Ломоносовский район. Быстро едут
Незаметно пробежали почти два часа пути. Всё-таки был прав дальновидный немецкий политический деятель Отто фон Бисмарк: «… но быстро едут»
Руководитель делегации Николай Митилович призвал к тишине и объявил:
— Мы уже в Витебской области, до границы с Россией рукой подать! Пора ужинать!
Было ещё светло и стол-поляну мы накрыли в придорожной лесной полосе. Вот тут-то я и оценила все преимущества единственной женщины в компании. Мне ничего не позволили делать: нарезка, сервировка (если это слово допустимо в дорожных условиях) – всё делали мужчины.
Странно я себя чувствовала в этой обстановке: в медицинской корпорации почётное право подготовки угощения – привилегия женщин. Вряд ли я назову пару-тройку хорошо знакомых мужчин-медиков, которые не хуже женщин справятся с этой задачей. Хотя, справедливости ради, отмечу, что по качеству приготовления шашлыков среди медиков нет равных Василию Николаевичу Гаркавому, заместителю главного врача Барановичской центральной поликлиники.
Оставшиеся после ужина продукты были собраны в контейнеры-термосы; место нашего кратковременного пребывания приведено в порядок.
Разместившись на передних сиденьях автобуса, делегаты, имевшие счастье ранее бывать в Ленинграде, поочерёдно делились своими впечатлениями от прежних поездок. Все воспоминания «бывалых» – в восторженных тонах!
Я не поддерживала общего разговора: моё давнее знакомство с городом на Неве не оставило таких ярких ощущений, как у попутчиков.
В начале восьмидесятых годов мы с мужем возвращались от его родственников из уютного эстонского города Таллина. Поразительный контраст с ним представлял Ленинград начала восьмидесятых годов. Серые здания, промокшие под затяжным октябрьским дождём; нахохлившиеся, скрытые под зонтами прохожие; скудный ассортимент магазинов.
Отраду мы нашли в Эрмитаже, проведя в нём ничтожно малое время – три дня. В одном из телевизионных интервью Михаил Борисович Пиотровский, главный хранитель крупнейшего в России художественного и культурно-исторического музея, сказал, что всей человеческой жизни не хватит, чтобы досконально ознакомиться со всеми экспонатами коллекции (не ручаюсь за дословное цитирование).
Наш осмотр музея был бессистемным, поэтому в памяти сохранились лишь немногие экспонаты. Мужу очень хотелось увидеть скульптуру «Вечная весна» Огюста Родена. Ему это удалось: мраморная версия этого сюжета в авторском исполнении хранится в Эрмитаже. А мои желания не совпадали с моими возможностями: для созерцания работы выдающегося мастера эпохи Возрождения Микеланджело Буонарроти – статуи Давида, нужно было отправляться в Галерею Академии изящных искусств, во Флоренцию. Невыполнимая для того времени задача: большинство советских граждан было «невыездными».
Отвлекшись на воспоминания, не заметила, как часть группы начала дремать. Попытки уложить для отдыха на задние сиденья автобуса кого-либо из ветеранов, не имели успеха.
— Вы же сами сказали, что мы – мальчишки! А мальчишкам, как известно, ночью не до сна!
— Так что же будем делать? – спросила я.
— Будем гулять! Танцевать не получится – мало места, а вот петь – святое дело! – ответил Александр Митрофанович Бобко, участник, вернее, солист хора ветеранов Барановичского района.
И затянул ««Лесную песню», любимую песню моего отца, инвалида Великой Отечественной войны, Лукашевича Гавриила Корнеевича, который в начале войны участвовал в организации подпольной молодёжной группы, а с декабря 1942 года по июль 1944 года находился в партизанских отрядах Западной Белоруссии.
Этот «партизанский гимн» на стихи Адама Русака всегда находил отклик в моей душе. Едва дослушав вступление Александра Митрофановича: «Ой, бярозы ды сосны, партызанскiя сёстры …», я подтянула:
«Ой, шумлiвы ты лес малады!»
Пели ещё про «Город над вольной Невой», «Каким ты был, таким остался», «Вот кто-то с горочки спустился» и другие советские песни.
Потихоньку ветераны начали засыпать в своих креслах; кто-то из «молодёжи» сорока-пятидесяти лет отправился на «галёрку». Предупредив его о предстоящей смене «караула» в три-четыре часа ночи, отправилась к водителю.
К счастью для моих возможных и несостоявшихся пассажиров, встречных автомобилистов и пешеходов, водительский опыт автора ограничился двумя поездками на малую Родину и примерно десятью – по городу. Я оставила руль окончательно и бесповоротно, поняв, что вождение – это не моё.
Некоторые благожелательные коллеги иронизировали:
— Ведь ты – «железная леди», а машину не водишь!
— Ну, что я могу ответить на ваши законные претензии? Только одно – пока мне предлагают себя молодые мужчины … – пауза, многозначительное молчание, – … в качестве извозчиков, за руль не сяду! А когда достигну зрелого возраста (выразительный взгляд на визави названной возрастной категории) – буду ходить пешком, очень полезно для здоровья!
После неудачной попытки влиться в ряды автолюбителей, я с ещё большим уважением стала относиться к профессии шофера.
Вот и в этой ситуации, во время поездки в Санкт-Петербург: все пассажиры спят, а водитель – наедине с бесконечной дорогой.
Присев на кресло второго водителя, вертушку, я завела несмолкаемый разговор обо всём: работе, семье, вкусах и привычках. Не монолог – лучшее средство для лечения бессонницы собеседника, а именно диалог. Задавала всякие ненужные вопросы, предлагая водителю отвечать на них. Николай взбодрился, рассказал мне о рыбалке, грибной охоте и других своих увлечениях. Нашёл во мне достойного собеседника в вопросе сбора дикорастущих грибов и способах их приготовления.
Так незаметно пробежало время до двух часов ночи. Я начала потихоньку подрёмывать. Водитель Николай, не замечая моей приступообразной сонливости, вдохновенно рассказывал о своём детском увлечении – ловле раков.
К четырём часам утра я уже не проявляла интереса ни к грибам, ни к ракам, крабам или омарам; после почти суточного бодрствования я попала в царство Бога Гипноса*.
Собрав последние крупицы силы воли, прошла к последнему ряду автобуса и выселила с «люксового» места мирно спящего гражданина. Дождавшись хотя бы частичного его пробуждения, указала на водителя:
— Вахту сдала!
— Вахту принял! – понимающе ответил полусонный делегат, направляясь к месту второго водителя.
Проснувшись через три часа, подошла к «рулевым», беседующим вполголоса. За время моего отсутствия тема разговора поменялась: охотники-любители говорили уже об особенностях белорусской национальной охоты на косуль и вальдшнепов.
Мы проезжали территорию Ленинградской области; до цели оставалось чуть более ста километров.
Взошло неяркое солнце: отдохнувшие делегаты из окон автобуса обозревали местность.
— Ой, сколько борщевика**! – воскликнул руководитель одного из сельскохозяйственных предприятий.
К своему стыду (или – к счастью?), я тогда ещё не знала, что это такое – борщевик. В моём «гастрономически заточенном» сознании немедленно возникли ассоциации с украинским борщом:
— Ну, вот, сейчас все заговорят, что «страшно голодны»! – подумала я.
Ошибалась: в обсуждение наболевшей темы борьбы с инвазивным растением включилась вся группа. В начале беседы была названа фамилия председателя колхоза, первого поставщика семян борщевика в регион.
– Умный такой, очень уж ему захотелось «выбиться» в передовики! Другими способами нужно было добиваться результатов – единодушно осуждали «выскочку» знатоки сельскохозяйственного производства.
— А искоренение его – вообще неблагодарное дело! Все механические методы уничтожения борщевика неэффективны! Только выкорчуешь его корни, так в другом месте появляется новый побег!
Руководитель делегации Николай Митилович, предоставив возможность всем выговориться, подвёл итоги:
— Может быть, раундап*** поможет справиться с этой рукотворной напастью? Ведь есть уже первые опыты эффективного применения гербицида!
Я давно заметила, что в определённом контексте слово «умный», сказанное с недвусмысленными интонациями, служит синонимом или заменяет неблагозвучный оборот речи – «полный дурак».
Не желая получить столь высокой оценки своего интеллекта, воздержалась от участия в профессиональном обсуждении вопроса. Тем более, что первая часть характеристики умственных способностей человека, – «полный», соответствовала физической действительности: я никогда не отличалась хрупким телосложением. А добавить к правде чуть-чуть полуправды – дело обычное, житейское, никто и не заметит. Так и получишь на всю жизнь «почётный титул» – «умный такой» …
Иногда жизнь подбрасывает совершенно непредсказуемые сюжеты. Буквально через несколько дней после моего возвращения из Ломоносова на личный приём пришла зарёванная сотрудница, заведующий фельдшерско-акушерским пунктом. Её внучка-школьница, изучая прилегающие к деревне территории, забрела в заросли борщевика. Выйдя из них, поиграла с подругой под лучами ещё яркого сентябрьского солнца.
К приходу бабушки с работы у ребёнка уже проявилось раздражение кожи.
Анна Николаевна дала внучке антигистаминный препарат, промыла поражённые места водой с мылом, тщательно закрыла кожу повязкой и доставила девочку в больницу.
Девочку госпитализировали в отделение реанимации городской больницы; у ребёнка уже появились общетоксические проявления: повышение температуры, озноб, головные боли, тошнота.
Беспокоясь за состояние здоровья внучки, коллега попросила моего участия:
— Позвоните, пожалуйста, в реанимацию, Вас там все знают, пусть хорошо полечат!
Вот это, так любимое многими пациентами пожелание – пусть хорошо полечат, я взяла на вооружение, «заразив» им своё ближайшее медицинское окружение.
Согласовывая с заведующим отделением дату госпитализации кого-то из моих родных или близких, никогда не имела возможности полностью произнести, полюбившуюся мне, фразу:
— И, пожалуйста …
Коллега завершал мысль: «… хорошо его полечите!»
В описанном выше случае всё закончилось благополучно: девочка-следопыт выздоровела, отказавшись два следующих за описанным событием года от принятия солнечных ванн.
Хочу рассказать ещё об одном курьёзе, случившемся спустя год после поездки в Ломоносовский район-побратим.
После завершения очередной переподготовки по организации здравоохранения в Белорусской медицинской академии последипломного образования, я приступила к внедрению в жизнь приобретенных знаний.
По сложившейся в медицине традиции после прохождения курсов усовершенствования врач рассказывал коллегам о новых методиках диагностики, лечения, наблюдения и т.д.
Готовясь к планёрке, я накануне выбрала из своих конспектов интересный материал и тезисно его записала.
На следующий день, направляясь на «пятиминутку» из административного корпуса в поликлинику, отметила качественное благоустройство больничной территории. Всё нужное – покрашено и побелено; ненужное – обрезано, срезано и выкорчевано; взрыхлены и выполоты цветочные клумбы.
С особым тщанием был обработан участок отдельно растущего декоративного кустарника с зонтиками соцветий, напоминающих гигантский укроп.
Я опешила. Холимым и лелеемым кустарником оказался борщевик Сосновского.
Призвала к ответу образцового заведующего хозяйственной частью Тамару Антоновну Сазонову.
— Этот кустарник такой зелёный, красивый, миленький! Он так украшает нашу территорию! – с нескрываемым восторгом проговорила заведующий хозяйством.
Убедившись, что она действительно не знает этого «миленького» растения, я решила разыграть сотрудницу, отзывающуюся на юмор:
— Это, наверное, подарок к моему дню рождения, Тамара Антоновна?
Не предполагая подвоха, собеседница ответила:
— Да-да, после Вашего отъезда на курсы кустик начал быстро расти: я его обильно поливала. Видите, какой он уже большой! А через неделю, как раз ко дню рождения, вообще красавец будет!
Пришлось разочаровать Тамару Антоновну рассказом о пороках «миленького красавца», который усыпил бдительность блюстительницы чистоты и порядка.
Через час куст борщевика исчез с территории лечебного учреждения; больше я его не видела.
Редко употребляемое в нынешней разговорной речи слово «миленький», возникло в моей жизни спустя десять лет. Примерно в таком же контексте. Внук Гарри, впервые увидев на картофельной ботве колорадских жуков, восторженно воскликнул:
— Бабушка, они такие миленькие!
Мне нечего было возразить …
За время моего временнОго путешествия в будущее, барановичская делегация уже приближалась к Ломоносовскому району.
*Бог Гипнос – Бог сна и сновидений.
**Борщевик Сосновского – крупное травянистое растение семейства «Зонтичные». С середины двадцатого века культивировалось в СССР как силосное. Инвазивный вид, угрожающий биологическому многообразию. Вызывает сильные и долго не заживающие ожоги.
***Раундап или глифосат – неселективный системный гербицид, используемый для борьбы с сорняками, особенно многолетними.
Свидетельство о публикации №220032701000
А вот не менее интересное растение клещевина - высотой 1.5 метра с красивыми широкими резными листьями. Одно время его стали применять для украшения своих участков и дворов. У меня сваха тоже его заимела. а у неё часто гостила маленькая внучка. Я как увидела эту "пальму". то сразу сказала, что это клещевина - очень ядовитое растение. В фармацевтике из её семян выжимают масло, которое называется касторовое. А всё растение очень ядовито. Сейчас клещевину почти нигде у нас не встречала - видимо, узнали правду и уничтожили.
Людмила Каштанова 27.04.2023 10:16 Заявить о нарушении
Искренне благодарю за отзыв!
Вы правы: существуют определённые виды борщевика, пригодные в пищу.
А про клещевину я читала, что вблизи этого растения никогда не появляются кроты.
На деле, правда, её отпугивающее действие ещё не испробовала.
С неизменным почтением.
Нелли Фурс 28.04.2023 08:24 Заявить о нарушении