О. Мозговая. Заметки фенолога Александра Стрижева

ОЛЬГА МОЗГОВАЯ

ЗАМЕТКИ ФЕНОЛОГА АЛЕКСАНДРА СТРИЖЕВА

40 ЛЕТ НАЗАД, В КОНЦЕ 1964-ГО, В НАШЕЙ ГАЗЕТЕ ВПЕРВЫЕ ПОЯВИЛАСЬ  ПУБЛИКАЦИЯ, ПОДПИСАННАЯ ЭТИМ ИМЕНЕМ. А РУБРИКА НАЗЫВАЛАСЬ «ЗАМЕТКИ ФЕНОЛОГА». СЕГОДНЯ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ, ВЕТЕРАН-ВНЕШТАТНИК «ВЕЧЕРКИ», У НАС В ГОСТЯХ

 («Вечерняя Москва». 19 ноября 2004. С. 7)


«Зуёвина» была ещё на «Чистаке»!

Вы только послушайте:
«Глубокая осень... Облака тяжёлые, свинцовые. Солнце куда-то торопится, на землю почти не смотрит. Старые деревья отбросили свою листву, весь лес сквозистый, смотрится как близко-близко. Только молоденькие деревца кое-где хорохорятся, лопочут, играют на свинцовом ветру...».

А?! Песня! Из старой нашей газетной подшивки - его заметка, Александра Николаевича.
И я говорю о том, что жанра, который он изобрёл и придумал, нам нынче, прямо сказать, в газете не достает...

- Нет, нет, нет! - протестует Александр Николаевич, - Не надо отдавать мне пальму первенства! Первым «Заметки фенолога» в «Вечёрке» писал не я! А был такой замечательный, уникальный человек Дмитрий Зуев из породы московских чудаков. Прозвище у него было - Митрик. Самобытнейшая фигура! Самородок! Правда, видом походил на лесного лешего: зимой и летом ходил по Москве в рваных валенках, каком-то жутком малахае. А жил на Осипенко, сиречь - в Садовниках, в центре Москвы. И вот иной раз обожал зайти в Елисеевский или еще какой шикарный-центральный магазин и громовым голосом потребовать севрюжины! И закатить капитальный скандал, если ему этой севрюжины не продавали.
При рваных валенках это, знаете ли, производило эффект... Ну, иными словами - юродствовал человек.
Но - обладал! Пером, я говорю. Писал очень хорошие заметки - так вот он-то и придумал ещё до войны и этот жанр, и эту рубрику! И вёл её, и во время войны даже - справьтесь в архиве, если не верите!
Мне ли не верить?! Я и то: сижу с подшивкой «Вечёрки» за год 1970-й, месяц май, взяла в архиве, подготовилась к встрече.
Вот, пожалуйста:

«...Майский лес чуток, бодр. Некогда смыкать глаза его обитателям. Уже соловей в чащобе пробует голос. Переберёт все колена от зачина до лешевой дудки, переведёт дух, дав насладиться игрой, и пустится опять в том же ладе, с той же сладостью. Для сцены облюбует ивняки, бересклет иль орешник...»

- Ой, надо же! - по-детски радуется Александр Николаевич.
Но вы всё-таки про него, про Зуева, обязательно должны вспомнить, это такая фигура! Знаете, как он писал? Из редакции, из мусорных корзин набирал бумагу - использованную, черновики, тассовки. И на обратной стороне - жутчайшим почерком! Ему говорят, заметку надо в два вершка - а он пишет, иной раз на полосу! И вот был такой редактор отдела у вас - Степанов! Чудный человек! Он как раз его заметки и правил - беспощадно, но бережно. Потому что «Митрик» писал хотя и хорошо, но уж больно раздрызганно, растекался мыслью по древу. А тонкий редактор убирал все его завихрения - которые между собой в «Вечёрке» назвали «зуёвина»...
Так вот, эта самая «зуёвина» была ещё на «Чистаке» - сиречь, когда редакция располагалась на Чистых прудах...

Пиши про русаков!

