Будущее

Каюта была максимально серой, как и всё это межгалактическое путешествие. Как сюда попал он- награждённый орденом солнца третьей степени десантник было непонятно. Вся его жизнь –это армия и, в отличии от многих, он был этому рад. Сирота, не знавший своих родителей, мог кончить намного хуже. Собственно, всё к этому шло: ещё когда был совсем маленьким, судьба уже отправила его в неблагополучную группу. Память изгладила почти все воспоминания раннего детства, кроме самых ярких, все они были про драки со сверстниками и про побои от тех, кто был старше. Завершающей точкой было красное пятно, растекающееся на полу, его оставил мальчик, которому он воткнул карандаш в глаз. Если жизнь так начинается, то сложно представить, чтобы дела неожиданно пошли в гору. Его должны были отдать в приют для неблагополучных детей, такие заведения занимались тем, что делали детей ещё более неблагополучными, но у жизни свои причуды. Следующим ярким воспоминанием было принятие в кадеты. Драки никуда не делись, но если раньше они напоминали свары маленьких зверят, то теперь всё больше приобретали вид спортивного состязания. В них на кону не стояла жизнь или здоровье, но только моральное удовлетворение и положение в неофициальной иерархии. Почему его взяли в кадетский класс? Для него так и осталось загадкой, наверное, мир не без добрых людей, может кто-то решил, что пушечного мяса много не бывает, а скорее всего и то и другое. Так или иначе, он был самым младшим в своём классе, и придирались к нему особенно и сокурсники, и преподаватели, впрочем, отстаивать своё место под солнцем ему, не смотря на совсем юный возраст, уже было не привыкать. Двадцать лет, из казармы в казарму, из полигона на полигон, с экзаменов в медицинский отсек, где ему вживили всё что было можно (на сироте можно и поэкспериментировать) Теперь он сам не знал: чего в нём больше живой плотили или современных наноматериалов? А потом война, за одиннадцать лет его службы Империум никогда официально не вёл войн. На самом же деле он никогда их не прекращал. Таков современный мир: никому не нужны официальные приглашения, если тебе надо ты стреляешь, если ты не стреляешь, то стреляют в тебя. Политики широка улыбаются, телеведущие смеются, в то время, как один из ничего не видевших хорошего в этой жизни сирот корчится от жара рядом с уничтоженной планетарной крепостью. Он не может отползти по тому, что всё его тело изломано, не может плакать ведь микромашины в его теле хорошо следят за нецелевым расходованием влаги, может только смеяться звёздам, таким близким на этой планете с пости отсутствующей атмосферой. Совершенное тело быстро восстанавливали, и он точно знал, что скоро будет другая планета, которая припасла для него, как и предыдущая, как и множество планет до неё, новую порцию насилия, смертей и боли. Боли, которую он ждал, как близкую подругу. Толька она помогала ему ненадолго забыть кто он есть, для чего он есть. Только она давала надежду: возможно если он изопьёт полную её чаше, останется ей верен, возможно тогда его простят, придёт искупление, за всю ту боль и насилие, которые с его помощью сеялись во вселенной, которые сеял, порой, не без удовольствия, он сам. Только боль ему была верна, только она всегда возвращалась, каждый раз в новом обличии: как заряд плазмы, осколки ракеты, гусеница гигантского механоида или челюсти помеси паука и летающего осьминога. В каждом обличии она приносила утешение, давала понять ему, что он ещё не в аду, в аду нет боли, в аду есть только совесть. Он терпеть не мог эту беспощадную суку, терпеть не мог ходить к лицемерным клирикам, видящим за буквами буквы. Тоска его была ещё сильнее, от осознания того что однажды ему придётся покинуть верную и любимую боль и провести вечность с той, которая была всегда честна. Что может быть страшнее мира, в котором только лож? Только мир, в котором есть лишь правда. Боль снова подкрадывалась к нему.
-Привет, я весь твой!
