Первый день народного карантина

Двадцать восьмого марта, в третьем часу утра, Пётр Петрович очнулся от мучительной боли в груди. Сердце ещё трепыхалось в наспех сшитом белыми нитками мешочке души, но весь организм его уже находился в леденящем, могильном холоде. Смерть всегда приходит не вовремя, сколько ни поджидай и как помпезно ни готовься принять её.
Пётр Петрович спросил у смерти: - Заразился или отравился?
Она согласилась, ткнув молча пальцем в тарелку с узбекским пловом.
; Но я его не ел! Вообще, не притрагивался! - признался Пётр Петрович, как на духу. И для сущей убедительности пошёл к унитазу, засунул два пальца по самые гланды и показал ей остатки ужина.
Боль не унималась. Пётр Петрович растопил сауну, затем замочил тело в турецкой бане и добил свои сомнения душем Шарко. Боль не унималась. Где-то рядом со смертью, но невидимо бродило его раскаяние. Раскаяние он мог убаюкать только солидной порцией крепкого алкоголя. Смерть гладила холодной рукой затылок, провоцируя его на необдуманные поступки. Пригрев затылок подушкой, Петр Петрович распластался на кровати и каждый выдох начал наполнять стоном. Стало чуть легче. Он вспомнил, что так, со стонами, уходила из жизни жена. На последнем выдохе она крепко сдавила ему ладонь и из её глаз потекли слёзы. Она была уже там, на другой стороне, единственный раз в совместной жизни совершив по отношению к нему акт предательства.
Тогда Пётр Петрович ощущал внезапное присутствие её родителей за спиной. Жена всегда любила их больше мужа, но родителей меньше, чем детей. И когда в её сны родители стали вторгаться бесцеремонно, пытаясь помочь советом или посочувствовать, она совершенно потеряла интерес к мужу, будто был Пётр Петрович в её жизни случайным попутчиком. В изголовье кровати она не боялась держать фотоснимки умерших родителей и всё чаще признавалась, что разговаривала с ними и узнала о муже много разного.
; Что-нибудь хорошее было? - спросил однажды он у жены.
; Из всего хорошего только что-нибудь и было. А, в остальном, я и без родителей знала, чего ты стОишь. Пётр Петрович всегда жил ради жены и не знал, чего он стоит.

; Гнус, ты же не только свой срок, но самого себя исчерпал! - подсказала ему смерть.

Кровь тягуче, спотыкаясь о тромбы в венах, пробивала себе путь по урезанному кругу. Гнать её в конечности у сердца не хватало сил.

За месяц он привык к онемевшим рукам и ногам. Приноровился ступать, не чувствуя ног, и держать в руках предметы домашней утвари, вспоминая, что недавно играл на гитаре Мусоргского и Пако де Лусию.

Находиться под насмешливым взглядом смерти - значит с раздражением думать о ней. Неделю назад, когда она вот так же сидела возле кровати, Пётр Петрович незаметно вышил жёлтой нитью на её хитоне православный крест.

Вышивать крестиком его научили воспитатели ещё в старшей группе детского сада по программе подготовки к школе.

Смерть неделю дико хромала и корчилась от болей, пока не обнаружила вышивку.

; Чтоб у тебя руки отсохли! -
пожелала она. И руки постепенно стали неметь и отсыхать.
Вообще, смерть, как зажиревший чиновник, шуток не понимала, кроме своих, которые она сама придумывала и воплощала в жизнь.
Когда она явилась к соседу с шестого этажа, сосед решил в шутку указать ей истинное её место и вывалил в приветствии на обозрение свои гениталии. Та, не долго думая, достала овечьи ножницы и чикнула их со сноровкой тайского пластического хирурга. Сосед промучился ещё два дня и, встретив Петра Петровича возле лифта, признался: «Эта сука смерть абсолютно не готова к диалогу. Она, как наше правительство, уважает только себя, а остальных держит за своих крепостных. Тем и кормится».
Хорошо, что к этому времени он уже развёлся с женой. А то играться ей было бы не с чем, и ночные скука и безделия одолели бы жену совсем.

На вопросы - чем болел и почему обязательно выпадет из окна - сосед давал пространные объяснения: мол, в области урологии протекают всякие синдромы, за которые цепляется эта сука смерть и пытается его вышвырнуть с шестого этажа.
Видимо, одна из попыток ей удалась.