Кажется, сто лет не слыхала я чистейшую московскую речь - просто как музыку слушаю Александра Николаевича!
По образованию филолог, всю жизнь проработал в издательствах, писал в журналах, издавал книги. Случай свёл его с тем самым московским чудаком - и признал Митрик Сашу за своего преемника на «посту» редакционного фенолога. И прикипел Стрижев душой к «Вечёрке». Сам признаётся, что были эти «Заметки фенолога» для него словно отдушина в те, мягко выражаясь, непростые времена.
А начинал - как многие - стихами. Про русскую природу, про милые сердцу с детства своего деревенского картины.
Вот с этими самыми «картинками природы», «временами года» в юношеских стихах однажды отважился прийти в писательский дом.
Да, времена, конечно, были...
Ну, представляете себе: вот так, с улицы, - и никаких охранников и консьержек! - вломиться в гости к Пастернаку?! Или Юрию Олеше?!
И ведь - приходили! И ведь не гнали они, мэтры, этих юных дарований, что смущённо, но и настырно топтались на порогах! Привечали, стихи слушали, советами помогали.
К Олеше он, правда, тогда не попал - попал к Владимиру Луговскому. Кто такой? Ну это мы, беспамятные, ничего не помним и помнить не хотим. А когда-то помнили и знали:
«Сегодня не будет поверки,
Горнист не играет поход.
Курсанты танцуют венгерку,
Идёт девятнадцатый год...».

И песня из «Александра Невского» - «Вставайте, люди русские!» - тоже его, Луговского.

- Вышел, знаете ли, в костюме отличного покроя. В кармашке платочек. Очень вежливый, внимательный. А на лацкане - надо же, до сих пор помню! - такой маленький значочек: божья коровка. Читайте, говорит, молодой человек! Ну я и пошел читать! Про снега, про речку подо льдом, - такое у меня было, лирическое. И в конце - заяц русак пробежал.
Послушал меня Луговской и говорит: хорошо, молодой человек. Пишите про русаков!

Поздняя осень.
Грачи улетели

Со стихами, впрочем, Александр Николаевич вскоре «завязал». Но что-то остаётся, конечно. Вот читаешь эти заметки в старых подшивках «Вечёрки» - его заметки, - и так и кажется, что только по чистой случайности они написаны прозой.
А вообще-то - стихи! Чистой воды - стихи.

«Нынешний ноябрь - на снегу - с первых чисел. Поначалу будто в шутку кружилась метель, рассыпая белые покровы по лугам и полям, казалось, будто рано ещё устанавливаться зиме - седой чародейке. Но вопреки ожиданиям снег падал. К тому же и морозы стали держать. Как есть - настоящая зима!..».

Говорит, что у него были выписаны сотни строчек и строф - вся русская классика - по временам года.
И в самом деле: как обойтись - весной ли, осенью - без Пушкина и Некрасова, без Фета и Майкова?!
Да и зачем это - обходиться? Можно ли лучше их сказать?
...Вот вы только не подумайте, что Стрижев только и делал, что цитировал классиков - согласно дню календаря и погоде за окном! Отсидев положенную рабочую неделю в своём агротехническом издательстве, каждый выходной - на протяжении многих лет, десятков лет! - брал рюкзак, садился в электричку и - куда глаза глядят!
В пределах Московской области. То поедет за Лобню, на озеро Киево - смотреть, как чайки высиживают птенцов. То - в Калистов, увидеть, как прилетают ласточки. То ещё куда-нибудь в Боровский район, или Шатуру, или под Клин - в леса, в поля, в луга, на речки.
А как иначе-то? Фенолог - это как раз тот, который за погодой наблюдает, но не просто температуру воздуха за окном измеряет, а именно «следит природы пробужденье»! Или её летний расцвет. Или осеннее засыпание. И прочие зимние сказки.
И может об этом, о сказках нашей природы, так рассказать, такими словами, такие образы и сравнения найти - что, прочитавши заметку, самому немедленно захочется сбежать от шума городского в эти самые подмосковные пампасы...
Собственно, именно так он и писал все эти годы.
А в рюкзак с собой клал тогда, как говорит... кирпич. Дабы сочетать приятное с приятным, а полезное с полезным: для тренировки силы мышц. А по приезде из своего вояжа подмосковного с утра в понедельник - уже в редакции, с готовым материалом.
...Учитесь, студенты.

