Ухо от ван-гога

Вчера по телевизору, по каналу «культура», смотрел длинный и нудный немецкий фильм про Ван-Гога. Немцы тщательно и занудно обсуждали тему– сам ли Ван-Гог отрезал себе ухо, или кто-то другой это сделал, и отрезал ли он это самое ухо вообще. Не помню к какому выводу они пришли, но вспомнилось где-то прочитанная ранее версия этой истории, а также события, с ней связанные, лишившие мир одного талантливого художника (меня).
Итак, Ван-Гог и Поль Гоген, примерно с 1888 года поселились в желтом доме в Арле. Вернее, это Поль Гоген поселился, Ван-Гог уже жил там. Жили не густо, денег хватало на покушать, яблочный сидр и заплатить за аренду дома. Картины их никто не покупал.

Итак, два здоровых мужика, творческие личности, не гомики, нуждались в чем? Правильно – в женской ласке. И вот как-то, Поль, надыбав деньжат, пришел домой с девицей, как это сейчас модно говорить – пониженной социальной ответственности. И говорит Гогу – слушай, Ван-Гог! Ты пойди погуляй два часика, а мы тут с девушкой пообщаемся… Ван-Гогу стало обидно – он ему и отвечает – «что это Поль, я должен гулять – ты сам пойди погуляй!» Короче, слово за слово, между друзьями началась дискуссия. Поль быстро понял, что не может убедить друга – Ван-Гог был мужик крепкий, деревенский, и, в отчаянии хватает со стола хлебный ножик (чтоб хлеба порезать) – и совершенно случайно рассекает Гогу мочку уха. Надо сказать, что в этом месте у человека полно кровеносных сосудов, и кровища у Ван-Гога хлынула рекой. Гог заметался, девица, перепуганная, смылась, соседи, видя такое дело – вызвали скорую. Врач, приехал, и оказав Гогу первую помощь, констатировал ножевое ранение, полученное в драке, и в соответствии с регламентом, вызвал полицию. Дальше – дело темное. Возможно, с горяча, Ван-Гог заложил друга с потрохами, а по другой версии – хлопнулся в обморок, и Гоген наплел полицейскому комиссару, что у Гога приступ белой горячки. Через который он сам себе отрезал ухо. Долго ли, коротко – с этого момента пути друзей разошлись – Гоген уехал на Таити (по-видимому, чтобы избежать судебного преследования и последующего тюремного заключения), а Ван-Гог – написал свою знаменитую, впоследствии картину – «Автопортрет с отрезанным ухом и трубкой».

Я с глубокого детства рисовал. Примерно с трех лет, как только понял, как держать карандаш. Я рисовал, не обращая специального внимания на мнение окружающих по поводу моих рисунков. Мама была в восторге, и в классе 4-м собиралась отдать меня в художественную школу. Я, честно говоря, не понимал, зачем. Я довольно прохладно относился к обучению живописи, справедливо полагая, что там меня будут заставлять рисовать всякие кубы и пирамиды, и это будет полный кошмар. В школе было примерно то же самое – я с трудом выполнял задания учительницы по рисованию, и она в общем-то и не подозревала, что предмет, который она преподает – основное мое занятие во внеклассное время. Короче говоря, в четверти мне светил тройбан по рисованию. Учительница сказала мне, чтобы я что-нибудь нарисовал – на свой выбор и показал ей, тогда она мне поставит четверку. И в этот момент – мне попалась на глаза картина Ван-Гога с завязанным ухом. Я не знал, как она называется, и подумал, что у Ван-Гога – атит (воспаление среднего уха). В детстве я часто болел атитом и прекрасно знал как это мучительно. Мне стало страшно жалко художника, и я решил скопировать эту картину – и отнести в школу – исключительно с целью улучшения статистики успеваемости. Рисовал я цветными карандашами (другого под рукой ничего не было). Поскольку Ван-Гог был рисовальщик довольно хреновый, он больше брал цветностью, картину я скопировал довольно быстро, добавив от себя кой-какие детали. И гордый, как фазан, потащил ее в школу.

Училка отнеслась к моему произведению более, чем прохладно. Может, она знала эту историю с проституткой, а может, просто настроение у нее было плохое. Она устроила мне целый разнос, прочитав нотацию, что нельзя копировать других художников, надо идти своим путем, самостоятельно придумывая сюжеты и оттачивая мастерство. Короче наплела мне кучу благоглупостей и в четверти поставила, таки тройбан.

Я вернулся домой в крайне скверном состоянии. Я порвал свою картину в мелкие клочки и устроил маме истерику, что не пойду ни в какую художественную школу, потому что у меня тройбан по рисованию в четверти. С этого момента мир и потерял еще одного талантливого художника.

Разумеется, я продолжал рисовать. Но я делал это как хотел и когда хотел. Мы с другом увлеклись рисованием комиксов, потом стали придумывать сюжеты для фильмов, которые хотели бы снять, и даже рисовали к ним персонажей и раскадровки. Но это – уже совсем другая история.