III 2

Солнце чертило на паркете тёплые полосы, за окном вовсю цвела сирень, сладким свежим ароматом наполняя просторный кабинет.
— Так вы говорите, сирота? А кто о нём заботится, вы?
Женщина подняла руку, будто хотела поправить ворот, но изящные бледные пальцы только стиснули брошь на груди.
— Временно я, но… – мягкий мелодичный голос слегка прерывался от волнения, – видите ли, тут есть некоторые осложнения…
Инспектор – красивая шатенка в плиссированном платье – вздохнув, подняла взгляд и постучала авторучкой о страницу раскрытого журнала.
— Наша школа старается поддерживать хорошую репутацию, Антонина Сергеевна. О каких именно осложнениях идёт речь?
— Над мальчиком не установлено опекунство. – Полноватый лысый мужчина поднялся со своего кресла и прошёл вперёд, становясь рядом с Антониной Сергеевной. Та, совсем разволновавшись, порывисто обернулась к нему, а её пальцы перебежали на воротник. – Вот это и есть наши осложнения.
— Антонии-ина Сергеевна… – с упрёком протянула инспектор и заговорила тоном уставшего повторять очевидные факты педагога. – Вы хотите перевести к нам ребёнка из детдома?
— Он не из детдома, – женщина говорила тихо, будто не решаясь повысить голос, – он мой, он со мной живёт… он очень способный мальчик…
Мужчина вздохнул.
— Антонина Сергеевна… скажите мне, сколько вы у нас работаете?
— Долго, но…
— И вы до сих пор не усвоили…
— Но он действительно уникальный ребёнок! Умный, ответственный, талантливый…
И вдруг дверь приотворилась, впуская мальчика двенадцати лет.
— Тебе сюда нельзя! – даже привстала инспектор, однако мальчик, ничуть не смущаясь, вышел вперёд и встал прямо перед ней.
— Знаю, – сказал он. – Мне тут никуда нельзя, извините. – И, не позволяя взрослым опомниться, продолжил, как ни в чём не бывало: – Я должен вам сказать одну важную вещь, и это срочно.
— Володенька, – Антонина Сергеевна испугалась ещё больше, – прошу тебя, подожди меня за дверью…
— Сейчас, скажу – и подожду сколько угодно, – пообещал ребёнок, не оборачиваясь. – Я вот, что: вы учтите, что Антонина Сергеевна ни в чём не виновата. Не вздумайте делать ей выговор, или писать жалобу, или какие у вас там ещё дисциплинарные взыскания. Она не виновата, это всё я.
Повисла пауза. Инспектор с трудом закрыла рот. Антонина Сергеевна побледнела, а лысый неожиданно улыбнулся.
— Что – всё ты? – уточнил он.
— Я нарушаю дисциплину, – охотно пояснил ребёнок, обратив к мужчине свои большие глаза цвета молодой листвы, и на всякий случай, прибавив: – но не она. Понятно?
— Понятно. А как ты нарушаешь дисциплину, если это не секрет?
— А я из приюта сбежал.
— Почему сбежал? – справившись с собой, вступила в разговор инспектор. – Тебе там не понравилось?
— Ага.
— Почему?
Ребёнок тряхнул волосами и отрезал:
— Там плохо. А Антонина Сергеевна меня взяла к себе, и я теперь её буду защищать, так что, вы её не обижайте, ясно?
— Ясно. – Инспектор неожиданно улыбнулась. – Ну, садись за пианино, сыграй нам что-нибудь.


Техникум был окружён высоким металлическим забором. То ли для того, чтобы посторонние не шатались по территории, то ли для того, чтобы студенты не разбежались, то ли предусмотрены были оба варианта.
Эндра обречённо вздохнула и отворила калитку. Шла перемена, и студенты высыпали на большое крыльцо портала – кто курил, а кто просто болтал. Увидев Эндру в компании с Владимиром, стайка аккуратно причёсанных девушек с тонкими сигаретами зашепталась. Девицы были какие-то одинаковые. Две ненатуральные блондинки и одна брюнетка, впрочем, тоже ненатуральная. И все, как одна одеты в узкие брюки, заправленные в сапоги на высокой шпильке.
— Приф-фе-ет, – трепетнула густо накрашенными ресницами одна из них. – Ты вспомнила про уч-о-обу?
— Конечно. А ты думала, я зашла повидаться с тобой? – парировала Эндра.
— А чеф-фо ты так оделась? – поинтересовалась брюнетка. – У тепя, что, праздник?
— Ага! – вставила третья шпилечная подружка. – Она нашла себе парня!
Остальные девицы коварно захихикали, будто услышав невероятно остроумную шутку. Рыжая раскрыла было рот чтобы ответить, как вдруг на крыльцо царственно выплыла пышногрудая дама с вавилонной причёской, похожей на взбитые сливки.
— Курить вредно, девочки, – покровительственно изрекла она. «Девочки» покладисто покидали окурки на клумбу и стайкой убежали в здание. А дама тем временем узрела Эндру, и лицо её приняло злорадное выражение. – Ага, это кого я вижу! Никак, Лисицина почтила нас своим присутствием? А мы уж и не чаяли. И даже оделась нормально! А вы, простите, кто? – поинтересовалась она у байкера.