Вспомнив соседа, Пётр Петрович сказал смерти под утро двадцать восьмого марта: - Гениталии я выкладывать не буду. У меня запасных нет.
; И с такими сойдёшь за третий сорт. Не отвлекайся! - посоветовала смерть.
Она была дёрганой и заметно возбужденной. Напарница упросила подменить, и эта дура согласилась, не сообразив, что в первые карантинные сутки работёнки будет в два, а то и в три раза больше - одной литовкой не накосишься. В спущенном сверху списке, только по её муниципальному округу значилось двадцать пять утверждённых фамилий и ещё шесть - под знаком вопроса. Сколько у напарницы было фигурантов, отмеченных единым списком под обязательный покос и скирдование - одной смерти известно.
Пётр Петрович в исполнительном списке у своей значился под знаком вопроса? Он краем глаза видел список.

; То есть, выбор у меня ещё есть? - немного воспрянув духом, спросил Пётр Петрович.

; Поверь, «выбор» для тебя - не лучший вариант, - пресекла смерть любые попытки Петра Петровича поторговаться с ней или улизнуть от отвественности, как он это пытался делать не раз: - Дыши глубже и стенай отчаяннее! Ты же знаешь!Меня твои мучения только радуют.
Пётр Петрович всегда ждал от жизни какого-нибудь подвоха. Но не от смерти, потому что у смерти работа ответственная, замешанная на сквозном бригадном методе, со строгим учётом показателей по надоям и поголовью.
А жизнь, если вдруг и с трудом узнавала в Петре Петровиче своего пациента, строила козни, гнобила, досаждала и проводила над подопытным жуткие биологические опыты, не хуже нацистского врача Менгеля.
Он не боялся смерти. Но внезапно она исчезла, и Пётр Петрович испугался не на шутку. Вместо неё явился старый, дряхлый кот и уселся на демаркационной металлической планке спальни. При хозяине так нагло и глубоко он ещё не забирался. Семнадцать лет совместного отбывания наказания в одной камере слепили из них непримиримых соратников.
Пётр Петрович ненавидел кота за шерсть с комочками наполнителя из лотка, которые черный персидский подельник постоянно стряхивал на белый ковёр в столовой, а кот - за то, что мучительно переживал свои подозрения, будто хозяин тайком подъедал из его миски.
Хоть подозрения кота и были не беспочвенны, но когда Петру Петровичу становилось особенно тоскливо и одиноко, он первым не лез общаться и просить у кота вкусненького да сладенького.
Ни к кому он в друзья не набивался и никого не принимал в друзья, поскольку иногда со своей головой не дружил, а тут ещё чужие пять, то и шесть пудов живого веса предлагали дружбу. Не справиться, не ужиться.

; Когда же ты сдохнешь? - спросил у кота Пётр Петрович: - Неужели намереваешься меня пережить?
Кот выдавил из себя урчанием недовольство и отступил в темноту коридора. Он давно уже понимал речь хозяина. Лет пятнадцать в угоду хозяину демонстрировал, как подыхает, но в последний момент вдруг передумывал, пытался объяснить, что ему мешает, не даёт реализовать мечту Петра Петровича и продолжал дальше влачиться по жизни, будто так и надо, так и предначертано всевышними кошачьими силами. Пётр Петрович подумал, что коронавирус определённо передаётся кошками, собаками, тараканами и западными ветрами. Мутирует он с такой бешеной скоростью, что врачи не знают, какой ещё молитвой его остановить. «Ванга говорила, что только в мае-июне врачи изобретут противовирусную инъекцию. Надо бы тщательнее мылить и полоскать мутацию хозяйственным мылом. Авось, до июня и можно будет дотянуть».

Из световой дисперсии, преломившись в женскую фигуру, материализовалась смерть. Скинула аристократическим взмахом с головы капюшон и присела возле кровати.

Пётр Петрович спросил у неё:
; Халтурка подвернулась?

Смерть, напялив на симпатичное лицо гримасу брезгливости, отчиталась:
; Плановое мероприятие. Там один ашкинази сопротивлялся, не желая скончаться от коронавируса. Пришлось заставить его подавиться куском жаренной свинины. Я ему образно, минут пять рассказывала про жука скоробея, который задними лапками толкает перед собой шар коронавируса. К этому шару уже пятьдесят других штамов налипло. Один возбудится и весь шар начинает играть красками по - новому. В этом году - не особенно заразный, но очень злобный вирус возбудился, хотя прилип к короне ещё пять лет назад. Не внял ашкинази - плохо в стране ведётся научно-просветительская работа. Поэтому и подавился свининой. А, вообще-то, вся земная зараза в конце концов оседает почему-то здесь. Не ведомо, почему?

