Странный человек

Весть о смерти Пка застала меня в дороге. Грустно, конечно. Я сразу же простила его за всё и перед Богом покаялась, что не могла простить при его жизни. Но перед Небом мы все равны. Наверное, он что-то предчувствовал. Многие замечали его некоторую откровенность. И всё чаще заговаривал о Боге, хотя раньше с гордостью называл себя атеистом, на что мы с сыном как-то ответили ему одновременно, что атеистов не бывает. Бывают люди, пока ещё не пришедшие к Нему!
Так много хороших слов было произнесено об этом человеке за поминальным столом. И только я молчала. Мне нечего было сказать. Царствия ему Небесного.

Я так и не разобралась в этом человеке, не поняла, что скрывалось за его простодушием – трусость, подлость, или вообще все самые отвратительные человеческие качества каким-то образом уживались в нём, дополняя друг друга. Однажды, ещё в самом начале моей работы здесь, он как-то разокровенничался и рассказал, что там, на прежней своей работе, в весьма уважаемом НИИ, мог незаметно для других, добиться увольнения опасного для него человека, возможного конкурента, и никто никогда не догадывался о его причастности к этому. То есть, делал гадости людям чужими руками.

Ещё в конце 90-х – начале нулевых он и моими руками пытался осуществить одну из своих гнусных задумок. Но недооценил меня, не понял, что Я – это Я! И я никогда не пойду на сделку со своей совестью, никогда никому не причиню зла. Сказала ему об этом, и больше он не пытался привлечь меня к подобным аферам. Но, думаю, затаил обиду. И, насколько я поняла потом, продолжал искать и нашёл-таки такого исполнителя.

В те годы я удостоилась чести быть лично приглашенной на Всероссийское Совещание по масличным культурам. Много интересного и полезного узнала. Потом зачем-то рассказала нашему директору о том, кАк было там, на том Совещании, и какую «культурную» программу подготовили всем участникам его устроители. С тех пор мне был наложен запрет на подобные командировки. А Пк ни разу не защитил меня, хоть и был в то время заместителем директора по науке. Наоборот, под напором «некоторых» закрыл мою тему, в разработку которой я вложила столько всего – сил, знаний, вдохновения. Потом, при новом Головном руководстве, вынужден был возродить её. И это – Мужчина?!

Вообще-то, он несчастный человек. Его тоже здесь хорошо потрепало наше прежнее руководство. И только я, несмотря ни на что, всегда была рядом с ним, защищала его как могла. Однажды зашла к нему в кабинет, где он сидел с видом несчастного, затравленного человека. Подошла к нему подписать какую-то бумагу, спросила о причине его подавленного состояния. И он, чуть ли не со слезами в голосе, ответил мне: «Знали бы Вы, как тяжело мне, как устал я от всего этого», и показал рукой в сторону кабинета директора. Я могла только посочувствовать ему. Мне странно было видеть его неспособность или боязнь противостоять всему этому. В первые годы работы здесь я была в ещё более тяжёлом положении, когда все и всё было против меня. Но не тот я человек, чтобы терпеть чей-то диктат, чьё-то хамство, и вскоре снискала себе славу «неуправляемой». Такая вот я! А он…. Не понимаю.

Он жил в полутора километрах от нас и иногда по дороге на работу ждал меня, чтобы дальше идти вместе. Бывало, и после работы шли вдвоём до самого магазина, конечно, в сопровождении многих других, шедших на почтительном расстоянии от нас. А ещё в хорошую погоду я часто ходила на работу и с работы за лесополосой, где почти не ходят машины, тихо, не пыльно, не слышно чьих-то нарочито громких разговоров, не досаждает северо-восточный степной ветер. А солнце?! Ну, какое здесь солнце? Часто и он присоединялся ко мне. Эти наши «прогулки» вдвоём не остались незамеченными. Особо любопытные, причём, из высшего, по нашим меркам, эшелона, даже спрашивали меня: «А правда ли, что…?». «Нет, не правда» – отвечала. Скажу больше: никогда ни одна женская струна не запела, не зазвенела во мне, от того, что он рядом.

Спрашивала иногда, - не боится ли он лишних разговоров? Ведь они могут дойти до его жены? Нет, не боится, - отвечал, ему даже приятно такое внимание к нему. Что бы это означало? Может быть, хотелось показать свою мужскую «доблесть»? Так и не поняла ничего. Однажды, во время его отпуска, мне пришлось побывать у него дома с каким-то важным сообщением. Было видно, что он рад моему приходу. Проговорили с ним часа полтора-два, а он даже чаю мне не предложил. Вот тебе и «доблесть»!