— А это мы с вами позже обсудим, – лучезарно улыбнулся Владимир. – Я здесь для того, чтобы проводить Аню на учёбу и узнать по каким предметам ей нужно помочь. Мы с ней вчера всё обсудили, и дружно решили исправляться.
Дама подозрительно на него воззрилась.
— Вы уверены? – с сомнением уточнила она.
— Абсолютно.
— А ты чего здесь встала? Марш к завучу, будешь объяснительную писать за опоздание на линейку.
Эндра жалобно поглядела на Владимира. Байкер протянул ей руку.
— Удачи.
Эндра ощутила, как сильные пальцы сжали её ладонь, и стало немного спокойнее – друзья никуда не делись. Владимир помахал рукой.
— Мне нужно поговорить с её опекуном, – сообщила дама. – Вы кто? Друг, родственник?
— Родственник. – Владимир невольно обернулся, глядя на окна первого этажа. Если бы взглядом можно было обжигать, то в нём бы уже прожгли с две дюжины дырок. Девицы синхронно пялились сквозь стёкла, о чём-то переговариваясь. Одна даже зачем-то потянулась открывать фрамугу.
— Вы не могли бы подойти ко мне на следующей перемене? – поспешно произнесла дама. – Сейчас у меня пара.
Деваться было некуда, и Владимир заверил, что непременно придёт. Дама тут же заспешила по направлению к порталу здания. Она была чуть полновата и неуклюжа, и в чёрном костюме здорово напомнила пингвина. Ветер взметнул под ногами вихрь золотистой осенней листвы. Стало темнее – небо затянули тучи. Брызнули невесомой моросью первые капельки дождя.
— Какой кабинет? – крикнул вдогонку Владимир. Дама, обернувшись, помахала ему ключами от аудитории вечным жестом всех преподавателей.
— Двести десятый! – отозвалась она. Прозвенел звонок.
Байкер, не представляя, куда девать свободные сорок пять минут, закурил предпоследнюю сигарету.
Впрочем, время пролетело быстро, и, когда снова прозвенел звонок, оповещая о начале перемены, Владимиру, успевшему визуально изучить каждое дерево, каждый кирпич в стенах и каждую трещину на выцветшем сером асфальте, показалось, что ждал он не так уж и долго. Он убрал книгу обратно в сумку и, на ходу расстёгивая куртку, отправился навстречу Очень Серьёзной Беседе, к обитой чёрным дерматином казённой двери, откуда уже горохом высыпали самые шустрые курильщики.
Тут кто-то потянул за рукав. Правда, ещё раньше внезапно закончился свежий осенний воздух, а заменило его плотное удушливое облако приторно-сладких духов. Владимиру показалось, что он очутился в газовой камере, более того, успел отравиться и уже видит кошмарные предсмертные галлюцинации, которые составляли три совершенно одинаковые блондинки. Все три растянули ярко накрашенные губы в улыбке, которую, вероятно, принимали за обольстительную, держали в руках по тонкой ментоловой сигарете с перемазанными розовой помадой фильтрами, одеты были в одинаковые коротенькие куртки, сапоги на шпильках и плотно облегающие джинсы; и у всех трёх были ярко раскрашены лица и обесцвечены волосы. И все три едва ли не висли на нём.
— При-иф-фет! – манерно растягивая речь, протянула Блондинка Номер Один. – Познакомимся?
— Нет, – отказался Владимир, пытаясь обойти неожиданное препятствие. – Позвольте пройти.
— А ты спешишь? – картинно надулась Блондинка Номер Два.
— Очень.
— Это куда же, если не секре-ет? – повисла Блондинка Номер Три.
— От вас подальше, – почти честно проинформировал Владимир, резко высвобождая руку. Не помогло. Все три блондинки только синхронно залились визгливым смехом. Чувствительный слух музыканта, за время службы ухитрившийся привыкнуть к взрывам, тарахтению танков, рёву моторов и трескотне автомата, отомстил Владимиру резкой головной болью.
— А у тебя есть чувство юмора! – томно выдохнула Блондинка Номер Три.
— Да отвяжитесь вы! – рявкнул Селиванов. Блондинки захихикали.
— Не в настроении? Так я тебе подниму... настроение! – Тут Блондинки, видимо сочтя крамольную шуточку верхом остроумия, прямо-таки расцвели.
«Вот кого надо было на войну гнать, – подумал Владимир. – В качестве психологической атаки. Оружие массового поражения!.. Интересно, если это вслух сказать – они оценят?..»
Пятиминутная переменка стремительно заканчивалась. Владимир махнул рукой на блондинок и резко высвободился из тройного захвата, случайно расцарапав себе руку о длиннющие розовые когтищи модной формы «стилет».
— Всё! – рявкнул он, когда блондинки дружно надулись. – Auf Wiedersehen, Fr;uleins . У меня тут дела.
Блондинки переглянулись.
— Ой, да ведь нам с тобой в одну сторону! – радостно завизжала Блондинка Номер Один и триумфально помахала соперницам сумочкой, такого размера, что в ней вряд ли умещались даже ключи. Фигурально.
Соперницы позеленели. Владимир ускорил шаг, но тут его оперативно подрезала давешняя брюнетка.
— Привет! – сказала она. – Ты не думай, я к тебе не пристаю. Я просто пообщаться! – С этими словами девица как бы невзначай подхватила его за руку. – Скажи, а у вас с Лисициной всё серьёзно – или так? В случае чего...