«Плохо родиться глупым, - подумал Пётр Петрович, - но ещё хуже быть идиотом по призванию и свято верить во всю чушь, которую мелят атеисты на правах приемников советских вельмож Кремля.
«Бога нет!» - уверенно говорили они. Но, если Бога нет, то и смерти не должно быть места. А она - вот, сидит рядом и ухмыляется мыслям Петра Петровича.

Холодно. Могильный холод опять пронизывал насквозь и пришивал к постели лоскутом.

; Отодвинься! Позволь пройти и погреться в ванной! - потребовал Пётр Петрович.
Горячей водой он поливал онемевшие колени, которые вечно торчали из воды, как бы он компактно не укладывал себя в акриловую лохань, и тугой струёй воды лупил по средостению, приблизительно предполагая там место нахождения изрядно подсохшей с возрастом вилочковой железы. Тепло заходило медленно с покалываниями и острой болью в конечностях. Ничего не было нового. Привычка жить нивелировала страх смерти. Пётр Пётр расслабился и заснул.
Задремавшие сознание прибило к жаркому далёкому лету. Он тогда был ещё молод, глуп, ленив, амбициозен, и в силу своих качеств жаждал известности и славы в мире искусства или в какой-нибудь научно-просветительской области.

2.

На высоте 9 тысяч метров командир лайнера Ил - 96 решил покурить в форточку, чтобы дым от сигареты не затянуло в пассажирский салон. Вообще-то, в авиакомпании он значился опытным лётчиком, почти героем в экстренных ситуациях: однажды, забыв выпустить шасси, ловко посадил на брюхо Аэробус в Дубае. Об этом писали в газетах. На вопрос корреспондента: «Как же вы так забыли про шасси?», командир ответил прямо, как подобает настоящему герою: «Чего только спьяну не забудешь!» Но не стал рассказывать, с какими трудностями ему пришлось столкнуться при покупке диплома в подземном переходе. Тогда, в девяностых, среди продавцов дипломов ещё имел силу негласный закон - не торговать дипломами врачей и лётчиков. А командир летать очень любил. И опыт кое-какой имелся: налетал две с половиной тысячи часов, правда, в качестве пассажира Ан-2, когда перевозил почту для оленеводов и сбрасывал удобрения на пастбища ягеля. Тогда в салоне курить было не запрещено.
Пётр Петрович знаком был с командиром давно, ещё до того, как тот женился в третий раз на стюардессе Верке по прозвищу Чёрная Дыра, хотя у второй жены было такое же прозвище, но имя, прописка и работодатель другие. У Наташки от него было два доказанных сына и ещё один усыновлённый спиногрыз, а у Верки - две удочерённых мокрощелки, плюс, сделанный на пьяной козе олигофрен с лицом, чётко копировавшем Романа Абрамовича и первую жену Людку. У Людки же от командира Стаса никого не было, а Стасу от Людки досталась фамилия Соколов, поскольку прежняя фамилия Могила не совсем ласкала слух пассажиров: «Вас приветствует командир первого класса Могила! Пристегните ремни! Ну, что, полетаем, смертнички?»
За безвозмездное пользование своей гордой и крылатой фамилией, Людка запросила у Стаса немного - вписать в его паспорт под графой дети свою дочь Анжелу. Но этот запрос выглядел не совсем корректным, потому что до того момента Стас считал Анжелу подругой или старшей сестрой Людки и обходился с ней со страстью и разнообразием камасутровых поз не меньшими, чем с женой. Анжела дважды залетала от него и один раз доносила и родила мальца 54 см, 3500 гр. Об истинном отце ребёнка Анжела сама разболтала всему городу, чем поставила в затруднительное положение начальника паспортного стола. Кто дети, кто внуки? На лицо - сплошная педофилия! Сажать надо, а не вписывать! - возмущался начальник паспортного стола. И Людка ничем не могла крыть веские доводы - все документы Анжелы странным образом были утеряны. Даже учётная карточка члена ВЛКСМ, где чёрным по белому отмечено, что в ряды Ленинского Комсомола Анжела Соколова вступила в 1975 году.