Гумилев и «Охота»

Дивный собеседник Александр Николаевич, роскошный! Ей-богу, кажется, одного человека в гости ждала - а их целых пятеро приехало! Думала, будем только про птичек и цветочки рассуждать - а он меня такой историей Москвы, газетной жизни завалил! Один Митрик чего стоит - а сколько таких уникальных московских типов повстречал он за свою длинную жизнь!
Кстати, говорит, что у него самого в «Вечёрке» было прозвище Берендей. Очень по сути!
Из тек «вечёрочных» заметок сложились потом у него книги. Книги - песни, книги - гимны русской природе, неповторимой нашей средней полосе.
...А вообще-то - хитрюга он, Александр Николаевич! Сам про себя говорит, что «подпольщик со стажем», каких поискать - это в том смысле, что в «непростые времена», как все порядочные интеллигентные люди «сидел в нравственном подполье». Ну и с известной «конфигурацией из трёх пальцев в кармане»...
А какой жанр себе выбрал - поди, подкопайся! И писать можно, что хочешь, не греша против себя, и публикуют с удовольствием.
Так ведь и читали с неменьшим удовольствием! Вот опять никак не отвяжусь от старой нашей подшивки: ну что тянуло прочитать в первую очередь на полосе? И тогда, верно, тянуло. А сейчас и подавно - про происки империалистов-сионистов? Про партсобрание на заборостроительном заводе?
Да нет, конечно. Про зелёный шум, который идёт-гудёт по лесам подмосковным! Ну и в самой Москве, конечно.
Вечная тема, право слово.
А насчет подполья - вот какую ещё историю рассказал Стрижев. Был когда-то такой журнал - «Охота». И вот в этом журнале во времена оны, когда Гумилёва не то, что не издавали, а и читать-то было небезопасно - публикует наш фенолог статью о нём и его стихах. И как это ему удалось?
А так, что главный редактор того славного журнала в двустволках, может, чего и понимал. Но только не в стихах. А «из Гумилёва» - пожалуйста: про охоту, про леопарда, которому не опалили усов, да про всяких жирафов с озера Чад! Чем не тема для журнала?!
Потом, конечно, всем влетело. Но - потом. А дело было сделано.
- Знаете, я очень люблю, очень ценю вот эти строки Николая Степановича, - говорит Александр Николаевич, - «Та страна, что могла быть раем, стала логовищем огня...».
- «Мы четвертый день наступаем, мы не ели четыре дня», - подхватываю я. Мол, не лыком я вам тут шита!
Но Стрижев отрицательно качает головой:
- Нет-нет, достаточно первых двух строк. Я несколько другой смысл вкладываю: «могла быть раем»! Истинным раем наша природа, наша дивная красота, наше русское разнотравье! Надо только увидеть - а мы не хотим, нам уже примелькалось, мы не храним того, что имеем, и уже не плачем, потерявши. И сами превращаем в «логовище огня», своими руками разрушаем данное от Бога...
...А что, уважаемые читатели, как вы считаете, как думаете, может быть стоит нам восстановить, возродить на страницах газеты рубрику «Заметки фенолога», а? Тема-то - вечная.
А Александр Николаевич, несмотря на свои лета, готов хоть сегодня, хоть сейчас, как встарь, как сорок лет назад, закинуть на плечо старый рюкзачок и - куда глаза глядят. Хоть за Лобню, хоть под Клин, хоть куда!
А с утра - будет уже в редакции, с готовым текстом.

«...Отлетают последние пернатые странники - утки и чайки. На смену отбывающим южанам пожаловали зимовщики: снегири, пуночки, щуры. В парках, пригородах уже раздается их робкий голосок. Обживутся - смелее станут!..».

А? Ну - песня! Чистой воды - песня!


Встречалась Ольга МОЗГОВАЯ


Рецензии