— Вот, прицепились! – не выдержал Владимир, ускоряя шаг до того темпа, за которым на шпильках было нипочём не угнаться. Поздно. Часы удручающе сообщали, что времени у него осталось полторы минуты. – Да чтоб вас всех! – раздражённо прошипел байкер, обречённо останавливаясь и извлекая из пачки сигарету. Девицы облепили его как осы кусок пирога. Селиванов резко чиркнул зажигалкой. – Девки, а вам учиться не пора? – осведомился он. – Хотя... вам уже не поможет.
Смирившись с участью пленного Гестапо, Владимир обречённо уселся на бордюр, надеясь, что, если он будет молчать, то девицам сделается неинтересен и они попросту отстанут. Не тут-то было. Девицы, видимо, жаждали явно не разговоров. Молчание потерпело столь же сокрушительное фиаско, как и до него неприкрытая грубость. Владимир ещё некоторое время поизображал из себя партизана на допросе, потом уткнулся в книгу. Девицы благополучно наплевали на занятия.
— А что ты читаешь? – влезла одна.
— Фридрих Ницше, «Человеческое, слишком человеческое», – мстительно отозвался Владимир. – Обсудим?
— Давай! – радостно согласилась брюнетка. – Я тоже обожаю суши!
— Убейте меня... – тихонько простонал Владимир. Можно было ретироваться, но блондинки уже повисли.
— А ты меня прокатишь на мотоцикле? – томно шептала в ухо какая-то из блондинок. Он уже запутался, кто именно.
— И меня! И меня! – разом застрекотали остальные, во главе с брюнеткой.
— Как ты думаешь, я в розовом хорошо буду на нём смотреться?
— На нём? На нём лучше всего буду смотреться я!
— Дура, я про мотоцикл! Хотя…
— Довольно. – Владимир захлопнул книгу и встал. Гламурным барышням пришлось волей-неволей с него ссыпаться, на что они отреагировали дружным пронзительным писком. Селиванов сделал вывод, что надо будет заранее, за пару минут до перемены занять стратегическую позицию около дверей вавилонной дамы. Теперь было ясно, откуда у Эндры некоторая часть проблем с учёбой.
Спасла положение, как ни странно, сама Эндра, очень своевременно появившись на крыльце.
— О, Лисицина! – заворковали барышни.
— Глядите, зарёванная!
— А тушь не потекла?
Шутка показалась девицам просто сногсшибательно остроумной, и они разразились визгливым смехом. Причём, смеяться надо было так, чтобы не испачкать помадой зубы, и при этом ещё и произвести впечатление на Владимира. А ещё и обратить его внимание на то, что Лисицина не красит ресницы – это вообще равносильно хождению раздетой.
Эндра сбежала со ступенек и подошла к компании. Блондинки и брюнетка захихикали.
— Ну, ка-ак, – коварно спросила одна. – Тепя отчислили, та?
— Отвали, дура, – ёмко ответила рыжая.
— Ты меня назфала д-у-урой!! – возмутилась блондинка. А Эндра, игнорируя этот сигнал воздушной тревоги, сообщила Владимиру:
— Ва… тебя там завуч ждёт.
— Иду, – обрадовался байкер и подхватил подругу под руку.
Блондинкам хватило ума не провожать их до кабинета завуча, дабы не попасться на прогуливании занятий. И они стайкой побежали курить в туалет, семеня и цокая каблуками, и на ходу обсуждая на весь коридор, что Он мог найти в Лисициной.
Эндра с Владимиром остановились перед большой, обитой кожзамом дверью. Рыжая вытерла нос и глаза рукавом – видимо, пока Владимир отбивался от поклонниц, у неё состоялся очень серьёзный разговор с завучем.
— А ты почему не на паре? – спросил байкер.
— Я всё равно опоздала, а у них контрольная, – пояснила рыжая и потопталась у заветной завуческой двери. – Вы извините, что я вас в это втягиваю…
— Да ничего, – жизнерадостно отозвался Владимир. – Только жаль, что ты не пришла раньше.
— Почему? – удивилась Эндра.
— У меня бы голова меньше болела. – Владимир вздохнул и, для вежливости постучав в дверь, приоткрыл её. – Можно?
— Нужно! – отозвались изнутри.
Владимира с Эндрой встретила сидящая за столом коротко стриженая женщина, из тех, что останавливают коня на скаку одной рукой, не выходя из горящей избы. На ней была блестящая блузка, а губы ярко алели помадой.
— Я с вами давно хотела поговорить, – тон у завуча оказался обволакивающий. – По поводу Лисициной. Это же никуда не годится. Так нельзя… Лисицина, выйди! – рявкнула она на заглянувшую, было, Эндру. – И дверь закрой. С той стороны.
Рыжая исчезла.
Кабинет был тоскливый и до тошноты казённый, с трудом представлялось, как здесь вообще можно работать изо дня в день. Всё было стандартным – стандартный стол-бюро из покрытого бежево-полосатой плёнкой, ЛДСП и скреплённый стандартными тусклыми заклёпками, стандартные школьные стулья, стандартный ламповый монитор со стандартной фоновой картинкой психоделически-яркого пейзажа, который неизменно есть в стандартном «Windows XP» – вплоть до пола, покрытого стандартным выцветшим линолеумом «под паркет» и стандартного шкафа со стандартными классными журналами. На окнах росли в стандартных пластиковых кашпо стандартные лианы и монстеры.