Первый помощник командира Василий Иванович всё-таки отговорил Соколова открывать форточку в кабине пилотов, аргументируя тем, что за бортом лайнера очень холодно, сильно дует и командир может застудить себе голову. Штурман скромно упомянул о загадочной разгерметизации, а старшая стюардесса Зухра Вилькенблюмен призналась, что употела по несколько раз за рейс надевать и снимать рейтузы с начёсом и, если уж до её яичников нет никому дела, то гораздо лучше командиру убивать никотином лошадей в салоне самолёта, чем устраивать сквозняк во всём летательном аппарате.

С зажженной сигаретой Стас Соколов вышел к пассажирам и тут же признал в размазанном тоской по всему лицу, точно оттиск передовика производства в малотиражной газете, давнего приятеля Петра Петровича. Затерев носком командирского ботинка окурок в ковровую дорожку, Соколов прошёл к четвёртому ряду и как бы соучаствуя, - услужливо и пристально заглядывая через затылок приятеля в кромешную темень за стеклом иллюминатора, - спросил между делом Петра Петровича:

; Летишь?

; А то! - завуалировал в восторженном вскрике Пётр Петрович своё восхищение мастерству пилотирования Соколова, мол, как же с таким асом, да не полетать?

; Домой? - потребовал от Петра Петровича уточнения командир полёта Соколов Стас.

Пётр Петрович глубоко задумался - ответить однозначно или опять завуалированно обозначить конечный пункт назначения, к которому все пути ведут через Ритуальные услуги?
Заметно сомневаясь, он твёрдо сказал:
- Да!
Соколов облегчённо вздохнул:

; Значит, нам по пути! - вывел командир корабля аксиому: - Чур, ты будешь за рулём! Я новый автомобиль купил, а в таком пьяном состоянии управлять автотранспортом очень опасно! Согласись?

; Согласен .А, самолётом управлять в таком состоянии не опасно? Я так спросил, из уважения и для проформы, чтобы никого не обидеть, - сказал Пётр Петрович.

; И чего тут опасного? - поразился командир Соколов: - Гаишников нету. Останавливать некому. Да и в любом случае приземлимся, как бы мы этого не хотели. Госдума в физические законы пока ещё поправок не вносила.

Вести томные, аристократические беседы с командиром экипажа Петру Петровичу всегда было интересно. Соколов (Могила), владея житейской мудростью, всегда выбирал в разговорах правильную тональность и одаривал собеседника приятным посылом.

; Последнее время в женщинах мне нравится огромная задница! Например, такая, какая наличествует у твоей первой жены. В ней хранится такое изобилие витамина Омега-3, что я сутками бы вылизывал её, как старый кот вылизывает гипсовую вазу при нехватке кальция и скудном содержании колбасы в сухом корме, - вполне предсказуемо перекинулся Стас сразу на баб, бестактно минуя политический диспут об агрессивных планах Соединённых Штатов в Персидском заливе и беспощадном ответном ударе росгвардии по пенсионерам, чьи провокационные вылазки так и не состоялись, вопреки утомительным ожиданиям Власти.

; Все там будем! - пространно предрёк Пётр Петрович: - Помимо тех, которые там же застряли безвылазно.

; Злой ты, Петя, и мстительный! А, между тем, твоя первая жена значится в списке пассажиров. Ты этому рад? Сидит она на десятом Д месте, тоскует и ждёт чего-то, как положено.

; Кем положено, того и ждёт, - Петру Петровичу совсем
не хотелось встречаться с бывшей, хоть и первой женой. Надо было на ходу придумывать, как изворотливее и изощреннее похвастаться, что жизнь у него удалась, и какие привести веские доводы, чтобы дать понять, что с ним она была счастливой дурой, а без него - той же дурой, только глубоко несчастной.

; Чего припёрся? - приветствовала Петра Петровича бывшая первая жена, едва он приблизился к ней.

; Напомни, как тебя зовут, - тут же нашёлся Пётр Петрович, чем ответить на тёплый, дипломатический приём: - Хотел поздороваться, то есть пожелать здоровья, мира, красоты и процветания. Да вижу, что уже бесполезно. Эка тебя судьба потрепала и сморщила. Наверно, из всего хорошего, отпечатанного годами на лице, одна полная жопа и осталась?

