Эпоха мотоцикла

Эпоха мотоцикла началась в середине 50-х, когда из-за бедности населения потребность в индивидуальном средстве передвижения не могла быть удовлетворена путем приобретения автомобиля, а в продаже появился дешевый легкий (с объемом цилиндра 125 см3), похожий на кузнечика, мотоцикл «Москва». Его приобрел друг нашей семьи профессор Хлудов, руководитель диссертационной работы моего отца. Он стал на нем частенько приезжать к нам на дачу, вызывая необыкновенный фурор. Мы с восхищением оглядывали это чудо транспортной техники, и трогали его за разные места, но этим дело не ограничивалось – Хлудов не только катал на нем меня и сестру на заднем сиденье, но и давал поездить на мотоцикле моему отцу, после чего он заболел мотоцикломанией.
Казалось бы, - что проще? Иди в магазин, и покупай «Москву»! Но для моего отца, который, в отличие от мелковатого Хлудова, имел рост 185 см и весил центнер, такая машина была мала. В то время альтернативой «Москве» мог быть только трофейный немецкий мотоцикл, которых в частном владении было немало; его можно было  приобрести в комиссионном магазине. Где-то отец достал брошюру: «Эксплуатация и ремонт трофейных мотоциклов», в которой были описаны все немецкие машины. Мы вместе с отцом проштудировали книгу от корки до корки, и он пришел к выводу, что нужно найти либо NSU, либо Zundapp. Чтобы помочь отцу в поисках мотоцикла, я стал после школы заезжать в автомобильную комиссионку ( магазин находился где-то в районе Бакунинской улицы). Там я однажды засвидетельствовал момент торжества осчастливленного покупателя – шпанистого вида мужичок из провинции, чуть не лопаясь от самодовольства, выезжал из магазина на только что приобретенном мотоцикле Harley-Davidson с коляской – одном из воплощений американской мечты. Выкрашенная в небесно-голубой цвет, сверкающая хромом, длинная, обтекаемой формы, имевшая мощный двигатель  с двумя V-образно расположенными цилиндрами, машина походила на какую-то фантастическую одноглазую рыбину. Ускоряясь, мотоцикл не трещал, как его несолидные собратья, а низким голосом рычал. Отец о такой машине даже не мог мечтать: она ему была не по карману.
А нужного мотоцикла все не попадалось; некоторое время мы приглядывались к долго стоявшему в салоне магазина отечественному М-72, но отец мечтал о мотоцикле немецком, и поэтому отказывался на том основании, что у него, мол, мотор «стучит». Наконец, отец  нашел по объявлению NSU-600 (имевший двигатель с объемом цилиндра 600 см3). Хозяин, коренастый лысый мужик среднего роста пригнал к нам на дачу мотоцикл с самодельной коляской, кабина которой была сварена из автомобильных крыльев. В коляске  он привез несколько ящиков запчастей. «Вы будете ездить с коляской, или без нее?» - спросил отца продавец. «Без коляски» - ответил отец, и продавец быстро ее отсоединил. Отец машину опробовал, остался ею доволен, и сделка была совершена.
Теперь у нас появился новый член семьи по имени Энсэу. Скроен он был крепко и надежно, но из-за высоко задранного пассажирского сиденья выглядел неуклюжим и был угловатым дылдой. Весь он был какой-то костлявый – рама торчала наружу, а самая зрелищная часть мотоцикла – бензобак - был низеньким, чтобы дать место высокому цилиндру, окруженному пластинами охлаждения, как строящийся небоскреб – лесами. Малая высота бензобака была скомпенсирована его шириною, и его обширная поверхность выполняла роль скрижали, испещренной множеством шрамов - зарубок ветеранской жизни Энсэу: вмятины от столкновений, грубо заваренные рваные раны, заплатки на пулевых отверстиях. В пассивном состоянии Энсэу был погружен в себя, но, будучи заведенным, издавал громкий угрожающий звук, слышный на большом расстоянии, - так, что нужда в звуковом сигнале фактически отпадала. Такая шумливость имела и свою оборотную сторону: приближение Энсэу вызывало панику у местных кур, в результате чего они стремглав бросались поперек его пути, рискуя попасть под колеса. Рисковали при этом не только они – двухколесный экипаж при наезде на курицу теряет устойчивость, либо падая, либо направляясь в кювет. Поэтому меня, пассажира, при каждом приближении к населенному пункту, охватывало беспокойство: будут ли куры? И они без замедленья появлялись, чтобы целой стаей перебегать нам путь, вытянув шеи, и громко кудахча от страха. Я тоже приходил в ужас, восклицая: «Ну, и ситуация!»