Нравилась ли я ему? Не знаю. Если да, то почему так часто ставил меня в весьма неловкое положение? Он уходил с работы намного раньше остальных, а к концу рабочего дня возвращался и оставался в своём кабинете до позднего вечера. Бывало, в такие дни мы встречались с ним где-то на полдороге, он всегда останавливал меня и заводил разговор на самые разные темы. Но, стоило кому-то приблизиться к нам, как сразу же менял свой дружелюбный тон на начальнический, и «строго» указывал мне на какие-то недостатки в работе. И такое повторялось достаточно часто. Что это было? Боялся показать свой интерес ко мне? Не знаю.

Однажды за праздничным столом высмеял (!) моё, не совсем русское происхождение. Как можно было мужчине позволить себе такое в отношении женщины? Даже на Учёных советах отпускал подобные «шутки». Может быть, это было своеобразным проявлением его внимания ко мне? Странный способ. Вспоминается, как в первом классе мой сын влюбился в девочку. Сказал мне, что она самая лучшая из всех девчат его класса, и что все они должны брать с неё пример: она мальчиков уважает, - не дерётся и не обзывается. И в доказательство своей «любви» как-то вымазал её косы пластилином. Пришлось рассказать о его чувствах родителям избранницы.
 
Поняла, наконец, что все эти годы он не просто так терпел всё, но тешил себя надеждой когда-нибудь отыграться, – отомстить за все обиды, нанесённые ему всеми предыдущими директорами и другими людьми. Как-то даже проговорился об этом, скорее всего, неожиданно для себя. И дождался своего часа, когда занял место только что ушедшего директора. Понять бы только, почему и за что для мести выбрал меня и моего сына? Не было ли это местью за свою давнюю обиду на мой отказ участвовать в его гнусных проделках? Не стану подробно об этом, а то расплачусь.

Собиралась в подарок к последнему его юбилею издать сборник опубликованных им научных статей. К тому времени собрала уже много егО работ. А он за всю мою верность и преданность ему отплатил такой вот чернейшей неблагодарностью, причём, как и следовало ожидать, чужими руками. Конечно же, я сразу свернула всю эту работу, не стала подписывать ему юбилейный «Адрес» и даже на сам Юбилей не пошла. А больше никто никогда и не сделал бы ему такого подарка.

Но самой странной и непонятной была его реакция на смерть нашей мамы. После похорон, поминок и всех традиционных для здешних мест обычаев, я вышла на работу.  Он, как бывало часто, ждал меня, чтобы дальше идти на работу вместе. Сказать, что меня обидело, значит, ничего не сказать, когда вместо слов сочувствия, соболезнования, он  сказал мне, что я должна гордиться тем, что  мама моя умерла между Ельциным и Растроповичем. Я была просто потрясена этими его словами. Зачем мне Ельцин, зачем Растропович, когда я потеряла Маму. Что он вложил в эти слова? Так и не поняла ничего.

Его подлейшее деяние по отношению к моему сыну, и многое другое, о чём не стоит рассказывать, заставили меня, наконец, решиться полностью прекратить общение с ним (с директором!), воспринимать его как коллегу, в чём-то советоваться с ним, ждать его одобрения. Страшно ли было мне? Нет. Уволить меня у него не было оснований, а на всё остальное я уже просто не обращала внимания, хотя душа порой просто кричала от обиды и возмущения. Решилась и не пожалела об этом. Освободившись от его «гнёта», почувствовала прилив сил в виде «писательского» вдохновения. И начала писать свои статьи, при этом, даже близко не подпускала его к ним, не давала их ему на проверку и в соавторы не брала. Слышала от других о его весьма одобрительных отзывах о моих работах. А мне так и не сказал ни одного слова. Что ж, обошлась и без его личной похвалы!

Странный он. Запомнилось, как много лет назад пришла ко мне кадровичка и познакомила с его, директорским, приказом о повышении меня в должности. Я была приятно удивлена таким неожиданным подарком. Что ж, спасибо. Значит, заслужила. А через два года та же кадровичка принесла мне уже совсем другой приказ, в котором директор распорядился удержать из моей зарплаты за половину рабочего дня. Причина - пустячная «провинность», которая для сотрудников моего уровня - чуть ли не обычное дело. Но решил показать свою принципиальность и наказал. Причём, только меня одну.

Что же это за внимание такое ко мне? Не были ли эти его действия своеобразным "пластилином" в косичках лучшей девочки в классе моего сына?