Пётр Петрович оставался предельно тактичным и аккуратным в использовании деепричастных оборотов, отбиваясь безмолвными кивками мелко трясущейся головы, когда бывшая первая жена припомнила ему все напрочь забытые ею обиды. Всего было 20 блоков, и каждый блок состоял из трёх основных обид. Начала она с ничтожно мелких и спорных претензий:
1). Пётр Петрович испортил ей всю молодость.
2). Куда пропали пять! серебряных ложек из столового набора на 12 персон? 38 лет она ломает над этим голову.
3). Дочери сорок первый год. Дата, конечно, знаменательная, - начало Великой Отечественной войны, - но Петру Петровичу не следует забывать о своевременной выплате алиментов, хотя народный суд и лишил его отцовства 36 лет назад. В данном случае совершённое им преступление не имеет срока давности.

По третьему пункту Пётр Петрович признал вину лишь частично. Примак в семье, кроме проступков и преступлений, делать какие-то добрые дела просто не способен. Тёща - ортодоксальная хохлушка - как ни пыталась, не могла скрыть своего презрения к Петру Петровичу. Гены и белые кровяные тельца не позволяли ей относиться иначе к приймаку с ущербной и низшей кастовой принадлежностью. По паспорту он был ЗЮЧ, то есть русский, проживавший в Вотюшатнике. Прописывая зятя в своей трёхкомнатной квартире, тёща знала, что этот её благородный порыв ещё отрыгнётся изо рта ЗЮЧА пельменем с редькой. Мало никому не покажется. Чуткий и исполнительный Пётр Петрович старался изо всех сил не подвести тёщу и её авторитетное мнение о зяте: он дважды бросал семью и скрывался то в тайге на бое кедровых шишек, то в Краснодарской области чёрным копателем скифских курганов. Тёща затаилась и ждала, когда же Пётр Петрович сдохнет наконец-то, впрочем, как ждали все родственники и всегда этого знаменательного события. И первая бывшая ждала. С одной стороны он мешал её продвижению по карьерной лестнице, с другой - помогал ветвистыми рогами расчищать ей путь путь к профессорской должности доктора заразно-вирусологических наук. Пётр Петрович блуждал в сомнениях. Точку поставила так называемая «биологическая» дочь. В очередное своё явление в семью, бывшая первая жена предложила Петру Петровичу отдохнуть на море, в Коблево, и там, под неусыпным надзором дяди, тёти и двоюродного брата первой жены расставить все точки над i .Но точек оказалось так много, что i казалось куцей на из фоне. ( Кто испытал - тот знает, а кто знает - тот поймёт, как бы ему позорно не было воспринимать эту истину). Там, на берегу прохладного вечернего моря дочь спросила свою маму: - И этот дядя - тоже мой папа? Плохой этот дядя-папа? Прежний - лучше.
; Ну, и что? - пояснила бывшая первая жена оторопевшему Петру Петровичу: - Я нормальная хохлушка. И всё ****ское мне не чуждо. Ты же годами где-то пропадаешь! А женщине без мужика иногда бывает тоскливо.

; Заработанный тобой бартолинит - тоже результат тоски?

; Не ищи причинно-следственную связь в том, в чём ты ни фига не смыслишь. Лучше не отвлекайся, лежи и загорай . Ты мне ещё сгодишься.

; Не очень хочется. Да и стемнело уже.

Ещё Пётр Петрович узнал от двоюродного брата первой жены, что любимая тёща, договариваясь со своей сестрой о путёвках в коблевский санаторий, буквально умоляла сестру, чтобы её второй зять случайно утонул на рыбалке в одесских лиманах или на Николаевском судостроительном заводе. Горе, конечно, будет непомерное, но она готова и его пережить.

; Почему так сложно? Почему, именно на судостроительном заводе? - возмущался Пётр Петрович, закидывая кольцо на леща.
Они ловили рыбу с резиновой лодки. Двоюродный брат был весел, доброжелателен и считал, что, предупредив Петра Петровича, реализовал уже половину просьбы родной тёти.
Затягивая одной рукой петлю на сетке с отварным овсом, другой он показал на небо:
; На судостроительном заводе большим начальником работает её кум. А, кум у нас - святое. Иногда кум может быть значимее свата. Скоро сам поймёшь. Пропуск на экскурсию по заводу тебе выписан на завтра.
Сознавая своё кастовое величие перед Зючем, родственничек иногда измученно пытался снизойти до общения с Петром Петровичем. Получалось у него это омерзительно, но он старался, очень старался показать, что человеческое ему не чуждо.
; Разумеется, негры в Южной Родезии живут лучше и одеваются ярче, чем вы, в своём Прикамье, но это ещё не значит, что негры буквально во всём вас превосходят. Есть позиции, в которых негры вам уступают, - философствовал родственничек.

