Заговор вероятностей. Глава 11. Перевал. Роман

           Глава 11. Перевал.

        Света проснулась под утро. Приснился какой-то тревожный сон, дернулась, и сразу сон исчез с мыслью: «Хоть бы дома со всеми было нормально, особенно на бешеной жаре с бабушкой».

       Открыла глаза, расстегнула до пояса молнию на спальнике, повернула голову и ахнула: рядом с ней ногами, как и все, к проходу спал Иван на спине, до половины в спальнике. Руки с закатанными рукавами клетчатой рубашки сложил на груди, голова — на его полегчавшем рюкзаке, словно запарился.

       Людские фигуры в одинаковых спальниках, как коконы, кучно слепились на просторных, в человеческий рост, нарах. Лежали, как рассыпанные и аккуратно сложенные спички в коробке. Картина — из какого-то заоблачного сна или фантастического фильма.

       И Света, приподнявшись, дотянулась и поцеловала Ивана в щеку: «Пусть подумает, что ему приснилось».

       Но Иван открыл глаза:

      — Светик, я уже давно не сплю. Иди ко мне, моя радость! — он перекатился на бок, схватил Свету в охапку, прижал одной рукой к себе и поцеловал в губы. И оба пропали, утонули в этом полутемном, с явным тяжелым запахом углекислоты и прогоревшего за ночь керосинового угара.

     — Мне грустно, когда ты на меня не смотришь, — Света провела ладонью по его темному вспотевшему чубу, — грустно и одиноко. И я с трудом вчера, через не могу, заставляла себя лезть на гору.

     — Светочка, я люблю тебя, и рад, не знаю как, что ты рядом, — и он приник властно к ее губам, прижал так крепко к себе, словно хотел стать с ней одним целым.

      Но тут закашлял Петр Иванович. Или простыл, или по рыбацкой привычке проснулся ни свет, ни заря и предупреждал: «Высоко сижу, далеко гляжу, все вижу».

      Света освободилась из объятия, снова нырнула в безопасность спальника, шепнула:

     — Спи.

     — Разве уснешь! Тут впору на какую-нибудь гору сбегать туда и обратно! Опять курить начал. Пойду, покурю на свежем воздухе. — Иван накинул штормовку, еще раз поцеловал Свету долгим поцелуем. — Поспи немного. Сейчас еще очень рано.

      Он посмотрел на большие ручные часы, подкрутил завод:

       — Светочка, мой Светик!

       Иван вышел за дверь, за ним, закутавшись в штормовку, тенью шмыгнул Петр Иванович. Не спал, старый медведь, караулил молодежь.

       Света проснулась от общего шума, разговоров. Сегодня был самый трудный, красочный и насыщенный день похода.

       Проводник отряда Вера, наконец, оторвалась от проводника первого отряда. На руке у него блестело золотое кольцо, он был явно женат, и вся эта их нескрываемая близость, когда они даже в балагане ложились в один спальник в отгороженном плащ-палатке углу. И все отодвигались от этой условной стенки, стараясь сделать вид, что ничего не видят предосудительного в этом любовном всплеске эмоций на тропе, где желание близости застилает глаза, и пропадают в никуда мысли об обязанностях и ответственности перед семьей.

       Вера отставила в сторону свою миску с картошкой:

       — Сейчас выходим на штурм перевала. Дневная протяженность маршрута — двадцать четыре километра. Дневной набор высоты — семьсот один метр, Воздух постепенно станет более разряженным — заметное высокогорье. Не нужно суетиться. Чаще будем останавливаться и отдыхать.

       День начинал улыбаться солнечным разбегом, золотящим снежные вершины, потом успокоился ярко-голубыми небесами с грациозными бело-кисейными облаками, которые были здесь совсем близко над головой.

       Маршрутная тропа продолжается на левой стороне реки Малая Лаба. В просветах между деревьями хорошо видна гора Герцена, вторая по высоте вершина Кавказского заповедника с неприступным ледником на северном склоне.

      Группа проходит некоторое время по долине, потом начинается подъем, который делается все круче и круче. Света идет след в след за Иваном, а в ушах — насмешливо-злой голос Валентины:

      — Что же ты нас всех обманул, Ванечка? И эта овца сестрой прикинулась! Я проснулась рано в туалет сходить, а они целуются!

