Итальянские откровения. Последние дни

В последние пять дней до приезда Иры время для меня остановилось. Никого не хотелось из семьи старушки ни видеть, ни слышать. Как-то, спрятавшись от всех, перебыть, переждать,перетерпеть, чтобы не слышать ежедневную фальшь, прикрытую эпатажными эмоциями.

 Что не так? Я приехала сюда чуть больше месяца назад. Должна, казалось, не устать. Моя месячная зарплата здесь приравнивается к годовой пенсии на родине. В Италии отличный климат, множество недоступных дома по качеству фруктов. У меня своя светлая комната, удобная постель. Я живу на всём готовом; ни за что не плачу. Ко мне доброжелательны. Я подолгу могу быть предоставлена самой себе. Никто не вынуждает меня ежеминутно находиться возле Луизы. Что же не так?!

 В смиренном принятии едва ползущего хода времени я дождалась приезда Иры. Нам предстоит прожить вместе целую неделю. За это время Ира должна будет всему научиться.

 Луиза не перестаёт нервничать. Её пугает, что новая иностранка окажется непорядочной. Старушка боится и того, что Ира не справится с уходом за ней, с ведением домашних дел; что ей трудно будет общаться с окружающими нужными людьми, так или иначе связанными с ее жизнью. Знание языка у Ирины плохое, и это тоже страшит Луизу. Но самое главное, Луиза боится, сможет ли новая бадантка поднимать ее самостоятельно, не обременяя Джанни. Ведь она будет получать зарплату, значит, должна суметь справляться со всем возможным и невозможным!

  Ирина, едва познакомившись со всеми, успела только помыться и поесть, как пришел доктор Креши. Джанни вызвал его в очередной раз, потому что у Луизы этот доктор пользовался непререкаемым авторитетом. Но,похоже, что сегодня его успокаивающие слова мало подействовали на нее. Старушке, как и мне, невмоготу больше слышать, видеть, воспринимать.

 После ухода врача я отпросилась у Луизы на полчаса погулять с Ириной, показать той село. Луиза нехотя согласилась и после нашего прихода с прогулки раздражительно  заявила, что мы отсутствовали два часа. Вечером мы с Ириной к тому же не очень ловко пересадили старушку с коляски в постель. Ирина, уставшая с дороги, не смогла быть мне хорошей помощницей. Устроив Луизу в постели, я, как всегда, дала ей  телефон с набранным номером Джанни. Жалоб на нас для Джанни  у Луизы оказалось предостаточно.

 Супруги через десять минут были у нас. Убедившись, что с Луизой всё в порядке, они поинтересовались тем, где каждая из нас будет спать. По приезде Иры я сразу предоставила ей комнату в полное распоряжение, а сама собиралась спать в зале. Там не отапливается, но вечером я включила отопление в одной из батарей. Однако об этом говорить не стала: лишний расход газа не приветствовался. Мне было предложено спать вместе со старушкой, но я соврала, сказав, что меня устроит и маленький диван в гостиной. На этом и порешили.

 На следующий день Луиза, игнорируя моё присутствие и заботу о ней, общалась только с Ирой. С выпученными глазами, тыча в Иру указательным с отросшим ногтем пальцем, на котором ещё сохранился маникюр, она наказывала той : "Днем ты должна уйти на перерыв ровно в два и вернуться ровно в четыре. Если я испачкаюсь во время твоего отсутствия, ты сразу после прихода должна будешь отвезти меня в туалет, вымыть и переодеть. Будь внимательной, когда смотришь, как Лучия колет меня инсулином. Тебе надо срочно научиться измерять у меня уровень сахара в крови. Никому постороннему не открывай двери...."