101,102,103… Тело металось между невысоким потолком и полом: подпрыгнуть на руках, коснуться ногами потолка, подогнуть их, толкнуться обратно. Упражнение было несложным, поэтому гравитация в каюте была повышена на 15 процентов.
Упражнения давно стали привычной рутиной и совершенно не мешали думать. Чёрные мысли, он не любил их, призирал, но других у него не было. Упражнения напротив, позволяли отвлечься, только действовали всё хуже, делал их без огонька, как раньше, наверное, возраст не тот. И всё-таки, как он оказался на этом рейсе? В какой момент его жизнь в очередной раз сделала такое резкое пике? Взрывы, бои на планетах и в космосе, бесконечные абордажи и смерть, смерть, смерть. После этого сопровождения корабля с заключёнными на какую-то императором забытую планету, смотрится как-то странно. Не слишком ли резкий переход? Для этого есть специальные внутренние службы, инквизиция, в крайнем случае, ели кто-то из арестантов связан с ересью. Зачем понадобилось доверять конвоированию кадровому военному, да ещё из дивизии чьё место дислокации всё время меняется и совпадает с местами наиболее горячих конфликтов. Ответ был очевиден: подстава. В Империуме умели делать дела, а чем грязнее дело, тем более важно и правильно сделать его чужими руками. Одиннадцать лет верной службы, что ж самое время чтобы пустить в расход. Он хорошо сражался, наверняка успел отбить стоимость обучения и всего того оборудования, которое в него зашили.
Дверь скрипнула, на самом деле она была идеально смазана, но только до того момента, как он не вселился в каюту. Первое что он сделал- это испортил сервоприводы, теперь они издавали противный звук при срабатывании. Сразу после противного звука глухо прозвучали два выстрела, но на этот раз возле потолка он не просто согнул ноги, но распластался по поверхности всем телом. Стрелки были хороши, не смотря на уклонение, выстрелы прошли едва не касаясь кожи, если бы не повышенная гравитация, слегка сбившая прицел, могли и попасть. Слишком хорошие стрелки для рядовых членов уличной банды или торговцев мечтами. Потому второго выстрела им сделать было не суждено. Только начиная падение с потолка, он повёл разрядником, который с помощью специального устройства метнулся с его предплечья в ладонь, в сторону двери и двое нападавших лишились правого глаза и затылка. Потеха началась, участвовать в ней не хотелось, но его мнения никто не спрашивал, его вообще о чём-то спрашивали, а он редко открывал рот, не любил тратить слова попусту. Как и заряды разрядника: ещё двое ждавшие с нацеленными в сторону его каюты игольниками человека не ожидали вылетевшей из каюты окружности с зеркальной поверхностью в след за которой пришла смерть. Специальное покрытие окружности отражало выстрелы разрядника, с помощью таких дисков и оружия мастера абордажного боя творили настоящие чудеса. Он не был мастером, но умел убивать и знал тех, кто любил это делать. Дальнейший путь проблем не вызвал. Все схемы корабля он знал хорошо, это была старая модель, раньше с такими ему сталкиваться не доводилось, но схемы конструкции судна – это первое что он потребовал при назначении на задание. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что у заключённых есть сообщники среди экипажа. Если ты устраиваешь побег в открытом космосе, то или ты самоубийца или большая часть охраны- твои люди. Те, кто в него стрелял на самоубийц не были похожи, как и на психов, а вот на опытных военных они походили, ему на таких довелось насмотреться. Наёмники, в условиях частых военных конфликтов и легкодоступности различных систем вооружения их услуги были всегда достаточно востребованы. Такие работают на нанимателя только оговорённый в контракте срок, остальное время служат либо сами себе, либо пешками в одной из многочисленных гильдий. Было ясно что исход бунта был предрешён задолго до того, как этот корабль отправился в путь. По тому он не собирался пытаться перестрелять всех на борту или уговаривать