусках, или зажимая  нависшими вдруг скалами с обеих сторон. Зимой всё вокруг было завалено непроходимыми снегами и глыбами  обледеневших  камней, и посёлок, не более чем с тридцатью дворами, бывал почти полностью отрезан от мира.  Ни пассажирские, ни грузовые поезда в Ущелье не останавливались, но с давних времён каждое утро ходил туда «рабочий поезд» - тепловоз с тремя-четырьмя вагонами, возящий железнодорожных рабочих путейцев. Рядом с крошечным зданием станции у путейцев был даже свой барак, в котором они грелись, обедали  и держали инструмент.
 Это всё, что мог вспомнить Курок о посёлке,  не считая страшных воспоминаний  о пребывании в Волчьей  яме. Машину бросало из стороны в сторону,  и мелкий снежок застилал буро-коричневые  выступы  яшмовых гор, бугрящихся в беспорядке вокруг. Но Аня ловко крутила рулём и старенькая «Нива», надрывно гудя мотором, упорно взбиралась всё выше и выше.
«Хоть бы снег не разошёлся, -  подумал с тоской Курок, - а то завалит нам обратную дорогу, придётся выбираться по шпалам». Однако тоска его была совсем о  другом, не о паршивой погоде, и не об этой каменистой колее. Он нервно сжимал в кармане холодную рукоять револьвера, будто пытаясь привыкнуть к её холоду, а на самом деле пытаясь привыкнуть к мысли, что он просто и обыкновенно едет  убивать людей.
  Конечно, Курок не был никогда, с самого детства, наивным домашним мальчиком, и  в свои тридцать с небольшим лет, имел опыт и драк, и  даже поножовщины. Но то были честные разборки, то были не  столько нападения, сколько попытки выжить. Выжить в камере крыток, в  лагерных разборках, в нападениях уже «ошкуренных» им клиентов, и к таким ситуациям он хоть и был готов всегда, но всё же никогда заранее не готовился.  А тут на тебе!
 И всё бы ничего, если бы не эти последние месяцы в тихой и сытной квартире, так напоминающей ему детские каникулы у бабушки в деревне. И если бы не Аня. Вот это-то и было главным!
 Плевать он хотел на Рентгена и ему подобных «упырей», как выражались иногда мужики в городских забегаловках. Он, Гриша  Ройзман,  по кличке «Курок», никогда ни под кем не ходил. Он всегда был сам себе хозяин, и в общак отдавал, всегда не скупясь. Когда было что, конечно. Все бригадиры городка подавали ему руку, как равному, зная, что  Курок работает сам, и только с тем с кем захочет.  Он  никогда не скупился на угощения своим, и никогда не встревал в дела чужих. Все знали, что Курок  не любит показного бакланства и грубых слов.  А его манеру ярко одеваться ему простили уже давно, и теперь считали просто его единственным «забегом». Кто не без греха? Кто-то грешил  опиухой или анашой, кто-то распутными девками, у кого-то была слабость к пойлу. У каждого есть слабости, и не ворам про это объяснять.
 Но Гриша никогда не водил знакомств с бандитами.  Мокрушники, убивающие людей просто, или за деньги, были людьми особой касты. Воры не могли обойтись без них, но никогда не приближали к себе,  и на воровские токовища им был вход заказан. Вор убивал только в крайнем случае, в жёстких разборках со своим, преступившим воровской закон, либо с любым, преступившим вообще все понятия и приличия их мира. В таких случаях, конечно, никто не церемонился. Однако приличия соблюдались и в таких случаях. Сходняк воров назначал «торпеду» - человека имеющего долги перед общаком, либо  другие провинности перед ворами, и тот исполнял.  Но и после этого, никто и никогда не считал  «исполнителя  приговора»  бандитом или мокрушником. Просто человек исполнил  поручение сходняка -  и на этом всё. Отрезали и забыли.
 А теперь что? Он должен методично и спокойно, как какой-то бандюган, перестрелять людей?   И кем он станет тогда? Ведь в этом мире ничего утаить нельзя. Ворам доказательства не нужны, они и так знают точно, либо  «спросят строго», если засомневаются.
 И ради чего он теряет теперь свой авторитет и свою репутацию?  Месть у воров не в чести. А наказать можно только с разрешения сходняка.  И наказывать должен тот, кого определят «торпедой», и никак   иначе.
Всё это было так, но всё уж слишком изменилось за последние годы. Разборки  с оружием, даже автоматическим, стали каждодневной реальностью, а банды «беспредельщиков»,  молодых «качков», «оборзевших бывших спортсменов» сбивающихся в стаи и мочащих друг друга, а иногда и воровские бригады,  стали случаться всё чаще. Воровской мир не принимал их, мстил им жестоко, но они не слишком и нуждались в нём. Хотя опасались, конечно…
А что было делать? К ворам идти было нельзя. Зуб с лёгкостью докажет, что он «кинул» своих. И хотя сейчас Зуб не в авторитете, но он «вор в законе», и слово Гриши Курка против его слова ничего не значит. Рентген не стал рассказывать сходняку про своё, а значит и их похищение, а потому для воров его,  как и не было. Рентген мутит какую-то свою игру, и это Курку  давно понятно.  Но в воровской среде Рентгена не зря считают чужаком.  Он хоть и центровой, ближний подручный Силая, но, по сути,  своим для воров никогда не был и не станет.
 Рентген спас жизнь ему и Анечке тоже, но убивать за это «вора в законе» - обрекать себя на смерть лютую.  А оставлять живым Зуба, с его авторитетом в воровском мире, с его связями и возможностями, тоже неминуемая смерть. Тут Аня права!  Пока Зуб жив – они ходят под топором.
 Всё это, Курок прокручивал у себя в голове уже не первый десяток раз за последние десять часов. И всегда приходил к одному и тому же выводу.
- Нет выхода! Нет!
« Ну, вот, - вздохнул  громко Курок, уставившись в лобовое стекло невидящим взглядом, - был ты Гриша честным кидалой, а стал личной «торпедой» Рентгена…»
  Его мотнуло вперёд так сильно, что Курок еле успел упереться руками в лобовое стекло.
- Приехали, - почему-то шёпотом выдохнула Аня, и тяжело, обеими руками навалилась на рулевое колесо.
  Сквозь косолетящий снежный ветер и надвигающиеся сумерки, Курок увидел знакомые ворота из щербатых неокрашенных досок.
- Сиди здесь! – резко сказал он и дёрнул дверь автомобиля.
- Гриша! – так же чуть слышно выдохнула она.
- Не надо! – почти резко выкрикнул он, - Сиди и молчи. Помоги мне! Просто сиди и молчи.
 Он  со злобой захлопнул дверь, и остановился, глотая холодный ветер и подставляя ему горящее лицо. Ворота подались,  и на встречу, в  слабом свете фар, появилась толстая и бесформенная   фигура человека. Она  шагнула навстречу,    и Курок  различил  человека в тулупе  и надвинутой на глаза пышной ушанке из собачьего меха.
- Ты Курок? – просто спросил молодой голос.
- Я! – прохрипел Григорий, сжимая в кармане рукоять пистолета потной ладонью.
- Рентген звонил, - молодой голос казался  даже весёлым, - всё переиграли.
- Как это? – опешил Курок, ещё не до конца поняв  сказанные  незнакомцем слова.
 Парень чуть распахнул тулуп, и Курок увидел автомат «Калашникова» спокойно висящий у того на шее.
- Зуб, Алабай и остальные, просили тебя долго жить, Гриша! – весело хохотнул молодым голосом здоровяк. И только тут Курок понял, что эта фигура в тулупе возвышается над ним почти на голову.
- И как же теперь… - беспомощно пролепетал Курок, чувствуя, как весь покрывается противным холодным потом.
- Силая грохнули. Ещё утром, - уже спокойно и даже как-то лениво сказал парень, склоняя голову ниже, - так что поезжайте к себе и ждите. Рентген вам сам позвонит. Отваливайте,  быстро!
 Тулуп запахнулся, и фигура скрылась в скрипнувших воротах…
  Арсений  наблюдал сквозь  тёмное оконное стекло и видел только Крепыша в свете фар, на фоне тёмных ворот. Крепыш топтался за оградой, потом вошёл и неторопливо прикрыл воротину. Когда он уже поднимался в дом, свет фар заметался  по двору. Машина резко развернулась,  и громко газуя,  стала удаляться.
Дверь противно скрипнула,  и  в проём втиснулся  Крепыш.
- Полетели! – хохотнул он.
- Не переиграл? – скривившись,  спросил Арсений.
- Да, не до этого им!
 Крепыш резко скинул в угол тулуп и вытер ладонями красное лицо от снежного крошева.
- Ну, чего? – так же весело спросил он, - Чаю попьём и в город? Там теперь веселуха! Спать нам, видать,   совсем не придётся.
- Не! – Арсений зябко повёл плечами и прислонился к белёной стенке большой русской печи. В доме было холодно даже в его толстом свитере и валенках.
- Я с путейцами договорился, - вздохнул Арсений, - завтра пригонят две машины с грунтом. С щебёнкой у них к зиме плохо. Обещали за два ящика водки  земли набросать. Ну, да это ничего. Землица у них тут чуть лучше  щебня. Завалим погреб, и забетонируем. Я тут видел на чердаке два мешка цемента. Так что завтра работаем.
- Думаешь, он проверит? – уже серьёзно спросил Крепыш, и грохнул гулко в полутьму, положив на дощатый стол автомат.
- Может поспрашивать, при случае, - протяжно зевнул Арсений, -  а тут каждый может рассказать, что во всём посёлке делается.  Доработаем до конца.
 - Чего же ты молчал весь день? Ну, и ладно! – махнул рукой Крепыш, - А чаю я всё одно выпью на сон грядущий.
 Арсений, молча, скинув валенки, вскочил на лавку, и забрался на привычное место, на печи под тёплый тулуп. Подушка, набитая сеном, пахла летом и далёкой родиной, где  леса шумели,  и большая река  гудела пароходами. Нужно было поспать, но мысли крутились в голове одна тревожнее другой.

                6.
 Дружба Виля со "Старым" развивалась медленно и казалось даже первое время, что не будет никакой дружбы. После тяжёлого рабочего дня кости ломило и тянуло в сон. Заруба смотрел всегда в сторону, будто и не знал его и разговоров никаких между ними не бывало. Но как-то однажды Виль проснулся среди ночи и почувствовал, что его новый знакомый не спит. Старый вор ворочался наверху, скрипел сеткой кровати, то  что-то бормотал, то замолкал, то вздыхал протяжно...
- Тоже не спишь? - подал голос Заруба.
- Ага,  - откликнулся Виль, - чего-то не спится...
- Это ладно, - прохрипел старый вор,  - а у меня каждую ночь шары на лоб лезут...Только под утро засыпаю. Как ты сейчас с бригадой? Притёрся, закорешился с кем?
- Да не особо...Так со всеми ровно...
- Ну и то уже не плохо. Всё не один. Одному , брат, совсем хреново. Я -то никогда один не был, да видать Бог своё знает...Теперь мне такая доля им назначена.
- Люди говорят, что ты сам от воровской короны отказался, - вырвалось у Виля, но он тут же прикусил язык.
- Отказался! - зло перебил вор хриплым шёпотом,  - А как не отказаться? Тут либо ты в Бога веришь, либо в чёрта...С отцом Николаем я познакомился полгода назад. Знаешь его? Служит у нас в тюремной часовне...
- Не! Я не хожу туда...
- Я тоже не ходил все эти годы, да вот как-то зашёл. А он  сразу разговор  со мной завёл. Обыкновенный разговор, мол, как вам живётся, не нужна ли помощь какая?...Я ведь к таким разговорам привык. Знал я цену таким разговорам! Только вижу - э, нет - тут другой коленкор. Этому попу от меня явно ничего не надо, и просить он у меня ничего не собирается...Ну я возьми и ляпни ему:" Я вор в законе, мои грехи несчитанные, да и как их сочтёшь, когда многие ещё впереди". А он так спокойно мне : " На всё воля Божья! Никто наперёд ничего знать , кроме него, не может. Вот вы пришли в церковь, значит он вас направил. А раз направил - значит не зря, значит знает зачем..."
  Вор закашлялся и перевёл дух громко, будто устал от своих же слов.  - Поговорили.... - протяжно и грустно вздохнул он, - А потом стал я заходить к отцу Николаю каждый день...Сам не знаю как получилось. Многое он мне рассказывал и о подвиге Христа и  вере нашей православной...Много интересного, такого , что я себе и представить когда-то не мог...И знаешь, малыш, ...хы-хы ... просто он всё это говорил. Без всякого форса, без нудятины и без привычного мне воровского запала...Просто говорил и всё. Я ему своё талдычу, а он мне своё....Не то чтобы спорит со мной, а будто бы даже соглашается, а получается, что все мои слова в прах превращает...Стал я чувствовать себя в его присутствии как малолетка перед старым сидельцем. Будто виноват всегда, а в чём и не понять...Понятий не хватает. Вот я и перестал к нему ходить. Но он тогда сам ко мне пришёл, сюда прямо к шконке моей...Посидел молча рядом, спросил что-то, и не дождавшись от меня ответа, ушёл...Только книгу оставил.... "Новый завет"...Потом опять я к нему пошёл...Ну это когда прочитал часть книги...Вопросы у меня стали в голове какие-то непонятные крутиться...Короче, долго всё это длилось, а закончилось быстро, как мне показалось....
- Чего закончилось-то? - опять вырвалось непроизвольно у Виля. Половину из того, что ему говорил Заруба он понял плохо тогда. Молод был ещё и глуп. Однако какой-то общий смысл как-то уловить смог.
- Погоди! - с досадой процедил сквозь зубы Заруба. - Тут сам ещё не всё до конца понимаешь, чтобы тебе внятно рассказать...Ну да ладно! Ты парень ушлый, не глупый и образованный, если сравнивать с нашими сидельцами, то можно сказать учёный...Я это сразу почуял, поэтому я тебе своими словами скажу всё что смог понять, а ты сам разбирайся во всей этой моей галиматье, что у меня в голове крутится....Может и подскажешь чего...А нет, так хоть я душу облегчу...