 Этот день припал на субботу. У меня полдня выходной, и я уехала в Павию что-то купить домой. Ира осталась с Луизой. Джанни на это и рассчитывал. Он так и не нашел женщину, заменявшую бы меня на полдня. К старушке по субботам днем никто не ходит. В этот раз присутствие в доме Иры оказалось крайне необходимым: бабушке потребовалось срочно в туалет. Ирина, прибежав на зов Луизы, сумела сама и пересадить ту, и вымыть, и вновь пересадить с кресла в коляску. Джанни заявился позже и, узнав подробности, остался Ирой чрезвычайно доволен: она сумела поднять мать без посторонней помощи. Значит, сможет так делать и дальше. Предовольной осталась и Луиза. Обрадованная похвалой сына и старушки Ирина решила приготовить себе поесть и, уже по-свойски, начала хозяйничать на кухне. Она поджарила на сковороде лучок с морковью, добавила  туда лавровый листик и выложила на овощи куриную печенку. Вскоре по дому разнесся аромат от готовящейся еды, но он был непозволительным своеволием в глазах старушки. Она уже несколько дней  из-за диареи ест только рис, печеный картофель и вареные яйца, а бадантка позволяет себе что-то другое. Когда Ирина уселась есть, старушка язвительно спросила, по вкусу ли той еда. Хорошо, что Ирина не поняла ее намека.

 Я отсутствовала пять часов и первое, что услышала от Луизы, зайдя в гостиную было: "Tu sei merda!" ("Ты дерьмо!") Мозговая деятельность явно отказывает моей Луизе; так она меня еще не "величала".

 Ночью я прибегала из зала два раза убирать за Луизой: диарея не прекращается. А на другое утро в панике остаться один на один со столетней неподъемной и к тому же злобной старухой  Ирина обзванивала знакомых с просьбой найти ей работу. Одна из подруг, которой она жаловалась на Луизу, ответила ей: "Отдай эту работу мне. Для тебя она плохая, а для меня хорошая. Я вся в долгах. Мне любая работа подойдет."

 Я бегаю вокруг Луизы, стараясь сменить ее гнев на милость, но бабушка мои усилия игнорирует. она продолжает считать себя жертвой, попавшей в руки недобрых иностранок.

 Находиться между Ириной и Луизой сложно психологически. Старушка продолжает капризничать, она напряжена и, вероятно, боится того же, что и Ирина: остаться после моего отъезда наедине с новой баданткой. Я уделяю ей много внимания. А Ирина хочет выговориться, много рассказывает о себе; голос у нее громкий. В другое время мне было бы интересно её послушать, но не сегодня. Я устала от бессонных ночей и напряженной ситуации.

 Ирина до приезда к нам проработала в Италии в двух семьях. Она заменяла женщин, уехавших в отпуск. О первой работе рассказывала, называя хозяев фрицами. Как-то поехала с ними (с дедом, за которым ухаживала и его дочерью) в поликлинику. Сидят, ждут очереди к врачу. Дочь предлагает отцу: "Papa`, vuoi caffe?" ("Папа, хочешь кофе?") На Иру внимания даже не обращает. Зато хорошо оплачивает работу, полтора дня выходных, ежедневно свободных два часа. Если просят остаться в эти два часа, платят десять евро. Оплачивают за работающую женщину налоги. Дают отпуск на 30 дней. Всё честь по чести.

 Ирина еще не может адекватно оценивать места работы. Ей всё везде не нравится. Вот и тут, у Луизы говорит мне: "Не буду справляться, пусть выгоняют. Я им только спасибо скажу."

 Вечером я учу в кухне Иру итальянскому языку, и Луиза, довольная,сидя тут же в гостиной, прислушивается.

 Диарея у Луизы не прекращается и на следующий день. Ничто не задерживается у нее внутри. Но дух противится естественной очистке перед уходом. Из всех пор Луизы вырастают невидимые щупальца, вытягивая  жизненную энергию других. Я прошу Джанни дать ей иммодиум, но он отказывается. Говорит, что потом десять дней у нее не будет стула. Правда, потом Мартина, наконец, приносит капсулы энтероджермина. Хоть что-то... .

 Иногда замечаю, как глаза старушки как бы стекленеют. Взгляд становится злой, звериный, пугающий. Но, бывает, внезапно засветятся глаза ее неземной любовью, взгляд озаряется светлой, приветливой улыбкой.

 Ира привыкает. Сегодня привезут подъемник.