; Наверное, в фамилиях, - едко отбрыкивался Пётр Петрович: - У нас фамилии Бурко, Голожопенко, Скелет и Череп значительно превалируют над фамилиями Иванов, Кузнецов и Романов.

; Этих приспособленцев я больше ненавижу, чем евреев, - насаживая червя на крючок, размышлял родственничек: - Евреи - это жалкие плебеи, которые пытаются доказать, что они ещё что-то значат в этом мире, а хохлам доказывать ничего не нужно - им и так все должны по гроб жизни. А те, кто думает, что не должен, поставлен на счётчик, как вся Россия и сильно задолжавшая Европа.

Мир в лиманах выплёскивался наизнанку. «Меня и здесь ненавидят», - соображал Пётр Петрович. И это было самым самым жалким, невразумительным соображением, которым он ещё умело манипулировал.

Жизнь вносила свои коррективы, совершенно не соображая, для чего она это делает. Коэффициент полезного действия был на выходе ниже нуля. Всё получалось омерзительно реалистично, как диарея перед прогулкой по нирване или почесуха от тернового венца, сплетённого из жостера и зизифуса. Своими безумными корректировками жизнь довела Петра Петровича до отчаяния, и любой её посыл он воспринимал, как сигнал к бегству.

Был день и была пища. Бывшая первая жена вдруг впервые продемонстрировала кулинарное мастерство - испекла яичницу, посыпав слой белка солью, а желтка - сахаром: «Жри, поскуда!» Пётр Петрович и жрал, лелея в мозгах срежиссированную им картинку очередного позорного бегства: вот он в прихожей трясёт наспех собранной тряпичной сумкой перед тёщиным носом, а та в своей манере пытается его завалить на гора дерзкими словами. В неугомонном стрёкоте хохлушки Пётр Петрович научился находить и определять слова. В среднем, в состоянии покоя, она выплёвывала в минуту 135 слов. Но когда тёща была возбуждена, арифметическая машинка накалялась, точно ствол пулемёта Максим, и рассыпалась на шестерёнки и пружинки. Суть, сказанного ею, можно было приблизительно определить лишь по интонации:
; Однажды ночью, силясь понять её треск, от сердечного приступа скончался тесть. Было ему 45 лет. Так и не успела тёща сказать ему главное.

Пётр Петрович спросил у своей бывшей первой жены, вальяжно сидевшей в салоне самолёта на десятом Д месте:
; Твоя мама ещё не сдо..., в смысле, до сих пор ещё жива? Ну, надо же! Сколько ей? 92? Наверное, я не дождусь того дня, когда можно будет сказать, какой замечательной тёщей была твоя мама! - и тут же, обернувшись к Соколову, поинтересовался:
; В твоём самолёте поумнее никого нет?

; Умных, обычно, к умным распределяют, а тебе - по остаточному принципу, - поделился страшным государственным секретом Соколов.

; Боже мой! Как же всё сложно в вашем Аэрофлоте! - подивился Пётр Петрович.

; А вот Этого не надо всуе поминать! - пресёк командир экипажа Петра Петровича, начавшего было наполняться проникновенными и благородными чувствами к Российскому авиапрому: - Он за одну неделю успел столько наворотить, что мы до сих пор всем селом расхлебать не можем!

; Не чокаясь, что ли?

; В смысле?

; Ты произнёс сакральное слово «помянуть».

; Не хульствуй! Он - вечный!

; Хульствуй-не хульствуй, а помянуть - всегда не лишне.

; Если и Его помянем, то самолёт посадить будет некому, - вполне резонно предупредил Соколов (Могила) о том, что уже выпитое противоречит здравому смыслу, а добавка противоречит противоречию здравого смысла, хотя одно другому не мешает, но и не прибавляет к тому, чего нет и никогда не было: - Так что, хулитель, не хулите хулителей выхухоля. Задумка у Него сотворить Землю и обустроить её под Райский сад была не плохой.

; Исполнение подкачало?

; Да. По той причине, что кто-то вместо Эдема подсунул ему рабочий проект туалета из фанеры и картона дяди Семёна с третьей улицы дачного массива «Мир». Клоака получилась завидная, с огромной выгребной ямой.

; И кто же подсунул?