   Заруба опять вздохнул и заговорил снова.
- Вот какая беседа у нас с отцом Николаем вышла в последний раз... Наш взгляд на этот мир, что нас окружает, и приносит в наши души либо рай , либо ад. Достаточно ли человеку изменить только взгляд на этот мир, чтобы  стать другим, переменить себя самого и прийти к Богу? По мне, так окружающие тебя люди и обстоятельства жизни не дадут тебе этого сделать. Они опять направят тебя, твои мысли и твои действия в привычное русло. А значит все потуги твои будут напрасны, когда ты с этими людьми и в этих обстоятельствах.
  А он мне говорит, тогда надо менять взгляд и на этих людей и на эти обстоятельства. Установить за собой контроль и придерживаться другого т.е. нового взгляда на всё окружающее.
 Ну пусть так! Может быть люди так и меняются. Только в отличии от меня они точно знают , что хотят поменяться. Они, скажем, начинают улыбаться встречному, и воспринимать мир как яркую картинку, наполненную красками и чудесами. Но я то не уверен, что хочу именно этого! Вот в чём проблема.
   Создать внутри себя рай я согласен, но не согласен на такой как мне предлагают. Я не приму его, да и не хочу. Не знаю почему, но этот душевный рай мне кажется не настоящим, искусственным. Пластмассовым каким-то, как детская игрушка... Я не смогу улыбаться всем подряд, не смогу в одночасье полюбить любого из "ближних", не смогу не судить их, не считать дурака - дураком, а сволочь - сволочью. А без этого ничего не получится. Потому что учение ваше утверждает, что нужно полюбить врагов своих, не осуждать их  и принять такими как они есть...Не смогу! Прежнее воспитание не позволит...
 А отец Николай говорит мне так спокойно: " А не всё сразу, милый человек!" Это он меня милым человеком называл...До сих пор поверить не могу, что позволил ему такой "погремушкой" меня кликать...
  Да! Так вот! " Не всё сразу, - говорит отец Николай -начинай с малого и закончишь благодатью Господней" А с чего с малого-то?   "Откажись вначале от злых действий, - говорит он,  - очисти руки свои от скверны, не делай людям зла...."
- Я говорю - так разве же это люди? А он мне - все люди, и ты ничем не лучше их и не хуже...
 Вот тут я призадумался. Действительно, думаю, чем я лучше всех наших -то? Или чем я хуже их? А раз я такой же, то чего же мне тогда  судить их и казнить? Почему я должен это делать, если мы тут за решёткой все одним миром мазаны?  И почему это они для меня одни дураки , а другие сволочи?   Сам то я кто? Ну для тех, кто там за решёткой спокойной жизнью живёт? А получается , что для тех фраеров  я дурак и сволочь, если ещё и не хуже...Вот ведь как!  Дурак потому, что большую часть жизни провёл за решёткой как волк цирковой, а сволочь потому, что  спокойно жить им не давал , когда только мог.
 Вот тут я и вспомнил наш первый разговор с отцом Николаем, когда он мне тихо так сказал: " Счастье своё нельзя построить на несчастье других..." А получается, что всю жизнь я занимался только этим?...
Заруба вдруг замолчал и затих. Я задумался над его словами, но не надолго.
- Да ладно! - раздался прямо надо мной голос Зарубы, и я увидел его седую голову  склонившуюся ко мне с верней кровати - Ты , малыш, не грузись сильно-то....Я полгода во всём этом не простом деле разбираюсь и всё больше запутываюсь. Это наука такая, её  с ходу -то , с наскока, не то что  понять, даже ощутить невозможно. Глубокое это и совсем не для молодых- так я себе думаю...Давай лучше о пенках пока!
  Голова вора склонилась ко мне ещё ниже и я расслышал его свистящий шёпот.
- Тут, на днях, мой бывший корешок, Кривой, откидывается. Отмотал своё - на свободу идёт. Это его братва вместо меня короной наградила. Ну а раз его нет, то за него останется Жбан...
Заруба чуть закашлялся. - Ты не знаешь такого?
- Так- пожал Виль плечами,  - видел со стороны. Ходит всегда по лагерю окружённый какими-то мордами...
- Во, во! - закивал Заруба,  - Жбан любит вокруг себя всяких сявок держать на побегушках...Да ладно, базар не в этом. Вся беда в том, что на том толковище, где я от воровской короны отказался, Жбан больше всего кипишу поднимал. Сходняк весь баламутил: " Чего это - говорил - будет если у нас авторитетные воры от короны воровской отказываться будут? И так от беспредела нет продыху, воровские законы ниже плинтуса опустили...А тут ,мол, ещё и старые воры разбегаются как крысы..." Жбан разборок искал и явно замочить меня тогда же хотел. Видел  я как его "сявки" уже крысиные морды навострили и заточки в запазухе щупают.
 Кривой тогда весь кипишь унял и слово мне дал. Говорит: "Давай, Заруба, объясни народу что по чём. Почему ты чести тебе оказанной чураешься? Не доводи до греха".
 Заруба склонился ко мне  ещё ниже. - Я тогда встал как положено, ну и пожалился, что мол здоровье не то, силы покидают, а потому надо дорогу давать  тем, кто действительно смотрящим будет на Зоне деловым и надёжным....Ну а за себя, мол, уже ручаться не могу, потому прошу отпустить с миром, на покой.." Все, конечно, опешили. За глаза ладно, когда я с Кривым договаривался, что он вместо меня смотрящим будет - все это как-то ещё понимали. Но чтобы вот так  - принародно авторитетный вор отказался от должности смотрящего, такого никто не помнил, а потому и дико всем было.
 Молчали все пока Кривой не сказал : " Ты же знаешь, Заруба, что на покой  у нас уходят только вперёд ногами...Не мне тебе объяснять, что настоящий вор всегда в деле до самой гробовой доски...".
Я тогда не стал бакланить  в пустую. Дело ваше , говорю. Как решите так и будет.
Кривой тогда всё дело разрулил. Сходняку объяснил, что не гоже нам, хоть и "опозорившегося" вора на пики поднимать. Конечно, говорил, Заруба себя замарал, но воровских законов не предавал и воровские законы на поругание не выставил - сказал честно то, что думает. Раз отказался, то видать не за себя боится -за дело наше. Если бы за себя боялся понимал бы, что живым ему не уйти, да и сейчас понимает. Ну а раз не боится за шкуру свою, значит причины у него есть на то....Короче оставили меня пока в покое... Но теперь покою конец! Жбан меня терпеть не будет. он обязательно замутит какую-нибудь свару на голом месте и  вынудить меня либо защищаться, либо просто ткнут меня где-то финарём в тёмном коридоре и концы в воду...Разбирайся там, кто старого Зарубу грохнул и за что. Вот Жбан и разберётся - скажет он вор замаранный, а потому и разбираться нечего, пусть с ним менты разбираются, а у нас настоящих дел невпроворот...Короче, малыш, чувствую я не долго мне осталось...
- Не спорь! - громко перебил он меня, попытавшегося что-то возразить - Лучше слушай сюда внимательно.
Заруба задышал громче , а зашептал совсем тихо.
- Есть в окружении Жбана человечек один по кличке Бельмузь. Нормальный человек, да и должок у него передо мной не оплаченный. Как-то, лет десять назад, на одной из крыток помог я ему, заступился и спас его шкуру. Такие долги не забываются, хоть и времени прошло много. Надеюсь, что он тоже не забыл...Да уверен, что не забыл!  Так вот когда меня не станет...
- Молчи! - опять строго перебил мою попытку возразить Заруба,  - Так вот, когда меня не станет можешь смело обращаться к нему за помощью. А помощь тебе понадобится. Жбан злобная скотина и дружбу тебе со старым вором припомнит когда никогда. Уж я то его знаю...Да! И Главное - крест воровской на себя не бери. С ребятами из бригады попробуй сдружиться получше. Будешь у них  в авторитете шансы выжить будут больше...Ну а в остальном, как говорит отец Николай, как Бог даст. Всё! Утро уже...Спать давай...
  Седая голова исчезла в сумерках и я остался один на один со своими грустными мыслями.  Мне казалось странным, страшным и не естественным, что старый вор говорит о своей смерти так просто. За моё полугодовое пребывание в лагере я не видел и не слышал, чтобы  на нашей зоне кого-то убили. Были, конечно, раз или два  в месяц  жёсткие драки и потасовки. Зека часто тыкали друг в друга заточками и ломали друг другу руки и ноги, крушили о врагов табуретки и другую мебель...Но все как-то отделывались лечением в санитарной части, и наш единственный врач быстро штопал и накладывал гипсы пострадавшим, а они потом возвращались назад в бараки. Иногда  "дубаки" - местные надсмотрщики или даже сами начальники отрядов гнали пинками "чахоточных" в санчасть, если они пропускали лечебные процедуры или уколы. Никто - ни сами зека, ни администрация никогда не допускали мысли, чтобы кто-то "загнулся на зоне". Так часто говорил наш начальник отряда майор Шпигунов на утренних разводах.
- Я вам не дам , суки,  - орал он иногда перед строем - мне портить отчётность. Вот освободитесь - подыхайте хоть возле ворот - мне это по барабану. Но здесь, чтобы не одна гнида мне не членовредительствовала и не калечила соседа...Сгною в ШИЗО каждого, кто попытается мне тут порядки наводить...
  Конечно, крика его никто не боялся. Боялись больше дубаков - это они, по его же приказу, могли "изметелить" так, что все 15 суток в ШИЗО человек лежал  просто пластом или  мог загреметь в "лазарет"...
 Дня через два, днём , прямо вовремя смены бригадир, перекрикивая грохот и визжание лесопилки, махая истово руками подозвал меня к себе.
- Иди! - прокричал он в самое ухо.... Там - за будкой нашей, ну за "чайханой" - тебя Заруба ждёт.  Когда я пролез через сваленные штабеля досок и разбросанные завалы "кругляка" к нашей будке, сбоку от неё, в стороне от посторонних глаз стояли двое. Рядом со Старым приминался с ноги на ногу  какой-то мужичёк с серым помятым лицом, явно не молодой и угрюмый. В глаза бросались опущенные уши на ушанке, как никто в лагере не носил, и толстые швы  шёлковыми нитками на истёртой донельзя телогрейке.
- Это Бельмузь! - сразу чётко и как-то зло сказал Заруба, - Посмотри на него внимательно и запомни...
    Я уставился на низкорослого мужика, а тот лишь оскалился мне железными коронками передних зубов.
- Пошёл я,  - хрипло и как-то с натугой сказал он Зарубе, -а то тут везде глаза...
- Давай! - так же напряжённо и зло ответил Старый...
 
                7.
    Виль проснулся среди ночи  как всегда неожиданно и от щемящего чувства тревоги и опасности.
 Рядом тревожно встрепенулась Валя.
- Ты чего?...
- Спи , спи... - погладил её по руке Виль, всё ещё продолжая дышать шумно, почти взахлёб - Снится гадость всякая...Видимо на новом месте...
- С тобой точно всё нормально? - Валя суетливо  села на кровати и тревожно смотрела на него... - Сердце тебе надо проверить...
- Да, нормально всё, Валь! - уже более спокойно и даже вяло прошептал он,  - Пойду покурю и водички хлебну. А ты спи! Не жди меня, я скоро лягу...На веранде может посижу чуть...
- Ты не долго, - попросила Валя, - или уж оденься тогда...Мороз ночью -то.
- Куртку накину. Я скоро...
 На веранде было действительно холодно. В приоткрытое им окно задувал промозглый уже по зимнему морозный ветер. Фонари освещали участок как-то тускло и дом охраны вдали, у ворот, корёжился угловатыми тенями. Деревья, посаженные ещё при Силае, разрослись и шумели  почти оголёнными ветвями грустно, порывисто и устало.
- Да! - подумал Виль, - Денёк нынче выдался ещё тот... Да и не только этот...
Три дня назад, под жёстким нажимом Гурьяна, они всё же переехали из своей квартиры в дом Силая. И единственный, кто был рад этому, конечно, Димка.  Вале он всё объяснять не стал, просто тяжело вздохнул и проронил: " Так надо. Потом всё расскажу..". Она не стала допытываться - знала, раз муж сказал потом, то значит раньше срока ни скажет ни слова...
 Для переезда Гурьян прислал  три грузовика и легковушку с ребятами из бригады Рыжего. В грузовиках оказалось около десяти наёмных грузчиков и потому управились почти за три часа. Всё успели  - и собрать и раскидать по комнатам в бывшем доме Силая. Гурьян уже был там. Сидел на веранде молча курил, пока грузчики суетились с мебелью  и скарбом.
- Мы тут заранее всё Сашкино убрали пока в подвал. Чего надо будет возьмешь себе потом, - крепко пожимая руку сказал Гурьян не поднимая глаз, - подумали, что тебе так будет легче на первых порах....
- Спасибо, - машинально кивнул Виль, усаживаясь с ним на табурет.
- Сейчас рабы всё закончат, - продолжал Гурьян так же сумрачно,  - и пацаны  начнут подходить...
Виль помог с разбором вещей Вале, потом зашёл в комнату к Димке. Сын был в восторге и от своей собственной " такой огромной комнаты" с большими окнами выходящими прямо в настоящий сад, и от тех вещей, которые люди Гурьяна оставили на местах. Широкий диван, большой стол и "венские" стулья с позолотой, какие-то пуфики, стеклянные шкафы с пустыми полками, куда Димка уже успел запихать свои книги , магнитофонные кассеты и всякую другую мальчишескую  мелочь и  не только. Сделанный им не так давно большой  парусник красовался на самом видном месте.
  Виль поговорил с сыном о школе, о его новых увлечениях, пообещал, что прикажет установить и шведскую стенку, и борцовский мат, и боксёрскую грушу...
- Ты лучше напиши всё что нужно, сынок, - погладил его по  стриженной голове Виль и подумал, что сын вырос почти незаметно, - а то я забуду...