       Света покраснела: «Против правды, что скажешь?»

       А Иван так спокойно встал со своего места в проходе:

      — Ребята! Света постеснялась всем с первого дня признаться, что она моя невеста. Вот такие пироги! Теперь знаете. Приятного аппетита!

      Девчонки смотрели с нескрываемым интересом и даже с завистью. Иван со всеми улыбался, всем помогал, но теперь однозначно после этих его слов вокруг них с Иваном образовался вакуум — оба заняты. Невеста без места!

       Тропа покинула хвойные леса долины реки, затем березовое криволесье. На склонах видны следы зимних сходов лавин. Читаешь ногами и глазами учебник географии.

      Красуются по сторонам острые вершины Псеашхо и хребта Аишко. Долина реки завалена селевыми камнями. В притоках Лабы видны водопады.

      Перевал все ближе, подъем на него не сложный, но довольно затяжной. Все чаще привалы.

        Вдруг попали в густой туман, ничего не видно впереди, влажно, сыро. Оказывается, окунулись в «молоко» белесых вблизи туч. Вынырнули через несколько сот метров на возвышенности, а белый сгустившийся пар уже внизу, под ногами, как дымовая завеса на сцене известного певца, нагоняющая ностальгию.

      — Смотрите, влагомер, наш, советский! Достижение метеорологии. Верхняя точка перевала, — Вера отошла и села на огромный валун, — привал!

      — Светочка, мы дошли! — Света приложила палец к губам:

      — Тише, смотри!

      Опешившие от встречи с людьми, замерли на склоне среди глыб и камней, не поймешь издалека, олени, косули или серны. Миг, и исчезли за возвышенностью.

      Звуки растворяются, гаснут на склонах альпийских лугов. Необыкновенно красивы заросли цветущего кавказского рододендрона.

      Бесконечное небо, и на его фоне — гора Агепста с ледниками. Вдали внизу видна Красная Поляна и гора Аибга.

      И застывшее в котловине высокогорное озеро с ледяной водой, как перевернутый осколок небесного свода. И неземная тишина.

      На перевале видны гнезда стрелков, окопы, где стояли насмерть, до конца мальчишки, как Иван, московские и ленинградские студенты, мужики разных национальностей, как Петр Иванович, Игорь.

      И ложились в эту щебенку с огромными валунами навсегда, потому что здесь наступило противостояние — предел терпения, напряжения, свершения, предел всех сил, предел сжатости пружины, после чего возможен только выстрел, взрыв.

      Наши бойцы выдержали здесь огненный дождь, грохот разрывов, сдержали натиск свирепой орды. И легли здесь сотнями, а, может быть, тысячами.

      Иван зачерпнул ладонью горсть щебенки с тяжелыми осколками железа и свинца напополам.

       — Вот почему здесь такая тишина — священная, как на кладбище, — он притянул Свету к себе. — И страшно здесь будет, если налетит ветер, потому что в его плаче мы, живые, услышим ярость сражения, стоны и последние вздохи уходивших в небытие земных безымянных героев.

      Он открыл чехол фотоаппарата:

      — Последние кадры на память вместе. Петр Иванович, щелкните нас, пожалуйста!

      Света достала тетрадь и черный карандаш, стала набрасывать контур гор, но картина перед глазами была непередаваема.

      В горах нужно родиться, или заразиться и переболеть горами, как ветрянкой в раннем детстве, чтобы на оставшуюся долгую жизнь остался крепкий, не исчезающий иммунитет, а в памяти — намазанные зеленкой, чешущиеся невыносимо красные точки и пятнышки.


      — Вернемся сюда, Светик! Обязательно вернемся вдвоем! — Иван обнял ее за плечи. — Не хочется отсюда уходить! Студенты дотащили три бутылки шампанского. Пойдем, выпьем со всеми за взятие перевала!

      Выпили, не чокаясь. Казалось, что земля под ногами горячая, как на вулкане, сохранившая кровь, пот и железную непреклонность.

      Уходили, немного отдохнув, по тропинке, зигзагами спускаясь к горной дороге.

