Уроки пения

С музыкой Борьку Барабанчикова связывало не много вещей – меньше, чем нот. Можно сказать, что от неё его оторвало с самого детства. И не то, чтобы семья у Борьки неблагополучная. Нет, нормальная такая семья. Ну бегал пацан по улице, гонял мяч или шайбу допоздна. Так для такого случая в прихожей висел ремень. И всё-таки что-то не заладилось у Борьки именно с пением. Хотя очень странно. С алгеброй или химией, не говоря про физкультуру и труд, всё нормально – ремень помогал что ли. А вот с пением… Как ни вставлял, как ни крутил Барабанчиков туда-сюда скрипичный ключ, не хотел тот подходить к механическому пианино. Даже бабушкина музыкальная шкатулка отказывалась заводиться.

Ну, не пошла музыка в Борькины уши, хотя те торчали у него как локаторы – шире всех в школе. Их было видно с любого конца школьного коридора. Да и голос у Барабанчикова что надо – под стать фамилии. Когда он во дворе орал "пас!", на первом этаже стёкла дребезжали, а уж если шайба или мяч прилетали…

В общем, Борька Барабанчиков – один из тех многих мальчишек, которых родители, понимая всю безысходность положения, не записали в местный ДК на кружок аккордеона и которые абсолютно сознательно прогуливали уроки пения, чтобы погонять в футбол или хоккей. Но, несмотря на полную музыкальную безнадёжность, тем не менее, в школьный хор Борьку брали. Не на репетиции, правда, а сразу на праздничные концерты. И ставили в первый ряд.
 
Директриса, заслышав за дверью "… Вихри враждебные веют над нами… Тёмные силы нас злобно гнетут…", обязательно заглядывала в класс.

– А этого убрать подальше! – Вера Кузьминична по прозвищу "Кузькина мама", узнав, тыкала указкой в Барабанчикова.

– Давайте всё-таки оставим мальчика! – не соглашалась учительница пения Галина Потаповна Ярошенко.

– Почему? – недоумевала директриса. – Он же нот не слышит! Он глухой, как танкист после контузии!
 
Вера Кузьминична знала, о чём говорила. Она была замужем за отставным майором-танкистом, школьным завхозом, которого комиссовали из армии за то, что не расслышал, как на учениях в башню его танка попала болванка и… Майор продолжал утюжить командный пункт вероятного противника до тех пор, пока ему под гусеницу не подложили настоящую мину.

– Да потому что, – мягко возражала Галина Потаповна, – в нашей школе ни у кого не торчат уши так выразительно, как у Барабанчикова!

– А какой у нас будет развлекательный репертуар? – спрашивала "Кузькина мама".

– "Крылатые качели"… очень популярны сейчас!

– А-а, это там, где летят… летят… летят! – успокоилась директриса. – Хорошо. Но этот… чтобы и не думал рот разевать! А то с ним вмиг качели заскрипят… скрипят… скрипят!

Так, приказ по школе строго запретил Борьке петь вслух – только раскрывать рот. И обязательно покороче подстричься перед концертом, ну чтобы уши оттопыривались повыразительнее.
 
За это Барабанчиков свою учительницу пения, понятное дело, не любил, но уважал, то есть побаивался, и не он один. А как не уважать – стоять! бояться! – Галину Потаповну – эту яркую, от головы до бюста очень красивую женщину? Ведь она всегда начинала свои уроки с того, что поднимала на одном мизинце тяжеленный аккордеон! И не опускала инструмент, пока не зачитывала весь список – для справки тридцать восемь детей – в классном журнале. Дисциплина на её уроках была хорошая – в пределах школьной нормы. В самых сложных случаях Галина Потаповна могла отвесить с обеих рук так, что пиццикато висело в незадачливой башке до конца уроков.

Как же, вы спросите, можно прогулять такой урок… без риска для жизни? А просто…
На своих уроках, если не репетировали программу праздничного концерта, Галина Потаповна обожала давать музыкальный диктант. Это когда она наигрывала на аккордеоне мелодию, и весь класс, а не только ходившие к ней на сольфеджио любимчики, писал ноты на слух и память. Слух у Борьки Барабанчикова отсутствовал, но не память.
 
И он помнил наказ дружков-приятелей сдать свой диктант последним, чтобы… Что? Правильно! Чтобы Борькина нотная страничка оказалась сверху. Учительница считала своим долгом сыграть все диктанты, несмотря на то, что после Борькиного "шедевра" весь класс валялся на полу. И… Долгожданное – "Барабанчиков, вон из класса, и без родителей не приходи!" Родители до вечера на работе, следовательно, появлялась отличная возможность попинать мяч. За Борькой через пару минут высыпала целая ватага таких же музыкально бездарных, но спортивно одарённых пацанов. Судьба предоставила им почти целый час, включая переменку, на отработку пендалей и штрафных ударов на точность… По окнам первого этажа, главное, не попасть и не опоздать на химию.

Химию тоже никто не любил, но знали все, включая отъявленных хулиганов и двоечников с задних парт. Почему? Потому что химичка, истеричная Анна Николаевна – она же Аннушка, любила расхаживать по классу с длинной деревянной указкой и вбивать ею в мальчишеские бошки валентность химических элементов. Водород одновалентен? Забыл? Получи один удар указкой! Сколько у кислорода свободных электронов? Не помнишь?! Раз – бац! Два – бац! Какая теперь валентность у кислорода? Правильно – два! Дошло, Барабанчиков? Садись, два!
 
Так периодическая система Менделеева парта за партой в прямом смысле вдалбливалась в головы учеников. Головы попадались очень крепкие. Указки часто ломались, особенно когда алхимичка доходила до восьмивалентной группы, то есть до сидевших на задних партах "отличников". Но Аннушка не переживала по такому пустяку. Следующим за химией уроком шёл труд. Его вёл её муж, прапорщик в отставке Богдан Петрович Гвоздев по прозвищу "Гвоздодёр".

Прапорщик, во-первых, бывшим себя не считал и верил, что его час ещё пробьёт. А во-вторых, он спокойно вынимал забитый гвоздь из доски двумя пальцами. "Гвоздодёр" заранее знал, сколько указок сломала его жена и о чьи головы… Понятное дело, что признаться в беззаветной любви к труду трудно. Да и особо никто не спешил. Но по странному стечению обстоятельств все знали своё дело: указки, скворечники, табуретки вылетали из школьных мастерских как с конвейера! Никто не хотел, чтобы именно его ухо зажал двумя пальцами "Гвоздодёр" и поинтересовался, почему срывается производственный план.
 
Кроме того, Анна Николаевна дружила с директрисой, Верой Кузьминичной, и любила дарить той указки с выжженным орнаментом под лаком. "Кузькина мама", как назло, преподавала математику, алгебру и геометрию. Как вы понимаете, средняя успеваемость в школе Барабанчикова всякий раз при проверках гороно оказывалась на высоте. Её не могли испортить даже забитые тихони, преподававшие физику, историю, русский язык и литературу, к которым "Кузькина мама" регулярно наведывалась проверить "чо-как" и… Узнать, не слишком ли громко плачут эти затюканные действительностью представители школьной интеллигенции. Помешанную на Байроне англичанку хулиганы не трогали, и она в благодарность герундиями и Past Perfect их не доставала.

… До введения Единого Государственного Экзамена оставалось около тридцати лет. Но никто об этом пока не знал. Все знали только химию, алгебру, геометрию и много ещё чего, включая труд…

***

Чёрная Речка, Ленинградская область, 1976 г.