- Да чего тут забывать-то пап? - недовольно махнул головой Димка и обиженно отвернулся...
  Среди сада, в просторной беседке уже собрались   авторитеты города. Ещё издали, выходя из дома, Виль заметил, что людей собралось достаточно много. Даже больше, чем на первом сходняке в день смерти Силая, только эти были "рангом" помельче.
" Дом дал мне, но распоряжаться в нём будет сам" - мелькнула мысль о Гурьяне, но как-то вскользь. Виль и не сомневался, что так получится.
  В беседке было тесно, разговаривали шумно, громко говорил  Гурьян отдавая распоряжения.
- Во, брат! -  выкликнул Гурьян, увидев подошедшего Виля, и эти слова сказанные Гурьяном ему впервые резанули слух. Гурьян крепко пожал ему руку.  - Порешай вопрос с выдачей Сашкиного тела с ментами, а? Я видел как ты с начальником РУОПа , новым этим, базарил. Встреться с ним, надави там у него на нутро куда надо, чтобы он разрешение дал на выдачу. А то сам знаешь - начнут они нам отмазки лепить: экспертизы -визы, вскрытие - морги, анализы да эксперименты...Сам знаешь! Похороны заказаны, люди начинают съезжаться со всех мест...Короче, у нас одна надежда на тебя...
- Аллё, Куница! - тут же обернулся он, не дожидаясь от Виля ответа,  - Ты со своими встречаешь и размещаешь гостей. Ребят с Казахстана поселишь в Старом городе ближе к Мечети....Ну это так...Подстрахуемся. У них там говорят сейчас с верой и среди воров всё плотно...
- Ну, что , Виль? - так же резко обернулся Гурьян. -Ну раз так..- вздохнул Виль, -попробую....Но сам знаешь, не обещаю... Попробую...
- Не надо обещать, брат! - напористо перебил Гурьян - Просто сделай и всё! Да? Договорились.
 Вилю ничего не оставалось, как просто кивнуть.
- С нами чай не пробовал! - зло процедил сквозь зубы Поляк, - Сразу всё нутро вынимал...
- А ну цыц! - неожиданно рявкнул Гурьян и в беседке стало тихо.
" Круто он их взял в оборот за несколько -то дней" - удивился про себя Виль.
- Ты , Поляк, помалкивай - зло прохрипел Гурьян, - и молись , чтобы я твоих подручных, Бугая и Сивуна, московским ворам не отдал на растерзание, если они начнут искать крайнего в косяках с общаковой кассой...Всё понял?
- Да понял я, понял...- чуть слышно, но так же зло процедил сквозь зубы Поляк.
- Всё! - резко закончил Гурьян,  - Все своё место и дело теперь знают. Времени мало. Давай пацаны - торопится надо...
Люди стали дружно выходить к воротам, а Гурьян догнал Виля и приобнял его за плечи.
-  Не забыли они тебе, - хохотнул он невесело и мимоходом,  - да ты не бери в голову....Труба у тебя с собой? Будь на связи обязательно. Сейчас твой вопрос главный...
   Похороны Силая состоялись через три дня. Раньше этого срока Виль не смог договорится с Авдеевым, но даже за это Гурьян прилюдно поблагодарил его и всем указал, как надо решать вопросы. Виль понял, что Гурьяну обязательно зачем-то нужно поднять его авторитет среди воров на ещё большую высоту. Вот только зачем? Гурьян все эти дни метался, был в разъездах, и Вилю всё не удавалось остаться с ним один на один, чтобы узнать что у него на уме...
   Гроб с телом стоял возле ворот Сашкиного дома, где теперь  уже жил с семьёй Виль и переулок с самого утра был запружен припаркованными как попало машинами и толпой народа, который всё прибывал и прибывал.
  Гурьян расставил "бойцов" Аркана и Куцего вокруг гроба. Они стояли плотно, плечом к плечу, оставляя не большой проход. Старый Моня загораживал этот проход  и пропускал к телу только тех, кто был близок Видикалову при жизни . Или не был близок ему( таких тоже хватало) ,но принадлежал полностью к "воровскому миру" городка. Моню, конечно же, знали все в городе, как и он знал в лицо всех кто может, а кто не имеет права приблизится для прощания. А потому по его кивку головы "бойцы" могли спокойно оттереть в сторону здоровенного верзилу, но пропустить субтильного молоденького паренька из бригады Лёнчика.
  В толпе мелькала  ярко-оранжевая куртка Рыжего. Он караулил приезд московских воров и "гостей" из других регионов страны.  При их приближении рыжий должен был "маякнуть" Моне. Кроме Гурьяна только он знал всех гостей в лицо потому, что вместе с Гурьяном встречал их и в аэропорту и на вокзале. Задачей его и его бригады было охранять всех гостей от нежданных неприятностей и  помогать  по всем мелочам быта и передвижения по городку...
  Виль смотрел на всё это сквозь запотевшее стекло одного из окон столовой дома. Гурьян пока не появлялся.
 В столовой уже давно расположились на отдых Поляк и Куница. Эти что-то жадно поедали из всего, что Валя успевала подавать на стол, пили водку и обсуждали все приготовления к похоронам. С их слов получалось, что всё подготовлено, люди уже на местах. Виль улавливал ещё смех  Поляка и его подколки в сторону Куницы, который пил мало и неохотно.  Рядом суетилась Валя.
 - Может вам ещё чего , ребята? - взволнованным голосом спрашивала она.  - Я ведь не ждала никого...Может котлет разогреть или рыбки солёной?...Капусты квашенной не хотите? У меня своя - домашняя...
- Да не кипиши, хозяйка! - гнусавил  Куница - И так хавчика нам вывалила на целую бригаду. Лучше чифиру нам сваргань...
- Паренёк шутит, хозяйка. - увидев расширенные от испуга глаза Вали улыбнулся Поляк,  - Вы на чайку покрепче заварите, прямо в большой чайник, и стаканы дайте. А разлить мы уж сами сможем...
- Конечно, конечно... - быстро закивала Валя и тут же скрылась на соседней со столовой кухне.
- Фильтруй базар, Куница! - зло бросил Поляк и Виль услышал , что он опять наливает себе в стакан водки,  - Ты совсем рамсы путать стал, что ли? Ты хоть отличай, что баба фраерская. Ты чего её базаром глушишь?
- А чего я сказал-то? -зло встрепенулся  Куница - Ты сам , брат, чего-то сегодня зря на меня базлаешь...
- Слышь, уважаемые? - подчёркнуто вежливо, но с налётом неподдельной угрозы повернулся к ним от окна Виль,  - Я бы просил вас не базарить по фене с моей женой. Мне казалось, что вы люди умные и понимаете, что она не мотала  с вами, и с марухами вашими задрипанными не общается...Базарьте по-человечьи - насколько можете...
- Ты чего, Рентген? - набычился ещё больше Куница,  - ты предъяву нам хочешь...
- Не тронь его, Рентген! - мирно, даже как-то непривычно мягко, попросил Виля Поляк, перебивая бессвязную речь товарища,  - Он уже с утра порошка нанюхался. Глючит его опять...
- Ты чё меня пасёшь что ли, Поляк? - неестественно громко и развязано засмеялся Куница.
- Моё дело предупредить, - поморщился Виль, - вы в Сашкином доме, а его тело ещё пока во дворе...
- Это уже твой дом , брат! - неожиданно сзади раздался спокойный голос Гурьяна,  - И если в твоём доме гости свинячат, то позор им...
 Он вошёл  тихо и видимо, уже давно стоял в дверях прислонившись плечом к косяку двери.
- Я так понял, братва, что дела вы все сделали? - так же спокойно и сумрачно продолжал Гурьян - Это хорошо. А теперь встали дружно и пошли попрощаться с бывшим смотрящим и другом, пока ещё народу не поднапёрло.
 Бригадиры сразу засуетились, схватились за одежду, Куница бестолково тыкался в углы, запутался в шарфе, Поляк помогал ему.
- Чифиру пусть хлебнут, - обратился к Гурьяну Виль, - Валя сейчас вынесет...
- Привет, брат! - как ни в чём не бывало улыбнулся Гурьян Вилю - Ничего -обойдутся. Сегодня у всех особенный день - куча дел - чифирить будем , когда дела закончим. Правильно базарю, Куница?
- Да как скажешь, Гурьян! - всё так же игриво ответил Куница, но Поляк уже торопливо тащил его к двери. Гурьян чуть посторонился и гости вывалились наружу, во двор.
- Пойдём, брат, - кивнул Гурьян, - простимся тоже с Сашкой...
   Через час гроб с телом Силая, окружённый плотной толпой человек в двести, где были и свои, и просто люди с близстоящих пятиэтажек, и зеваки случайные , вынесли на главную улицу города - проспект Ленина. Гроб" бойцы" то ли специально, а может просто сдавленные со всех сторон толпой, понесли прямо посреди проспекта, по трамвайным путям. Весь транспорт: и трамваи , и автобусы, и автомобили , завидев процессию останавливались. Колёсные съезжали на обочины, трамваи застывали на месте. Люди стали выходить из транспорта, многие вливались в толпу, неожиданно загудели автомобильные гудки , подхватили водители автобусов, и даже некоторые трамваи затрещали трелью звонков.
 Из ворот большого рынка "Тбилисский" вывалилась ещё толпы народа- и продавцы и покупатели,  и толпа провожающих, как огромное море заполнила весь проспект и все прилегающие к нему тротуары, газоны и дворы. Мальчишки уже висели гроздьями на деревьях и фонарных столбах. Над проспектом стоял гул от голосов и протяжный вой сирен и звонков трамваев.
   За гробом шествовали важно московские гости, казахские воровские авторитеты и местные авторитетные воры. И вначале идти было просторно, но потом всё резко изменилось. Толпа начала напирать. "Пехота" из бригад Аркана, Мони, Поляка и Куницы начала сдерживать, а потом и грубо отпихивать толпу, которая уже не контролируемо лезла вперёд, ломала всю процессию, затолкала на тротуар девушек с венками, которые шли сразу за гробом, стала напирать на "гостей". казалось вот -вот и всё смешается в одну большую кучу и начнётся давка.
- Ты смотри чё творится? - мокрый от пота хрипел Гурьян, сам уже работая локтями и кулаками. Виль помогал, был рядом.  Но видимо это заметили и им на помощь продрались сквозь толпу несколько гурьяновских "бойцов". Здоровенные ребята молча заработали кулаками так, что раздались крики возмущения , боли и полился непередаваемый русский мат.
Гурьян выхватил из кармана телефон: " Рыжий! Где твоя пехтура? Возле "Юбилейного? Гони всех к Тагильской, мы сюда подходим. Срочно. Тут такой табун народа -могут гроб опрокинуть...Сколько у тебя ребят? 23 наберёшь? Всех гони сюда срочно...И если надо машинами дави... Да! Я разрешаю!"
 Бригада Рыжего подоспела, но только оцепила гроб и помогла оградить "гостей, но помогла мало . Народ продолжал давить и кажется прибывал с каждой секундой. В толпе уже кричали, крики смешивались с визгом и воем сдавленных и упавших, по которым толпа шла напролом.  Каким-то образом прошли ещё одну остановку и вышли к перекрёстку с улицей Нефтяников. Здесь недалеко находилось отделение милиции.
 Виль вдруг увидел, что проспект впереди перегорожен плотным строем милиционеров в шлемах с пластиковыми щитами и с резиновыми дубинками. Синий строй мундиров стоял стеной в несколько рядов. Из строя раздались громкие голоса из мегафонов, потом послышалось несколько выстрелов, а затем и длинных очередей из автоматического оружия.
"....разойтись и остановиться. Требуем порядка, граждане!" - расслышал сквозь сплошной  гул , крики  и визги  Виль. " Вот и площадь пред кинотеатром "Мир", и военкомат во дворе..."  - промелькнула у него почему-то нелепая мысль.
   Строй милиции резко раздался в стороны, будто открылись ворота, и большая часть толпы, хлынула "самотёком", увлекаемая и напираемая сзади.  Тогда строй милиционеров опять смокнулся, и оказалось, что значительная часть людей осталась  у них за спиной.  На тех кто оказался пред строем обрушились удары резиновых дубинок и струи   из газовых баллончиков. Толпа шарахнулась назад, но к этому времени гроб с телом и сопровождающими уже свернул налево к ресторану "Юбилейный" и вырвался на свободу, на маленькую площадку перед кинотеатром "Мир" .
  Виль оглянулся и увидел, что ряды милиции клином врезаясь в толпу, отрезают похоронную процессию от всех кто напирает сзади. Ещё немного и вдруг стало легко и свободно.  "Бойцы" с гробом почти бегом уходили на загороженную забором территорию ресторана, туда же Рыжий быстро сопровождал всех гостей...
- Видал! - возбуждённый и мокрый кивнул Вилю Гурьян,  - Давай, брат, бегом. И нам туда надо попасть, пока ворота не закрыли...
 Когда ворота ограждающие территорию ресторана закрылись, Виль и Гурьян сели прямо на край клумбы. Ноги дрожали от напряжения. Вокруг сновали какие-то люди - знакомые и  совсем не знакомые...
-Никогда бы не поверил, если бы мне кто рассказал. - прохрипел Гурьян разрывая ворот мокрой от пота рубахи,  -Но я бы сейчас впервые поклонился  ментам в ноги....Клянусь! Пусть мне сдохнуть на сходке, как собаке, со вспоротым заточкой ливером...
  На этом неожиданности закончились. Дальше похороны прошли по сценарию Гурьяна.  А к вечеру он уединился с "гостями" у себя дома.
    Вечером Виль лежал дома, устало и отрешённо уставившись в экран телевизора. В голове крутились не весёлые мысли. Что- то происходило там, где его не было, а значит нужно было ждать. Ждать новостей, которые обязательно последуют...
  Гурьян вошёл уже ближе к ночи,  как всегда тихо и неторопливо и сел рядом в кресло напротив.
- Вот денёк , брат, а? - начал он пыхтя и отдуваясь, будто пришёл к нему из дома пешком.
- Такое не просчитаешь... - вздохнул Виль.
