А. Стрижев. Нам надо удивляться

«НАМ НАДО УДИВЛЯТЬСЯ»

("Литературная газета". 22 - 28 апреля 2015 г. Словесник. Выпуск 3)


Тема природы так или иначе присутствует на уроках русского языка и литературы, хотя не имеет прямого отношения к словесности. Но она есть в нашей жизни всегда, и неудивительно, что темы «о природе» непременно попадают в школьное сочинение. Как учителю-словеснику разговаривать о ней с учениками и как о природе писать? Александр Николаевич Стрижев – русский учёный-фенолог, автор множества вдохновенных очерков и книг о живой природе. В минувшем году ему исполнилось 80 лет. Мы записали для «Словесника» его монолог.

***

Я хотел бы сначала о жизни потолковать. Определение жизни, что она такое? Есть толкование созерцательное: жизнь – это радостное, трепетное хождение перед лицом Божиим. Весь мир – творение Божие. А вот, скажем, прагматическое: жизнь – это форма существования белковых тел. Первое определение дал Иоанн Кронштадтский. А второе определение – тоже небезызвестный человек. Это Энгельс. Нам ни то ни другое теперь не подходит. А что подходит?
Расскажу вкратце о таком направлении в отечественной педагогике – конфессиональном, с уроками Закона Божьего, с пением детей в церкви. Возглавлял его не кто-нибудь, а родной племянник поэта Боратынского – Сергей Александрович Рачинский. Он был профессором Московского университета, вёл ботанику и даже переводил Дарвина. А в 1870-е годы решил оставить кафедру и Москву, уехал в родное село Татево в Смоленской губернии. Приехал он в своё имение и решил стать сельским учителем. Вчерашний профессор сдаёт экзамен на сельского учителя! Стал вести школу на новых основаниях. Собрал бездомных детей, которых считали зауголышами, незаконнорождёнными. Ни родителей, ни фамилий у них. И всем этим подкидышам он дал фамилию Богдановы – «бог дал». Из этих его учеников вышел известный художник – Богданов-Бельский. Бельский – уезд, где школа помещалась.
Рачинский поставил дело таким образом, что дети и живут при школе, и у них сад, где они работают. Мальчики изучают рукомесло, девочки занимаются шитьём. Все трудятся, и учатся, и поют в церкви. А летом он собирает своих учеников и ведёт за двести вёрст в Нилову пустынь, монастырь на озере Сенеж. И по дороге объясняет им, что они видят. Ботанику свою он не забыл. А о своей школе рассказал в книге «Сельская школа». Был он в переписке с К.П. Победоносцевым и в большой дружбе с дочерью Тютчева, А.Ф. Аксаковой, переписка существует пока неопубликованная.
Надо сказать, что, поскольку Сергей Александрович учил детей труду, когда революция совершилась, этот опыт показался интересным. Когда школы-интернаты появились, они усвоили опыт школы Рачинского. Только уроки Закона Божьего отменили. И эта школа продержалась в селе Татево до 30-го года. Сам Рачинский скончался в начале ХХ века, и школу вели уже его ученики. Они очень любили своего учителя! Если посмотрите на картины Богданова-Бельского – он всё время там своего учителя рисует.
Так что эта школа отчасти проросла в нашу школу. Были ведь у нас и участки пришкольные. Сейчас их хорошо бы возродить. Светская школа даёт, конечно, только комплекс знаний. Практика почти отсутствует. Природу дети почти не видели так, как надо бы видеть, своими глазами. Но возможности такие есть: у нас теперь и фотографии, и киносюжеты. Никто не отменял детское творчество: они сами могут фотографировать, вести дневниковые записи.
До революции у нас очень широко давались в школе основы фенологии – науки о сезонном развитии природы. Часы живой природы, когда что начинается и как что наблюдать. Программы эти разрабатывал Дмитрий Никифорович Кайгородов, автор многих работ. Он до революции водил на природу августейших детей и всё им показывал. А потом стал водить красноармейцев. Он умер в середине 20-х годов, был профессором Лесного института, который изучал науку о лесе. Там ещё помнят этого профессора. Сорок книг написал Кайгородов! Вот, например, «Из зелёного царства». Есть у него сборник о птицах, чернолесье, краснолесье. Чернолесье – это те леса, что сбрасывают листья на зиму. А краснолесье – хвойные, они всегда красивые. Его очерки читала вся Россия. Его другом был композитор Чайковский. Архив Кайгородова в Русском географическом обществе сейчас почти не открывают...
Кайгородов организовал фенологическую сеть наблюдателей. До революции было 600 наблюдателей в разных областях! Это простые люди, не какая-то учёная публика, натуральные доброхоты. Программы самые простые: отметить, когда сошёл снег, когда лёд прошёл на реке вашей. У нас часы живой природы пускает тепло. Как только среднесуточная температура достигает пяти градусов, это порог пробуждения деревьев. Сокодвижение начинается. Есть сопутствующие признаки, которые видны простому человеку, и не надо измерять температуру. Скажем, такой кустарник – серая ольха. Если она запылила-зацвела, если из серёжек посыпалась пыльца – значит, плюс пять градусов. И на небе – кучевые облака. Их не было зимой. Там были слоистые облака – а тут кучевые. Когда снизится за минус пять в октябре (19 октября обычно), кучевые облака пропадут.
