Партизанская связная

С Марией Александровной Распоповой (в девичестве Радьковой) уроженкой села Великое - Удебное Брянской области, мы познакомились благодаря народному умельцу,  мастеру занимающемуся резьбой по дереву Виктору  Андреевичу Шарапову.                Не знаю как сейчас, а в прошлые годы Виктор Андреевич вырезал из дерева красивые резные рамы для зеркал, мастерил журнальные столики и многие другие, необходимые в домашнем быту вещи.                Он же и обратился ко мне с небольшой просьбой рассказать со страниц  газеты «Борзя - Вести», в которой я состою в должности корреспондента об одной пожилой женщине.  О ее детстве, проведенном в фашистской оккупации, тем более что женщина эта, будучи ребенком, была партизанской связной.                При упоминании о партизанах, в моей памяти воскресли образы советских героев, детей, которые наравне с взрослыми в грозные, опаленные пламенем войны годы встали на защиту нашей советской Родины.                Это теперь, нынешнее российское поколение, в празднование дня Победы украшают себя георгиевскими лентами, с портретами дедов и прадедов важно шествуют в колонне Бессмертного полка. А если копнуть глубже, то они  не то что историю родного Отечества, но и историю возникновения этого великого праздника толком не знают.                Не единожды я спрашивал у российских школьников о том, в честь какого события отмечается в нашей стране день Победы?                «В честь нашей победы» - радостно отвечают юные отроки и отроковицы, а вот какой победы  и над кем затрудняются ответить.                Времена меняются, меняются нравы,  и с годами я испытываю гордость за то, что мы, дети советской эпохи знали историю возникновения этого праздника. Любили его и гордились  детьми - героями, что наравне с взрослыми вступили в борьбу с фашистскими захватчиками.                Их имена до сей поры, живы в моей памяти это Зина Портнова, Галина Комлева, Володя Казначеев, Саша Бородулин, Вилор Чекмак.                Но страшнее и драматичнее судеб этих детей, не смирившихся с насилием и произволом немецких захватчиков, для меня была и остается судьба разведчицы партизанского отряда Надежды Богдановой.                Сирота, не знавшая родительской ласки, десятилетняя Надя,  вместе со своими товарищами из детдома спрыгнула с эвакуировавшего их поезда, с намерением примкнуть к партизанскому движению, что вел борьбу с немецкими захватчиками, скрываясь в Белорусских лесах.                В сорок втором году, при выполнении боевого задания двенадцатилетняя девочка попала в руки гестаповцев. Озверевшие, пьянеющие при виде человеческой крови палачи, не считались со здоровьем и возрастом попавшего в застенок гестапо человека.                То, что пришлось пережить несчастному ребенку в руках палачей даже представить страшно, ее истязали каленым железом, выжигали на спине пятиконечную звезду. И поняв, что от юной партизанки не добиться нужных сведений, фашисты посадили ее на раскаленную плиту печи.                После чего решив, что от полученных травм ребенок умрет,  выбросили истерзанное пытками  тело на улицу, в снег…., умирать.                Но судьба оказалась благосклонной к юной партизанке, ее парализованную, и почти слепую подобрали и долго выхаживали местные жители.  Через три года после войны Надежду отправили в Одессу, где известный советский академик Владимир Петрович Филатов вернул ей зрение.                Поэтому, выслушав просьбу Виктора Андреевича, не раздумывая  соглашаюсь встретиться с Марией Александровной.                Через несколько дней после нашего разговора с Виктором Андреевичем, Мария Александровна и ее муж Виктор Кириллович Шестаков встречали нас у калитки низенького, приземистого домика, что располагается в рабочем поселке старого рудника вблизи сопки Пятисотки.                При встрече, пожимая протянутую для приветствия руку Марии Александровны на мгновение ловлю на себе ее взгляд. И успеваю заметить, что она не вяжется с тем образом, который в недавнем времени воображение рисовало в моей душе.                Мне, почему то казалось, что героиня моей будущей статьи это древняя, высохшая от времени старушка, повязанная черным платком и глядящая на этот бренный мир выгоревшими от времени и по-старчески  мудрыми глазами.                И вот теперь, сжимая в своей ладони натруженную кисть Марии Александровны, успеваю заметить, что передо мной стоит женщина, относящаяся к разряду людей, перед которыми старость теряет свою власть. Такие люди, как правило, веселы, жизнерадостны, бодры, подвижны.                И, невзирая на пошатнувшееся здоровье, они и в преклонные годы умеют радоваться жизни.                - Проходите, проходите, гости дорогие - улыбнулась Мария Александровна, обнажив в добродушной улыбке белые, крупные зубы и указала рукой в сторону дома - проходите, не стесняйтесь.                Через минуту она и ее муж Виктор Кириллович  деловито суетились, накрывая по случаю нашего приезда, стол в зале.                Мария Александровна расставляя закуски, время от времени обращалась к Виктору  Андреевичу, с расспросами о здоровье его супруги, детей, а также их общих родных и знакомых.                Пользуясь случаем, поднимаюсь с дивана и, подойдя к божнице украшенной белыми расшитыми рушниками, разглядываю иконы. Таких огромных икон мне прежде не доводилось видеть, каждая икона как минимум была метр в длину и примерно 60-70  сантиметров в ширину.                - Интересуетесь,  молодой человек? - поставив на стол бутылку вина, Мария Александровна обтерла о передник руки и, подойдя к божнице, произнесла с благоговением.                - Этим иконам более трехсот лет. В годы войны моя мама их от немцев в подполье закопала, видите - рука Марии Александровны метнулась к образам - краска потускнела и облезла? Это оттого что они долгое время в земле лежали.                Во время застолья меня не покидал тревожный вопрос, как же начать разговор с Марией Александровной о том страшном времени, проведенном ее семьей в фашистской оккупации?                С ветеранами, прошедшими по кровавым полям Великой Отечественной Войны гораздо проще, теперь каждый год в преддверии празднования дня Победы к ним приходят различные поздравительные делегации.          Посещают школьники, которые просят стариков рассказать о войне. И ветераны рассказывают, припоминая из фронтовой жизни более приятные для воспоминаний случи.                Мне же предстоит говорить с человеком, который пережил и перенес на своих плечах  все тяготы фашистской оккупации. А это, прежде всего горькие воспоминания, слезы, волнение.  Возможно смерть родных и близких людей от рук карателей, голода, бомбежек.                Так как же завести разговор с Марией Александровной, с чего начать?                На помощь пришел Виктор Андреевич и попросил нашу гостеприимную хозяйку рассказать о военном детстве, и о том, как она когда-то была партизанской связной.                «Двадцать второго июня, - пропела Мария Александровна сильным, чуточку подрагивающим от волнения голосом - ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война».                Бодро запела песню, и вдруг, не сумев сдержать нахлынувшего волнения, разрыдалась, и закрыла глаза ладонями.                Позднее, в разговоре с  Марией Александровной  мы узнаем о том, что перед нашим приездом она очень сильно переживала, волновалась.        Плохо спала минувшую ночь и уже хотела отказаться от интервью со мной. Но в последний момент передумала, ведь сама же пообещала рассказать о военном прошлом, обнадежила и без того занятого человека.                Вот и песню завела для того, что бы хоть как-то удержать свое душевное равновесие. Что бы хоть как-то заглушить в душе те горькие воспоминания, о которых старалась не вспоминать на протяжении всей жизни, и вот не смогла, разрыдалась.                - Не хотела я этого разговора - вытерев слезы и убрав в карман сиреневой кофты носовой платочек, Мария Александровна судорожно вздохнула - ведь знала, что вновь расстроюсь, заплачу. Нелегко все это вспоминать и переживать заново. Тяжело!                За столом воцарилась неловкая тишина, поникнув седой головой, молчал Виктор Андреевич. Сидящий за столом напротив нас Виктор Кириллович, морщил лицо и судорожно втягивал в себя воздух. И было непонятно, так плачет  он, сострадая всем сердцем жене, или страдая легочным заболеванием так дышит?!                Понимая, что в дальнейшем расспрашивать нашу гостеприимную хозяйку более чем  жестоко, решаю больше не упоминать о войне и свернуть разговор на более мирное русло.                Но Мария Александровна дав волю слезам и в какой-то мере справившись с нахлынувшим на нее волнением, заговорила о том, что после того как отошли части Красной армии день или два было затишье, а потом два дня спустя в село Великое Удебное вошли первые передовые отряды фашистов, и тут началось мародерство.                Немцы не обращая внимания на перепуганных женщин, стариков, детей гонялись по дворам за курами, резали овец, свиней. Бесцеремонно, не обращая внимания на хозяев, рылись в сундуках,  все что нравилось, забирали себе, а то, что не имело никакой ценности, бросалось на пол, разбивалось или выбрасывалось в окна.                - Мама моя красивая женщина была - в тишине комнаты голос Марии Александровны ложился ровно и тихо - с приходом немцев она лицо сажей измазала, волосы пеплом присыпала и одела на себя разное, грязное тряпье. Я все бывало к ней пристану, «мамка, ну что ты такой неряхой ходишь? Иди, помойся да платье красивое одень». Девчонкой я тогда была несмышленой, не понимала, как глумились эти твари над красивыми женщинами и девушками.                Что бы отвлечь Марию Александровну от этих горьких воспоминаний, прошу рассказать ее, как она попала в партизанский отряд.                - Не была я в партизанском отряде - после некоторого молчания произнесла Мария Александровна, подцепив на вилку пластик колбасы, положила его к себе на блюдце. И обращаясь к нам, напевным голосом произнесла - да вы кушайте, кушайте гости дорогие, не стесняйтесь.  Не была я в партизанском отряде, да и кто бы меня туда пустил? Я ведь в те поры девчонкой несмышленою была, мне от роду пятый годок шел.                И вновь в зале воцарилось неловкое молчание.                Как же так не была? Ну, ведь Виктор Андреевич заверил меня в том, что Мария Александровна была партизанской связной!                На улице потускнел солнечный свет, а затем налетевший порывом ураганный ветер, принялся трепать растущий под окном черемуховый куст. Через минуту по шиферной крыше домика наших гостеприимных стариков забарабанили редкие капли дождя                - С партизанами дедушка наш,  связь поддерживал, - вновь заговорила Мария Александровна - он и сведения им о появляющихся в нашем селе немцах передавал. Бывало, возьмет меня за ручку и скажет, «пойдем внученька, посмотрим, что на белом свете делается». Вот и ходим мы с ним по селу, прогуливаемся. А придем домой, так дедушка достанет из укромного уголка карандаш, бумажку и что-то пишет.                Потом меня подзовет к себе и лаского так говорит «ступай Марийка, на лесную опушку, ходи там и громко песню пой «Катюшу». А как выйдет к тебе из леса человек, так ты его не бойся, он добрый, он тебе хлеба даст».          Говорит так, а сам мне бумажные комочки в уши закладывает,  да еще и наказывает «а бумажки эти я для того тебе в ушки ложу, что бы лесные мошки туда не залетели. Так ты их не вытаскивай, до той поры пока немцев или полицаев не увидишь. А если их заметишь, так комочки эти бумажные выбрасывай и беги, прячься».                Проговорив эти слова, Мария Александровна замолчала, и я заметил, что при упоминании о дедушке, на  ее изборожденном морщинами лице затеплилась улыбка, а у глаз раскинулась сеть приветливых морщинок.                По всей видимости, это было одно из тех редких, теплых воспоминаний детства, которое согревало душу Марии Александровны долгие годы.            Но вот исчезли рассыпавшиеся около глаз приветливые морщинки, и в очередной раз горестно надломились седые брови, взволновано дрогнул голос.                - Тогда голодное время было, порой бывало по нескольку дней ничего не ели. Люди забыли, вкус хлеба, мяса, яиц, а все немец проклятый, все продукты отбирал на благо великой Германии. А мы голодали, страшно голодали и ели все, что было пригодно в пищу. И большое подспорье нам в ту пору оказывала болотная осока, корень у нее белый, толстый да сладкий, вот и ели мы его, тем от голодной смерти спасались.                - Болото нас спасало, - вздохнула Мария Александровна - бывало шум какой в селе поднимется, мама тут же хватала жердочки, специальные жердочки у нее были наготовлены и вот тогда мы бежали в болото. Бывало, вымокнем в воде как лягушки, в грязи извозимся, мама на кочки эти жердочки положит одну в изголовье, другую под спину, а третью в ноги. Наподобие кровати сделает, что бы мы хоть  как-то на сухом спали, положит нас и накажет «не вертитесь, а то упадете».      А я, бывало, разосплюсь, да и повернусь набок, опомнюсь уже в воде, ох мама заругается «говорила же  я тебе не вертися».                - Все парень, - пальцы Марии Александровны крутнули наполненный золотистым вином хрустальный стаканчик - все пережили мы в ту пору. Не дай бог вам, детям вашим, внукам и малой доли того пережить что нам довелось.  Укроемся, бывало в болоте, а там комары, мошки до крови искусают да еще пиявки донимали. Бывало, вопьется в ногу пиявка, а она как червь длинная, противная, оторвешь да и выбросишь, даже внимания на них не обращали, привыкли.                Проговорив эти слова, Мария Александровна прижала ладонь к губам, и горестно покачала убелённой сединами головой.                А затем, словно спохватившись, ведь увела разговор совсем в иное русло, вновь заговорила о том, как отправил ее дедушка в лес, где ее должен был поджидать человек из партизанского отряда.                - Так вот и пошла я по наказу дедушки на лесную опушку, хожу, песню пою  да по кустам руками шарю, гнездышки птичьи ищу. Время то голодное было, нам и птичьи яички были в радость, какая никакая, а всё-таки еда.                