Заговор вероятностей. Глава 17. Финал летнего рома
Финал летнего романа.
И Светлана даже не догадывалась, что утром в своем городе Иван получил ответ из туристического центра:
«Путевки на имя Ушаковой Светланы из Волгограда выдано не было. Здесь какая-то ошибка».
Куда она могла улетучиться?
Когда Иван вернулся через два дня с озера Рица, грозовой фронт ушел на восток, на закавказские республики. На опустевшей турбазе его дожидалась Валентина. Но она торопилась на автобус:
— Ванечка, из-за твоей глупости не получилась у нас любовь. Вот тебе мой адрес, вдруг вспомнишь. А в Дагомыс можешь не ехать. Все уехали вовремя. Им крупно повезло. Всю турбазу затопило.
Билет на самолет был на шестнадцать часов, и Иван поехал в Дагомыс.
По всему побережью убирали последствия нашествия урагана: распиливали и вывозили поваленные деревья, смывали из шлангов сползшие глинистые обвалы с тротуаров, меняли оборванные провода.
Вся территория кемпинга была пуста. Штормовой прилив в некоторых домиках разбил окна, оторвал двери. Столбы волейбольной площадки с обрывками сетки устояли. Везде валялись обломки разбитой фаянсовой посуды, выброшенные волнами вороха грязных водорослей.
Движение поездов наладилось. Можно было доехать до Волгограда и поискать Свету через справочное бюро, но денег было в обрез.
— У нее есть мой адрес. И она мне обязательно напишет. И я тогда смотаюсь в Волгоград и заберу ее с собой! - Иван улетел в Ленинград.
Дома, когда получил безрезультативный ответ, послал письмо с конвертом для обратного ответа Валентине, надеясь на чудо, но чуда не произошло. В обратном конверте, надписанным его рукой, лежал маленький листок:
«Разбирайся со своими девочками сам, Ванюша!». И без подписи.
Он ругал себя последними словами:
— Неужели так трудно было записать вовремя в блокнот Светин адрес. Нет, разглядывал на пляже, у волейбольной сетки ее загорелую спину, грудь, ноги, таял на солнце от желания обнять, притронуться, дождаться ночи, исцеловать всю до беспамятства, а теперь вот — конец сентября, — и пустые хлопоты при дальней дороге, как говорят бабушка с матерью.
Первого октября Иван написал письмо Петру Ивановичу, короткое, почти телеграфное: «Помогите найти Свету. От нее нет ни строчки. Ее адреса у меня нет. Жду ответа и надеюсь. Иван».
Петр Иванович отправился в педагогический институт. Молоденькая секретарша в деканате удивленно развела руками:
— Светлана Ушакова у нас больше не учится.
Она куда-то торопилась, уже застегивала пальто на последнюю пуговицу.
— А куда Светлана подевалась, можно узнать?
— Не знаю, наверное, бросила или перевелась куда-нибудь. Извините, я очень тороплюсь.
Но от Петра Ивановича нельзя было так просто избавиться:
— А с кем я мог бы поговорить еще? Где сейчас ее однокурсников можно найти?
— Они все на уборке овощей в хозяйствах. А вы зайдите через две недели, секретарь из отпуска выйдет. Она тут всех студентов по именам знает.
Октябрь был на диво теплый, и последние пригожие деньки убегающей осени Петр Иванович с женой проводили на даче, собирая последние урожаи яблок, овощей, картофеля. Попал под дождь, простыл.
И только в конце октября выбрался Петр Иванович опять в пединститут.
Седовласая полная секретарша вздохнула сочувственно:
— Бедная девочка! Ей трудно сейчас приходится — и за бабушкой ухаживать, и экзамены сдавать. Но она упорная. Мы все жалеем, что у нее так быстро закончилась спортивная карьера. Ведь были неплохие результаты. Вот ее адресок. Передайте Светочке от меня большой привет.
