В. Глава 45

45


     “17 июня, понедельник, в районе 3 часов ночи.
     Сейчас произошло нечто чрезвычайно странное. Я пишу с трудом, руки у меня дрожат, ручка прыгает по бумаге. Но я должен, просто обязан записать это сейчас, зафиксировать на бумаге, чтобы убедиться… В чём убедиться? Почему у меня вывелось именно это слово? Я вовсе не хотел его писать. Нужно сосредоточиться, сосредоточиться и успокоиться. Всему имеется рациональное объяснение, нужно просто его найти. Итак, попытаюсь изложить по порядку.
     Я уже почти заканчивал записи о прошедшем дне, уже дошёл до того момента, как оставил Войнова с его удочками на берегу, и вдруг погас свет. Полностью, словно кто-то просто опустил рубильник. Конечно, ничего нового тут нет, однако в столице я уже успел отвыкнуть от такого. Подобные происшествия там случались от силы раз в два-три года, электрические сети работали почти без перебоев. Ну а здесь можно было ожидать сколь угодно долгого отключения. Однако мне оставалось дописать совсем немного, каких-то пару абзацев, и не хотелось откладывать это до утра. Человек я в некоторых отношениях весьма упёртый, порою даже себе во вред. Поэтому, дав возможность глазам привыкнуть к темноте, я расставил руки широко в стороны и пробрался к двери номера. Следовало спуститься вниз и поинтересоваться у портье, в чём заключалась причина отключения. Если это было надолго, то я мог бы с чистой совестью лечь спать.
     В коридоре включилось аварийное освещение: тусклые матовые лампочки грязно-красного цвета. Толку от них было немного, они не столько освещали, сколько наполняли всё вокруг каким-то туманом. Но это, по крайней мере, не была полная темнота. Я двинулся вперёд, в сторону лифтов, ступая осторожно, словно боялся на что-нибудь наткнуться. Пожалуй, я действительно опасался чего-то, что могло выскочить из темноты, а это уже само по себе странно. Мой рационально устроенный мозг всегда отвергал возможность сверхъестественных явлений. Но есть в нас, видимо, нечто такое, что сильнее любого рационального мышления. Глубоко заложенный страх перед темнотой, перед миром, который почти никогда не бывает дружественным. Нечто подобное я испытывал, медленно продвигаясь вперёд по коридору. Нервы мои были напряжены – без всякой особой на то причины. Возможно, это сыграло свою роль в том, что случилось дальше, однако я твёрдо уверен: объяснить всё лишь психическими явлениями нельзя.
     Странное дело, мне как-то совсем не пришла в голову мысль, что лифты при отключённом электричестве работать не будут. Так бывает: самые очевидные вещи ускользают из поля зрения, стоит случиться форс-мажору. Лишь добравшись до небольшой залы, куда выходили двери лифтов, я осознал: чтобы поговорить с портье, мне придётся воспользоваться лестницей. А находился мой номер на самом верху, на одиннадцатом этаже гостиницы. Пожалуй, в этот момент мне стоило остановиться, махнуть на всё рукой и отправиться спать. Так бы, наверное, поступили на моём месте девять человек из десяти. Но в том и проблема, что порою я действую как один из десяти. Несомненно, это способствовало моему жизненному успеху, точнее, тому, что люди  н а з ы в а ю т  жизненным успехом. Однако есть такие ситуации, когда гораздо разумнее поступать как все. Вот только со временем теряется навык.
     Так вот, я открыл дверь на лестницу и начал спускаться. Тут был всё тот же тусклый красный свет, от которого уже начали болеть глаза. Кроме того, стояла полная, совершенная тишина, как бывает иногда в больницах. Каждый мой шаг гулко отдавался по всей лестнице, отчего создавалось впечатление, будто я спускаюсь в подвал какого-то старинного замка. А потом… потом произошло  э т о.
     Рука у меня всё ещё дрожит, но теперь я гораздо более спокоен. Слово “это”, возможно, и не стоило так сильно выделять. Попахивает приёмами дешёвых бульварных романов. Но ведь я пишу для себя, не для чужих глаз. Потому не всё ли равно, какие выражения употреблять? И к тому же, я до сих пор не могу определить, что именно произошло. Вот и приходится придавать слову “это” смысл, которого, может быть, в нём вовсе нет.
     Итак, попробую рассказать по порядку, хотя порядка в мыслях у меня сейчас не наблюдается. Я спустился, кажется, до седьмого или шестого этажа (цифры, выведенные тёмной краской на стенах, были почти не видны), когда почувствовал странное волнение. Сердце вдруг начало стучать очень быстро, а в горле собрался плотный ком, который было никак не проглотить. Я остановился на очередной площадке, пытаясь понять, отчего это вдруг мой организм выдал такие тревожные сигналы. Мне хорошо известно, что просто так подобные реакции не возникают. Человек способен ощутить потенциальную угрозу заранее, и тому есть немало вполне научных доказательств. Это был как раз тот самый случай. В воздухе, который внезапно стал спёртым и плотным, я почуял опасность. Что-то было не так, что-то надвигалось, беззвучное и – холодное. Да, вот это уже было вполне определённо: мне стало холодно, очень холодно. Словно лестница и в самом деле вела в сырое, пропитанное грунтовыми водами подземелье.
