Счастливая Женька. Начало 20

ГЛАВА 20.

Зинаида Евгеньевна поджидала Женьку в больничном коридоре. Увидев дочь, она скорбно поджала губы, развернулась и направилась к выходу. Женя улыбнулась, качая головой, и неспешно пошла за матерью. Догнала она её только в удивительно зеленой и прохладной, даже в эту августовскую жару, части больничного сквера. Глядя вполоборота на профиль Зинаиды, Женька отметила, как сильно изменилась мать. «Постарела и осунулась, — мелькнуло в голове, — Когда же это произошло? И почему я раньше не замечала?» Зинаида резко остановилась и повернулась к дочери:
— Ты можешь объяснить, что делает чужая женщина в палате твоего умирающего отца? Женя обняла мать за плечи:
— Мам, это не чужая женщина, — я тебе уже рассказывала… Это Шура, моя… подруга, я ей стольким обязана и… Зинаида Евгеньевна с ожесточением сбросила руку дочери с плеча:
— Не морочь мне голову, ради Бога! Ты хочешь сказать, что московская подруга, узнав о диагнозе твоего отца, тут же бросает все и летит сюда? Помогает, дежурит возле него, да? Зинаида развернулась и пошла к больнице, отрывисто бросая на ходу:
— Я не вчера родилась, дочь, понятно тебе? И я знаю, почему, как только твой папа её увидел — назвал Оксаной! Надо было мне, дуре старой, ещё тогда её прогнать. Женька растерянно молчала, а Зинаида у самого входа в больницу твердо проговорила:
— Повидались и хватит… Давай-ка, забирай свою подруженьку или кто там она тебе будет, и уходите. — Я сегодня у отца побуду…Завтра Ярослав придет… И больше, чтоб я её не видела, — жестко проговорила она.
— Мам…, — Женя нерешительно пошла вслед за Зинаидой.
— А будешь настаивать, — перебила она дочь, — И тебя не подпущу к отцу близко, так и знай.
Вечером того же дня Шурочка и Володя сидели у Жени на кухне и обсуждали уходящий день.
— Так вот и сказала, представляешь, сама уходи, дескать, и подружку забирай, или кем она тебе приходится, — Женя говорила и одновременно старалась разрезать на порции вынутую из духовки курицу. Володя, накладывающий салат, замер с ложкой в руке:
— Погоди, то есть как? Она что обо всем знает? А кто ей рассказал? Женя поставила дымящееся блюдо на стол.
— То-то и оно, что никто, сама догадалась. Женя в задумчивости остановилась, а затем потянулась за батоном. Водрузив плетенку с нарезанным хлебом в центре стола, она добавила:
— Ну, сопоставила некоторые факты… Кое-что подсчитала…О чем-то вспомнила, понимаешь? В разговор вступила Шурочка:
— Например, о том, как в своё время, он хотел Женю назвать Оксаной. Женя подхватила:
— Он Шуркину маму видимо сильно любил и всю жизнь помнил. А Шурочка наша очень похожа на свою мать, вот он, бедный, и прошептал, когда её увидел: «Оксана, Оксана!» На какое-то время за столом повисло молчание. Но не тягостное, не гнетущее, а спокойное и умиротворенное. Прервал его Владимир, «глядя» на Женю, он сказал:
— Знаете, в этой ситуации мне больше всех жаль твою маму... Вы задумайтесь только, всю жизнь любить человека, быть ему самозабвенно преданной, и вдруг узнать, что ты вовсе не единственная. И что твой обожаемый муж любил другую женщину. Он замер и немного прищурился, будто хотел «разглядеть» что-то более внимательно. Взгляд его темных, каких-то бесконечных глаз казался невозмутимым и спокойным, как лесное озеро в полуденный зной. В такие моменты Женька забывала, что он слепой. Шура беспокойно переводила взгляд с мужа на сестру:
— Жень, может зря мы приехали? А вдруг отцу хуже станет, от волнений, ну или там не знаю… Женя быстро произнесла:
— Хуже ему уже не станет, Шурочка, у него аденокарцинома. Четвертая стадия… и последняя. Женя с усилием потерла лоб и с горечью добавила:
— Боже мой, это у него-то рак желудка! У человека, который был помешан на здоровом образе жизни. Который тридцать лет подряд начинал день с собственноручно выжатого сока. У него целая система была: когда овощной, когда фруктовый, когда мусс, а когда смузи. Выходил в любую погоду на гимнастику. Каждое утро, всю жизнь. В детстве его зарядка мне представлялась каким-то изуверством над собой. Я никак не могла взять в толк, зачем человеку добровольно на это идти, — настолько сложным был комплекс. И как всю жизнь он выглядел! Ему никто не давал его возраст, ну до последнего времени — спохватилась Женя, — Подтянутый, спортивный, мускулистый. В жизни не выпил ни одной рюмки, не выкурил ни одной сигареты… И на тебе! Действительно, у Всевышнего, довольно своеобразное чувство юмора, — Женя вздохнула:
— Его мать, царство небесное, промучившись с мужем-алкоголиком, умерла от цирроза печени, являясь абсолютной трезвенницей. И вот теперь отец… — Женя, извинившись, вышла из-за стола. Вернувшись, она, будто разговор и не прерывался, убежденно произнесла:
— Мама справится. Она гораздо сильнее, чем кажется. И потом, он всегда был хорошим мужем. Он по-своему любил маму, очень уважительно к ней относился.