- А я думал, что ты и такое наперёд видишь! - с нескрываемой издёвкой скривился Гурьян, но тут же заговорил по деловому.
-  Всё , брат! Проводил я всех гостей... Скатертью им дорога! Подарки им понравились, да и разговор вышел на удачу быстрым и без всяких косяков. Теперь "москвичи" в доле наших крупных проектов, а мы в доле от продажи отравы. "Купцы" с товаром приедут на днях. Думаю поручить Аркану, он всё же помоложе Мони, как самому серьёзному, разброску порошка по городу и сбор прибыли. Как думаешь?
- Ты что? - подскочил Виль, как будто на пружинах,  - Ты хочешь опять запустить в город героин? Сашка никогда бы не согласился на это. Мы же только года два как избавились от этой заразы...
- Всё! - резко крикнул Гурьян, но даже мускулом на лице не пошевелил, только потемнел лицом, - Забудь пока про Сашку, брат. Я теперь здесь хозяин! И пока мой авторитет не позволяет мне перечить "москвичам"... Не думал, что тебе это нужно объяснять....Да и не хочу я лежать рядом с Силаем! Ты что же не понял до сих пор кто и за что его убрал? Не верю! Понял ты всё...Ты же не думал, что "Центр" даст ему здесь свой "заповедник" содержать" вечно?
- Успокойся! - похлопал по плечу Виля Гурьян, - Всё будет хорошо! В отличии от него я не собираюсь мочится против ветра....Не знаю о чём Сашка думал последние дни, но то что конец он свой уже видел тебе-то объяснять не надо...

                8.
    Всё было кончено. Всё было напрасно. Виль размышлял об этом уже вторые сутки. Возвращаясь сегодня днём со сходки в доме Гурьяна, Виль думал  только об этом. И сегодняшняя сходка, где Гурьян чётко распределял обязанности между бригадирами, чётко показала, что от большинства дел своих подручных - его и Рыжего - он отстранял полностью, и привязывал их только к делам, которые поручал им лично. Бригадирам же он давал полную свободу действий и обязывал докладывать о  всех делах только ему лично. Фактически он отстранял Виля от всех дел и развязывал руки инициативе бригадиров.
 Да! Сегодня в его столовой царило веселье и торжество. И вообще вся сходка была сходка на торжественное собрание на котором говорил Гурьян, а все остальные только слушали и удовлетворённо кивали или восклицали приветствия. "Прямо заседание обкома, а не воровская сходка!" - грустно подумалось Вилю...
 И вот он ехал по городу и всё думал и думал. Кокс, когда он садился в машину спросил привычно: "Домой?" и получил ответ езжай по проспекту, теперь колесил по городу на своё усмотрение и лишь косо поглядывал на него - не скажет ли Виль чего-то...Не направит ли его в каком-то определённом направлении...
 Но Виль молчал долго, а когда взглянул в окно, то неожиданно увидел , что ни свернули в район, называющийся в городе "Луч". Вокруг замелькали старые, еще сталинской постройки двух и трёхэтажные дома общаги....Виль прикрыл глаза и тут же пред ним появились запутанные пропылённые коридоры общаг... "Быки" Жбана ведут его куда-то...Потом сам силуэт Жбана в дальнем тёмном углу..." Мир праху твоему , Жбан!"- подумал Виль и вдруг понял, что  всё решено. Это видение было не даром. С этого тогда всё и началось...Значит пора заканчивать!
 - Тут останови! - резко приказал Виль, когда они проезжали мимо старой трёхэтажного общежития с распахнутыми входными дверьми.  Кокс резко тормознул, но машина ещё катилась.
- Вот! Возле входа...
 - Ты надолго? - будто нехотя поинтересовался Кокс и Виль сразу прочитал его мысли, что он будет звонить Гурьяну.
- Пять минут, - так же резко ответил Виль - не глуши, сейчас выйду.
 Проходя по коридору в общий умывальник в самом его  конце, Виль думал о том, что Гурьян уже к вечеру направит сюда кого-то из бригады Рыжего и проверит всех, кто живёт в этой общаге. Но это так, мельком. Сам уже делал быстро то, что задумал. В умывальнике было пусто, коридор тоже гулко отвечал ему эхом его шагов. Стёкла окон были грязными и почти непроницаемыми от морозных узоров и налипшего изнутри льда. Краны парили создавая почти дымовую завесу. Он быстро набрал номер на мобильном телефоне.
- Аня? Да. Это я....Хочу попрощаться...Уезжаю? Нет! Это вы уезжаете прямо сегодня и электричкой -это самое безопасное. Да! Не советую ехать на Запад...Да и на Юг тоже не надо. Гриша может встретить там, неожиданно, старых знакомых. А знакомых у него много - ты знаешь...Вымойте за собой квартиру, из сейфа забирайте всё. Что нужно берите с собой, что не нужно скиньте где-нибудь по пути в реку....Что? Как сможем встретиться, если что?...Ну-у...давай так...Сегодня какое число? Ага! Так вот - каждого 15 декабря в три часа дня буду ждать вас у входа  в Театр Музыкальной комедии в Оренбурге.  Не знаешь? Ничего найдёте...Гриша подскажет...Нет! Телефона не дам, а этого номера скоро не будет....Что ты говоришь? Почему там? Потому что риск столкнутся со старыми знакомыми в таких местах минимальный... Всё, Аня! Хватит вопросов. Спросишь у Гриши, что не поняла. Он тебе объяснит. Пока!
   Виль нажал на отбой и спрятал трубку. Сейчас он чувствовал, как внутри всё напряглось и появилась в теле какая-то лёгкость. Решение было принято - нужно теперь только действовать. Хватит плыть по течению...
 Аня положила трубку и подняла глаза на Григория. Взгляд у Курка был ошеломлённым и даже немного растерянным.
- Он что же нас отпускает? - почему-то прошептал он,  - А может внизу уже нас ждут крепкие ребята...
-Не надо, Гриша. - попросила она - Ты же на самом деле так не думаешь...
- Я не знаю что и думать...
- У него, Гриша, как я поняла, у самого большие проблемы. По голосу чувствуется.- вздохнула Аня и тут же быстро и красочно пересказала весь разговор с Рентгеном.
- А зачем ты договорилась о встрече? Думаешь понадобиться? - нервно расхаживая по квартире спросил Григорий.
- Мы же одни на всё белом свете, Гриша! - вздохнула Аня,  - Мало ли что... И прекрати ты метаться! - тут же строго прикрикнула она,  - Сядем давай. Спокойно нужно всё обдумать - время есть.
  Григорий неожиданно бросился к одному из диванов, изогнулся, засовывая руку между стеной и спинкой, потом выхватил из под обшивки связку ключей.
 - Во! - всё так же нервно и напористо тряхнул он ключами,  - Ты не поверишь, но последнюю неделю я думал только об этом. Всё думал-предумал, и извини меня милая, я всё уже придумал и решил.
Аня грустно улыбнулась и спокойно села в кресло привычно запахнув халатик вокруг ног.
- Я знаю, что ты у меня умный - улыбнулась она, -рассказывай! Только вначале успокойся. Может тебе коньяка плеснуть?
 - Точно! - так же возбуждённо воскликнул Григорий, - Там мне привычнее, да и хлебнуть нам обоим можно понемногу по такому случаю.
 Как не странно, но на кухне он действительно сразу успокоился и всё время пока доставал коньяк, мыл большие пузатые рюмки, резал лимон и фрукты, молчал. Аня только замечала, как радостно блестят его глаза.
Наконец он сел напротив и поднял рюмку.
- Силай приказал долго жить, - вздохнул совсем без всякой грусти Курок,  - и видать под Рентгеном земля зашаталась тоже... Не дожидаясь Ани он выпил коньяк одним глотком и сразу задохнулся с непривычки. Аня бросилась наливать ему воды.
- Нам-то от этого какая радость? - спросила она , сунув ему в руки стакан.
- А мы, Анюта, теперь свободны, как ветер! -так же радостно и возбуждённо продолжал Григорий, - Там, среди воров, сейчас, гадом буду, какая-то свара организовалась. Может власть делят, может куски города - короче там полная Перестройка, которая в стране закончилась, только начинается.... До нас никому нет дела! Как я об этом сразу не подумал, ещё  две недели назад, когда мы из Ущелья возвращались. Мне почему-то мерещилось, что теперь начнётся что-то жуткое вроде кровавых разборок. А тогда бы нас Рентген обязательно привлёк к своим делам, стал бы врагов своих мочить , например...А врагов у него в городе, среди авторитетных воров много. А всё проще оказалось! Понял он, что не совладать ему со всей этой сворой, а значит он либо сел тихо под крыло нового смотрящего, либо, как мы, собирается раствориться на просторах нашей необъятной Родины!...Ну и правильно...Наверное правильно решил...Ему там виднее...Новую жизнь надо начинать без старых долгов и старых свидетелей...
- Да и чёрт с ним! - махнул рукой Григорий, - Главное мы можем теперь уехать и жить спокойно.
-  Так чего ты там придумал-то? - нетерпеливо спросила Аня и тоже отхлебнула коньяка.
- Да я ночами всё не мог спать, Аня! -опять подскочил на ноги Григорий, - Знал ведь... Чувствовал, что нужно уматывать нам отсюда как можно быстрее. Да всё эта неопределённость держала! Сомнения...Вдруг рентген приставил кого к нам? Вдруг следит и перехватит? Вдруг найдёт нас потом, если удастся нам ускользнуть?...Но теперь всё!
  Курок громко захохотал и с грохотом бросил на стол связку ключей.
- Мне даже в сейф заглядывать не надо. Я и так наизусть знаю, что там есть. Вот смотри...Тысяча шестьсот баксов и  92 миллиона наших деревянных. Три пистолета Стечкина и два "ТТ" , один "Браунинг"  и шесть коробок патронов к каждому пистолету. Три экземпляра паспортов на наши с тобой данные. Все на разные имена и фамилии. Помнишь Рентген сказал, что все паспорта у нас чистые абсолютно, т.е. настоящие - сделаны самими ментами.
  В одном экземпляре я  - Григорий Приходько, а ты моя жена  - Алевтина Приходько...Внутри каждого паспорта штампы о бывших прописках и местах проживания, свидетельства о браках,  ещё всякие штампы и листочек вложен в каждый с биографией с самого детства. Это , чтобы мы выучили назубок и забыли прежнюю жизнь...Но  паспорта на Приходько мы не возьмём...
- Почему? - допив остатки коньяка в рюмке спросила Аня.
- Нет, Аня! - скрипнул он в ответ зубами, - Не хочу я быть больше Гришей Курком. В новую жизнь  с новым именем и новой биографией. Всё с нуля! А всё что было до этого просто вычеркнуть... Встретит меня где-нибудь кто-то из знакомых по старой жизни: " О! Гриша! Привет!" , а я ему " Извините. Ошиблись вы, гражданин!"
- И меня вычеркнешь? - улыбаясь спросила Аня.
- Подожди - не до шуток сейчас! - Григорий нервно расхаживал по кухне, потом сел и опять налил себе коньяка, - Нет! Мы с тобой возьмём паспорта на Станислава и Анну Ярыгиных. Как тебе?
 Анна засмеялась и пожала плечами : " Я не знаю...А чем лучше?"
- Лучше, Аня! - продолжал с такой же горячностью Григорий,  -Во-первых мне не хочется, чтобы у тебя было другое имя. Твоё имя мне иногда даже во сне снится...Ну а своё я хочу просто забыть....Ты же привыкнешь, Аня? Правда? Стас. Стасик. Хорошее имя и простое. А?
- Да уж...Самое простое! - громко засмеялась Аня,  - Ладно! Не Кузьма же , и не Мефодий...
Они разом , громко рассмеялись и вдруг Аня почувствовала облегчение и то как это облегчение нахлынуло и на Григория.
- Вот и отлично! - уже спокойно улыбнулся он, - Ты у меня много не базаришь...То есть много не говоришь...Привыкать надо к другой речи, нам! Ну а потому подумаешь пять раз прежде что сказать. Это у меня язык-помело. Мне надо будет держаться - ноя тебе клянусь, я всё сделаю, я буду стараться изо всех сил...
- Да! - встрепенулся Курок, - Главное там биография у анны Ярыгиной как раз тебе подходит. Родилась и жила в Асикеевском районе. В деревне. Переехала к нам в город  три месяца назад....Так ты и жила в пригороде всю жизнь! Район то твой родной - посёлок Москва - чем не деревня? Дома все частные  всего то и есть что две двухэтажки -одна общага, другая администрация какая-то...
- Контора  водоканала. - вздохнула Аня хмуро, видимо вспоминая прошлое.
- Во! - кивнул Григорий, - И придумывать тебе ни детство , ни юность не надо. А это уже огромный плюс.
- Ну а твой плюс? - вяло спросила она.
- А мне плевать! - резко ответил Курок,  - Я Анюта в этой своей жизни был то одним , то другим, то третьим...Не знал уже где я настоящий...Мне новым стать не так сложно будет...А ещё я тебе рассказывал, что всё детство провёл на Волге , у деда с бабкой...
- Ну ладно, поняла я...Стасик! - вдруг резко перебила Аня и посмотрела серьёзно исподлобья, - Дальше-то мы куда?
 От её строгого голоса Григорий резко успокоился и сел опять на стул напротив.
- Да ничего особенного, Анюта. - вздохнул он спокойно,  - Оружие по дороге бросим в Елшанку, где тины побольше. Бельё, вещи лишние и безделушки - всё на мусор. Квартиру мы с тобой помоем с мылом и порошком, чтобы не то что отпечатков, но даже запаха нашего не осталось. Ну а вечером на электричку до Шильды. Станция такая...
- Знаю я! - резко перебила Анна, - Только это на Восток, а Рентген советовал туда не соваться...
- Так это только вначале! Станция же узловая. Там народу проходящего тьма и в основном все деревенские...Там берём билеты на  проходящий  "Екатеринбург - Сочи"...
- С ума сошёл? - вырвалось у Анны с горечью.