В гости собирались вместе с Маргаритой Яковлевной. Ивану решили написать после воскресного визита. А накануне, в субботу, в обед жена принесла письмо из Ленинградской области от Ивана. Оно успело вовремя, чтобы не заварить еще большей каши:
«Петр Иванович! Не ищите Свету. Я по глупости переспал с одной девчонкой, она ждет от меня ребенка. И я должен на ноябрьские праздники на ней жениться. Что-то изменить теперь поздно. Привет Маргарите Яковлевне. Приезжайте в гости. У мамы большая квартира. Всю жизнь буду себя ругать, что не послушал Вас и не увез Свету с собой. Не сумел ее уговорить. Никто мне не виноват, что потерял так нелепо свою первую настоящую любовь. Иван».
— Маргарита, ты слышишь: Иван женился! Не утерпел, стервец! Бедолага! Угораздило мальчишку влипнуть в историю! Вот и конец летнего романа! Что будем делать, мать?
— Поедем! Обязательно поедем! Только письмо подальше запрячь. Нечего девочке душу рвать. На словах содержание перескажешь. Проведаем, успокоим, что таких Иванов еще будет, сколько угодно! Жаль. Такая серьезная и надежная девочка. А вас, мужиков, все заносит на сторону!
Дотянули до ноябрьских праздников. Петр Иванович самолично вынимал почту из почтового ящика, надеясь, что вдруг грянет письмо от Ивана, где все будет наоборот:
— Ведь не женат пока, значит, свободен. Сейчас мы девчонке одну правду выложим, а завтра другая всплывет. Успеем.
Когда раздался один длинный, а затем короткие звонки, Света насторожилась — это кто-то чужой. Но, когда увидела дорогих и таких нежданных гостей, подпрыгнула, охнув, повисла на шее сначала Петра Ивановича, а потом — у Маргариты Яковлевны.
— Кто там, Светочка? — забеспокоилась бабушка, но потом обрадовалась, как расцвела ее красавица-внучка, летая с тарелками из кухни в зал, накрывая праздничный стол. Потом пели казачьи песни негромко, задушевно, а когда бабушка, утомившись, заснула, прикрыли дверь в спальную, выпили за здоровье всех родных и близких, за Светин институт.
И все время Света смотрела на Петра Ивановича, как на факира в цирке, ожидая, когда тот загадочно улыбнется и скажет: — А там, у подъезда Иван ждет тебя!
На улице солнце запряталось в объятья туч, стало сумрачно, неуютно, и Маргарита Яковлевна засобиралась домой. И Петр Иванович, набравшись смелости понемножку от многочисленных рюмок, вдруг сказал:
— Света, Ивана не жди! Изменник он. Не утерпел, женился, мальчишка! Мы тебе таких орлов найдем, настоящих казаков, донских, верных до гробовой доски! Будешь по-настоящему счастливой. Не расстраивайся сильно.
Света ахнула про себя: «Я так и знала! Когда Иван не приехал в Дагомыс на вокзал проводить добрую половину их отряда, еще тогда ей стало вдруг тоскливо, пусто и одиноко на фоне нахмурившихся окрестных гор и беспокойного шума оставленных волн, вторивших далеким раскатам приближающейся грозы: — Не увидишь больше!»
Вслух проговорила спокойно:
— Жаль, что не попрощались мы с ним, Петр Иванович! Помахал нам Иван издалека рукой и сошел на своей остановке. А мы едем дальше. У каждого своя дорога. Спасибо, что пришли в гости. Я рада была увидеть вас еще раз.
Ревела она потом, когда вернулась, проводив на трамвайную остановку Петра Ивановича и Маргариту Яковлевну. Упала на стол головой и поливала его своими жгучими слезами, наверное, полчаса, потом умылась, наглоталась бабушкиных успокоительных капель. Заболела голова. Разделась, залезла под горячую воду душа, просто уплывала, как в открытом море далеко за сигнальный бакен, пока вдруг не очнулась: «А бабушка? Кому она будет нужна, если с ней, Светой, что-нибудь случится здесь и сейчас? И потом, когда нога срастется, и бабушка будет заново учиться ходить?»