Женя повернулась к сестре и взяла её за руки, — Я очень рада, что вы с Володей приехали. И что вы с отцом увидели друг друга. Вы оба имели на это право. Сначала я, как мы и договаривались, хотела представить тебя в качестве профессиональной медсестры, а так оно, собственно, и есть, — обращаясь к Володе, Женя пояснила:
— Я думала, что скажу, что вот, мол, это Александра — подруга-медик с большим опытом выхаживания таких больных. Но не вышло. Тут и папа со своим «Оксана, Оксана»… И Шурочка со слезами на глазах и дрожащим голосом. Словом, получилось так, как и должно было, — грустно улыбнулась Женя, — Все, что не делается, все к лучшему. В кухню заглянула Анечка. Ей шел девятый год и, глядя на неё, у многих всплывала в памяти избитая и заезженная фразочка из старых романов, насчет того, что со временем эта малютка обещала превратиться в настоящую красавицу. Фиалковые глаза, густо-каштановые волосы и золотистая кожа, мгновенно оживали, и будто подсвечивались, когда она улыбалась, обнаруживая чудесные ямочки на оливковых щечках и ровные белоснежные зубки. Шурочка зачарованно выдохнула, — Все-таки, я, как ни стараюсь, не могу привыкнуть, Жень, к неправдоподобной красоте твоей дочери, — наконец произнесла она, когда девочка, что-то шепнув матери, вышла. Это просто невероятно! Женя усмехнулась, — Сама удивляюсь, и даже не очень верю. Она не похожа ни на меня, ни на отца, вообще ни на кого. Хотя, признаться, бывают моменты, когда Аннушка сильно напоминает одну даму, которую я знала, — Женя замолчала, на безмолвный вопрос своих друзей, неопределенно, как бы про себя, обронила, — Великолепная Эля… Мда-а, что-то общее, безусловно, просматривается, но этого не может быть никак! Потому что это невозможно, — глянув на Шуру с мужем, удивленно на неё взирающих, Женя, встрепенулась, — Забудьте! Ну её, в самом деле… Ни к ночи будь помянута… Вы её не знали, и, слава Богу!
Шурочка с воодушевлением продолжала:
— Женька, серьёзно, у твоей дочери какая-то неестественно идеальная внешность. Неправдоподобная, понимаешь? Она преувеличенно красива! — не без пафоса закончила Шура.Володя мечтательно протянул:
— Вот именно в такие моменты особенно жалеешь, что слеп, аки крот.
Немного погодя, Шурочка спросила: «А где мой племянник? Мы четвертый день здесь, а виделись один раз, да и то мельком?» Где-то в прихожей, непривычно громко и резко зазвонил Женин телефон. Вздрогнув, она с натянутой улыбкой испуганно посмотрела на Шуру, — А вот, сейчас, я думаю, мы это и узнаем.
