Мы рано взрослели, оставаясь детьми

МЫ РАНО ВЗРОСЛЕЛИ, ОСТАВАЯСЬ ДЕТЬМИ
Для меня настало время, когда я отчетливо помню, что было в детстве, забывая, что было недавно и даже вчера.

Вспомнил, как я сидел на печи, значит, был дошкольником. Родина моя – степной Алтай - далеко от войны. Но каждый житель, и я тоже, жили вестями с фронта. Мы получали районную газету Алейского района «Победим», выходившую на оберточной бумаге размером со стандартный лист. В основном она печатала вести с фронтов. Ее читали вслух, да не один раз. Поэтому я запомнил подвиг Зои Космодемьянской, Александра Матросова, летчика Маресьева и многое другое. Опубликованные стихи я запоминал наизусть. Уже тогда я умел читать. И сейчас помню несколько строк из стихотворения «Партизанит Дед!»  Молодежь, а для меня это старшие брат, сестра и их друзья, разучивала популярную тогда песню «Катюша». В сорок втором году взахлеб читали роман Ванды Василевской «Радуга».

Такая вот была обстановка в далеком тылу. А я сидел на печи, потому что в доме было холодно. Все взрослые были на колхозных работах. Брат, он на шесть лет меня старше, ходил в школу в соседнее село. У нас была только начальная школа, до четвертого класса.

Однажды он меня сильно напугал. Зимой ночь наступает рано. Из школы он пришел уже в темноте. Вернувшаяся с работы мама вышла в сарай, где стояла корова. Я и младшая сестренка сидели без света. Вдруг врывается в избу человек и грубым голосом громко спрашивает: «Где ваша мать!» Я не узнал брата и лихорадочно соображал, перебирая в уме, как так ответить, чтобы отвести беду от матери. Но незнакомец еще громче заорал: «Где мать!» И я выкрикнул: «В плену!» Смеялись мы потом, а тогда сердце мое было в пятках.

Брат постоянно привлекал меня в помощники, когда учил уроки. Я следил по тексту, когда он заучивал стихи или теоремы, и подсказывал, когда он ошибался.  Поэтому знал азбуку, счет до ста и далее, что земля круглая и вращается вокруг солнца. Ориентировался по сторонам света.

Сижу я на печи и рассуждаю. Где-то есть большие города, много стран, идет война. Как это все происходит вне меня? Выходит, что есть ли я, нет ли, все равно? Все это было и до моего рождения и будет всегда? Недавно бабушка умерла, а мы живем дальше. Нас в доме стало меньше, а у соседей от этого ничего не изменилось. Вот ведь как…

Я тогда не знал слов «Объективная реальность». Но я вышел на это понятие, сидя на печи.

А вот как я понял значение денег. Это произошло, когда я уже ходил в соседнее село в школу. Была зима с ее буранами и морозами. Проходящую за селом железную дорогу часто переметали сугробы, хоть и защищали ее лесопосадки и щиты снегозадержания.  Разгребать сугробы нанимали кого угодно, лишь бы умел работать лопатой. Ребята из седьмых классов ходили убирать снег и хвастали заработанными деньгами. Я был болезненным, истощенным ребенком, мне оставалось только завидовать этим здоровякам. «Вот у них есть деньги, а у меня нет», - думал я. «Так что такое деньги? Это как бы квитанция за проделанную работу. В деньгах заключен труд людей».  Потом, изучая труды Маркса и Ленина, я нашел полное подтверждение моим мыслям.

Летом или в конце его несколько семей объединялись для поездки на базар в город. Для этого брали в колхозе подводу. Грузили на нее то, что было в огороде и в подсобном хозяйстве. Однажды взяли меня с собой. Как я этому радовался! Уселся поближе к лошади, взял вожжи и стал править. А какая там сложность, если дорога прямая и никуда не надо сворачивать?  При въезде в город был неохраняемый железнодорожный переезд. Опять ничего особенного. Надо только посмотреть, не приближается ли поезд?

Когда ехали в город, переезд был свободен. А на обратном пути пришлось остановить лошадь, так как приближался железнодорожный состав.  Остановились метрах в десяти от рельсов. Женщины молчали, никто не сомневался в правильности моего решения. А проходившему составу, казалось, не будет конца. Мчался он на большой скорости. От мелькания вагонов рябило в глазах. Это же испытывала и лошадь. Может быть у нее даже голова закружилась. Она вдруг тронулась с места и пошла прямо на мчащиеся вагоны. Я натянул вожжи и кричал: «Тпру! Тпру!» Оставалось шагов пять до катастрофы, как «женщина русских селений», моя соседка, подскочила и взяла лошадь под уздцы. Так и держала ее, пока эшелон не промчался.

Потом накинулась на меня. Почему это я так близко остановился от рельсов? Она отчитывала меня, и я молча сносил ее нападки. А сам думал: «Где же ты раньше была, почему не подсказала?» Тут и вспомнилась мне пословица: «После драки кулаками не машут!» А она решила, что самое время меня воспитывать. Потом я много раз убеждался, что отчитывающие и бранящиеся начинают делать это тогда, когда произошло событие.  Нет бы предупредить! Но у них ума хватает только тогда, когда все станет очевидным.

Так постепенно я познавал жизнь. И когда после семилетки поступил в техникум, то был уже вполне самостоятельным человеком. Крохотную стипендию распределял так, что по субботам не пропускал поход в баню, дважды в месяц ходил в кино, покупал тетради и учебники. Ну и питался вермишелью с маргарином или жареной картошкой. Стипендия была сто двадцать пять рублей старыми деньгами. Килограмм картошки стоил двадцать рублей.  Сливочное масло было нам недоступно – оно стоило сто рублей за килограмм. Выручали и абонементы в столовую. Администрация техникума заботилась о таких, как я.

Однажды расхрабрился и купил сто граммов копченой колбасы. Надо же попробовать! Потом целых два дня пахло мне изо рта чесноком. Честно говоря, с непривычки не понравилось. И это неприятие долго оставалось. Да и возможности нормально питаться появились ох как не скоро!

Вот и рассказал я, как мы, дети войны, входили в жизнь. У каждого это было по-своему. Но общего, я думаю, было немало.