Достоинством Энсэу была неприхотливость: его ни разу не пришлось ремонтировать, хотя ездили мы на нем много, организовывая вместе с Хлудовым целые экспедиции по Подмосковью. Поездки были захватывающе интересны, но в них всегда присутствовал элемент непредсказуемости, связанный с особенностями Энсэу. Например, иногда при движении на полной скорости (80 км/час) его мотор вдруг глохнул, с ходу тотчас рывком заводился, основательно нас тряхнув, а потом, как ни в чем не бывало, продолжал свой путь. Кроме того, машина, весившая четверть тонны, была тяжеловата даже для массивного отца, а у нее, подчас, имелось собственное мнение о том, куда нам ехать – отец вступал с ней в спор, и не всегда его выигрывал. Так, однажды Энсэу направился в кювет; удержать его отец не смог – лишь сбавил скорость, так, что мы успели соскочить до того, как мотоцикл боком соскользнул в канаву, недовольно лопоча мотором. Но, тем не менее, за несколько лет, хотя мы много катались, у нас не было ни одной аварии.
Так продолжалось до тех пор, пока в продажу не поступили чехословацкие мотоциклы Jawa.  Отец влюбился в Яву с первого взгляда. Это была солидная машина с двухцилиндровым мотором, но, вместе с тем, она была красавица-щеголиха, блиставшая ярко-красным убором. Ее бензобак, сверкавший хромом, имел округлую, волнующе-женственную форму, а когда отец заглянул ей в глаз - в огромную фару, она его затянула, как в омут;  он капитулировал, и Яву приобрел.
Но подлинные прелести Явы отец обнаружил лишь в процессе ее обкатки. Когда, удобно устроившись на мягком сидении, он обхватывал ногами ее сильное тело, Ява, к нему покорно прильнув, становилась абсолютно послушной, исполняя любую его прихоть: ехала по команде или медленным шагом, или мчалась, упруго, но мягко покачиваясь на телескопической  подвеске, чуткая к малейшему движению руля. При этом, даже когда отец «давал по газам», ее двигатель не ревел, но ворковал. Теперь отец и Ява стали неразлучны, а Энсэу, вполне исправный, был сослан на парадную лестницу нашего московского дома, которую, забив входную дверь, жители использовали, как сарай (пользовались же мы лестницей черного хода).
Если я боялся Энсэу даже в роли пассажира, то, теперь, достигнув юношеского возраста, стал претендовать на пользование Явой, и отец не мог не уступить. Едва на нее сев, я ощутил легкость управления машиной и весь шарм обладания ею, но поездив совсем немного, однажды поймал а лице отца такое ревнивое выражение, что решил его от этих страданий избавить, оставив Яву ему.
В завершение доскажу судьбы наших двух мотоциклов. Немало лет простояв в забитом парадном, Энсэу был по дешевке продан; покупателя у себя на работе нашла жена; это был молодой человек, настоящий фанат механики. Впоследствии, встречаясь с моей женой в коридоре, он поглядывал на нее многозначительно, но об Энсэу не сказал ни слова; видимо, он покупкой остался доволен. Больше об Энсэу ничего не известно.
Отец ездил на Яве до конца 60-х, а потом, вдруг решил с этим завязать; видимо, решив, что стал для нее слишком старым, он ее продал своему молодому сослуживцу. Тот на ней покатался около года, пока однажды Ява не сгорела на стоянке из-за небрежности. Так для нашей семьи закончилась эра мотоцикла, но она подходила к концу и для всей страны, сменяясь эрой «Жигулей».
«Позвольте, позвольте» - скажет читатель – «а как же сейчас?» Не надо путать; сейчас – не эпоха мотоцикла, но эра Байкеров, а это – совсем другой коленкор!
                Февраль 2020 г.