Гримасы рыночной любви. Ключи на бочку!

Ключи на бочку!
Я не хотел больше видеть Марину, но в субботу она позвонила сама.
– Я на работе. Звоню из магазина. Я там посолила капусту. Сделай в ней качалкой отверстия. А мне так и хотелось сделать ей в другом месте отверстие. Расширить. В ответ я только съязвил:
– Ну, что, хорошо оторвалась? Отрывайся дальше!
В воскресенье и понедельник было затишье. Надо было принять какое-то решение, и я его принял. Во вторник, вечером, вышел к пригородному поезду, которым Марина приезжала на работу. Я решил ей припомнить всё. Марина обрадовалась, увидев меня, но меня это не смутило.
– Отдавай ключи! Я не хочу с тобой больше жить! Хочешь гулять – гуляй, а меня не впутывай! Кстати, как там поживают твои секс-кореша Толик и Колян?!
Марина явно не ожидала такой встречи. Она растерялась.
– Не кричи. Знакомые могут услышать. Причём здесь Толик и Колян?  А ключей у меня нет, они в Виноградовке.
Я немного потоптался возле Марины и пошёл домой. Я не хотел с ней больше ругаться и жить не хотел тоже. Марина, наверное, думала, что я пойду к ней магазин, но мне ничего уже не хотелось. Достала! Я сам себя накручивал, вспоминая рассказ дочери. Надо раз и навсегда порвать эту глупую связь и забыть о Марине. Она мне не нужна. Глупая курица, бегающая за петухами. Никакой гордости, а тем более совести. И всё же, почему она мне не отдала ключи от квартиры? Наверняка она у неё есть. Скорее всего, тянет резину и думает, что я с ней помирюсь. Никогда! Ни за что! Надоело! Да сколько можно! Какой-то театр абсурда! Она только и делает, что пьянствует да изменяет мне. А я распустил слюни и всё прощаю ей! Идиот! Слюнтяй! Мамалыга! Сам себя не уважаю!
Мне хотелось или напиться, или с кем-либо подраться. Я был зол, как собака. Но ни того, ни другого не сделал. Я просто замкнулся в себе. Как ракушка. Должен же быть свет в конце тоннеля? Ну почему нельзя нормально жить? Не понимаю. Зачем вся эта грязь?   
На душе было скверно, и добавлялись новые проблемы. Тихо и незаметно угасла старушка, которая жила на одной площадке с Оксаной. В своё время она предлагала, чтобы Оксана за ней ухаживала, и бабулька оставит ей квартиру. Оксана не захотела. Стали ухаживать другие, и жильё досталось им. Кусай теперь локти, бестолковая.
Бабушку похоронили, и в тот же день вечером мне позвонила тётка Оксана из Черноморска. Она сообщила, что её сын Сергей, а, значит, мой троюродный брат умер, и просила сообщить всем родственникам, что похороны в среду. Сергею не хватило до сорока одного месяца. Как это неприятно, когда смерть преждевременная! Но в этой смерти есть и большая доля вины его матери, которая сама любила выпить и сыну регулярно наливала, и оставляла его наедине с трёхголовым, т.е. трёхлитровым «зелёным змием», отправляясь в поездку, когда работала проводником.
Родственники поехали на похороны утром, а я сел на поезд ночью, чтобы ещё успеть побывать на оптовом рынке. Смерть смертью, а жизнь продолжается. Во мне всегда сказывалась какая-то еврейская жилка. Просто так убить день мне не хотелось. Перед поездкой я позвонил также и Вике, которая постоянно жила у моей тётки во время сессий. Её ответ меня немного покоробил, но я себя сдержал. Вот что она мне сказала:
– Дай тётке 30 грн. и обязательно скажи, что это от меня. Я потом тебе отдам.
Невиданная щедрость и сострадание! Я сразу вспомнил, как Плюшкин угощал Чичикова прошлогодним куличом, который привезла его дочь. Помещик приказал соскоблить плесень с кулича да не выбрасывать её, а отдать курам,  после чего угостить приезжего барина. Гость, естественно, отказался, чему скряга был несказанно рад.
После оптового я сдал купленный товар в камеру хранения, потом поехал к тётке и дал ей 100 грн., сказав, что это от нас с Викой. Тётке было не до денег, хотя ей и было приятно наше сочувствие.
– Ну вот, все дают деньги. А что с них толку, ведь сынулечку-то не вернёшь?