Заговор вероятностей. Глава 15. Случайности. Роман

      Случайности.

       Глава 15.

     Света покраснела. Девчонки намек не поняли, и пока Света с Иваном сидели на лавочке в тени огромной акации с коричневыми опустевшими стручками- спицами на ветках, девчонки, раздевшись до трусов, попадали спать.

       Решили жару пересидеть в тени деревьев на берегу реки. Взявшись за руки, прошли по опустевшей набережной, съели по пачке сливочного подтаявшего мороженого.

       — Как твое горло? А твое? — рассмеялись оба. Какое горло, когда градусник зашкаливал за тридцать пять градусов в тени, в конце лета?

      Сидели рядом, как когда-то над ревущей Лабой в начале похода, рассказывали о себе. Света — о героическом городе, о Мамаевом Кургане, о спортивной школе, о несбывшейся мечте стать спортсменкой по легкой атлетике, о своей матери, о бабушке. Иван — о белых ночах, о том, как они будут гулять по Невскому проспекту, обязательно посмотрят Эрмитаж.

      Он гладил ее руку, прижимал к себе, и в эти мгновения неожиданной ласки Свете хотелось обвить шею Ивана своими руками и целовать его в щеки, глаза, губы. Желание близости было таким сильным, непреодолимым, и, чтобы не сгореть в его обжигающем, притягательном пламени, она, не договорив какую-то фразу, вскочила с этого заколдованного бревна, схватила бейсболку с головы Ивана и помчалась своим спринтерским бегом к морю.

      Иван догнал ее через пять метров, схватил в охапку, и они забыли про жару, купаясь в близости друг друга.

     — Светик, давай завтра уедем вместе в Питер! Ведь и так все понятно — друг без дружки мы не проживем. Мать мне деньги прислала, хоть в общий вагон, а два билета как-нибудь в кассе достанем.

     — Нет, ты что, Иван! Еще целых три дня у нас на море по путевке! У меня билет на один поезд с Петром Ивановичем, правда, в разные вагоны. Нет, нет, здесь такая красота! Доживем, покупаемся. У нас завтра экскурсия по Сочи с посещением дендропарка. И мы вместе. Пошли в воду. Сегодня девчонки мне точно будут мазать обгоревшую спину кислым молоком!

     Плавали до изнеможения, лежали на полотенцах на жесткой гальке, собирали, как дети, на берегу обточенные камни необычной формы: стекляшка от бутылки, как бриллиант, кусочек угля в форме эллипсоида, розоватая ракушка. Съели по горячему пирожку с капустой, выстояли в очереди среди полуголых людей у автомата с газированной водой минут пятнадцать.

      Света заметила, как Иван незаметно рассматривает ее, стараясь честно смотреть в лицо, но его глаза заметили ее еще неровный темный загар, нежную покрасневшую полоску кожи у груди, уже коричневые длинные ноги, изгиб бедра, тонкую талию.

    — Пошли в море, — шепчет, краснея. Сама она смотрит только в лицо Ивана, стесняясь даже скользнуть взглядом ниже груди.

      Лучше всего и свободней они чувствуют себя в воде. Здесь можно обниматься, прикасаться друг к другу, потому что соленая вода охлаждает желания, становится тем скафандром, что разделяет тела незаметно и размывает очертания: ноги в прозрачной воде становятся короче и толще. Хохочут безмятежно и тут же глотают порции соленых брызг от обидевшейся волны.

      Позвали играть в волейбол в прежнем составе, Света представила Ивана. Парни переглянулись, перезнакомились, пожали друг другу руки дружелюбно, спросили, где служил. Услышав, «Капустин Яр», еще раз переглянулись: «Ракетчик, свой человек».

      Бились с командой поселка до изнеможения, опять плескались в море. Свету в душевой стало знобить, явно перегрелась. Но это был их день сближения, когда уже точно, — если один исчезнет, то другому тоже не жить.

     Все чувства обострились, нервы, словно, оголились и могли начать искриться, как при замыкании, — или пожар, или темнота. Даже прикоснуться к коже рук, плеч, спины было больно. Иван поцеловал в ушко, шепнул: — «Моя ты недотрога бедненькая, пережаренная! Иди, намазывайся кефиром, Светик!»