Женька не рассказывала им о том, что с тех пор, как она вернулась из Москвы, они с сыном ни разу нормально не поговорили. Дима категорически отказывался жить в квартире Сергея. И его невозможно было переубедить. Или доказать, что они имеют право тут находиться. Но Женя чувствовала, что это только прикрытие. На самом деле, сыну гораздо удобнее было жить у её родителей. Ни мать, ни отец, в жизни не имели дело с наркотиками. А тем более наркотическим опьянением. Понятия не имели, что это. Зинаида рассуждала примерно так:
— Запаха нет, походка нормальная. Внук — спортсмен и красавец. Ни разу с сигаретой не был замечен, в отличие от мамаши его, которая дымит, не переставая всю жизнь. И в придачу — скромный, воспитанный и умный. И какой аккуратный! Брючки со стрелками, рубашечки выглаженные, с отложным воротничком. Никаких тебе рваных джинсов. (Из которых, мать его, например, так и не вылезает, хотя ей уже и четвертый десяток.Постыдилась бы, сколько раз говорила, бесполезно!) И все сам делает! Самостоятельный! С родителями, ему, бедному только не повезло, да с учением. Где ни учился, ничего пока не закончил. Ну, вот, хвала небесам, с сентября идет в политехнический техникум. Бабушка Зина настояла. Если бы не она, наверное, так бы и носило его по свету, с такой-то матерью-шалашовкой. И неизвестно чем бы это дело закончилось, если бы они с отцом не настояли, чтоб детей оставила в покое. И что хватит их за собой таскать. Сам-то Дима не очень и хотел куда-то поступать. Положа руку на сердце, вообще никуда не хотел, — должна была признаться Зинаида хотя бы самой себе. Но она поднажала. Припугнула армией, дескать, не за горами. Но он, бедный, с этими мотаниями по всему свету, что-то совсем вкус к жизни потерял. Ничего не хотел. Документы они все-таки в техникум подали. Но лишь когда Зинаида Евгеньевна ясно дала понять, что лодырей в своем доме терпеть не будет. Он вполне мог бы и в институт поступить, с его-то мозгами, да спортивными заслугами. Прыгать с 7,5 — метровой вышки! У Зинаиды Евгеньевны просто дух захватывало, — когда Дима показывал ей запись соревнований. Время останавливалось, когда она наблюдала этот свободный полет внука. Это далеко не каждый может. У ребенка целый чемодан медалей, грамот и вымпелов.Но мастера спорта он получил за свой 3-х метровый трамплин. Это было завораживающее зрелище!Сколько раз видела она эти акробатические фокусы, столько же раз забывала дышать! Спортсмены в любом ВУЗе нужны. Но сдавать экзамены в университет Дима отказался наотрез. А тем более готовится к ним.На техникум вяло согласился исключительно, потому что там был всего лишь конкурс аттестатов. И его документ о среднем образовании, хоть и не самый выдающийся, добытый-таки в результате серьезных усилий и немыслимых перипетий, в купе с его спортивной характеристикой, успешно прошли все испытания. Было, конечно, что он здорово напугал её однажды. Пришел откуда-то вечером, белый, как стена, лег на кровать, глаза отчего-то стали черными, потом она с ужасом поняла, что это настолько расширился зрачок. Говорил что-то несусветное, разобрать было невозможно, на потолок смотрел, улыбался и облизывал губы все время. На следующий день, он, конечно, объяснил, что сильно устал на тренировке (какой тренировке?) и выпил таблетку, которую дал ему приятель. И вот такую реакцию дала неизвестная таблетка. Ну что же взять с него, ребенок ещё. И, главное, как на Ярика похож-то! Как братья родные… Ярик до сих пор ему ближе, чем родная мать.
Женя зашла в комнату и преувеличенно радостно сообщила: «Ну что, мои хорошие, сразу две новости, — Шурочка, мама извиняется за то, что так резко высказывалась, и говорит, что ты можешь прийти к отцу в любое время. Но только уже домой. Представляете, его срочно выписали. Видимо, дело совсем плохо. Шура только сейчас заметила, что сестра дрожит. — Нам лучше поторопиться», — ломающимся голосом добавила Женя. Все трое, не сговариваясь, начали одеваться. Женя подошла к Володе и обняла его, — Нет, Володенька, если хочешь помочь, останься с Аней! Пожалуйста, — заглядывая в его бездонные, опьяняющие космической пустотой глаза, сказала она. Мне будет гораздо спокойнее, если ты останешься здесь. И вторая новость — объявила Женя с притворной торжественностью, стараясь, чтобы все нарастающая дрожь, была не такой заметной, — Мой драгоценный сын, обкурился какой-то гадостью и валяется сейчас в доме моих родителей в самом непотребном виде. Женьку затрясло сильнее, но она продолжила, с застывшей улыбкой Гуимплена, — Сие поведал мой единоутробный брат Ярослав, по какой-то надобности, заскочивший к родителям, — обувая кроссовки, рассказывала она, — Поскольку со мной он уже давно не считает нужным не только созваниваться, но и вообще говорить, то об этом он, с описанием всех деталей, высказался маме, — отдуваясь, выпрямилась Женя, — В том смысле, что яблоко от яблони, как правило, находится довольно близко. И что от осинки, не родятся, как вы понимаете, апельсинки. И вообще, какого черта тут делает этот юный потомственный наркоман и алкоголик.