Когда накручивала на голову чалму из полотенца, вдруг сказала вслух:
— Прощай, Иван!
Бабушка лежала с закрытыми глазами. Когда Света присела на табуретку, открыла глаза, вытерла слезы, попросила:
— Дай, детка, свою левую ладонь! Длинная жизнь у тебя будет, Светочка! И два брака по любви! Удары судьбы тебя ждут, но пройдешь ты по жизни честно. Будешь преданной женой и хорошей матерью. Давай чай пить, птичка ты моя, скрытная!
На ноябрьские праздники Андрей приехал в праздничном синем костюме, в белой рубашке, с букетом красных роз. Помялся у стола на кухне, помолчал, спросил:
— Как бабушка? Мне с ней поговорить надо. Можно, я пройду?
И в каждое его появление Света в изумлении застывала у входной двери и говорила:
— А я думала, что вы больше не появитесь?
Сегодня он сделал шаг к ней навстречу, навис около нее такой глыбой, что она четко видела его синие глаза, черноту расширившихся зрачков, отражение комнаты в них, рыжеватые волосы на лбу, весь напружинившийся, словно готовый к прыжку застывший возле нее силуэт. И почувствовала инстинктивно, что этот большой сильный человек, готовый схватить ее в объятия и не выпускать, не сделает ей ничего плохого, что он зависит от нее, от ее слов и действий.
Андрей зашел к бабушке в комнату, закрыл за собой дверь. А когда Света принесла большую старинную вазу и поставила розы в воду, позвал:
— Светочка, иди, тебя бабушка зовет!
Свете иногда хотелось сказать ему:
«Что ты командуешь, как у себя дома?»
Но за те два месяца, что они были знакомы, между ними, словно существовала какая-то договоренность, тонкая ниточка согласия, внутреннего понимания, что именно сейчас, в данный момент важно, жизненно необходимо сделать. И Света задавала себе невольно вопрос: «Почему так?», задумавшись в одиночестве гулкой пустоты квартиры, когда отсеялись вдруг подруги, потеряв общую тему разговоров о предстоящих спортивных соревнованиях, результатах забегов, метрах, сантиметрах, секундах. Виртуально растаял в туманной дали Ленинградской области юморист Иван со своими серьезными глазами и длинным чубом.
«А если бы не было несчастья с бабушкой? — но тут же обрывала себя: — Стоп! Хватит!»
Бабушка была очень серьезна:
— Света! Андрей попросил у меня твоей руки! Я ведь теперь для тебя и отец, и мать! А ты для меня — лучик солнца, без которого мне не жить, — бабушка силилась приподняться, но тщетно.
Деревянная кровать стояла в углу возле окна, к ней можно было подойти с двух сторон. И они оба одновременно шагнули к бабушке. Андрей приподнял бабушку за плечи, а Света взбила большую подушку, подложила маленькую подушечку под шею.
И они столкнулись руками, плечами, несколько минут дышали рядом, и впервые Света почувствовала именно тепло живого, понимающего человека, а не постороннего, который приезжал и помогал ухаживать за бабушкой ради нее, Светы.
«Попросил руки, как говорили герои в старинных романах. Рука, вот она, пожалуйста! А сердце? Оно тоже радуется приезду Андрея. А, может быть, просто томится от одиночества и радо любой живой душе?»
Света понимала одно — Андрей с его жизнелюбием, энергией не мог не вызвать интерес. Но он был великой тайной за семью замками.
«Узнаю его поближе и выйду за него замуж ровно через год», — вдруг мелькнула удивившая ее саму мысль.