     Ивана уложили спать на раскладушке в просторной комнате Петра Ивановича:

     — У нас сыновья такие, как ты, Ванюша! Ты не стесняйся меня, — Маргарита Яковлевна разгуливала по комнате в простеньком ситцевом халатике. — День такой затяжной, да еще эта жара, мы ложимся рано. Идите, еще погуляйте, потанцуйте, только возвращайся, чтобы мы не беспокоились. Шпаны везде хватает.

     — Нет, я тоже спать лягу. Свету знобит. Перекупалась. Пусть отдыхает.

      Утром рано вдвоем вышли на пробежку вдоль моря, по набережной, сделали хороший круг, поплавали в холодной, на первый раз, воде, не опоздали на завтрак, успели в автобус на экскурсию.

     Света смеялась без причины любой шутке девчонок, Петра Ивановича, экскурсовода по дендропарку, просто так.

Было легко, бездумно, спокойно, будто выполнила какую-то большую настоящую работу, взяла в прыжке долгожданную высоту, помирилась с вечно ворчащей бабушкой. И эта внутренняя свобода, лишняя веселость не насторожили. Не одернула себя: «Как бы плакать не пришлось!».

      На всех фотографиях лучилась счастьем. Спина и плечи не болели.

      Иван появился перед ужином вместе с Валентиной. Они шли от остановки автобуса мимо отдыхающих, о чем-то оживленно беседуя, прямо к большому волнорезу, где собралась после экскурсии их сдружившаяся команда номер два, до сих пор не размытая черноморским приливом. И тут сердце Светы дрогнуло, сбилось с привычного ритма.

     — Какого черта эту Валентину притащил с собой? — вырвалось у Любы — блондинки. — Своих, что ли мало?

      Девчонки привстали со своих полотенец, заговорили все сразу. Валентина была в ослепительно белых полотняных коротких шортах, белой гипюровой полупрозрачной кофточке, в шлепанцах и белой бейсболке.

     — Всем привет! А мы с Ваней решили вас проведать. Нормальный пляж! А у нас огромные валуны, в море не зайдешь. И у вас прохладнее. А у нас субтропики! Мы с Ваней пойдем, поплаваем, а вы нас не ждите, идите на ужин.

      Никто не тронулся с места. И эта покорность Ивана, который, конечно, запарился в автобусе и мечтал скорее окунуться в свежесть набегающих волн, разозлила Свету: «Опять эта Валентина! Ну, что она к нему липнет?»

      Поплавав, Иван прилег прямо на гальку рядом со Светой:

     — Привет! Как самочувствие? — самочувствие было паршивым. Должны были наступить критические дни, грудь набрякла, хотелось спать.

      — Светик, у нас есть одно свободное место на экскурсию на озеро Рица. Там такой серпантин дороги, похуже, чем от Красной Поляны. За один день обернемся. Я с шофером автобуса уже договорился. Поехали!

      — Нет, Иван, я не поеду, прости! Просто не могу. Я лучше на море еще один день позагораю. Что мне теперь ночами будет сниться, так это море! Ты сегодня уедешь?

      Иван коснулся горячего плеча, провел пальцами, словно рисовал руку с ладонью, хотел продолжить рисование, но одернул руку, смутившись:

     — Светик, не могу я больше возле тебя находиться. Я хочу тебя всю исцеловать: грудь, живот, ноги. Пошли в воду, или я сейчас взорвусь, — он нырнул в глубину и долго не показывался на поверхности.

      Света осталась сидеть у кромки воды:

     «У Ивана билет был на послезавтра, на самолет, ночной рейс. Он пообещал проводить всех из их отряда после обеда на вокзале. У Светы поезд был на девять вечера. Завтра Иван уедет на озеро Рица. Значит, остались сегодняшний вечер и последний день путевки».

      Ребята из санатория на площадку не пришли, там бились другие команды, и Света с Иваном после ужина зашли в домик, чтобы Света переоделась на танцы. На Галининой кровати сидела, скрестив ноги по-турецки, Валентина и красила глаза:

      — Ванюша, опять тебя эта овца на веревочке за собой водит? Что ты в ней хорошего нашел?

      — Девочки, не надо ссориться! Пойдемте скорее, все наши уже собрались во дворе! — Ульяна надела новые босоножки, и они с Зиной выскочили друг за дружкой подальше от разборки.