Владимир с доброжелательной улыбкой прошёл к столу и остановился напротив.
— Разумеется, – согласился он. – Мы с Аней сегодня всю ночь это обсуждали. На самом деле, – тут байкер доверительно подался вперёд, опираясь раскрытой ладонью о краешек стола, – бедная девочка так переживает! У неё ведь маниакально-депрессивный синдром, и это здорово мешает ей жить и учиться. Не стоит её ругать. Вы бы с ней поласковее, болезнь делает её очень ранимой и неуверенной в себе. Чуть что не так – и опустятся руки... или, как начнёт ершиться – только хуже делается! У неё, вообще-то говоря, было очень тяжёлое детство.
— Я понимаю, понимаю, – прониклась женщина. – Я – Нина Сергеевна, завуч. Я всё знаю, но надо же учиться, приходить. Ведь, если что – мы же поможем. Приют – это вам не сахар, – сообщила она назидательно. – Но она даже не является. Пропадает ни с того, ни с сего, потом придёт на пару дней – и опять пропадает. Так же нельзя, это же не дело. А вы ей, простите, кто?
— Она это понимает, уверяю вас. Просто не всегда может справиться! Депрессия – это очень тяжело... Вы же наверняка знаете. Знаете, ведь? – ловко перевёл разговор байкер.
— Знаю, знаю, – совсем расчувствовалась Нина Сергеевна. – Во многие учебные заведения с таким диагнозом не берут, вы сами понимаете! А мы относимся лояльно. Но мы же не можем всё спускать, вы же понимаете! Другие студенты спросят: почему? И будут иметь право! – Завуч сурово стукнула по столу ладонью. – А что мы скажем? Вы же понимаете, что не все ребята с пониманием отнесутся к ситуации. Лисицина… Аня, вообще-то, девочка способная. Но надо же заниматься! Вы же понимаете. Диплом просто так из воздуха не нарисуется. Да, тяжело, но надо преодолевать! У нас работает опытный психолог, можете с ней посоветоваться. Лисицина и сессию прогуляла, откуда оценки возьмутся? Ну, откуда?! Вот, только что писала мне объяснительную.
Нина Сергеевна отыскала на столе листок и глянула в него. И, чем дальше она глядела, тем сильнее вытягивалось у неё лицо. А потом изумлённое выражение на нём сменилось выражением, какое бывает у спаниеля при виде утки.
— Ну, знаете, – выдохнула завуч. – Вы же понимаете, я всё понимаю, но уважение надо иметь! Психические особенности, знаете, не оправдывают…
Она передвинула Владимиру листок. На нём мелким, немного неровным – писала Эндра перевязанной рукой – почерком значилось по всей форме:

«Директору Техникума декоративного искусства № 37,
Лапиной Т. Ю.
От студентки 3 курса, Лисициной А. А.
Объяснительная.

Я, Лисицина А. А., студентка 3-го курса прогуляла весеннюю сессию по семейным обстоятельствам, а 1-15 сентября, потому что мне нужно было срочно смотаться в Город-на-Неве.»

Владимир мысленно пообещал себе прибить автора сего дивного произведения и вернул записку завучу.
— Я с ней ещё на эту тему обязательно поговорю, – почти честно пообещал он. Что-что, а это было уже слишком. Одно дело помочь, заставить преподавательский состав смилостивиться, заговорить зубы и вернуть девчонку на ученическую скамью. Ну, загулялась, заигралась, с кем не бывает, на то она и юность. И совершенно другое – пытаться отобрать верёвку у желающего повеситься. Глупый и бессмысленный труд.
Владимир прекратил демонстрацию ораторского искусства и резко распрямился.
— Я, должно быть, вас отвлекаю?.. Простите. До свидания.
— До свидания, – отозвалась Нина Сергеевна. Владимир вышел. Тихо закрылась дверь. Завуч некоторое время вспоминала разговор, затем растерянно пожала плечами и поинтересовалась у монитора:
— А кто он, всё-таки, сам-то?..
Монитор не ответил. Мелкие вопросы бытия его не занимали.
Эндра тоскливо мялась под дверью и всё старалась прислушаться к голосам изнутри, но говорили тихо. Весёлые однокурсники носились по коридору, шутили, смеялись, шумно обсуждали что-то, и Лисицина вдруг особенно остро ощутила, насколько же она здесь чужая. И в сплочённый коллектив она так и не влилась...
Настроение испортила окончательно Великолепная Четвёрка – три блондинки и темноволосая любительница суши, являющая собой полнейшее опровержение народного поверья об уровне интеллекта брюнеток. Она-то и заговорила первой.
— Лисицина!
Эндра обернулась.
— Чего тебе?
— Лисицина, а, Лисицина! Ну-ка признафайся, где ты его откопала?
— Да! – включилась Блондинка Номер Какой-то. – Дураку ясно, что он же тебе совершенно не подходит!
— Зачем его откапывать, он живой, – не осталась в долгу рыжая. – Брат это мой. Чего пристали?
Великолепная Четвёрка дружно залилась визгливым смехом.
— Ты мне тут не гони! – строго заявила брюнетка – видимо, народные поверья всё же не лишены оснований. – Брат, ага, канне-еш-шна!