Женя закрыла лицо руками и тихо опустилась на пол, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
На улице, глотнув все ещё теплого, но уже дышащего ночной прохладой воздуха, Жене стало немного легче. Шурочка говорила какие-то хорошие и теплые слова. Укрепляющие веру, дарящие надежду. Но Женя не чувствовала и не слышала почти ничего. Разговаривать и видеть никого не хотелось. Ехали молча. — Слава Богу, что деликатной и чуткой Шуре ничего не требуется объяснять, — думала Женя. Шурочка все понимала без слов, и Женя ощущала глубоко внутри себя тепло, очень напоминающее благодарность. Хотя, чем ближе подходили они к дому родителей, тем сильнее овладевало ей другое чувство. До боли знакомое ей. Чувство вселенского отвращения к собственной персоне, граничащее с ненавистью. Женька представлялась себе отвратительным монстром, что-то вроде гнусной твари из её недавнего сновидения. А кто же она ещё?! Её отец умирает, сын тонет в наркотическом дурмане, а чем занята её голова? О чем она думает практически круглосуточно, не взирая на присутствие рядом близких людей: дочери и сестры с мужем? Конечно, о выпивке. Выпить хотелось так, что немели мышцы лица. Застывала в гранитной окаменелости шея, сводило челюсти и леденели руки. Ни о чем другом Женя думать была не в состоянии. Срочно нужно было выпить. Несмотря ни на что. Бухнуть, тяпнуть, дорболызнуть, — зачем-то она лихорадочно подбирала синонимы, — махнуть, хлопнуть, дернуть, поддать (пропустить), врезать (вмазать), опрокинуть, — Я схожу с ума, — проносилось в голове безостановочно, — Клюкнуть, отхлебнуть, накатить, — продолжала она с каким — то удовольствием мазохисткого толка, — Хлобызднуть, шарахнуть, засандалить, кирнуть, раздавить, жахнуть, чекалдыкнуть…Переведя дух, Женя замедлила шаг, и хмуро смотрела на показавшийся дом в конце улицы. Он поблескивал свежевыкрашенным, веселенькой желтой краской боком, и радушно демонстрировал тяжелые гроздья иссиня-фиолетовой «изабеллы», переплетающиеся с мелкоцветковой вьющейся розой, будто одновременно приветствовал, угощал и чуть-чуть хвастался. Подойдя ближе, Женя взяла Шурочку за руку и больно стиснула. Калитка была открыта и даже немного распахнута. Неслыханный проступок с точки зрения, её отца, Валерия Михайловича. В голове у Жени тут же возник менторский отцовский голос: «Калитка должна быть закрыта всегда!» Во дворе под навесом потихоньку ржавела старенькая «Волга». За последний год отец ни разу не сел за руль. Им навстречу вышла Зинаида, ещё больше осунувшаяся и как будто уменьшившаяся в размерах. Она быстро подошла к Шуре, и растерянно, завозившись руками, неловко обняла её.
— Он зовет… вас…тебя постоянно, хирург сказал, ему не больше двух суток осталось, — Зинаида Евгеньевна всхлипнула и пошла в дом, увлекая Шуру за собой, на пороге обернулась на дочь, — Женя, ты обожди, я сейчас только провожу, тут вот ещё с Димой беда.
Через неделю Женя провожала Шуру и Владимира. Они стояли в аэропорту, ожидая регистрации. Женя держала обоих за руки:
— Спасибо, родные мои, за все! — Женька, в черном платке, с тенями вокруг глаз, какая-то измученная и потерянная, обняла их. — Я много раз это говорила, но честное слово, не представляю, как бы я обошлась без вас, — она тяжело вздохнула, — Просто не знаю, чтобы я делала… Тут и похороны, и с мамой худо совсем, и Дима в наркологии опять, — в этот момент очередь стала двигаться гораздо быстрее, так как заработала ещё одна стойка регистрации.Женя снова прерывисто вздохнула, и потянулась к Шуре, — Сестренка! — упавшим голосом проговорила она, — женщины снова обнялись. Володя тронул Женьку за плечо, обнимая, шепнул ей на ухо: «Номер того парня я оставил на комоде, в вазочке, слышишь? — отстранившись, Володя поднял и закинул на спину большой рюкзак, и крепче сжал её руки, — Позвони, Женя, может не сейчас, а когда накроет, а это будет обязательно, и мы с тобой это знаем, так ведь? Просто обещай, хорошо? Женя улыбалась, комкая носовой платок, и мерно покачивала головой. Она кивала даже тогда, когда Шура и Володя скрылись из виду. Возвращаясь из аэропорта, она думала, какой же он неугомонный, муж её сестры. Это же надо, он и в Ставрополе нашел какую-то группу поддержки зависимых людей и взял у них телефон. И не просто взял телефон. Нет, он и сам посещал их собрания несколько раз. Женька удивленно хмыкнула, — Ну надо же, он с таким жаром описывал этих людей, так восхищался ими, будто это не жалкое сборище алкашей, а, ни больше, ни меньше, герои нашего времени. «Какой же я алкоголик, размышляла Женя, — я просто не очень счастливый человек, с расшатанной нервной системой. Легко ему рассуждать: «Какая вторая работа! В первую очередь думай о своём выздоровлении!» — Ну конечно, а работать, кто за меня будет? А сына лечить, дочку поднимать?На все, батенька, деньги нужны. Если бы могла, и на третью работу пошла бы. С армией вот ещё разобраться надо. Какая Димке армия, пропадет там совсем. И речи быть не может. Женя глянула на часы, ещё нужно заехать к матери, которая никак не оправится после смерти отца, а перед этим в аптеку, взять ей лекарства. — Завтра 23 августа, — констатировала Женя, у сына день рождения! И встретит семнадцатилетие её бедный, запутавшийся ребенок в наркологической клинике.В тревожном предчувствии и захлестнувшей её жалости к своему больному мальчику ныло сердце. А от ощущения своей невнятной вины и тоскливой беспомощности щипало глаза. — Это ещё хорошо, что кроме основной работы в городской поликлинике, — заходя в аптеку, размышляла она, — есть возможность подработки в одной частной клинике. И что сейчас можно работать по записи, а не торчать в кабинете весь день в ожидании пациентов. Ещё какое-то время назад это невозможно было даже представить.
Собираясь от матери домой и, радуясь, что той стало немного лучше, Женя вышла в коридор. Зинаида Евгеньевна вышла следом за дочерью:
— Послезавтра отцу девять дней, — медленно сказала она, — Я прошу тебя, чтобы не было этого изменщика Сергея с этой его бессовестной мерзавкой Туськой. Женя слабо улыбнулась и подняла вверх брови, — Мам, ну что ты говоришь, какой он изменщик! Мы были уже разведены тогда… Меня это вообще не трогает, почему ты так остро это воспринимаешь? Зинаида Евгеньевна, тяжело вздыхая, и опираясь о дверной косяк, отчего-то перешла на свистящий шепот, — Да потому что ты беспринципная размазня! Как можно было такое допустить! Ты-то укатила в столицу, да и все тут, а я год не могла людям в глаза смотреть! Женя почувствовала, что начинает заводиться, — Да ты-то тут при чем? — внимательно глядя на мать, спросила она, — А остальным какое дело? Люди разводятся, снова женятся, для тебя это что, новость? Зинаида, положила руку на левую сторону груди, лицо исказила болезненная гримаса:
— Нет, ты просто какая-то ненормальная! — мать повысила голос, — Да кто же своего родного мужа чужой бабе отдаёт? Если бы ты меньше в рюмку заглядывала, этого бы не случилось! Позорище! — Зинаида всхлипнула, достала из кармана халата платок, — Вот погоди, они ещё одного родят и у тебя наверняка квартиру оттяпают! Туська эта, хоть и сволочь, но не дура, в отличие от тебя! Женя устало махнула рукой, — Мам, я тебя прошу, хватит, никто у меня не заберет квартиру. Там, между прочим, его дочь несовершеннолетняя прописана, и мы с Димкой тоже, — Женя посмотрела на часы, — Аня скоро вернется из пришкольного лагеря, а ни меня, ни ужина дома нет.
— Ей не привыкать, небось, — тут же язвительно откликнулась мать, — Очень вы этому Сереже теперь нужны, — уже тише буркнула она, — Особенно ты с Димкой. Ты, как знаешь, но я, чтобы их не видела, так можешь и передать. Это же надо! — не успокаивалась Зинаида, — Не устыдился явиться на похороны! Да ещё и шалаву свою притащил! И чего им не жилось в этом Новочеркасске?! Совести нет у людей вообще! Счастье его, что при людях не хотела я бучу поднимать, а то бы точно узнал, где раки зимуют.
Женя уже ехала домой, а в голове все ещё звучали навязчивым и тягучим рефреном материнские слова:«Господи, какая же я несчастная! Муж умер на руках чужой женщины, какой-то пришлой дочери, откуда она взялась, зачем, почему? А ведь если бы не ты, ничего бы этого не было! Одни проблемы и беды от тебя! Чего ты забыла в той Москве? Ты ребенка своего загубила там, понимаешь? Вот и все! Сестру она встретила! — передразнила её визгливым, неприятным голосом мать, — Самозванку ты в дом притащила,но, тем не менее, как отец умер, она была рядом и во всем помогала. Она, а не ты, которая всю дорогу была или в отключке, или в непотребном состоянии, и это моя родная дочь! — мать уже начала подвывать, — Да что ты понимаешь, ничего ровным счетом! Я хожу, от людей глаза прячу! Это ведь такой позор! Лучше бы ты заболела какой-то страшной болезнью, и то мне было бы легче! Хоть не так стыдно! А то на меня люди с такой жалостью смотрят, говорят:«Зина, Женька твоя уж больно много пьет!» — Зинаида опять начала плакать, — в последнее время это случалось все чаще и без всяких усилий с её стороны, непроизвольно, — А теперь муж в сырой земле, — она зарыдала в голос, — Ты не просыхаешь, Митенька, внук любимый, в нарколожке, видать, пошел по твоим стопам, разлюбезная доченька! Славик, единственное утешение, так и он решил доконать: снова закружился с девахой какой-то разбитной, того и гляди женится на ком попало, и что? — вытерев глаза, задала риторический вопрос Зинаида Евгеньевна? — А ничего, — тут же сама она и ответила, — прибежит «Мама, выручай!» — а дело сделано. Вон сейчас какие девки пронырливые! Сама видишь. Мать замолчала и с сомнением посмотрела на дочь, — Хотя, что ты можешь видеть! Женя, изо всех сил удерживая готовый вырваться наружу гневный поток возражений и ответных реплик, примиряющее, сказала:«Мам, Ярику уже четвертый десяток, ну хватит его нянчить! Пусть женится, если хочет», — и тут же пожалела об этом. Зинаида взорвалась целым фейерверком обвинений и нападок, из которых самым мягким была прямая рекомендация Жене вспомнить, сколько ей лет,оценить личный уровень самосознанияи заметить, что корреляционные связи между этими двумя явлениями отсутствуют полностью.
Женя помотала головой, чтобы сбросить наваждение и крик матери внутри неё постепенно затих. Она довольно туманно вспомнила бывшего мужа Сергея на похоронах отца, и Туську, его нынешнюю супругу. Освоиться в Новочеркасске так и не получилось. Особенно у Туси. Тоска её по родному городу, по старой, доброй бабушкиной квартире, по друзьям, родственникам и просто знакомым, росла по мере надвигающегося окончания декретного отпуска. Видя её терзания и отчасти искренне их разделяя, Сергей задумался и вздохнул. Поднатужился. Съездил в Москву, потом ещё раз. С кем-то встречался, куда-то писал… И вскорости добился-таки перевода на родину.Женя сначала их не узнала. Просто увидела, что к ней в довольно быстром темпе катятся две округлые фигуры. При более внимательном рассмотрении живые шарики оказались её бывшим мужем Сергеем и когда-то лучшей подругой Туськой. Женя, с удивлением отметила, что Сергей и Туся необыкновенно похожи. Раньше она не обращала на это внимания.После своего возвращения Женя их видела лишь однажды, и то поодиночке. И тогда их сходство не так бросалось в глаза. Оба сильно набрали вес.Носили зачем-то одинаковые рубашки и джинсы. У обоих была короткая стрижка. Принимая от них соболезнования, Женя подумала, что они похожи так же, как их двойняшки. Даже учитывая строгую и грустную обстановку прощания с отцом, а также, то, что Женя была в крепком подпитии, нельзя было не заметить, что эти двое счастливы. Даже по одному взгляду на их переплетенные руки. Сергей, видимо,не замечая, машинально, гладил ладонь приникшей к нему Туси. Он делал это так привычно, по-домашнему, что Женя залюбовалась. Так автоматически потирают у себя затекшую шею. Или поправляют волосы. Или растирают ушибленное место. Он гладил её ладонь, так же естественно, как свою, — подумала тогда Женя. С ней он не был таким, — слегка царапнула её острым коготком бледная тень ревности, — Так ведь и она не была такой, как её подруга, — заботливой, уютной, милой, — парировала она сама себе.
Туся была целиком его женщина, а Сергей целиком её мужчина. Это было ясно практически сразу. Видимо, именно осознание этого и разозлило так мать Жени. Чужое счастье для многих оказывается не просто тяжелым, а неподъемным грузом. С ним бывает очень тяжело и неудобно продолжать, как ни в чем, ни бывало, шагать дальше по жизни. Его хочется непременно бросить и даже немного прикопать. А ещё лучше постараться не видеть его совсем. А если все-таки пришлось увидеть, то доказать себе и другим, что все это не то, чем кажется. И не какое это не счастье, а дешевое притворство. Фальшивка, одним словом. И даже если не совсем фальшивка, значит украдено. У того, кто больше заслужил, и теперь страдает. Потому что утащили, надули, обвели вокруг пальца. И теперь нагло пользуются ворованным счастьем. Которое и не по чину, и не по размеру. А Женька не страдала, потому что ясно увидела, что это не её. Или не для неё. А ей чужого не надо. Женя это поняла и могла тихо, со стороны радоваться за них обоих. Она могла, а другие нет. Например, Зинаида точно не могла. И даже не собиралась. — Ещё чего не хватало, — сказала бы Женькина мать.
В конце октября из Москвы пришло известие, что у Шурочки с Володей будет ребенок. Женя, говоря с сестрой, поражалась той гамме чувств, которую та умудрялась передать за один непродолжительный междугородний разговор. Сорокатрехлетняя Шурочка то застенчиво хихикала, как юная прелестница, то называла себя старой дурой. То не верила, что у них это вообще получилось, то боялась, что не успеет вырастить ребенка. То рассказывала, как ей стыдно было в женской консультации, то с ликованием сообщала, что готова бежать по улицам и делиться этой радостью с целым миром. Больше всего Женьку приводило в восторг известие о том, что забеременела Шурочка, когда они с мужем находились в Ставрополе. — А поездочка-то явно удалась, — шутила Женя, потирая руки. Шурочка по скайпу, посверкивала яркими глазами и тихо улыбалась: «Женечка, милая, хоть ты понимаешь, что все не случайно? Что все взаимосвязано!? — она выдерживала многозначительную паузу, и тихим, каким-то сокровенным, убеждающе-вопросительным голосом расспрашивала Женю, — Ты ведь не будешь смеяться, как Володька? И называть все это ерундой и бабскими предрассудками!? Женечка, милая, ты видишь, как все разумно в этом мире и предопределено! То, что ты поехала в Москву, устроилась именно туда, где работала я, и то, что мы, встретились и узнали правду. И что я отца успела застать, когда он был ещё жив и попрощаться с ним… И простить… И самой испросить прощения… Да много чего ещё, всего так сразу и не упомнишь…»
Женя не очень удивилась этой новости. Хотя она знала, что Шура с Володей не спят вместе, тем не менее, была уверенность, что раньше или позже это обязательно случится. Божье провидение и женская мудрость сделали свое дело. Плюс, видимо, мужское благородство. Володя знал, как сильно его жена хочет настоящей, а не фиктивной близости с ним. И как страстно, хотя и тайно, мечтает о ребенке. Вот и пошел навстречу своей любимой женщине. Причем любимой, в высоком смысле. В духовном, можно сказать. Женя, волею судьбы, наблюдавшая их, мягко говоря, не вполне традиционные отношения, справедливо полагала, что Шуре хочется, чтобы взгляд её мужа на неё был, хотя бы иногда, не таким уж духовным. И чтобы он, опять же, хотя бы изредка снимал её с пьедестала и захотел взять на руки и куда-нибудь с ней уйти. Например, в спальню.