; Известно, кто. Не я. У меня алиби! Меня тогда ещё и в помине не было! - решил Соколов поставить точку любым злостным измышлениям, забыв, что чем полнее алиби, тем оно больше вызывает подозрений и вопросов: каким путём хитрого обмана обвиняемый умудрился его заполучить.

; Разреши прервать полёт твоих мыслей выстрелом из РПГ прямо в темечко? - рассудил здраво Пётр Петрович: - Оглядев творение своё, он сказал: «Это хорошо!» и тут же вынул ребро из груди подопытного. От отчаяния? Или согласно проектно-сметной документации по строительству дачного туалета?

; И у кого бы Он, без этой отчаянной операции высокопарно потребовал: «Рожай в муках, дура фригидная! Искуситель пришёл к тебе ногами, а уполз на животе! Да будет впредь так!» С тех пор и повелось приходить к ним в гости бодрым человеческим шагом, а потом всю жизнь ползать на животе перед ними... Да что я всё - о политике? Пойдём ко мне! Жахнем по сотке за здоровье. Потом я дам тебе немного порулить самолётом...
3.

Ни жарко, ни холодно. В канавку у позвоночного столба, точно в швейную подушечку, смерть азартно втыкала иголки. Вода в ванне была ещё горячей. Её объятия - нежными и сексуальными.

; Готов? - спросила смерть, заметив, как Пётр Петрович приоткрыл глаза.

; Нет, - отмахнулся от назойливой смерти Пётр Петрович.

; Ой, а что так? Вроде, помылся, побрился, зубы почистил. Осталось чистое исподнее надеть, любимый костюм, взять свечку в руки и лечь в гроб. Чего стоим, кого ждём? Опять время тянем? - позлорадствовала смерть и припомнила: - Был у меня один клиент. Так же всё тянул и тянул. Три дня по утрам сбегал от меня на работу, а на четвёртый увидел на столе свой портрет в траурной рамке и чуть с ума не свихнулся. Оказалось, что его три дня, как похоронили. Крест поставили на могиле, в столовой треста помянули, как полагается, три венка возложили от родственников и профсоюза, а ему было всё невдомёк. Дела, видишь ли, были важнее. Честно говоря, не дела, а сплошное притворство. «Ты куда?» - кричала я ему вслед. «По делам! Срочно!» - на бегу отвечал он. Интересно, что же у вас, мужиков, за дела такие, если к работе они не имеют никакого отношения? Наверное, круто быть деловым?

У Петра Петровича последним гробовым гвоздём застряла в голове пьеса Жана Поля Сартра «Взаперти». В ней главный герой после смерти очутился в душной комнате, и к нему подселили двух женщин - фригидную аристократку и похотливую проститутку. Только тогда он представил, что такое настоящий Ад, когда понял, что с ними двумя ему предстоит соседствовать всю оставшуюся вечность.

; Ты оскорбила чувства ортодоксального атеиста! - предъявил он смерти своё обвинение: - За что ты навечно подселила меня в самолёт, командира которого я знаю огульно, а пассажиров салона - недоразумением, ошибками молодости и животной страсти. Мне теперь предстоит с ними соседствовать до следующего перерождения?

; Я ни при делах и полномочий не имею подкидывать несуразные видения. У совести спроси, почему она, распалившись, навязывает тебе такие картинки, - подсказала смерть.

; Во всех неразрешимых ситуациях ты только и способна рекомендовать совесть. А, что делать тем, у кого давно её нет или она торчит из позвоночника рудиментарно?

; Перестань клянчить. Шансов больше тебе не предоставлю.

; А я - не о себе. У меня совести ещё столько осталось, что могу поделиться с другими.

; Взываешь, что ли? - догадалась смерть: - Нашёл жалостливую. Ты бы меня ещё упрекнул в неисполнительности. Я тружусь не покладая рук.

; Пойду, выпью парацетамола сразу две таблетки. Иначе, чую, ты и впрямь меня до своего цугундера доведёшь.

Пётр Петрович тяжело и посуставно вывалился из ванны; полежал немного на махровом полотенце, набираясь сил; добрался до барной стойки и запил две таблетки стаканом водки.
Смерть ревностно следила за тем, как Пётр Петрович разогревал в микроволновке куски печёной свинины с луком. Её волновали две загадочные проблемы. Это - первый день Всероссийского карантина и куда всё же пропали пять! серебряных предметов из столового набора на 12 персон?