- Даже не думай! - опять радостно засмеялся Григорий,  - Просто мы берём билет до Сочи...ну так на всякий случай... а сами сходим в Астраханской области. Я ездил этим поездом, там на одной станции поезд стоит долго, минут сорок. Тепловоз меняют, бригаду тепловозную, проводницы все суетятся -  бегают, пассажиры разбредаются по перрону...Вот мы незаметно и сойдём...Будем жить в Астрахани, Аня! Где-нибудь в пригороде, где народ попроще и река поближе. Купим себе домик с садиком...ну а там видно будет - чем-то да займёмся. Можно магазинчик купить, а нет так и ещё чего придумаем...Река рядом, море не далеко, да и до Казахской границы рукой подать...Ну это на всякий пожарный случай -видишь сколько путей отхода я придумал..
- Да почему там-то? -недовольно и удивлённо воскликнула Аня.
- О! - обрадовался её вопросу, как ребёнок Григорий - Если ты удивляешься, то у всякого нормального человека такой вопрос обязательно возникнет. А это значит , что там-то нас никто и никогда искать не будет...У Чёрного моря да! А там нет...Ну а мы заживём тихо, да мирно. Хватит нам приключений в этой жизни. Мне ведь уже тридцать четыре...Пацана мне родишь...или двух...
  После последних слов Аня резко встала со стула и буквально упала в объятия Григория.
- Чего молчишь? - шептал Григорий, целую её в волосы,  - Молчунья моя...
- Пусть всё сбудется, Гриша! - выдохнула она,  и повторила чуть громче,  - Пусть всё сбудется...
    Электричка подходила к станции Шильда уже в полной темноте. За окнами заблестели жёлтые от мороза электрические огни жилых зданий, фонарных столбов и освещения самой станции. Григорий стал подтягивать и застёгивать две плотно набитые вещами спортивные сумки.  Аня пододвинула ближе к себе пакеты с едой и стала напряжённо всматриваться в тёмные окна, в огни и приближающийся перрон.
 Вагон их был полупустой всю дорогу. Редкие пассажиры уже двинулись на выход.  Григорий только хотел окликнуть Аню, как рядом, напротив, на пустую скамью быстро и бесшумно присел паренёк в чёрной кожаной куртке и чёрной вязаной шапочке надвинутой на глаза.
 Вещей у парня не было. Руки засунуты глубоко в карманы. Взгляд не видим, устремлён куда-то себе под ноги.
 Григорий глянул на парня раз, потом ещё и от его блуждающего, такого показательно-безразличного взгляда  почему-то весь внутренне напрягся. Он почувствовал что-то неладное.
- Не надо дёргаться, Курок! - вдруг смело и открыто посмотрел ему в глаза сосед, - Вам ничего не угрожает. Если оглянешься внимательно, то увидишь , что нас в вагоне четверо. Ну? Давай!
 Григорий аккуратно обернулся и провёл глазами по всему вагону.  Точно. В разных концах его сидели такие же пареньки в чёрных куртках и вязаных шапочках надвинутых на глаза. Обыкновенные пареньки - сейчас так вся молодёжь почти в городке одевается. Потом Курок поглядел на прилипшую к боковому стеклу Анну, что-то высматривающую в темноте, и понял, что она ничего не слышала из-за грохота и шума останавливающегося состава.
- Скажи жене, что выходите, а потом тихо идите за нами. -негромко приказал паренёк, - Сам понимаешь - так будет лучше.
 В подтверждении своих слов паренёк чуть откинул один полог куртки  и продемонстрировал висящий на груди полуавтомат УЗИ. Такие маленькие автоматы Курку уже доводилось видеть в своей жизни...

                9.

  - Приехали!
Голос  Кокса вывел Виля из задумчивости. Он размышлял о том где сейчас Валя и Димка, хорошо ли они устроились и по его расчётам выходило, что  они были уже подъезжать к месту назначения. А это так далеко, что Гурьяну вряд ли теперь дотянуться до них даже мысленно.
- Отлично! - воскликнул Виль, встряхнув головой и прихлопнув по плечу своего водителя. Кокс сморщился и посмотрел на Виля как-то странно. Да и не удивительно! Ведь он никогда не видел его вот таким - бесшабашным и весёлым. Даже по пьяному делу Виль всегда был либо сумрачным, либо слегка весёлым. Это могло удивить любого из урок, которым казалось, что они хорошо знают Рентгена, твёрдого и злого подручного покойного Силая.
 Гурьян обедал в своей столовой с Рыжим. Он хлебал наваристый борщ, громко чавкая и заедая холодной стерлядью и бужениной.  Рыжий яростно грыз говяжью кость, с хрустом впиваясь золотыми коронками  в мякоть на белой кости.
- Ну что, брат? - завидев входящего Виля, сразу заговорил Гурьян, - Всё решили?
 - Да! - кивнул Виль, - Поставщики будут через три часа у меня в доме.
- Почему у тебя? - Гурьян громыхнул откинув ложку на стол, - Мы же договаривались - встреча в моём доме.
- Я сказал! - кивнул Виль раздеваясь, и стаскивая с себя дублёнку,  - Но они сразу ответили, что базара на эту тему не будет.  Они согласны на передачу только в  бывшем доме Силая. Им так спокойнее...
 - Почему? - недовольно набычился Гурьян, и Виль увидел как надулись вены у него на шее.
 - Откуда мне знать, Гурьян? - пожал плечами Виль,  - Их было трое - мысли их всё время путались, прибивая одна другую, я так и не смог понять. Явно они чего-то опасаются, да и решили они это давно. Это я успел понять.
- Темнишь, Рентген? - зло ощерился Гурьян, - Чую я что ты какой-то другой стал...
- Ты же не думаешь, что я уговаривал их совершить сделку в моём доме? - криво улыбнулся Виль.
 Гурьян задумался и перебирал в мыслях все варианты разговора Виля с "купцами". Он строго уставился на Рыжего, но видимо смотрел просто насквозь него. Рыжий уловив взгляд "смотрящего" глупо улыбался  и даже качал головой - вот, мол, привёз нам Силаевский дружок проблему. Гурьян несколько минут неторопливо вытирал пальцы матерчатой салфеткой и будто бы закаменел.
- А что? - вдруг спокойно и даже как-то весело неожиданно воскликнул он, - Может быть, на из месте я тоже подстраховался бы. Дом Силая они знают, бывали там не раз и даже не десять. Знают все подъезды к нему и примыкающие переулки и улицы. Значит поставили своих ребят на машинах поблизости, страхующих стрелков могли расставить по крышам...Сделка-то первая, да при новом "смотрящем"!  Нужно и поостеречься! Вполне себе правильно ребята кумекают...
 - Чего же они тебе не верят что ли? - притворно удивился Виль, присаживаясь к столу и наливая себе из электросамовара крепкого чая,  - Они же тебя не первый год знают.
- Знают, знают...- задумчиво согласился Гурьян, - как подручного Силая знают.  А вот как "смотрящего" пока ещё не видели...Власть людей меняет, а потому всегда будь готов к неожиданностям... Красавцы! Бережёного Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт! Точно, Рыжий?
 Рыжий тут же "заржал" громко, с готовностью поддержать любую шутку "хозяина".
 - Ладно!- резко перебил его хохот Гурьян, - Раз такие расклады, то поедешь ты на дело Рентген с Рыжим. Мы тоже подстрахуемся -не глупее их. Люди Рыжего внутри дома, а вокруг я ещё ребят Мони расставлю. Ну а скумекаете дело -прямиком ко мне. Я вас здесь ждать буду.
 - Поставщики тебя ждать будут, - зло процедил Виль,  -  а если они "пятками назад"?
- Некуда им назад! - резко рявкнул Гурьян - Всё! Скажешь им , что мы тоже подстраховываемся, а потому сделка будет без "смотрящего". Скажешь им : " Я вместо него!" Понял!
 Вил почувствовал, что спорить бесполезно.
 - Понял,  - как можно спокойнее ответил он и стал прихлёбывать чай.
 Чутьё что-то подсказало  опытному вору. Может быть что-то, что он и сам не понимал. Но от этого Вилю было ещё досаднее. Его подготовленный план срывался... "Ну что же делать? - подумал Виль, - Значит не сегодня...буду ждать другого случая".
  Через час "купцы" сидели в бывшем кабинете Силая за столом напротив Виля. Рыжий гвоздём торчал за его спиной и Виль чувствовал не только его перегар, но   его дурные, мечущиеся мысли: то о предстоящей встрече в сауне с красивыми девчонками, то о Гурьяне, то вдруг о  надёжности своего пистолета. Продавцами оказались двое кавказцев одетых в одинаковые чёрные костюмы без отворотов и застёгнутые на все пуговицы. Они и выглядели как куклы или как истуканы. Сидели напряжённо с прямыми спинами и думали не по-русски - не разобрать.
  Но Виль чувствовал, как они нервничают. Все знали городских воров, как одних из самых резких и беспощадных. Да почему-то ещё и сам смотрящий не приехал. На их месте любой бы занервничал...
- Прошу предъявить товар, -осторожно проронил Виль, после того как кончились приветствия и объяснения почему именно он, а не Гурьян будет  осуществлять сделку. Тот что постарше кивнул, и более молодой кавказец снял с плеча кожаную сумку на длинном ремне. Он положил сумку на стол и с хрустом отрыл замок-молнию. На столе появился большой и прозрачный целлофановый пакет набитый белым порошком.
- Мы можем попробовать? -так же спокойно , не торопясь спросил Виль. Старший кавказец кивнул и указал ладонью на мешок, приглашая.
 Рыжий быстро выскочил из-за спины Виля, ткнул в пакет ножом и торопливо запустил туда свой грязный палец. Он облизывал его долго, жевал губами, поднимал глаза к потолку, елозил во рту языком, напоминая Вилю лошадь, которой сунули чёрствую корку хлеба. Гости сидели с невозмутимы видом. Через несколько десятков секунд на лице Рыжего появилась блаженная улыбка.
- Он! - тряхнул головой Рыжий, - Героч!
- Прошу предъявить бабло. - с заметным акцентом пробурчал младший из гостей.
 - Естественно - зачем-то сказал Виль и достал из по стола "дипломат", который ему вручил Гурьян. Он раскрыл его и повернул  "купцам".
- Пересчитывать будете?
 Молодой молча взял одну пачку баксов повертел в руках, сорвал обёртку ,перетасовал быстро, как карточный шулер, потом так же быстро потыкал пальцем внутрь чемодана, видимо считая количество пачек.
 Ещё через десять минут всё было закончено. Гости отказались наотрез от угощения и крепко пожав руки Вилю и Рыжему быстро удалились. Виль наблюдал за ними до тех пор пока их машина не выехала со двора и люди Рыжего не закрыли ворота. Потом сразу набрал номер Гурьяна.
 -Это я! Всё закончилось. Они уехали. Товар тебе привезёт Рыжий. Думаю, что я пока тебе не нужен. Буду  у себя.
- Конечно, брат!  - прохрипел в трубку Гурьян и сразу дал отбой.  Рыжий уже что-то жевал, хватая руками прямо с накрытого стола и прихлёбывал из бокалов  вино. Он бормотал что-то вроде того, что не пропадать же добру  раз гости отказались от угощения. Через несколько минут он тоже исчез махнув рукой на прощание.
 Виль проводил его взглядом из того же окна до самых ворот и решительно подошёл к стационарному телефону. Ему почему-то подумалось, что сейчас звонок с этого телефона будет более безопасным для Арсения.
- Ну где вы? - услышав знакомый голос нетерпеливо спросил он.
- Не волнуйся, кэп! - раздался в ответ знакомый чуть насмешливый голос Арсения,  - Судаки ещё два часа назад предавали тебе привет. Но теперь уже всё! Ушли на дно!
 Виль сразу понял эту импровизацию Арсения. Это значило, что два часа назад они проехали мост через Волгу и у  них всё в порядке. Слежки за собой он не обнаружил. А раз не обнаружил значит и не было её. Арсений был в этом деле матер проверенный. "Два часа - подумал Виль, - а значит уже меньше часа до узловой Рузаевки...А там глухие пензенские леса и знакомая Арсению деревушка...Главное не радоваться раньше времени". Но Виль уже радовался.
- Я перезвоню! - не скрывая вздох облегчения и радости воскликнул Виль и повесил трубку. Потом он бессмысленно походил по комнате, даже не понимая что с ним, и вдруг почувствовал навалившуюся усталость. Он сел за стол и положил голову на сложенные руки. Глаза закрывались сами собой, но мысль всё ещё работала.
 Теперь, когда Валя и Димка были далеко он не знал точно что ему делать. Бежать и пробраться к своим? Да! Можно было просто сесть в машину и поехать на выезд из города. Там Кокса пришлось бы убрать, труп в лесопосадку или в овраг и полный газ. Уходить быстро и неожиданно , но...
 Ему не давала мысль, что все последние годы, что он был рядом с Силаем он потратил зря. Зря были его усилия по обузданию этого сборища ублюдков со всего города. Зря были все интриги, все затраченные силы на то, чтобы убрать из города наркотики, чтобы облегчить жизнь хоть кому-то...Зря была и месть Жбану и его банде! Неужели зря?
Виль вдруг опять увидел себя стоящим рядом с Силаем на краю  глубокого каменного карьера. Под ногами скрипят и цепляются куски яркой яшмы, степь бескрайняя уходит каменистыми холмами за горизонт. Ветер ещё холодный, но весна уже чувствуется в свежести, в голубом чистом небе и в первой пробивающейся траве, какой-то не зелёной а светло-коричневой.
   Там в степи  тогда, много лет назад, Силай сказал ему впервые то, что осталось у него внутри навсегда.  Они стояли на самой краю обрыва, а "бойцы" Силая суетились вокруг в возникшей неожиданно и повисшей казалось над всем миром тишине. Они по деловому закинули за спины автоматы Калашникова и стаскивали аккуратно,  скользя по осыпающимся камням, вниз, в десятиметровую бездну окровавленные тела Жбана и четверых его подручных. Внизу громоздились огромные глыбы камня, останки сгоревших автомобилей, разбитой мебели и всякого хлама накопившегося за многие годы пока люди использовали этот карьер как свалку мусора. Ветер носил вокруг обрывки бумаги и куски материи, от карьера несло тухлятиной и  только весенний ветер перебивал это зловоние. Огромная воронка карьера зияла сейчас как огромное и фантастическое сооружение, хотя Виль видел его не раз и в детстве бывал тут множество раз.