С Володей Женька почти не общалась. Ей надоело, что он все время поучает её, учит, так сказать, её дуру, жизни. По крайней мере, Женя так это воспринимала. «Ну, все я не так делаю, — жаловалась она Шурочке, — На работу не ходи, — всех денег не заработаешь. Хочу от этой мясорубки, которая называется российская армия, сына уберечь, опять не то, снова не тем занимаюсь… Не от того, видишь ли, парня спасаю! Займись, говорит, наконец, собственным выздоровлением. Шура, я его спрашиваю, — а кормить моих детей кто будет? Если я собой начну заниматься? А он мне: «Пока сама не станешь выздоравливать, ничего не будет». — Вот сестра, ответь мне, зачем он каркает? Разве я плохого чего хочу?!»
Незаметно вступил в свои права 2009 год. Женя с тревогой наблюдала, что Дима вполне серьезно ожидает призыва в армию. Он неплохо учился, редко прогуливал, и по истечении года должен был сняться с наркологического учета и закончить техникум.И быть зачисленным в ряды Вооруженных сил готовым специалистом по компьютерным системам и комплексам.
Редко Зинаида Евгеньевна и её дочь Женя проявляли такое единодушие, как в стремлении любыми путями воспрепятствовать осуществлению их внуком и сыном задуманного. Женя, как и раньше, работала на пределе сил и возможностей. У неё появилась ещё одна работа, третья. Благодаря Тусе, которая вышла из декретного отпуска, Женя теперь по вторникам и субботам, работала в стоматологическом кабинете психоневрологического диспансера. Ей к осени необходима была определенная сумма для того, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос с Димкиным призывом. Ему об этом решении она пока не говорила, вполне справедливо опасаясь бурной негативной реакции. Алкогольные срывы происходили все с той же регулярностью. Женька старалась как-то управлять этим процессом, чтобы, по крайней мере, это не бросалось в глаза. Она в совершенстве овладела искусством маскировки и лицедейства. Нежелание разговаривать с кем-либо из-за сильного перегара выдавалось за усталость и отсутствие времени. Воспаленные глаза и покрасневшее лицо за скачки артериального давления. Повышенную жестикуляцию, местами хаотичную координацию движений и странные ужимки, за беспредел от руководства и возникновение непредвиденных затруднений. И даже, когда Женьке не удавалось никого ввести в заблуждение (физически не хватало времени прийти в себя), глядя на нее, легко верилось, что в этой ситуации никто бы не устоял.
С Туськой восстановились понемногу старые дружеские отношения, которые, хоть и с легким креном, но, тем не менее, устояли перед испытанием временем, расстоянием и довольно запутанными треугольными отношениями. Правда, работала Женя в одном с ней учреждении всего дважды в неделю и в отдаленном здании, но они старались использовать даже малую возможность для общения. То есть старалась больше, конечно, Туся. Женя была рада её видеть, узнавать последние новости (Туська, как и раньше, была лучше других осведомлена обо всем на свете), охотно соглашалась выпить кофе в буфете, поболтать о том, о сем, и ни о чем, живо интересовалась новыми успехами в познании окружающего мира их с Сергеем двойняшек, но, пожалуй, и только.Что-то ушло из их общения. Незаметно, но совершенно точно, ушло. Женя, по крайней мере, это хорошо чувствовала. Исчезла легкость и свобода общения. Понизилась его значимость и качество: если удалось встретиться, поболтать по душам — здорово, нет — тоже не страшно. Испарилась необходимость присутствия в жизни друг друга. То есть ускользнули основные составляющие настоящей дружбы. Но Туська как будто этого не замечала, оставаясь, как и прежде, жизнерадостной и открытой. Евгения же, тонкочувствующая, обладающая развитой интуицией, поняла все и сразу. Но восприняла эти перемены совершенно нормально, как логическое и неизбежное завершение очередного этапа в своей жизни

Продолжение следует...