— Такая лохушка как ты, – защебетала одна из Блондинок, – ему точно не подходит, говорю те. Ты на себя посмотри, пожалуйста, дорогая! Одеваешься как бомжиха!
— И дорогу в парикмахерскую не знает ва-аще! – захихикала вторая. – Небось, краситься ва-ащ-ще не умеет!..
— И дезодорантом не пользуется!..
— А уж ноги точно ни разу в жизни не брила! – выдала самое жуткое предположение третья.
— Стопудняк, деф-фачки! – поддержала ещё одна из барышень. – Ва-ащ-щ-ще-е! Не, улёт, подружки! Вы только представфьте!
— А лучше, подружки, представьте, как она их брила, – вставила Эндра. – Это ж натуральный танец с саблями.
— Я, ваще-то, в салоне делаю эпиляцию, для тех, кто не знает, – презрительно уведомила барышня.
— А где ты одефаешься? – включилась брюнетка. – Это что? Тфая бабушка выбросила старые вещи?
— Да нет, – не растерялась Эндра, – во времена моей бабушки джинсы кровью не красили.
Брюнетка гордо оглядела свои брюки цвета венозной крови, которые держались на самом краю выступающего места либо чудом, либо при помощи клея, и являли миру две кокетливые розовые ленточки, выполняющие роль нижнего белья.
— Во времена тфаей бабушки ваще не было джинсов! – обличающе заверещала блондинка, на которой были точно такие же штаны, только голубого цвета.
— Джинсы придумали в конце девятнадцатого века золотоискатели, – уведомила Эндра. – И не надо мне лохматить бабушку.
Эта информация на некоторое время привела девиц в состояние ступора. Потом брюнетка нашлась:
— Дефочки, да у неё просто нет бабушки. Она же монашка!
— Ты считаешь, что я родилась из воздуха? – поразилась Эндра. – А поподробнее опиши механизм?
— И не гони, – оскорбилась ещё одна их блондинок, – ни фига ты не была в клубе «Золотоискатель»! Там таких не пропускают по фейсконтролю!
— Да чё ты ваще с ней гофоришь! – махнула наманикюреной рукой брюнетка. – Она ваще не в теме.
— Да, в этом мне повезло, – ввернула рыжая. – Вам курить не пора?
Великолепная Четвёрка сарказма не уловила.
— Прафда, пошли, покурим, – оживилась одна из блондинок. А брюнетка хищно ткнула длинным вишнёвым ногтем в Эндру.
— Всё рафно я его у тебя отобью, поняла! – Она гордо развернулась. – Пошли, дефачки!
— …А я ему – ну, дай списать, ну, чё тебе, в лом!.. – мимо прошли двое парней и девчонка. – А он ни в какую. Влепят мне теперь пару, блин! Ну, вот, чё ему жалко, что ли, а?!
— Не переживай, Ленка, исправишь…
Эндра нервно сползла по стенке, уселась на корточки и обхватила руками колени.
Владимир же, закрыв за собой дверь и увидев терпеливо ожидающую его Рыжую, первым долгом оглядел коридор. Блондинок в поле зрения не наблюдалось. Эндра вскочила.
— Ну как? – поинтересовалась она. Байкер махнул рукой.
— Слушай, – сказал он. – Честность – безусловно, качество хорошее. Но оно не всегда уместно!
— Она сама сказала, писать правду и не отмазываться «семейными обстоятельствами», – виновато пояснила Лисицина. – Это я ещё не всю правду написала…
Владимиру непреодолимо захотелось снять с пояса офицерский ремень, перекинуть рыжую через скамью и вплотную заняться воспитательным процессом, но тут в поле зрения появился ещё один монстр тихих вод – вавилонная дама с причёской, похожей на сахарную вату, к которой Владимир обещал зайти две пары назад.
— Ну что, Лисицина, – сходу принялась она отчитывать Эндру, – учиться будем или как? Или думала, справочкой обзавелась – и всё? День Учителя на носу! Вот о чём думать надо! А не о танцах-шманцах!
— А вы откуда знаете, о чём я думаю? – ввернула Эндра.
— Не хами! – осадила её дама и повернулась к Владимиру. – Вот, пожалуйста, это и всё её общение. Так, а вы почему ко мне не зашли? Да, нам ещё надо разобраться, кто вчера в туалете нарисовал на стене «пацифик». Нет, ну, всё было хорошо, пока не появилась Лисицина!
— Простите, я разговаривал с завучем, – покаянно отозвался Владимир, мысленно матеря Эндру, собственно, даму, блондинок и вообще, весь техникум – за компанию. – Вы же сами меня откомандировали в двести десятый.
— Но теперь-то вы здесь! – согласилась дама. – Так что давайте разбираться. Сейчас как раз обед. Липовые справки, знаете ли, не дают основания для прогулов и вандализма. Сессию мы как будем закрывать? – грозно нависла она над Эндрой. – Красивыми глазами? Это ты мужикам будешь глазки строить, а мне не надо! Нет, я буду говорить, чтобы тебя отчислили.