- Вот и всё , брат! - улыбнулся тогда Силай непринуждённо, - Ты отомстил и это правильно. Ну а мы с тобой теперь одной судьбой повязаны...
  Вдруг Виль увидел себя, чёрного , грязного и пропахшего копотью на одной из улиц сгоревшего цыганского посёлка . Пригород "Шанхай" ещё  пылал, дымились последние, пока не рухнувшие дома, вокруг метались женщины и дети. Виль всё ходил среди эти дымящихся развалин и охрипшим голосом орал на каждого "бойца" из бригады Куницы : " Не стрелять!", " Не стрелять , суки! Всех порву, кто только откроет огонь!" Он надеялся, что люди разбегутся, что женщины уведут детей в степь, но они лезли в самый огонь , пытаясь спасти своё барахло: лезли смело и даже отчаянно , и дети , и женщины , и старики...
 Он пытался отогнать их: руками , ногами выпихивал, выдёргивал детей из горящий домов, вытаскивал из огня за горящие уже юбки старых женщин, не чувствую бушующего пламени и ожогов...
- Да не кипиши ты, Рентген! - возникло прямо пред ним расплывшееся в ехидной улыбке лицо Куницы. Он , как всегда был под кокаином, и блестел глазами азартно и весело. - Это цыганьё - оно шустрое, хуже лагерных собак. Глазом не успеешь моргнуть -  разбегутся все в степь. Только коней своих сейчас повыводят и айда! Сейчас бросят своё барахло, когда крыши рухнут...
  Но они тогда просчитались. Даже на пепелищах люди метались: дети звали потерявшихся родителей, родители искали детей, молодые мужчины бросались в горящие конюшни и их накрывало огнём...
 Виль ещё долго тогда ходил по почти потухшему пепелищу и всё что-то будто бы искал. Вокруг были сгоревшие дома, сгоревшие остовы лошадей тела сгоревших женщин и задохнувшихся детей. Он тогда всё видел себя со самого, как он кивает Кунице, мол, давай поджигай - и посёлок подожгли с нескольких сторон. Кажется тогда его разум впервые тогда помутился на несколько дней, как когда-то в первой кровавой драке в тюрьме...
 Он видел как Бойцы Куницы заламывают ему руки и заталкивают в машину, и голос откуда-то издали Куницы: " Увозите его к чёрту отсюда!..."....
  И тут же пред ним проплыло злобно оскалившееся лицо Алабая с огнедышащей паяльной лампой в руке: " Сейчас мы проверим, Рентген, из чего ты там сделан и достанем из тебя ту штуку, которой ты людям в мозгах копаешься.." Пьяный, злобный смех Зуба , где-то рядом...
   Потом вдруг Виль увидел себя в тишине, за столиком кафешки " У дяди Лёши". Арсений сидит напротив, прихлёбывает пиво и привычно улыбается.
- Закопали мы их всех кучей: и Алабая и Зуба и всю их свору прямо в том самом погребе , где они тебя держали. Ты не сомневайся. Мы всё чисто сработали. Теперь на этом месте ровное забетонированное место, только посредине небольшая яма смотровая. Ну сделали  что-то вроде гаража или ремонтной для машин, маслом машинным всё вокруг залили, солидолом намазали все стены и углы, старые покрышки и диски раскидали, и мелких запчастей несколько коробок - старых конечно.  Кое-что и хорошее поставили - стол там, холодильник старый и пустых бутылок набросали во всех углах. Короче - полное мужское царство....Крепыш ещё туда пару собак приводил кормил суток двое, чтобы их дух там остался...Так что, кэп, ни одна уголовка  даже не догадается, что там когда-то было...
 Виль очнулся и понял, что проспал не меньше часа. За окном начинались ранние зимние сумерки. Голый сад шумел под налетевшим морозным ветром, в конное стекло билась твёрдая снежная "крупа".
" Вьюга будет, - подумал Виль, и тут же вспомнил все свои видения.
Он закрыл ладонями лицо и подумал, что ему "показали все его кровавые дела, не считая мелочей, творящихся у него на глазах почти ежедневно. Вспомнился предприниматель, которого они с Силаем обложили непосильной "мздой" и он повесился прямо у себя в доме. Какие-то  кооператоры задолжали в общаг и кинулись в бега.  Всплыла довольная морда Поляка: " Догнали мы их , Сашка! Куда они денутся...В лесопосадке прикопали..."
 Мысли побежали быстро и яростно.
" Да Шредер! Не даром тебя люди в пивных и на базарах звали просто "упырём". Не ошиблись они. Люди всё видели и знали...А не знали так чувствовали...Но главное, что ты сам всё знал и видел, но всё откладывал, всё заталкивал в дальние углы памяти, всё верил, что это всё не зря, что это только побочный эффект того, что ты делаешь, и что не будь тебя это всё равно бы случилось. Ты думал, что помогаешь не разойтись им на полную катушку, думал защищаешь, кого можно защитить...А что особенного ты сделал Шредер? Спас несколько десятков жизней? ...Ну ладно - пусть несколько сотен...Но часто случалось, что спас только на какое-то время..."
 Виль сжал голову руками со всей силы пытаясь смягчить эти пронизывающие мозг, острые как нож, тяжёлые как карьерные камни. мысли.
" Спас? А сколько было убито, растерзано, сожжено, развеяно в прах жизней и судеб?"...
 Перед  плотно сжатыми глазами вдруг чётко возникло лицо Зарубы в его последний день жизни.
" Только об одном тебя прошу , Малыш! - как молотом отдавались в мозгу его слова сейчас - Не бери на себя крест вора в законе. Не по тебе он. В один момент может случится так, что придавит он тебя и тогда смерть тебе покажется избавлением..."

                10.
   Как не странно, но в последние  дни  своей жизни Заруба вёл себя спокойно и как -то даже медлительнее , чем обычно. Хотя, теперь Виль знал это наверняка, он чувствовал, что осталось ему совсем не долго.
 За две недели до этого Кривой откинулся - вышел на свободу - и  в лагере стал править Жбан. Зона затихла и притаилась как будто бы. Зэка стали более молчаливыми и угрюмыми, администрация нервничала и даже охрана на вышках почему-то стала "маячить", хотя раньше спокойно сидела в своих будках. Жизнь вокруг стала понемногу , но меняться. Люди Жбана уже "наводили мосты" и дёргали к новому "смотрящему зоны" то одного , то другого бригадира на разговоры. Однако на лесопилке они пока появлялись редко. Иногда лишь к Слону незаметно забегали какие-то отдельные невзрачные типы , видимо жбановские "шестёрки". Они отзывали бригадира в сторону, что-то говорили, иногда курили беседуя и так же исчезали  -  "по стеночки", как базарили об этом в бригаде между собой мужики.
 - Начинают подгребать под себя всю зону, - вяло ответил Заруба на  рассказ Виля. Вокруг было тихо, а они уже привычно беседовали в темноте спящего барака.
- Когда они приходили тебя  всегда не было на месте, - решил  добавить  Виль.
 - Ну это понятно! - тут же откликнулся Заруба,  - Они же хорошо секут время, когда я бываю  у отца Михаила... А он мне сегодня опять о любви к ближним рассказывал...Долго говорил...Согласился я с ним, но не совсем. Не до конца.
  Заруба тяжело вздохнул и привычно чиркнул зажигалкой в ночной темноте, закурил.
-  К тебе вот , Малыш, Валька ездит на свиданки постоянно и дачки шлёт регулярно. Тоже любовь...Он , отец Михаил, мне говорит: " ты вот парня молодого взял под защиту - это тебя значит - тоже любовь к ближнему..."Может и в этом есть она...
 Заруба тяжело вдохнул ещё раз и табачный дым поплыл вокруг клубами, видимый даже в темноте.
- А с другой стороны я ему рассказал, как люди режут друг друга за пайку хлеба...Да что там а пайку? За положение на зоне, за свой, как говорят на свободе, статус...Так, спецом придерутся , выхватят кусок хлеба, а мужик и полезет за своим в драку...Ну его прилюдно на пику и посадят...Вот , мол, вам всем урок, чтобы знали, кто тут всеми вами правит и кто вами будет помыкать...Страхом людей под себя загоняют...
  Виль услышал, как Старый заворочался на верху видимо подкладывал под себя фуфайку поудобнее.
- Нет, говорю, батюшка! Самое главное наше национальное чувство -это зависть, а уж потом, может быть , и любовь к ближнему. Да и то, любовь к ближнему, который себе любимому близок, а не к каким-то там тёте Шуре или дяде Васе из соседнего дома.  А любовь к отдалённому ближнему, как к размытому лику Христа на старой иконе в дальнем углу старого дома,  засиженному мухами, у нас давно уже испарилась. Нет её...Ну я не знал такого, в крайнем, никогда...Ни к соседу пахнущему мазутом после работы, пьяному и орущему похабные  песни под твоим окном, ни к кому другому, люди особой любви никогда не испытывали. Бить  иногда били, но любили вряд ли.... Это не  говоря уже о тех кого в своей жизни и в глаза не видели. В такую любовь поверить сложно....Вот и я верю только  когда в Храм зайду или, когда с отцом Михаилом разговариваю...
- А почему зависть? - тихо спросил Виль,  - Зависть? А мне кажется злоба...
- Нет, Малыш, злоба это только маленькая часть зависти или её дочка. -насмешливо прохрипел Заруба,  - Как бы тебе объяснить? Слов у меня наверное, не хватит...
 - Так скажи просто почему зависть? - попросил Виль.
- Почему? - пыхнул табачным дымом Заруба - А-а! Так это, чёрт его знает почему! Может потому что намешано в нас крови разной, начиная от монголов и азиатов,  и кончая поляками и немцами разными. А может от того, что никогда у наших людей жизни своей не было. Всю жизнь как на зоне, всю жизнь под надзором и всё без воли и без надежды на лучшее. А потому и чужая жизнь наших людей всегда интересовала больше своей. Казалось, что где-то там далеко жизнь лучше, легче и веселей...Может потому наш мужик и прошёл всю Землю чуть не до края? Всё лучшей жизни искал: и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и до Аляски добрался... Я сам об этом много думал...Так только дурак думкой богатеет, как говорил мой отец...
 Заруба вздохнул, заворочался, заскрипел койкой.
- К одному я только пришёл, Малыш. Что многое, очень многое в моей прежней воровской жизни решали люди завистливые, а потому и приходит конец нашим воровским законам. Всего  один смертный грех был у нас всех раньше - а и того хватило, чтобы все семь на себя потянуть...
 Виль встал и с интересом стал слушать каждое слово Зарубы.
- Чего ты рот раззявил? - хохотнул Старый,  - Что? Никогда не слышал о семи смертных грехах?
 - Нет, -мотнул головой Виль - не слышал...
- Эх! - вздохнул Заруба, -  комсюки не крещёные.... Ладно, расскажу тебе. Есть в Христианском учении разные грехи, которые творит человек, но самых страшных среди них только семь. Называются они грехи смертные, наверное, которые Бог простить не может...Хотя нет...Отец Михаил говорил, что Бог может простить любой грех, если покаешься и молиться будешь...Ну, короче самые тяжкие это грехи...Что-то вроде  статей в Уголовном кодексе: есть за которые только срок будешь мотать, а есть за которые сразу вышка...Понял?
 - Да вроде. - не совсем уверенно кивнул Виль.
- Ну вот!  - продолжал Заруба,  - Грехи эти: гордыня, алчность...ну жадность по простому, чревоугодие -это обжорство значит...Знавал я таких тварей! За жратву готовы всю родню продать...Та самая зависть,  ещё гнев - злоба значит самая что ни наесть сильная, потом похоть -это бабники ярые...ну ты это знаешь...ну и последний это лень или уныние. Кажись не ошибся! Все семь!
- Это тебе отец Михаил рассказал? - не выдержал Виль.
- Нет! - закашлялся Заруба и затушил окурок о металлическую душку кровати,  -это ещё до знакомства с ним, меня  наш начальник отряда за один косяк в ШИЗО на 12 суток отправил. А отец Михаил тогда, да и сейчас часто,  в ШИЗО к седельцам через день заходит...Беседует...С теми кто хочет конечно. Вот я тогда с ним познакомился от скуки, и он мне книжку одну оставил. Там я всё это и вычитал....
- Слушай, малыш! - вдруг сел на койке Заруба - Хорош базлать! Ты всё время меня рвёшь...перебиваешь...я уж и забыл, что тебе хотел сказать... А! Вспомнил.
 Заруба опять лёг.
- Так вот воров наших, законников, можно конечно во всех этих грехах обвинить...Всяких видел я...Но в прежние времена всё же были они другими -это когда я ещё молоденький был, вроде тебя. Не было  в них не гордыни, ни алчности -жадности к баблу , как у сегодняшних. Да и во всех других грехах кроме зависти. Не многих я воров знал, которые в праздности пребывали - все люди были деловые. Праздновать некогда было - успевай поворачивайся. Всегда в делах! И деньги для них были лишь оружием, как ствол или финка, ну и конечно средством к существованию. А не как сейчас  - к показной роскоши. Нет! Не подумай, что они были святыми. Любили и покутить и по пьяному делу деньги на ветер побросать, но вот в праздности они точно не пребывали. Жадность иногда губила кое-кого, но вот алчности - жадности до трясучки в руках за деньги или цацки золотые, я в них никогда не видел. Это не говоря уж о всех остальных грехах...
Заруба вздохнул и продолжил.