заключённых вместе с перешедшим на их сторону экипажам разойтись по камерам, но хотел пробиться к эвакуационному отсеку. Ему в этом не сильно мешали: узкими коридорами, а кое-где техническими тоннелями он пробрался к отсеку со спасательными капсулами. В дороге случилось ещё две вялые перестрелки, не чета первой, которые закончились в его пользу. И вот эвакуационные капсулы гостеприимно раскинули перед ним свои впускные отверстия, словно опытные жрицы любви. Слишком заманчивое предложение, чтобы бывалый десантник понял, что эти капсулы могут доставить своего подопечного только в мир иной. Те, кто всё это устроил дураками не были. Глупый противник- не противник, но досадная помеха. Зато как раз в этом отсеке было одно из самых тонких мест в борту судна- шлюз для эвакуации. Он быстро выдавил пасту по кругу на створку шлюза, и начал одевать припрятанный скафандр, похожий на толстый спортивный костюм, который тянется, облегая тело. Спасибо армии за последний подарок: костюм был триумфом инженерной мысли. Уже будучи облачённым в него, он взялся за какой-то прямоугольный слиток. Слиток стал таять, костюм впитывал материалы укрепляясь ещё больше, теперь он годился для полётов. Паста заканчивала разъедать борт, как раз вовремя: шаги звучат всё ближе, приближается целая группа.
-Здравствуй, космос!
При разгерметизации отсека человек в боевом скафандре вылетел за борт первый и, если бы кто-то со сверхчеловеческими возможностями в области восприятия в тот момент наблюдал за кораблём. То мог бы заметить, как от пояса импровизированного астронавта отделился снаряд, прилипший к корпусу судна. Человек вжимался в борт звездолёта, вязанный с ним сверхпрочным тросом. Несмотря на огромные скорости сопротивления почти не ощущалось, корабль работал на технологии искажения пространства. Вокруг таких судов создавалось поле, которое отталкивало все малые частицы, фактически создавая небольшую область сопротивление в которой бесконечно стремилось к нулю. Группе преследователей и незакреплённым вещам повезло меньше: их тоже вынесло в открытый космос, но быстрее, чем проносятся мысли их распылило на атомы. Зона с минимальным сопротивлением очень мала, а всё что попадает за неё моментально распыляется на огромные пространства.
Человек был стеснён обстоятельствами: с одной стороны, сплошная стена прочнейшего сплава, с другой с невероятной скоростью проносящийся космос. Наверное, стоило паниковать, но от этого он был отучен ещё в детстве. Возможно подходящей случаю эмоцией был бы страх, но и он был потерян когда-то очень давно. Бояться чего-то неизведанного, он же повидал смерть во всех её проявлениях, не хотел встречи с ней, как не хотят видеть мать, когда чем-то перед ней провинились. Однако боязнь в привычном смысле этого слова его покинула с тех пор, когда на одной из планет на периферии, у него на руках умер друг. Он был счастлив, тело ныло от нагрузок, которые были чрезмерно, мозг протестовал: слишком близка была грань, ему не хотелось её пересекать. А человек был счастлив, что мозг и тело возмущается, а душа между холодным металлом и ледяной бездной, но так близко к звёздам. План удался ровно на столько, на сколько мог быть успешен. Что пришлось по нраву далеко не всем.
В то время как кто-то добровольно приковал себя, другой обретал долгожданную свободу. Однако далеко не всем планам суждено осуществиться, под взглядами не жестоких, но равнодушных звёзд. На борту оказалось два робота предназначенных для починки обшивки. А сбежавшие заключённые не хотели пускать что-то на самотёк, они явно не были кучкой простых уголовников. Роботов запрограммировали с убийственной точностью: в то время как один занялся ремонтом пробоины, второй обследовал обшивку на наличие чужеродных элементов.
Бой был коротким, у человека не было шансов, это было не его поле боя. Человек не о чём не жалел, он сделал всё что мог и был счастлив. Просто в этой огромной вселенной далеко не всем планам суждено осуществиться.