     В тот момент следовало, как я сейчас прекрасно понимаю, повернуть назад. Но моё природное упрямство не позволило это сделать. Я решил во что бы то ни стало добраться до цели, какие бы силы мне ни препятствовали. Спустился ещё на один пролёт – и увидел  е ё.
     Ну вот, снова пришлось прибегнуть к выделению слова. Однако в данном случае это более чем оправданно. Почему – будет ясно из дальнейшего.
     Она стояла на площадке, опёршись о перила, и смотрела вниз, в тёмный провал лестничного марша. Густые волосы падали ей на плечи, на лицо, струились по воздуху. В первый момент мне показалось, что она вот-вот собирается прыгнуть вниз. Я замер, боясь издать малейший звук, который мог её к этому подтолкнуть. Но потом понял: ни о каком самоубийстве речи не идёт. Женщина просто стояла там, как будто глубоко задумавшись. Однако, что она делает тут, на лестнице чёрного хода, в такой час? Так же, как и я, решила спуститься к портье и узнать по поводу отключения электричества? Тогда зачем она стоит тут в этой неподвижной позе? И тут я понял: всё дело во мне. Да, она ждёт именно меня, поджидает, можно сказать. Не знаю, откуда эта мысль так ясно и отчётливо у меня появилась. Но я ни секунды не сомневался в её правильности.
     Надо было что-то сказать, нарушить гнетущую тишину, расшевелить неподвижную фигуру у перил. Однако язык мой словно присох к нёбу, а спазм, сдавивший горло, не позволял издать даже мало-мальски осмысленный звук. Я попытался сделать шаг, спуститься ещё на одну ступеньку, но и ноги отказались меня слушаться. То был какой-то транс, странное ощущение полной беспомощности при возможности всё видеть и слышать. А потом женщина подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я не могу это объяснить, но в красноватом полумраке я донельзя чётко увидел её глаза. Огромные ультрамариновые глаза, которые глядели неподвижно, не мигая. Они словно приближались ко мне, становились всё больше и больше. И вот в какой-то момент я полностью в них потонул. Тогда в моей голове вдруг зазвучал голос,  е ё  голос, хотя он не был ни женским, ни мужским. Отчётливо, очень громко голос произнёс: “Уезжай отсюда, возвращайся к своим делам. Это не твоя война, и тебе нечего тут делать”. Слова звенели, наливались силой, повторялись снова и снова. Я зажал уши, стараясь подавить их нарастающую мощь, но они были внутри меня, и их нельзя было заглушить. А потом я закричал: отчаянно, что есть сил. Никогда в своей жизни не приходилось мне так кричать. То был звериный крик ужаса перед чем-то абсолютно неизвестным, что в сотни раз сильнее тебя. Но в тот самый момент, как я издал этот ужаснувший даже меня самого крик, всё вдруг исчезло. Я снова оказался в своём номере, за столом, перед раскрытым дневником, и свет во всей комнате был включён...
     Наверное, прошло минут пять, прежде чем мне удалось прийти в себя. Первая и главная мысль была: неужели я заснул, и всё это был сон? Вот и свет горит так, как будто не вырубался. Правда, я совсем не помню, чтобы включал все лампы в комнате, но это вполне могло произойти в момент… в момент  п о м у т н е н и я. Что за странное слово вдруг всплыло и словно само собой написалось? Какое ещё помутнение, о чём это я? За всю свою жизнь у меня не было ничего подобного. Галлюцинации, видения, неосознанные действия, – обо всём этом мне доводилось лишь читать в не очень умных книжках. Чтобы я включил все светильники в номере и не запомнил этого? Конечно, могло быть так: электричество внезапно вырубилось, я прошёлся по комнате, пробуя все выключатели, и оставил их включёнными. Потом незаметно для себя задремал, мне приснился этот кошмар, я закричал, пробудился, а свет к тому времени уже дали. Да, это вполне вероятное, правдоподобное объяснение. Но меня оно совершенно не устраивает. Во-первых, потому что, каким бы уставшим я ни был, провалы в памяти мне совсем не свойственны. Я прекрасно помню все свои действия, всегда отдаю себе в них отчёт. Во-вторых, мне никогда не снятся кошмары. Я и обычные сны редко вижу – или же сразу их забываю. А столь подробные, детальные сновидения для меня – дело невиданное. И, наконец, в-третьих, и самое главное: странная фраза – “Это не твоя война, и тебе нечего тут делать”. Откуда она могла взяться? Я не мог придумать её, просто потому, что у меня подобных мыслей нет и быть не может. Даже если всё случившееся мне приснилось, подобным словам неоткуда было бы возникнуть. Нет, то была чужая речь и чужая воля. Которые каким-то неизвестным образом проникли ко мне в мозг, в самое моё существо. И с этим нужно что-то делать. Да, совершенно верно, с этим непременно нужно что-то сделать…”