- Пошёл я к отцу Михаилу когда из Шизо вышел. Стал ему это всё говорить, а он мне , мол, грехи смертные по православию звучат немного по другому: не убий, не укради...Запутался я тогда. А он мне другую книжку даёт. "На!- говорит - Вот это прочитай". Смотрю там написано на ней Новый завет! Стал я её в бараке читать, и даже на работе. Ну а тут кореша меня на смех подняли...Я им и ответил! Не хорошо ответил, конечно...А тут выборы нового "смотрящего". Мне там вопросы задавать начали, как на пратсобрании. Чего , мол, в церковь повадился, да почему с попом дружбу водишь...Послал я их и отказался  короноваться...
- А почему? - опять вырвалось у Виля, но он сразу прикусил язык, вспомнив грозные слова Старого. Однако тот даже вроде бы и не заметил его вопроса, лежал молча несколько минут, а ответил только помолчав.
- Да всё по этой же причине, Малыш. - вздохнул он, - Я тебе говорил, что воры люди не праздные, деловые, умные и изворотливые. Воровские законы для них выше жизни...Да только всё это было давно! Так было и уже никогда, наверное, не будет. Ты сам теперь видишь эти злобные морды, которые на зоне порядки устанавливают и ворами зовутся только. Нет! Не те это воры! Не те люди и нутро у них уже не то.  Чем они по твоему о беспредельщиков отличатся, которые последнее время кодлы свои сколачивают на зонах? Ну эти, которые в спортивных костюмах, спортсмены - не спортсмены, краснопёрые - тоже нет вроде....Законов воровских не признают - за деньгу готовы друг другу глотку порвать без всяких раборов и сходок...Так просто -душегубы, мокрушники...
- Да что говорить! - горячо согласился со старым Виль,  - Если бы все такие как ты были...
- Нет! - перебил Заруба,  - Я в молодости тоже горячий был. Заводной, уверенный и здоровый. Только не было во мне этой злобы неимоверной, хотя спуску таким как ты фраерам я не давал, врать не буду. Но не беспредельничал. А ещё не было в нас этого рвачества, чтобы каждый себе кусок рвал как волчара позорный, а потому не было в нас  алчности, как это в той книге написано.  А эти сегодняшние готовы за деньги не только воровские законы похерить, но и мать родную продать. И беда, Малыш, в том, что не убедить ни приструнить их я уже не могу. Сил нет, да и люди изменились - не пойдут за мной.
  Заруба вдруг каркающим смехом захохотал громко, так что Виль вздрогнул.
- Они меня , Малыш, хотели короновать, а потом прикрываясь моим авторитетом дела свои тёмные творить втихушник, как это они при Кривом делали. Но им такого расклада не дал. Вот они и забузили! Некоторые требовали меня прямо там, на сходке, на перо посадить.  Это Жбан уже подбивал своих подручных...Самых глупых...И не потому они глупые, что жизнь для них копейка, как для мокрушников поганых, а потому, что они уже другой жизни не знают и на воле её не видели....А видели они смолоду только, что деньги выше всего, даже выше воровских законов...А потому нет у них ничего в душе -пар один. Ни воровские законы, ни законы божьи их уже не остановят...
 
   Виль опять очнулся от воспоминаний от завывания мотора во дворе. В ворота въезжал "Мерседес " Рыжего.
- Быстро вернулся. -тревожно подумал Виль , - Как бы не хватился, что Вали и Димки дома нет. Надо срочно звонить Гурьяну! Тянуть не стоит...Да и пред смертью не надышишься...
- Тут дело одно важное нарисовалось, Гурьян! -услышав в трубке голос "смотрящего" сразу начал Виль, - Срочное. Не хочу по телефону. Заеду к тебе?
- Давай! - сразу согласился Гурьян, - Сейчас у меня кое-какие дела. Как совсем стемнеет, часов в восемь буду тебя ждать.
- Лады!
 Виль положил трубку и вытер пот со лба. Теперь всё было решено и отступать было поздно. Сегодня! Сейчас! Вернее через час с небольшим...
 Но это время мысли Гурьяна будут заняты и своими делами, и ещё и вопросами что же  ему привезёт Виль. А значит опасения о пропаже Вали и Димки, если к этому времени ему успеет доложить Рыжий, он должен отложить на потом. Не обязательно, конечно. Но всё же это шанс. А потом Виль едет к нему сам, да ещё и по делу, значит сомнений должно быть ещё меньше.
 Голос в трубке у Гурьяна был обыкновенный. Ничего пока не произошло. " Не надо зря нервничать, Шредер! - мысленно прикрикнул на себя Виль, - Пока никто ещё ничего не почувствовал и время работает на тебя"...
   Виль вспомнил, как  два дня назад, когда узнал о приезде "купцов" сразу позвонил вначале Анюте с Курком, потом тут же набрал Арсения.
 - Сеня -это я...Мы с тобой как-то на днях базарили об уходе моих. Ты обещал что-то придумать...Придумал? Говори...
- Короче, - сразу начал Арсений почувствовав, видимо, что Виль нервничает, - Я тебе уже сам хотел звонить чуть позже...Так вот по делу. Завтра Силаю девять дней. Вы там как отмечать собираетесь? Надеюсь не у тебя...Ну не в бывшем силаевском доме?
- Нет! Гурьян заказал опять ресторан "Юбилейный" - он у нас в больших долгах. Только теперь будем в малом зале...
- Так вот! - резко перебил Арсений,  - Тебе надо сослаться на что-то. Ну там пацан заболел или Вале плохо стало...Сам придумай! Надо, чтобы в это время они были в доме.
- Понял. Дальше.
-  Во дворе у тебя сколько людей останется? Максимум трое?
- Двое. Это точно - я слышал разговор Рыжего со своими...
- Отлично! - хохотнул Арсений,  - Значит тереться они будут в основном возле входа?
- Обычно двое делают обход всего забора три раза днём и  три раза ночью...Наверное днём обход будет делать один...
- Во сколько?
- В семь утра с копейками, в двенадцать и в семь вечера.
- Супер! - воскликнул на том конце провода Арсений - Теперь слушай внимательно. Мой человек подъедет к твоим воротам на машине и позвонит. Думаю, что увидев незнакомую машину оба охранника пойдут к воротам. Он начнёт у них спрашивать дорогу, показывать карту, короче будет тянуть время. Дальше: У тебя в слева от дома, в дальнем от ворот углу сад разросся хорошо. Я смотрел от ворот,  даже сейчас- зимой, деревья стоят густо и разглядеть ничего нельзя. Там каменная стена  и колючая проволока всего в одну нитку. За этим углом как раз проходит узкая улочка - переулок Бузулукский. Грязная, тесная и не заасфальтированная колея. Ну сейчас там снегом всё затоптано и машинами местных укатано. Вокруг восемь хибар деревянных, построенных ещё при красном флаге. Хозяева обычные пенсионеры в основном. Но заборы у всех высокие и плотные т.к. место наверное глухое. Мы подъедем к этому углу ровно в два часа дня, там в это время всегда пустота, на Газике с жёлтой будкой  с надписью "Электросети".
Там по улице пара столбов стоит  и один как раз рядом с твоим забором. В метре, может чуть дальше.  Мы будем в спецовках электриков. Крепыш залезет на "кошках" на столб и будет делать вид, что копается в проводах, а сам сверху будет нас страховать. Я  ещё с Уварчиком  приставим лестницу к забору. Если кто поедет или пойдёт, или выглянет на улицу, тогда Уварчик начнёт базарить с Крепышом будто бы подсказывая ему что делать и как.  Я буду рядом с машиной страховать с земли. Вся проблема в том, Виль, чтобы Валя с пацаном не позднее пятнадцати минут третьего вышли из дома и добрались до забора. И вот ещё! У тебя надеюсь есть приставная лестница?
- Есть возле дома стоит...
- Надо сегодня вечером бросить её в сугроб вдоль забора...
- Это я сделаю.
- Валя её сможет поднять и приставить? Сил хватит?
- Она деревянная...Хватит!
- Тогда  им главное забраться на забор. Там мы их на руках примем и снесём прямо в будку машины...
- Отлично, Сеня! - не удержавшись восторженно воскликнул Виль.
- Да, кэп! - опять резко перебил Арсений,  - Вещей надо брать по минимуму. С барахлом можем затянуть всю процедуру....
- Это понятно. Можешь не говорить...
 - И ещё! Может нам с собой складную лестницу взять. Вдруг твои бычки увидят её и перетащат к дому...
- Вряд ли! Но возьмите , если места не много занимает... Хотя они в этот угол и не ходят. Так проходят вдоль забора только  в том углу где сам дом находится. А сюда где сад. цветники и беседка они , как я помню вообще не суются. Так, глянут издали и пошли. Короче там моё пространство и они стараются там не топтаться....Вот что , Арсений. Всё так и сделаем, а лестницу потом ты или Уварчик столкните аккуратно так, чтобы она опять легла ближе к забору. Там снега больше.
- Лады! - откликнулся Арсений,- Уварчик верхом на заборе всё равно какое-то время сидеть будет, ему же принимать твоих надо будет. Он и столкнёт.
- Ну всё, Сеня! Бог в помощь, как говорится...Вы то полностью готовы?
- Обижаешь, кэп! - привычно хохотнул Арсений,  - У нас уже два дня как всё подготовлено вплоть до монтажных касок , роб и резиновых перчаток. С нашей стороны не беспокойся. Лучше всё подробно и несколько раз расскажи жене и сыну...
- Если вдруг что, Сеня! - резко перебил его Виль,  - Придётся вам с Уварчиком перелазить и решать вопрос прямо во дворе. Вдруг что-то пойдёт не так...
- Продумали тоже! - так же резко ответил Арсений,  - Я даю условный сигнал и мой человек у ворот валит по тихому обоих охранников. Если не получится, придётся нам пошуметь с Уварчиком прямо с забора или спрыгнуть внутрь... Смотря по обстановке. При самом плохом раскладе мы ждём и по истечению времени с Крепышом начинаем двигаться в дом...Но думаю, что до этого не дойдёт...
- Хорошо бы...А дальше?
- Билеты в плацкарт на четверых. Поезд в  четыре дня с минутами. Маршрут ты знаешь. Не волнуйся, кэп! Всё будет окейно!
 Голос Арсения как всегда был бодрым и чуть насмешливым.
 - Спасибо тебе...- начал Виль, но Арсений не дал продолжить.
- Пока, кэп!
 В трубке раздались гулкие и долгие гудки...
 
                11.
   За окном степной ветер крепчал, начинало вьюжить. Виль глядел на заснеженный сад и всё никак не мог заставить себя встать, наконец-то, и начать заниматься приготовлением  к поездке к Гурьяну. К своей последней поездке... Все эти воспоминания будто бы  специально вставали перед ним оттягивая то, что неизбежно приближалось. Хотелось напоследок позвонить Арсению...Ещё раз...Но они договорились о связи не ранее чем один раз в двое суток, а это значит с Валей не попрощаться, не услышать её голос... Может и к лучшему? Что он ей скажет? Не жди меня? Прощай? Последнее прости и люблю? Да Шредер! Сантименты...Звонить можно только завтра утром, но как ему дожить до этого утра? Да и нужно ли ему доживать? Что изменится утром?... Нет! Раз уж решился, надо доводить всё до конца!
 Во дворе, возле дома и  вокруг беседки в саду зажглись фонари. Чёрные ветви деревьев заметались в тусклом свете наступающей ранней зимней ночи. Виль глянул на часы - они показывали без пяти семь вечера. Вот и всё! Через час нужно быть у Гурьяна и сделать последнее дело  свой жизни...
  Он опять прикрыл глаза и видения прошлого тут же встали пред ним. Он увидел  кучки молоденьких ребят, совсем пацанов- наркоманов, толпящихся напротив окон его старой родительской квартиры, возле глухого торца магазина "Салют". Они ожидали торговца наркотой, который каждый день в одно и тоже время привозил им сюда дозы героина. Виль видел чётко их обтянутые жёлтой кожей лица, сгорбленные худые плечи и спины под холодным осенним ветром.  Их замызганную, какую-то мятую и потёртую одежду: ветровки с капюшонами, до белизны вытертые джинсы, толстовки, одетые часто просто наизнанку, и "разнокалиберную" ветхую обувь. Кто-то был даже в летних сланцах на голую ногу.
" Все они, или почти все сейчас, на кладбище,  - промелькнула мысль,  - наверняка. Они и тогда выглядели уже как "живые упокойники", как  выражалась в его детстве бабушка"...
 Виль заставил себя открыть глаза. "Последний час жизни? О чём думают люди в последний час своей жизни? Интересно, что думал в последние дни  или минуты своей жизни Заруба?" Вилю вдруг чётко вспомнилась та последняя ночь, которую он провёл со Старым...
  Именно в эту ночь, почему-то, Виль рассказал Старому, что спит он плохо от того, что в его сны часто приходит Инга. Девушка, которую он любил с детства, и которую кажется продолжает любить до сих пор. И начав этот разговор он неожиданно рассказал Зарубе всю историю их отношений с самого начала и до конца.
- Ты ей писал? - просто спросил Старый , когда Виль замолчал.
- Нет...Думаю, что у неё своя жизнь раз она не вспомнила обо мне ни разу. Но я не могу её упрекать даже в мыслях? За что?
- То-то и оно! - выдохнул табачным дымом Заруба. - Когда ты выйдешь тебе будет под тридцать, как и ей. Бабий век короток...Валя ездит к тебе  на свиданки, спит с тобой в этом  клоповнике, дачки тебе шлёт постоянно,  а ты думаешь о другой?
- Я не думаю, - пробурчал Виль,  - просто она мне постоянно сниться...
 Старый спрыгнул с верней шконки и скрылся в темноте. Через минуту он сунул в руки Вилю кружку с  уже тёплым чифиром.
- Давай, давай.. - мотнул он головой на вопросительный взгляд Виля.
- В первый свой срок помню,  был у нас в бараке один режиссёр или организатор концертов...Короче, не запомнил я как это на воле зовётся. Ладно... Не важно. Срок он мотал за то, что нагрел  на бабки какого-то известного артиста, да ещё и половину билетов мимо кассы пустил себе в карман - кидалово чистое.  Но артист, базарил  он сам, был вроде не в претензии. А ментам стуканула  баба этого артиста, да ещё и актёришку этого заставила написать на него заяву... Короче, бабы они разные бывают.