Так вот учителю-словеснику, может быть, даже легче, чем естественнику. Потому что есть изумительные тексты. Всегда на уроках русского языка диктанты давали из «Записок охотника». Классика пульсирует и сейчас, она везде присутствует. «Улыбкой ясною природа… встречает утро года»… Март – утро года. Можно поэтический календарь составить и детям зачитывать. Я в своё время сделал на весь год такой монтаж из русской поэзии. Он не опубликован, но я им широко пользовался, когда писал свои фенологические заметки, а это продолжалось ни много ни мало сорок лет.
Как составить поэтический календарь? Взять весь ряд от Державина и выбрать строчки, которые самому понравятся. Выбирается всё, что было сказано поэтами нашими, старыми и новыми, и делается монтаж, от января до января. Это будет заветная тетрадь. А детям это полезно. Да и вообще нелишне поэзию знать. У Заболоцкого есть описания, как во время дождя лес гнётся… это ведь не обязательно одни цветочки. Ведь тот, кто любит природу, не выжидает какой-то ясный, вёдренный день, он идёт в любую погоду, и в любую погоду можно увидеть что-то замечательное.
Или если мы откроем дневники Льва Николаевича Толстого – больше десятка томов – их надо все посмотреть на этот предмет и выбрать оттуда строки. Что в каждом дне увидел Толстой? Это я тоже делал. Так скапливаются у учителя эти литературные тексты, которые он будет дополнять и цитировать на уроках. Это проникновенная речь наставника. Здесь наше слово настоящее, национальное, очень к месту.
Что касается сочинения. Надо взять темы, которые близки детскому понятию. Допустим, сочинение, как он лето провёл и что в природе видел. Пусть у некоторых это будет наивно, но летом всё очень колоритно, и это западает в душу. Даже если он «не был на природе», а оставался в городе… Надо сказать, что люди, живущие в деревне, сами часто не знают ничего за пределами своих потребностей. Вот они знают сорные растения, что их надо выдрать. А на лугу – трава и трава. А какая трава? Ведь у нас по теперешней нашей обрезанной стране 17 000 видов разных трав. А раньше было – 21 000 видов. В Подмосковье – 1300 видов. Если хоть десятка полтора из них будете знать – уже хорошо, и они вам встретятся по всей средней полосе. Поэтому и книга моя называется «Русское разнотравье». И там 160 очерков.
Интересные темы такие, где на личном опыте можно что-то увидеть. Очень интересно было бы познакомить детей с культурными растениями: рожь, пшеница, лён. В своё время, лет двадцать назад, я провёл такой эксперимент. У нас в дачном посёлке, когда развалился колхоз, всем раздавали по две сотки земли. И все бросились брать, все изголодались по личной земле. Шум, гам – пятьсот участков нарезали! Охраняли свои участки, даже канавы копали вокруг своих двух соток и проволокой затягивали. И так канителились два года. Потом стали потихонечку бросать. Многим показалось, что две сотки обрабатывать тяжело. Это вообще смешно: у нас во время войны сорок соток обрабатывали, я тогда только в школу пошёл.
И думаю я: давай-ка я вскопаю брошенную землю, посажу рожь и покажу детишкам местным, как растёт хлеб. Вот весной полезли озимые, люди идут и радуются: какая-то делянка необычная, интересная. Дети из школы идут – никто не потоптал. В августе мы с детишками пошли жать рожь. Связали снопы и на тачке привезли. Подсохла рожь – молотить стали. Обмолотили – получился ворошок зерна. Дети радовались: это же их труд, я им тоже давал молотить. Сделал я ступу, чтобы измельчить зерно, мельницы же нет под руками, и я зерно истолок. Получили мы муку и испекли лепёшки. И дети уминали за обе щеки эти пышки! Вот такая педагогика.
На следующий год, думаю, ладно: рожь мы усвоили. И посеял лён. А лён очень красивый, когда колоколится, цветёт. Делянку мою как будто кто полушалком дорогим накрыл! Все останавливаются, любуются. И опять никто не забежал, не помял, а ведь не охраняется. Потом мы выдергали этот лён, получили волокно. Ступы я сделал, где мнут это волокно, всю пещерную индустрию им показал. Ткацкого станка у нас не было, а из этого волокна мы делали верёвку, чтоб было хозяйственное использование. Дети охотно помогали, очень им это понравилось.
Или вот цветы. У нас ведь совсем отвыкли от русских цветов, которые заполняли палисадники. Мальвы, золотые шары, астры. Аранжировка, расстановка цветов – это искусство целое. Понести в школу букет, который сам составил, – это тоже участие. Можно выбирать стихи на какую-то тему: например, розы, шиповник. Или: сенокос, гроза. Нам надо проработать пласт нашей классики, она у нас омертвляется от невнимания. Надо любовные струнки затронуть, чтобы они заиграли в душе. Если дети будут любить свою природу, то и свой край, свою землю будут любить. Если же человека отучить от родной красы, от родного слова – что остаётся тогда? Пусть не всем дано радостно-трепетно ходить перед лицом Божиим, но бережно относиться – это обязанность наша. Нам надо удивляться. И на этом воспитывать свой вкус, свой характер. Ведь проявление какого-то восторга в душе – это благородное чувство.