      В балагане, похожем на вчерашнее пристанище, таком же узком, вытянутом в длину, варить никто не захотел, Разогрели на печке оставшуюся тушенку и ели ложками прямо из банок чистое мясо с хлебом. Достали оставшиеся плитки с шоколадом, печенье, устроили праздничный стол, а потом попадали.

      От свежего воздуха, этих трудных километров подъема, нескольких глотков шампанского было только одно желание — спать!

      Иван, не стесняясь, лег на спальнике рядом, похлопал по плечу:

      — Спи, Светик! — и повернулся к ней спиной, укрывшись штормовкой.

      — Выдержала! — это последнее, что шепчет она, прежде, чем раствориться во сне.

      А утром не верят Вере, когда та за завтраком предупреждает:

      — Девочки и мальчики, двенадцать с половиной километров — все время спуск. Отметка начала маршрута — 1620 километров, а конца — всего 620 метров. Спуск называется — Веселая горка, под наклоном сорок пять градусов. И не вздумайте побежать! Никто не остановит разогнавшегося, только столкновение с сосной, а это конец! Серьезно предупреждаю! Здесь не до шуточек!

       «Красная Поляна где-то рядом, но из-за высоченного хвойного леса ничего не видно. Уходим от гор к цивилизации. Целую неделю не купались, не считая дождя, подмывались из кружки.

      И этот седьмой день, заключительный день путешествия, — как ожидание сказки. Иван держит за руку на тропе, но все равно скользко на хвое, ботинки, словно стерлись на камнях, и теперь нет никакого притяжения, гальки и валуны скользкие.

      И жара. От нее отвыкли. Штормовки уже на спине, под ремнями рюкзаков. Потом в рюкзаки на привале перекочевывают кофты, свитера, на головах появляются козырьки и кепки.

       А воздух, густой от смоляных веток хвои, под которыми нужно успеть, наклонившись, проехать на попе или обогнуть, вовремя схватившись за колючие иглы.

      Винтовая каменистая вьющаяся по склону дорога — спасение. Идем, сколько можно, потом она уходит в сторону, и опять скольжение, торможение среди зарослей колючего ежевичника с огромными черными гроздьями созревающих, но пока неожиданно твердых ягод, среди мелькающих стволов деревьев, смеющихся над нашими неуклюжими попытками удержаться в вертикальном положении.

      И не смотришь на гигантские грибы. У какого-то источника пьем лечебную воду, которая бесхозно стекает со склона, и набираем во фляжки, потому что неизвестно, пробежали мы положенные двенадцать с половиной километров или нет.

     И завидуем птицам, которые заполняют весь этот пронизанный лучами уже тропического солнца лес своими довольными голосами, и лениво порхают над нами в воздухе».

      Эти строки Света записала потом, на турбазе, а сейчас, уже не на тропе, а в лесу все охрипли от смеха, распугав всю живность в округе. И, когда ахали, неожиданно наткнувшись на позеленевшую от старости медную пушку времен кавказских войн девятнадцатого века в зарослях высоченной травы. И здесь лилась когда-то кровь. И тащили на своих плечах по этим веселым горкам пушки, порох и ядра русские солдаты.

      И, наконец, нормальная дорога. И горы вдруг вдали, совсем близко, но уже за спиной. И не веришь, что ты возле них был.

      И неожиданное прощание — первый отряд уводят на другую турбазу. Петр Иванович разводит руками:

     — Ничего, Иван, придешь к нам в гости! Поселок ведь небольшой.

     «Обнимаемся со студентами, как в последний раз. Жаль, что не будет вечером песен под их гитарные перезвоны. Сдружились все за неделю, стали, как родные. И вдруг начался гомерический смех, а точнее истерический смех! Все увидели других, и каждый представил себя — потные, красные, лохматые, грязные, взъерошенные — бандитский выводок из поднебесья!

      — Светик, жалко у меня кадры кончились! Но это надо было бы запечатлеть! Пока! — он помахал рукой, даже не коснувшись, ушел с отрядом вдоль реки Мзымта, разговорчивой, но уже успокоившейся после проливных дождей.

       Мне грустно и радостно одновременно. Я счастлива!».

       (продолжение следует)

   Предыдущая глава 10. http://proza.ru/2020/03/26/1640

   Следующая глава 12.  http://proza.ru/2020/03/28/1945