 Старый вынул кружку, к которой Виль так и не притронулся, у него из ладоней и смачно хлебнул.
- К чему это я? - прищурившись хитро спросил он у Виля,  - А вот к чему!  Режиссёру этому, по старым временам, за хищение государственной собственности припаяли десятку. Сокрушался очень...Повторять любил он одну и ту же фразу: " В двадцать  ты один человек, в тридцать становишься другим, а в сорок  - третьим". Может так он оправдывался пред собой, может ещё чего. Но только много позже я понял насколько он прав.
Старый допил чифир и продолжил не торопясь.
- Ты не видел  Ингу уже сколько лет? Во-от!  А у неё ребёнок...Возможно, что она и замуж вышла. Как моя матушка покойница говорила : "Ничего! С дитём готовым ещё быстрее возьмут." И время и всё что с ней за эти годы произошло поменяло её  так, что может быть и поговорить вам не о чем будет...Ведь ты же уже один раз прошёл через это, когда вы встретились через несколько лет? Вы заново стали привыкать друг к другу, ты стал видеть в ней что-то новое, другое...Другой был человек? Не совсем, понятно, но не прежний. Так?
Виль кивнул.
 - Во! - сверкнул в темноте  золотыми коронками Заруба, - А когда  вы встретитесь, после того как ты откинешься, это будет опять другой человек. Не девочка из твоего класса и не молодая мамашка -одиночка. Может она не будет хуже, а даже лучше ещё...Но ты-то точно будешь другим. Отсюда никто прежним не выходит. Вот от  этого и вяжи узел...От этого момента счёт начинай! Понял?
 Старый замолчал, ссутулился и задумался о чём-то склонившись над кружкой. А Виль напряжённо думал над каждым сказанным им словом. Тогда, в свои двадцать пять, он не мог понять его до конца, не мог уловить  весь смысл вложенный в слова Зарубы.  Его распирало от обиды непонятно на что, и он упрямо не хотел верить и понимать всей очевидности только что сказанного старым вором. Однако уже тогда Виль чувствовал, что за его словами стоит что-то страшное для него, что-то непостижимое и неуклонное, от чего нельзя ни уйти , ни обойти.  И вера и преданность Старому уже тогда не позволили ему не забыть и не отмахнутся от его слов, хотя ему очень этого хотелось.
- А потом,  - проворчал Заруба - что ты будешь делать с Валькой, которая уже два года греет тебя и ездит к тебе на свиданки? Кинешь её? А сможешь?  Вот приедет она скоро , а ты ей так в лоб всё и выдай! Получится? Как думаешь?
- Вот приедет,  - озлившись  почему-то, резко стукнул кулаком себе по колену Виль - я ей всё и расскажу...
- Ну и дурак, - так же резко перебил Заруба и чиркнул зажигалкой. Он не торопясь  затянулся дымом и выдохнув, продолжил  уже спокойно и как всегда не торопясь.
- На такую как Валька многие из сидельцев что вокруг нас с тобой просто бы молились...Некоторые  с "заочницами" переписываются и то за счастье...Хотя-я!
  Старый задумчиво пожевал губами.
- Многие, как и ты быстро бы привыкли к её свиданкам и посылкам...Видел я тут разное. Вначале рады, потом привыкают, а потом ещё и в морду дать норовят, когда наедине. Мол, гуляешь там без меня , пока я тут баланду хлебаю...Здесь, как наверное нигде в России, преданность и верность ничего не стоят. Особенно женская преданность. Каждому старому и хромому, кашляющему через раз зеку, кажется, что стоит только ступить через порог, вдохнуть свободы, и бабы начнут "косяками" ходить у твоих ног.  И верно ведь иногда думают. Может где-то и будут! Только рыбный косяк всегда идёт своей дорогой, как и люди вокруг тебя.  Ты можешь выловить одну, две или даже три "рыбки" и все они с зоновской голодухи покажутся тебе золотыми. Но косяк уйдёт дальше, а золотая рыбка в руках превратится в скользкую, холодную  рыбину с пустыми глазами... А может и не превратится! Всякое бывает...Но чаще всё же превращаются. Хороших случаев я не видел, а слышал может только раза два за всю свою лагерную жисть...
- Почему? - продолжая думать о своём, спросил Виль.
- Потому что на фоне косяка у всех чешуя светится как будто золотом горит, - отчего-то засмеялся  Старый,- а в тихой воде сразу видно и пустые глаза и кривые плавники...
- Ты не грузись, Малыш! - быстро , будто перебивая себя самого заговорил Заруба,  - Слова мои тебе пока не понять, да это и не к спеху. Был у меня один корешь.  Старше меня намного. Знатный вор - с понятиями. Так вот он всегда говорил: " Авторитетный вор базар ведёт, и не речи толкает - он плетёт сеть. Не важно о чём говоришь, важно зачем, как и с кем"...
- Ну а если без воровской "мутилки", а так по человечьи, - так же резко оборвал смех Заруба и лицо его опять будто ушло в темноту, и морщины покрыли его словно  проявились  изнутри,  - то грех тебе Вальку обижать из-за каких-то ночных глюков.  У каждого в голове много чего и о себе, и о других нарисовано...Красиво нарисовано, Малыш. Только всё это порожняки...Или как ты однажды красиво сказал - воздушные замки...
- А это не я сказал, я только повторил...
- А это не важно, - резко перебил Старый, и морщины на его лице заходили волнами,  - важно что точно.  Воздушный - это ткни пальцем и нету. Глюки по нашему... Валька она вот тут - рядом. Каждые два месяца, хоть по часам засекай,  к тебе на свиданку с полными сумками. А это , Малыш, ещё на дорогу надо потратиться, да с начальником  договорится каждый раз, забашлять его монетой может быть, чтобы просто увидеть тебя, покормить, и проспать с тобой две ночи на жёсткой шконке в вонючем клоповнике. А деньги ей в руки тоже не даром сыпяться... Ну а Инга твоя и не написала ни разу, а может и думать забыла. Так что сам думай!
    В ту ночь они проговорили до самого утра. За окнами начало сереть не весёлое , хоть и весеннее лагерное небо. Заруба успел что-то ещё сказать об отце Николае, мол, ждёт он его завтра в церкви. Потом спросил его как на работе, не появлялись ли ещё Жбановские "шестёрки"...
 Из темноты, чуть поодаль, в проходе меду кроватями, появилась высокая широкоплечая фигура какого-то зека. Заруба прервался на полуслове и смотрел на него молча, но лицом изменился. Это Виль заметил сразу, но тогда ничего не почувствовал.
- Чего тебе, Штригель ? - прохрипел осевшим голосом Старый.
- Так это, - каким-то писклявым, как не настоящим голосом ответил зека, переминаясь с ноги на ногу, - Жбан просил подойти. Там дело срочное...
- Меня его дела не касаются. - уже обычным жёстким голосом ответил Заруба.  -Занят я, видишь?
  - Так это... - опять запищал высокий, - ты сам смотри, конечно. Только там Бельмузя на разбор поставили, а без тебя рамсы не сходятся. Твоё слово нужно...
-Хмы! - зло фыркнул Заруба, и вдруг  закрыв ладонями лицо резко потёр его будто пытаясь проснутся.
 - Знают , суки, как отмычки вставляются...- чуть слышно пробормотал он и повернулся к  Вилю. Лицо его было спокойным и голос опять стал медлительным и не торопливым.
- Вот что я тебе скажу , Малыш...
 
 Виль вздрогнул и проснулся. На часах было девятнадцать часов тридцать семь минут. Он понял, что опаздывает к Гурьяну, а это было совсем не  кстати. Пора было идти в подвал.
 Виль вдруг засуетился, быстро оделся и сбежал со второго этажа на первый, закрыл входную дверь на запор. Это чтобы Кокс не зашёл искать его в дом, если он задержится. Он сам предупредил его, что к восьми вечера надо быть у Гурьяна.  Затем Виль быстро спустился в подвал, прошёл по всей его длине до самого конца. У дальней стенки откину нагромождение стоящих торцом досок и достав связку ключей открыл потайную дверь. Здесь была оружейная комната Силая.
 "А где спрятан общак, Гурьян мне так и не сказал." - промелькнула у него мысль, пока он в темноте нащупывал выключатель.  Но это так мельком. Зачем ему сейчас это?
 Виль включил свет и  становился в задумчивости.  Решение пришло к нему как-то сразу, просто и само собой.
 " Нет! - подумал он, - Пистолет  -это опасно, автомат не спрятать под одеждой. Рядом может быть кто-то вроде Рыжего. Сейчас наедине они почти не разговаривают - у Гурьяна много дел и постоянно какие-то люди. А если попросить наедине? Могут и обыскать...Не факт! Но вдруг? Тогда что...Стрельба,  и пули для Гурьяна может не хватить...Да и главное! Мешок с  героином так и останется в доме, даже если с Гурьяном он кончит . И наркота всё равно пойдёт в город...Точно! Надо накрыть всю его свору, всю эту  заразную пещеру одним ударом. Пусть мы все отправимся в ад одновременно!"
 Вил рванулся решительно к ящикам с толовыми шашками.  По пути сорвал со стены одну из воинских "разгрузок" -жилет с множеством карманов по кругу. Он набил толовыми шашками все карманы "разгрузки", взрыватели с короткими шнурами в них уже были вставлены. Застегнул тяжёлый жилет на груди и попрыгал. Тяжеловато. Ничего. Нужно одеть ангоровый свитер, который ему подарила Валя, тогда будет не так заметно.  Можно сказать, мол, приболел чуть.
 Размышляя, Виль смотрел на стены увешанные разным оружием, на ящики с пистолетами, с ружьями гладкоствольными и военными карабинами, на автоматы Калашникова. Даже несколько пулемётов были сложены в полной готовности в дальнем углу.
" Армию можно вооружить" - равнодушно подумал он, и взгляд его упал на зелёный приоткрытый ящик. Внутри блестели коричневыми боками боевые гранаты Ф-1. "Вот! - обрадовался он, - То что и надо!"
  Вначале он взял две гранаты, сунул в карманы куртки, но потом вернулся и взял ещё две, для верности. Он сунул их во внутренние карманы кожаной куртки. " Подстрахуюсь! - решил Виль, - Мало ли какая промашка..."
 Когда Виль  быстро вышел на верх и уже натягивал на себя свитер, в дверь начали громко стучать.
- Вот падла! - с порога начал ругаться по-чёрному Кокс, осыпая  матом  всё вокруг, - Слышь, Рентген? У меня карбюратор накрылся. Ещё вчера только чуть тыркал, я вроде почуял что-то, а сейчас прямо в глушняк. Не заводится, гнида...
- Ты чего такой всклоченный? - тут же приглядевшись к Вилю спросил Кокс. Видимо вид у него был действительно не совсем обычный.
- Да я тут заснул, - стараясь говорить как можно спокойнее, Виль отворачивался в сторону,  - просыпаюсь, колотит всего. Продуло где-то. Аспирин только выпил. Пройдёт. Да тут ещё заметался... Опаздываем?
- Ну да! - вздохнул жалостливо  Кокс - Все эти дни , с самих Сашкиных похорон я сам как свадебная лошадь постоянно в мыле. А твои чего? Не стали тебя будить?
- Так они это- тяжело переводя дух - тянул слова Виль, - на верхнем этаже уроки учат. Пацан мой двоек нахватал за эти дни. Вот Валя сейчас сидит над ним. Только успокоились...Не до меня им. Она его второй день гулять не пускает и долбит.
- А! - протянул Кокс. - То-то я смотрю их не видать последнее время...
- Чего теперь то? - строго перебил Виль и, грубо оттолкнув водителя, вышел на веранду.
- Да я уже такси вызвал, - опять переходя на извиняющийся тон загудел Кокс, - Ты уж извини...
- Ладно! - опять резко перебил Виль, - Будь пока с ребятами в будке. К моим не суйся. Пусть до конца разбираются. Приеду сам тебя ужинать позову.
- Да ты что? - притворно удивился Кокс,- Когда это я без тебя в дом совался? Виль захлопнул дверь на замок.
" Даже не моргнет, так лихо брешет!" - подумал Виль и заскрипел подошвами по снегу к воротам.
 В такси Виль сел на заднее сидение и размышлял, что пока всё выходит как нельзя лучше. Без Кокса спокойнее, лишние глаза ему сейчас как раз были не кстати. Дорога показалась ему боле длиной , какой-то ухабистой, улицы более тёмными и зловещими. Фонари светились кое-где жёлтым расплывающимся в морозной дымке светом. Но тёмная громада гурьновского дома возникла как-то неожиданно и закрыла собой весь  даже тусклый свет.
 Виль кивнул охране у ворот, прошёл через двор.  Он сразу пошёл в столовую, отодвинув кого-то из людей Гурьяна, загораживающего дорогу, плечом.  Гурьян был всё ещё не один. Он восседал в своём кресле во главе стола и горячо о чём-то спорил с Поляком и  Куницей. Сейчас Виль  не улавливал не только смысла, но даже самих слов громко разговаривающей"братвы".Он  зажал гранаты в кармане куртки и нащупал кольца на взрывателях.  Шёл решительно прямо на Гурьяна. Подходя, ещё успел заметить как тот повернул к нему голову, как на его лице появилась знакомая ухмылка. И тут же на ходу вырвал обе руки из кармана и вставил большие пальцы в кольца гранат. Прижимая гранаты к груди он успел заметить, как шарахнулся в сторону Поляк, опрокидывая стул, как расширились глаза Гурьяна и чёрные зрачки заполнили всё пространство...
 " А героин-то у него в сейфе  -точно, - была последняя его мысль, - и сейф здесь же под рукой..."
  Острая боль в затылке и пояснице неожиданно пронзили всё тело Виля и он повалился в пропасть. Но  он уже не видел и не чувствовал, как падает, как валит плечами стулья, тесно стоящие вокруг большого стола, как с грохотом ударяются гранаты, выпадающие из ослабевших ладоней...
 
                КОНЕЦ  ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ.