Call Lob, OK?

      — Call Lob!* – вот и всё, что успел шепнуть ей, захлёбываясь кровью из пробитого пулей лёгкого, Э.Т. Бэар по кличке «Медведь». – Call Lob, OK?
      Будь Ли'са чуть помладше – ну, скажем, лет десяти, – она бы разрыдалась. Рыдания примерной ученицы британской школы-пансиона для девочек закономерно перешли бы в щенячье поскуливание, и закончилась бы эта истерика тоже вполне предсказуемо: обмороком. Но Лисе было уже двенадцать, так что, отерев запачканные кровью отца ладони о рваные джинсы, она лишь покрепче сжала кулаки, не сводя взгляда с его медленно стекленеющих широко открытых глаз.
      «Calllobok» – слипшиеся вместе, словно хлебный мякиш, слова прочно засели в её мозгу, стучали пульсом, гонимые кровотоком, когда она, стоя под большим чёрным зонтом, который держал над ней один из отцовских громил-охранников, бросала на гроб красного дерева размякшую от поливавшего Грин-Вуд** дождя горсть земли.
      «Calllobok, calllobok, calllobok!» – и такие же горсти, кидаемые отцовскими важными друзьями с Уолл-стрит, стучат о закрытую крышку гроба.
      Один из «друзей», наверняка, и заказал Э.Т. Бэар – это двенадцатилетняя Лиса могла бы объяснить той, другой, десятилетней наивной дурочке-Лисе, полагавшей мир идеальным местом для головокружительной карьеры или, что, вероятно, правильнее всего для примерных девочек из британских пансионов, столь же головокружительного замужества. Но та Лиса, к сожалению ли, к счастью ли, уже два года как не существовала, так что мнение приходилось держать при себе, да и не слушают в Большом яблоке двенадцатилетних девочек – а хоть бы и единственных наследниц солидного, даже по меркам Манхеттена, состояния.
      В битве за опекунство – кровавой схватке внезапно объявившихся дальних родственников и их адвокатов-стервятников, длившейся без малого полтора года, – победил старый мистер Вулфман. Двоюродный брат или внучатый племянник первой жены её бабушки – в степени родства Лиса предпочла не разбираться, согласившись называть опекуна «дядюшкой Ви».
      Ещё через год, сидя на толстых коленях лоснящегося сальными улыбками дядюшки Ви, Лиса, пережившая и это, задала свой главный вопрос: 
      — Who’s Lob?***
      Тогда дядя впервые ударил её. Размахнувшись, припечатал пропахшей дорогими сигарами ладонью так, что голова с рыжими кудрями, такими же, как у покойного Эдди-Медведя, запрокинулась на тонкой шейке назад.
     Он, бешено матерясь, орал что-то о том, что отрежет суке, рассказавшей ей о Лобе, яйца, о том, что если она посмеет ещё хоть раз назвать это имя в его доме – она может валить отсюда и начать, наконец, зарабатывать тем местом, что у неё вместо мозгов.
      В «его доме», каково, а?
      Ещё через полгода Лиса, внезапно почувствовав, что стареет и скоро перестанет соответствовать не таким уж и специфическим для их круга вкусам дядюшки Ви, перекинув ногу через его обнажённое тело, чтобы дотянуться до зажигалки, вновь задала тот же вопрос:
      — So who’s Lob?
      И старый развратник, ослабленный игрой и незаметно подмешиваемым в его виски транквилизатором, ответил:
      — Someone who’s fucked over Bear!****
      Его каркающий, захлёбывающийся смех потом ещё долго звучал в ушах Лисы, снова и снова неистово втыкающей припрятанный под кроватью кухонный нож в то место на покрытой клочьями седых волос дряблой груди мистера Вульфсона, где у людей бывает сердце.
      Через пять месяцев (стервятники-адвокаты, нарезавшие круги над зданием суда, ещё долго пировали растерзанными останками прокурора) вернувшись в особняк на Лонг-Айленд из психиатрической клиники – на самом деле, рехаба или «санатория», как размещённые в нём звёзды Голливуда называли это место, – молчаливая, с отросшей рыжей чёлкой Лиса пожала руку назначенной судом опекунши, улыбавшейся сладко, говорившей тихо и ничего, в общем-то, не решавшей.
      Решали бесстрастно снующие взад-вперёд по бесконечным коридорам особняка люди в сшитых на заказ костюмах. Точнее, решал теперь некий мистер Хэар – старый партнёр отца по бизнесу.
      К консенсусу удалось прийти довольно быстро: главное, что требовалось от неё, Лисы, – вовремя подписывать бумаги, не задавая лишних вопросов и ни во что не вникая. Взамен она получила то, чего ей так не хватало: свободу.
      И телефонный номер.
      Мистер Хэар, выслушав её условия, задумчиво развернулся в дорогом кожаном кресле. Покивав своим невысказанным вслух мыслям, он подтолкнул в её сторону по гладкой стеклянной поверхности дизайнерского стола потрёпанную визитку, уточнив, что очередную порцию бумаг нужно подписать на страницах 7, 12 и 26. И, безразлично указав на золотое перо Монблан, вновь отвернулся к панорамному окну своего Манхеттенского пентхауса.
      Этот бар в Гарлеме был паршив даже для такого района. Опустившись на потрескавшийся кожзам высокого стула у грязной стойки, Лиса припечатала ладонью потёртую визитку, подвинув её в сторону соседнего места.
      — You're Lob?
      — Who’s askin’?*****
      Она казалась намного старше своего возраста. У Лоб – точнее, у того, что некогда звалось «Лоб» и было одной из самых дорогих шлюх Большого яблока, – были броские этнические черты истинных хозяев острова. Раскосые жёлтые глаза сочетались с цветом жидкости, плещущей на дне её заляпанного стакана, густые волосы цвета воронова крыла жёсткой волной спадали на обнажённую спину индейской принцессы, а тонкие, изящные руки с обломанными ногтями мерно крутили визитку, переворачивая её. Королева дна как она есть, в окружении своих покорных подданных.
      О, к этому моменту Лиса знала о Лоб всё! Точнее, не знала самого главного: за что?
      Именно этот вопрос она и прокричала той в лицо, вскакивая с места и выхватывая из-за пояса купленный здесь же, в подворотне, глок.
      — Why did you kill ‘im – you, bitch?******
      Где-то за спиной послышался скрип одновременно отодвигаемых стульев. Лоб, медленно допив, картинно опустила стакан на стойку – невообразимо красивая даже в таком месте, даже в таком виде. Или же именно контраст с окружением делает нас прекрасными в глазах других?
      Выстрел ужалил Лису в спину. Она почувствовала, что пол и потолок меняются местами, а она летит куда-то, падая невозможно долго.
      Носок ковбойского сапога ткнулся в бок, крепкие руки перевернули на спину, попутно обшарив карманы, перед глазами, слезящимися от нестерпимой боли, проплыли попеременно чужие грубые лица.
      Она закашлялась, ощущая тоненькую струйку крови в левом уголке рта.
      Лицо Лоб – прекрасное, далёкое лицо, в которое ещё пару секунд назад Лиса мечтала всадить пулю из своего глока, – склонилось над ней, а на горящий лоб легла прохладная тонкая ладонь.
      — Shh, babe!
      Собравшись с последними силами, Лиса сбросила эту руку с лица, прохрипев, захлёбываясь собственной солёной, как слезы и ярость, кровью:
      — Why did you kill dad, mommy?*******
      И Лоб шепнула, на секунду припав своими полными губами к её нежной щеке:
      — ‘Cause some people can’t bear to be fucked over!********

___________________________


      * Call Lob! – (англ.) «Позвони Лобу!»
      ** Грин-Вуд (Green-Wood Сemetery) – кладбище в Нью-Йорке, США. Основано в 1838 году; в 2006 году получило официальный статус национального исторического памятника. На кладбище похоронены выдающиеся политики, деятели культуры, военные, члены масонских лож и другие.
      *** Who’s Lob? So who’s Lob? (англ.) «Кто такой Лоб?», «Так кто такой Лоб?»
      **** Someone who’s fucked over Bear! (англ.) «Тот, кто ушёл от Медведя!»
      ***** You're Lob? Who’s askin’? (англ.) «Вы – Лоб?» «А кто спрашивает?»
      ****** Why did you kill ‘im – you, bitch? (англ.) «За что ты убила его, сука?»
      ******* Shh, babe! Why did you kill dad, mommy? (англ.) «Тихо, детка!» «За что ты убила папу, мама?»
      ******** ‘Cause some people can’t bear to be fucked over! (англ.) «Потому что некоторые люди не терпят, когда от них уходят!» – игра слов «to bear» (терпеть) и «Mr Bear» («медведь», фамилия отца Лисы).