— Погодите! – ввернул Владимир и оттащил даму в сторонку, к окну. Здесь он доверительно коснулся её руки и проникновенно начал разговор:
— Послушайте, не стоит так уж строго. Я понимаю, Анечка не очень хорошо себя ведёт... иногда. Поверьте, ей тяжело, но она очень старается! А насчёт «пацифика» – это я вам сразу говорю: она здесь уж точно не при чём. Да она бы просто не успела! – Тут он перевёл взгляд за окно и увидел там курящую Четвёрку. Четвёрка отчаянно махала руками и отправляла ему воздушные поцелуйчики. – Вот эти, кстати, всю предыдущую пару вместо того, чтобы учиться, вертелись во дворе. И курят они слишком много. Девки молодые, здоровые, а одеты как проститутки. И ведут себя точно так же.
Эндра скучала. Владимир с дамой стояли далеко от неё, и рыжая могла только догадываться, о чём идёт разговор. Правда, догадаться-то как раз особого труда не составляло.
Дама задумчиво смерила взглядом курящих блондинок.
— С ними я сама разберусь, – заверила она тоном опытного инквизитора. – А насчёт Лисициной – старается она, как же…  Знаю я, что у неё справка липовая. В общем, так. Если до конца сентября не закроет сессию, то отчислим точно. – Видимо, обаяние Владимира подействовало даже на неё, потому что голос прозвучал гораздо менее людоедски. – Цветоведение, композицию, живопись и историю искусства – будьте добры. И поговорите с ней, что её хамство здесь не пройдёт. Вы, кстати, кто? Друг, брат, жених?
— Друг, – честно ответил Владимир, сообразив, что эта без весомых доказательств не отцепится. А выяснится, что таковых у него нет – пиши, пропало. – Обязательно поговорю. Вы поймите, я же тоже беспокоюсь. Вчера говорил. Результат налицо – она здесь. Полагаю, я смогу всё уладить.
Блондинки внизу явно готовили новую атаку: они дружно перевесили сумочки и направились ко входу в здание, причём, такой походкой, будто у каждой немилосердно чесался зад – во всяком случае, зачем же ещё столь отчаянно им вертеть. Шпильки существенно снижали скорость, причиняя на нелёгком пути в десяток метров по ровной асфальтированной дороге трудности, достойные эпического повествования, но блондинки мужественно не сдавались. Брюнетке в этом плане было полегче – у неё каблуки были поустойчивее. Правда, повыше.
— Надеюсь, – согласилась вавилонная дама таким тоном, что было совершенно ясно – больше всего она надеется как раз на то, что Владимиру, наоборот, ничего не удастся уладить, и Эндру красиво отчислят среди года. – Очень надеюсь. Нам отстающие не нужны. Имейте в виду, – вдруг обличающе ткнула она связкой ключей во Владимира, – опекунство не сможете оформить, пока официально не зарегистрируете брак. Нечего тут… сожительствовать.
Тут на лестнице послышался нестройный стук каблуков, и байкеру показалось, что он уже отсюда чует приторно-сладкий аромат.
— Ну, идите, – неожиданно смилостивилась вавилонная дама. – Завтра придёте сдавать историю искусства. Вы уж позаботьтесь, чтобы Лисицина до меня дошла и не свернула в метро попрошайничать.
— Обязательно позабочусь, – пообещал Владимир. – Если будет нужно – я её сам приведу за руку, не волнуйтесь.
Дама царственно махнула рукой и поплыла в сторону лестницы, Эндры и блондинок.
— Девочки, потом зайдёте ко мне, – уведомила она и улыбнулась Эндре, явно предвкушая массовое аутодафе: – А ты, Лисицина, завтра будешь мне сдавать историю искусства.
— Легко! – согласилась Эндра.
— Это мы посмотрим. Зачётку не забудь.
Видимо, блондинки с брюнеткой вавилонную даму всё-таки боялись, потому что дождались, пока она скроется на лестнице, и только тогда рванули к Владимиру. То же самое, естественно, сделала и Эндра, но брюнетка ухватила её за рыжие кудряшки и рванула назад:
— Хосспади, Лисицина, ты-то куда?
— Отцепись от меня, швабра! – праведно возмутилась Эндра и метко ткнула брюнетку в живот. Та немедленно выпустила Эндрины волосы, согнулась пополам и заверещала.
— Ой, глядите! – застрекотали блондинки, уже успевшие облепить байкера, – Слатткая Дефачка бьёт Лисицину!!
— Это, по-моему, ещё кто кого бьёт… – растерянно заметил случившийся рядом парень в очках и с блочной тетрадкой в руке, наблюдавший, как брюнетка целит Эндре в лицо длиннющими ногтями и получает очередную ловкую подножку. Причём, удержаться в положении «стоя» на каблуках у неё, разумеется, не вышло, и девица полетела на пол.
— А фы че-фо фстали?!! – жалобно окликнула мужчин брюнетка, пытаясь подняться, что с учётом шпилек, ей не очень-то удавалось, и одновременно дотянуться до волос меланхолично наблюдающей процесс Эндры. – Тут деф-чонок бьют!
— Ага, – живо согласился Владимир. – Я бы помог, но не могу. Грёбаное бабулино воспитание!
Парень в очках хихикнул. Блондинки, стратегически воспользовавшись моментом, повисли на Селиванове как яблочки на ветке. Воздух съели духи, и генерал-майор ощутил лёгкое головокружение.
— Да как вы, вообще, с этим живёте?.. – искренне удивился он.
— Оставь телефончик! – грозно водила длиннющими когтями по его шее Блондинка Номер Один, будто примериваясь как бы получше вскрыть артерию. Владимира всё это начинало потихоньку раздражать.
— Ещё чего не хватало, – он отцепил одну из Блондинок, но она немедленно вцепилась обратно, – он мне самому нужен... Брысь.
Блондинки, не внимая призыву, только залились визгливым смехом.
— Ну, какой у тебя телефончик? – картинно надулась Блондинка Номер Один.
— «Нокиа». Чёрненький.
— Ладно уж, так уж и быть! – смилостивилась Эндра, протягивая брюнетке руку и помогая ей подняться. Та уже даже расплакалась, и больше пыталась осторожно вытирать глаза, в страхе за трудами созданный макияж, чем, собственно, встать. С учётом длиннющих ногтей и вытекающим из этого факта категорическим запретом касаться лица – а тем более, глаз – пальцами, приходилось аккуратнейшим образом тереть местом где-то в районе ребра ладони и начала первой фаланги указательного пальца, оттопырив ногти.
— А но-омер? – сложила губки бантиком Блондинка.
— Движка мотоцикла или страхового полиса?
— Чё?.. – наморщила лоб Блондинка. – Номер телефо-ончика!
— Федеральный. – Владимир наблюдал за поднятием брюнетки. Каблуки у неё разъезжались, а ноги подгибались и грозили серьёзным вывихом голеностопного сустава. Правда, последнее, кажется, заботило брюнетку меньше всего.
— Ну, не вре-едничай, киса! – засюсюкала Блондинка, оставляя в покое его шею и переключаясь куда-то в область грудной клетки – видимо, идея выцарапать сердце и захапать себе показалась ей более осуществимой. – Ска-ажи циферки!
— Какие ещё циферки? – прикинулся дурачком Владимир, которого положительно начинало мутить от приторности её тона. Блондинка, видимо, решила, что это победа, подпрыгнула и чмокнула его в губы. Селиванов немедленно принялся стирать приторно-розовый блеск для губ, который оказался сладким и приближенным по густоте и степени липкости к сосновой смоле. Разве что, сосновая смола имела цвет и запах, по его мнению, приятнее. Блондинка радостно полезла в карман опасно узеньких джинсов за мобильником. Владимир принялся гадать, лопнут ли штаны и розовый ли телефон. Первое не сбылось, второе... Впрочем, во втором он и не сомневался. Остальные радостно заверещали и синхронно потянулись за своими телефонами. Блондинке мешал псевдогламурный брелок, стилизованный под усыпанную стразами, якобы работы Сваровски, клубнику. Такие брелоки продавались в переходе метро за полторы сотни, но Блондинки, похоже, свято верили в изысканность данного аксессуара.
— Ска-ажи какие циферки, котик! – Блондинка радостно захихикала. – Теперь ты надо мной не поприкалываешься!
— Арабские, – из последних сил сдерживая смех, ехидно отозвался «котик» Владимир. – Но можешь и римскими записать, если найдёшь соответствующие кнопочки. Мяу! – Тут уж он не выдержал и рассмеялся – уж очень потешный вид был у троицы. Парень в очках тоже покатился со смеху.
Блондинки ненадолго зависли – и тоже засмеялись, дабы не отстать от коллектива и не выглядеть, в связи с этим, полными дурами.
— Лисицина... – выдохнула брюнетка, успевшая под шумок подправить макияж и уже готовящая новый залп феромонов для Владимира. Впрочем, феромоны бесславно погибали в удушливых спиртовых парах духов. – Ну, Лисицина...
— Лисицина, будь моей женой! – оперативно потребовал Владимир, подхватил Эндру на руки и поцеловал. Эндра пискнула и судорожно уцепилась ему за шею, но байкер, похоже, ронять её не собирался.
— Лисицина, сделай что-нибудь! – прошипел он ей на ухо между поцелуями, которым бы позавидовали все героини всех мексиканских сериалов разом. – Они же за нами увяжутся!..
Однако самая большая проблема заключалась в том, что Великолепная Четвёрка и не думала сдаваться. Ну, ничуть. Видимо, единогласным решением коллектива постановила, что жена не стена – можно и подвинуть. Так что, когда на Владимире дружно повисла ещё и Четвёрка, с писком «Какая пре-елесть!.. А меня поднимешь?.. Я в шо-оке, девчонки!..», Эндру пришлось отпустить и осторожненько поставить на место, чем Четвёрка и воспользовалась.
— Деф-фачки, да они же просто прикалываются!! – победно провозгласила брюнетка, разглаживая кровавые джинсы. – Жениться на Лисициной – это надо быть по-олным психом!
— А я и есть псих, – доверительно сообщил ей Владимир, непроизвольно отступая к стене.
— Да он её тупо разводит! – радостно предположила какая-то из Блондинок.
— Дура! – покровительственно разъяснила вторая. – Это прикол такой!
— А-а! – воспрянула духом первая. – Смешно!
— А я согласна, – ввернула рыжая, трогательно беря Владимира за руку.
Блондинки разразились столь визгливым, и на этот раз искренним, хохотом, что казалось, будто оконные стекла сейчас брызнут осколками.
— Дефачки, она не понимает, что он её расфоди-ит! – выдохнула одна из блондинок.
Парень в очках был вынужден для сохранения равновесия прислониться к пианино – иначе смотреть на происходящее было просто невозможно. Постепенно к нему присоединились ещё несколько человек зрителей.
— Чего тут такое?
— Сперва был экшн, – ответил парень, – а теперь мелодрама. Лисицина со своим другом жжёт.
— Какое счастье! – тоном заправского оратора провозгласил Владимир, притискивая Эндру к себе за талию.
— Како-ой он страстный! – растаяла одна из блондинок, растроганно хлопая ресничками.
— Значит, сейчас поедем, расскажем родителям о помолвке, – поддержала рыжая, лихорадочно размышляя, чего бы ещё такого измыслить.
— Дорогая, у тебя нет родителей, – снисходительно осадила её брюнетка.
— Лисицина, не теряйся! – поддержали зрители.
А кто-то особо находчивый заорал:
— Го-орько!
— Я всю жизнь любил только тебя! – пафосно сообщил Владимир Эндре и выразительно покосился на Великолепную Четвёрку: – Других женщин для меня не существует!
На этой романтической ноте он подхватил Эндру на руки, для верности поцеловал в нос и ретировался на лестницу.
Великолепная Четвёрка припустила следом, ухитряясь на ходу цепляться и виснуть у него на плечах. Следом неслись зрители, которые ни за что не желали пропускать финал мелодрамы.
— Давай, Лисицина!
— Горько!
— Рыжий, осторожно, сзади!
— Дефачки, он такой ми-илый, я ф шо-о-оке!
— Лисицина, отцепись от моефо парня!
На счастье Владимира и Эндры, Великолепной Четвёрке отчаянно мешали бежать шпильки, и девицам приходилось семенить по скользким ступенькам. В результате, скоро они приотстали. Тут рассерженная таким поворотом дела брюнетка пихнула в спину поспешающую впереди блондинку:
— Быстрей не можешь, ваще, что ли?!
Блондинка пискнула и уцепилась за перила. Нога у неё соскользнула со ступеньки вперёд, и она шлёпнулась на пол, отчего джинсы жалобно скрипнули, соскальзывая ещё ниже и являя подробности анатомического строения самки Homo Sapiens.
— Ты сломала мне каблу-у-у-к! – заверещала Блондинка.
Тут же образовалась пробка. Брюнетка материлась, блондинка со сломанной шпилькой ревела, а Владимир в комплекте с Эндрой неумолимо исчезал из поля зрения. Зрители были в восторге.
Таким образом, когда байкер с рыжей на руках очутился во дворе, от преследования они были избавлены. Правда, в носу до сих пор свербел приторный запах, вызывая у обоих лёгкую аллергическую реакцию. Владимир поставил Эндру на землю, она чихнула и с опаской поинтересовалась:
— А нам ещё куда-нибудь нужно, или можно уже домой?
— Ну, можешь смотаться со мной за мебелью, – предложил Селиванов, опускаясь на бордюр. Тут он даже застонал, глядя куда-то поверх плеча Эндры. Рыжая поспешно обернулась.
— Лисицина, ты уронила! – крикнула брюнетка, помахав в воздухе Эндриным кошельком.
— Лисицина, как ты могла?! – заорал Владимир. – История тебе этого не простит!
Зрители посыпались следом и обступили их плотным кольцом.
— А где вы познакомились? – настойчиво вопрошал кто-то, повисая у Эндры на шее и пытаясь её расцеловать. – Анечка, я так рада! Это так романтично!
— А ты её правда любишь?! – щебетала какая-то девушка – к счастью, вполне приличная, в джинсах со шнуровкой и свитере грубой вязки. Эндра даже и не представляла, насколько впечатлительные у неё однокурсники. Владимир поглядел на неумолимо приближающуюся Четвёрку.
— Простите, ребята, нам нужно идти, – вежливо проинформировал он, пытаясь вывернуться из рук поздравляющих.
— Не-ет! – радостно взвизгнули трое, включая девушку в шнурованных джинсах. – Сначала целуйтесь!
— Го-орько!
— Ну, только стань моей женой, Лисицина! – прошипел Владимир, картинно прижимая Эндру к себе. – Я тебе такой БДСМ устрою, век помнить будешь!
— О-о!.. – громко впечатлился кто-то в районе правого плеча. – Какая любовь!..
— Я жду, мой дорогой! – сладеньким голоском пропела Рыжая, деликатно распихивая окончательно растрогавшихся студентов. Четвёрка подоспела к ним, жестоко процарапав себе дорогу.
— А ну, пошла отсюда, быстра-а, поняла! – пихнула Эндру брюнетка. Рыжая полетела рыбкой на асфальт, но её поймали и поставили на ноги.
— Ну, всё, – окончательно потерял терпение Владимир. Он прекратил вырываться – и вдруг рявкнул:
— СМИР-РНО-О!!
Эффект был произведён сродни разорвавшейся гранате, как если бы Владимир швырнул таковую под ноги.
Блондинки разлетелись кеглями. Остальные вытянулись по струнке. Повисла гробовая тишина, а Эндра получила уникальную возможность наблюдать рефлекс имени Павлова в действии в массовых масштабах.
— Граждане, я искренне сожалею, но я должен идти, – заявил Владимир. – Благодарю за сеанс тренировки психической устойчивости в полевых условиях и прощаюсь. – С этими словами генерал-майор талантливо изобразил истинно мушкетёрский поклон, взмахнув косухой вместо отсутствующей у него по определению шляпы, помахал рукой остальным, ухватил Эндру за руку и быстрым шагом направился к метро.