      — Иван, подожди меня во дворе. Я сейчас, — Света даже не посмотрела в сторону Валентины, хотя та явно оскорбляла. Иван вышел

       Валентина была ниже Светы, и первой мыслью было подойти и дать по накрашенным глазам, по физиономии оплеуху, пусть с разбитой губой танцует. Парни в институте показали несколько приемов самбо, и Свете ничего не стоило с ее длинными ногами повалить эту нахалку на пол. Она представила эту картину и расхохоталась. Ей, волгоградской девчонке, марать руки об эту будущую учительницу начальных классов? Нет, уж, не выйдет.

       Валентина опешила:

      — Овцой ты была, овцой и останешься! Иван будет моим. И я с ним на озеро Рица поеду, а не ты! И не устоит он передо мной, вот увидишь! Сюда к тебе он больше не приедет. Не жди! Мы с ним приехали, вместе и уедем!

     Каждый медленный танец забирал частицу Светиной неуверенности. Иван целовал в темноте без стеснения в шею, в мочку уха, держал руки на застежке купальника, на футболке, и все равно обожженная кожа болезненно реагировала на тепло его рук.

     — Пойдем на море, Светик! — прошептал он, когда ближе к одиннадцати ночи танцплощадка понемногу опустела. Голос его дрогнул.

      Волны накатывались черные, с отблеском дальних огней на гребнях, по кромке неба и моря вдали сверкал салютами большой туристический корабль.

     — Светик, будь моей женой! Я люблю тебя! Просто схожу с ума на этой жаре. Только одно на уме — как мы с тобой расстанемся? Чего ты боишься? Этих дурацких условностей? Уедем в Питер и будем счастливы! Светик, моя любимая!

Она послушно подняла руки, когда он сдернул с нее сарафан, прижимая к себе, целуя плечи, грудь, шею. И, как недавно в Красной Поляне, она испугалась вдруг своего откровенного желания отдаться ему здесь, на этой жесткой гальке, как последняя падшая женщина, потерявшая всякий стыд и совесть:

     — Нет, Иван, не здесь и не сейчас. Пойми, мы зависимые люди. Нам кажется, что мы любим друг друга. Но нам нельзя решать это самим, без родителей. Моя мать полюбила и что? Я — ребенок любви, но без отца. Мать вышла замуж в сорок лет и ластится, унижается перед отчимом, чтобы только не быть одной. Бабушка рвется, чтобы дать нам хоть капельку счастья, но это не в ее силах. Иван, я не могу сделать тебя сейчас счастливым, как ты хочешь. Не имею права!

      Она натянула сарафан, слегка влажный от соленых брызг, села на большой темный валун. А могли бы в черноте этой ночи, когда только движущиеся фигуры различимы, как тени, залезть в призывающий шум неугомонных волн и любить друг друга в неясном сумраке светящейся прозрачной волшебной воды.

     — Ну и черт с тобой! Если ты такая правильная! И не ищи меня, даже если очень захочется! Ничего ты не поняла! — он вскочил и неторопливо пошел по берегу в сторону набережной по шелестевшей у него под босыми ногами гальке. У забытого лежака натянул футболку и шорты, чертыхнулся, ударившись, видимо, большим пальцем ноги о невидимый большой булыжник, и исчез в темноте, словно приснился.

       Света побрела к лагерю.

       Валентина пришла далеко за полночь, от нее пахло вином. Она что-то пробормотала в темноте сонной комнаты, укладываясь на заскрипевшей старыми пружинами Галининой кровати.

      Света лежала без сна. «От счастья не бегут, счастье догоняют» — говорила бабушка. А она сама прогнала свое счастье. Уедет Иван и растворится в своей большой Ленинградской области. А она через день вернется к бабуле, дождется первого сентября и поедет со своим курсом за Волгу собирать до заморозков помидоры, или томаты, как их не назови. И только фотографии, которые завтра привезут готовые к обеду, будут напоминать о прошедшем лете.

      Утро оглушило. Валентина поднялась с кровати раньше всех и, опираясь на спинку Светиной кровати, торжествующе, заявила:

     — Ваня мой! Не устояла вчера ночью перед его ласками. Мужчина, понятно, ведь, ему надо и все. А эта тихоня все его завтраками кормила. И мне от него ничего не надо. Вот, если забеременею, то придется мне его разыскивать. Да он и не откажется. Я своего добилась.

       Девчонки ахнули. Свете теперь все сочувствовали в душе, но промолчали. Никто не хотел связываться с заведенной Валентиной. Переговариваясь и возмущаясь, Ульяна и Зина отправились в столовую.

      Света пошла к морю, потом по берегу — к крайнему водоразделу.