И вижу, поднимается из кустов человек, подошел ко мне, а сам улыбается и спрашивает, что это ты девонька, делаешь на лесной опушке?                И вновь залучились приветливые морщинки около глаз Марии Александровны и голос, до этого тихий, грустный зазвучал весело и                по-праздничному радостно.                - А я ему отвечаю. «А ты рази, не видишь дяденька? Гнёздышки птичек ищу». А он улыбается и спрашивает « а зачем ты их ищешь?». А я ему отвечаю, что в гнездышках яички, вот найду яички и покушаю. И вот так-то он со мной лаского разговаривает, разговаривает, а сам пытается пальцами из моих ушей  бумажные комочки дедушкой  положенные вытащить. А я ему не даюсь, «что ты, говорю ему, что ты делаешь? Это мне дедушка положил, что бы мошки в ухо не залетели». А он знай, посмеивается, «бог с тобой, девочка, посмотри кругом, мошек то нет, никто в твои ушки не залетит». Вытащил дедушкины бумажки, дал мне горбушку хлеба, да и растворился среди деревьев.                На улице, прошелестел непродолжительный дождик, прибил к земле пыль и так же внезапно, как и начался, утих.  Через минуту, солнечные лучи заиграли глянцевыми бликами на мокрых листьях растущей под окном черемухи, а в открытую оконную форточку потянуло свежим, пахнущим дождем воздухом.                - Если, по совести сказать - Мария Александровна смущенно улыбнулась и посмотрела в мою сторону - я ведь не знала, не догадывалась что являюсь партизанской связной. Это ребята постарше знали, на что они идут, ради чего жизнями своими рискуют. А я ведь девчоночкой несмышленой была, да скажи мне дедушка в тот миг, что я партизанам сведения ношу, так я бы там, на месте сразу бы от страха померла. Немец он и есть немец, одно слово  захватчик и оккупант. Его проклятого так часто партизаны донимали, мосты взрывали, поезда под откос пускали, так что он особо то и не смотрел, кто перед ним стоит. Сообщат в комендатуру о том, что человека заподозрили в связи с партизанами, и все.  Немцы особо  не разбирались кто прав,  кто виноват, сразу всей семьей с малыми детьми и стариками к стенке ставили, а наказание было одно, расстрел.                - Охо-хо - вздохнула Мария Александровна  - а ведь свои об этом немцам доносили, свои! Были  у нас такие кто немцам в услужении по доброй воле пошли, полицаями их звали. Хуже немцев были, мало того, что нас немец притеснял так еще и эти глумились, как могли. Бывало, подойдет полицай к нашей избе, да как даст в стену прикладом и шумит «а ну, кто тут худое про Германску власть шепчет?». Мама бывало, с лица побледнеет, подойдет к окошку и скажет «никто в нашем доме ничего худого не говорил». Ну, полицай нас в покое оставит и к другому дому двигается. А по соседству у нас Гришка Кулеш жил, он и подрядился германской власти и новому порядку служить. В полицаи  подался, стал предателем нашей, советской  Родины. А тогда беспокойное время было, с одной стороны немцы могли за проступок пристрелить с другой стороны свои же за измену могли шею свернуть. Так вот Гришка партизан больше чем своих хозяев боялся, дома то никогда не ночевал. Ну, а партизаны они и есть партизаны, люди смелые, ни бога, ни черта не боялись, налетели середь бела дня, да ухайдакали Гришку как изменника Родины.                Домой мы возвращались в послеобеденную пору, зеленую, колышущуюся знойным маревом степь заливали солнечные лучи и высоко в небе звенели звонкими трелями жаворонки. Воздух, был наполнен терпким запахом полыни, в который пряной струйкой вливался пряный аромат чабреца и полевых цветов. В южной стороне, где едва, едва проступали очертания города Борзя, разворачивалась живописная картина, глядя на которую в груди шевельнулось религиозное чувство и уважение к могуществу и силе Творца. Там, далеко за пределами города с восточной стороны в залитую солнцем степь наползали зловещей массой тёмно-лиловые тучи, под которыми серебристым шлейфом тянулся разразившейся ливень. А с другой стороны все так же безмятежно простиралось безбрежной синевой небо, и солнце заливало золотом лучей безбрежную степь, на краю которой колыхались в знойном мареве далекие сопки. И именно тогда, стоя на склоне сопки «Пятисотки» я впервые ощутил и понял, насколько велика и необъятна наша Родина.                Ведь это все, и полыхающие зарницами лиловые тучи и залитая золотом солнечных лучей это только малая часть России, ничтожно малая часть. И отчего-то подумалось, а если вторгнется в пределы нашей необъятной Родины враг, смогу ли я, вот так, как дед Марии Александровны  рисковать не только своей жизнью, но и жизнями своих детей, внуков  во имя свободы и победы русского народа? И сердце, переполняясь патриотическим чувством, учащенно забилось в моей груди и радостно шепнуло …., смогу.
               
                27. 03. 20