— Идите на кухню и поговорите по-людски, — бабушка в полусидящем положении даже вроде помолодела, схватившись за руку Светы, — чайку попейте, а потом приходите ко мне со своим решением.
— Света, я не могу и не буду ждать годы. Даю тебе месяц. Ровно через месяц я забираю бабушку и тебя к себе в поселок. И мы сыграем свадьбу. Но весь месяц, каждый день я буду приходить к тебе и быть рядом. И ты поймешь, что мы с тобой — одно целое. Я сделаю тебя счастливой, Согласна? Я взял отпуск и поселился у друга недалеко от вас, возле сельскохозяйственного института.
Он ушел, не заходя к бабушке. Света, покраснев, ничего не стала объяснять, сказала только:
— А, ну его! В отпуск на месяц уедет!
На другой день рано утром после двух знакомых звонков, когда Света только-только проснулась, она накинула халат и открыла дверь. Андрей вдруг схватил ее двумя руками за талию, приподнял на метр над полом молча, так внезапно, что Света невольно схватилась за его плечи. Халат ее распахнулся, и Андрей поцеловал через тонкую ночную рубашку бугорки ее груди, медленно спустил теплое тело на пол и припал к губам.
Эта откровенная внезапная ласка настигла ее, застала врасплох, и руки остались на его плечах, а тело само прильнуло к его груди, и родилось желание отдать свою просыпающуюся страсть этому сильному требовательному телу.
Этот поцелуй на пороге прихожей стал той точкой, когда Свете вдруг захотелось продолжения близости, узнавания своих возможностей любить и быть любимой.
А Андрей вдруг отпустил, отодвинул ее на несколько сантиметров от себя, посмотрел на Свету слепыми от счастья глазами и опять впился в губы, захватил холодной ладонью мягко грудь, прижал к стене всей своим туловищем, шепча:
— Светочка! Нам не нужен месяц!
И он ушел, оторвался через силу, собрав всю свою волю в кулак. А она, растрепанная, сидела в кухне, смотрела в окно и не могла унять не проходящую дрожь — или от холода его куртки, или вдруг пролившегося, неизвестно откуда свалившегося возбуждения.
Через неделю их расписали в загсе Волгограда. Андрей накануне привез на примерку свадебное платье и фату, и Света удивилась, как точно он угадал и ее размер, и фасон, который ей очень шел. Заранее договорился с тетей Машей, чтобы она посмотрела за бабушкой.
В обед приехал на своей колхозной машине «Волга» вместе со свидетелями — другом и его женой, преподавателями сельскохозяйственного института, час посидели вчетвером в полупустом зале ресторана на берегу Волги.
Андрей был серьезен, собран, спокоен, не отрываясь, смотрел на Свету в блестящем длинном платье, о котором мечтают все девчонки, рассматривая фасоны в модном журнале, не пил даже шампанское, так как был за рулем. И вел себя, как будто он просто ответственный за все происходящее, а не главный герой.
А потом, поцеловав Свету на пороге квартиры, уехал домой без намека на брачную ночь:
— Я вас завтра буду забирать. Собирайся, Светочка!
И это шикарное, расшитое стразами и бусами, нарядное, праздничное платье висело теперь на вешалке на старом трюмо, ворохом кружев напоминая, что у сегодняшнего дня будет обязательно продолжение, что это только прелюдия ее будущей семейной жизни.
(продолжение следует)
Предыдущая глава 16. http://proza.ru/2024/03/21/1697
Следующая глава 18. http://proza.ru/2024/03/22/1438
Свидетельство о публикации №220032801964
Вот как любовь теряют: одни по глупости, другие от безысходности. Андрей - не самый плохой вариант для Светы, только проснутся ли чувства, как предсказала бабушка?
Иван потерял своё счастье. Может, неплохая семья сложится, но корить он себя будет долго.
С интересом,
Алёна Сеткевич 29.06.2025 01:25 Заявить о нарушении