      Море шумело как-то непривычно беспокойно, только несколько человек отважились залезть в теплую воду, неприятно серую в цвет неба.

     Море волновалось. Его недовольство билось о волнорез, словно море жаловалось на что-то, пытаясь донести до берега свою тревогу и ропот, и обижалось, что его не слушают, не хотят услышать, избегают.

     Кроме этой одиноко застывшей девочки на самом краю каменных блоков, безжалостно брошенных в глубину, девочки, лицо которой было мокрым или от слез, или от резких брызг воды, готовящейся снести все преграды на своем пути.

     Света пришла в комнату в насквозь мокрой одежде. Растерлась полотенцем, надела брюки и кроссовки, съела пирожок с компотом, которые заботливые девчонки принесли из столовой. И тут появился Петр Иванович. Добрый Петр Иванович, переживающий за всех даже в последний день их пребывания:

     — Ты чего это, красавица, накуталась? Видела, какие чудесные фотографии получились? Все на солнышке улыбаются, одна другой краше. И я, старый дурак, весь вид порчу. Какие кадры в этом дендропарке, просто загляденье! Да, у меня тут к тебе поручение. Ванюшка пришел ночью расстроенный, оставил тебе записку с адресом на всякий случай. И передал на словах: «Пусть Светик мне напишет. Буду ждать ее письма. Я ее очень люблю». Вот такие пироги, девочка. Вот его адресок. Смотри, в кармашек сарафанчика на вешалке кладу. Не потеряй. А эту глупую Валентину не слушай. Она специально так сказала, чтобы тебя позлить. Вредные вы, женщины, существа. Ванька на такси уехал в двенадцать часов ночи после ссоры с тобой. Не грусти! Он обязательно приедет нас всех проводить на вокзал. И идите на море, искупайтесь, а то что-то погода стала портиться. Надо с морем попрощаться!

      И никто даже не догадывался, что во время их беззаботного времяпровождения, надежд и планов, за ними наблюдали вероятности. Эти математические формулы выросли на фоне сгущающихся грозовых облаков, вдруг приняв обличье скучных древних старух, которым надоели обычные задачки бросания кубиков или монет для студентов первых курсов, те задачки, которые незаметно перекочевали в учебники математики для седьмых классов.

     Они, вероятности, приметив эту молодую пару на морском берегу среди многих других, решили немножко пошутить. И заговор вероятностей подкинул свою задачку: «Если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах».

     Света переоделась в сарафан, потому что солнце, даже зажатое тучами, не сд
сдавалось и продолжало в разрывы посылать свои жалящие лучи. И когда отважились залезть в воду, от поднявшегося внезапно шквала ее сарафан, в кармане которого лежала записка с адресом Ивана, вдруг вспорхнул и поплыл на убегающей волне, как невероятный парусник с цветочным рисованным полем.

     А из карманчика выпрыгнула записка и, взмахнув прощально, как бабочка, крылышками, исчезла в барашках волн за чертой красного бакена, преграждавшего путь в открытое море.

     Иван со своей группой уехал в предпоследний день перед отлетом на озеро Рица. Они попали в тропический ливень. Движение всех автобусов по горным серпантинам закрыли на два дня, и он сидел в горной хижине среди лесного моря за сотню километров от Сочи при свете свечей, так как вырубилось электричество.

      А на вокзале в Дагомысе и Света, и Петр Иванович, и Маргарита Яковлевна ждали поезд из Адлера и появления Ивана с перрона, из моря, с неба, уже не надеясь, потому, что все рейсы на самолеты тоже отменили в связи с непогодой на всем южном побережье.

     Уехать, не попрощавшись, он просто не мог, не имел права, так думали все. Ведь Ивана они все узнали за этот месяц, и каждый по-своему полюбил его.

      Но вероятности, объединившись, хохотали над их усилиями выскочить из этой реки напряженности, надеясь на свои силы. Смеялись, потирали ладони от возбуждения, что удалось опять по своему раскинуть кости в игре с тысячелетней историей. Именно так, а не иначе, чтобы в очередной раз судьба хлопнула тебя по носу:

    — А мне нравится именно такой расклад! Мечтай себе, пожалуйста! Никто не запрещает! И посмотрим, что получится дальше.

        (продолжение следует)

  Предыдущая глава 14.http://proza.ru/2024/03/20/1225

  Следующая глава 16.  http://proza.ru/2024/