Ошибка молодости

  Пенкальский, был известен в общаге как заядлый преферансист. Вечерами в комнату Пенкальского заглядывали на студенческую пульку любители пощекотать нервы. Ставки копеечные. Но Пенкальский никогда не проигрывал. И ходило мнение, что регулярно проигрывающий Гудов, сосед  Пенкальского по комнате, тому подыгрывает.
  Периодически для отвлечения проигрывающих от грустных мыслей Пенкальский объявлял небольшую разминку- аттракцион. Гудов садился на кровать, а Пенкальский через стол кидал ему кусочки сахара рафинада. Гудов ловил их ртом. Это говорило и об удивительной гибкости Гудова,  и  о согласованности действий этой пары.
   Друзья знали, как гибкость Гудова  и согласованность  действий срабатывала на  входе в метро. Худенький Гудов приклеивался к здоровенному Пенкальскому. И они вдвоем проходили, кидая всего одну монетку.

  Дело рисковое. Малейшее несогласованное движение и прихлопнет в турникете. Охранницы на входе в метро - звери. Накладки случались. Тогда Гудов делал недоуменно-озабоченное лицо. Мол, это не я, это аппаратура барахлит.  А если контроллеры  не верили, Пенкальский приходил на помощь.  Его широкая добродушная улыбка могла смягчить женские сердца. Гудова отпускали.

Все же одна мегера на входе в метро заимела на них зуб.  И  тут рост Пенкальского сказался отрицательным фактором. А как ни прижимайся,  такого даже в толпе видно.  Но и они, заметив ее при входе, или демонстративно проходили каждый за свои пять копеек, или, рискнув, проявляли чудеса маневрирования. И  проскальзывали. Ей оставалось только   проорать им вслед,  что сдаст их в милицию, что их отчислят из института и загонят в штрафбат.
 
          Но  в одно прекрасное утро Гудов уже благополучно просочился за Пенкальским, как его с двух сторон схватили - не вырвешься. Двое мужчин. Тут и бешеная давай плевать слюной.  Гудов сжался, готовый к худшему. Пенкальскому пришлось вернуться, дарить  светлые улыбки и уверять, что произошла ошибка. Но тетка сильнее взвилась – теперь банда в сборе. Пенкальский оторопел. Его обаяние давало сбой. Запахло жареным. Поникший Гудов почувствовал  близкую погибель. Серая человеческая масса спешащих на работу равнодушно обтекала непредвиденное препятствие. Пенкальскому оставалось,  как солдату-освободителю, ухватился за друга. Кино и немцы.
 
  Вот в такой скульптурной позе перетягивания канатов их застала Полина. Полина училась на другом факультете. И хотя о ее хватке комсомольского вожака ходили легенды, Гудов  ее только в таком качестве  и знал, и ничего хорошего от нее не ждал. Полина, как инквизитор, посмотрела на Гудова, отвернула лацкан своего плотного зимнего  малинового пальто, и явила миру комсомольский значок. И сказала, что она представляет студенческую комсомольскую организацию, которая сможет осудить нарушителей куда строже, чем даже милиция. И произошло чудо. Гудова отпустили. Спускаясь на платформу метро, Гудов гадал, почему его пощадили. Полине поверили, ее значку? Ведь не всякий носит без повода комсомольский значок. Может быть, на схвативших Гудова повлиял  ее стальной взгляд? Гудову казалось, что Полина лицом  похожа на бегемота. А человек с бегемотовым лицом и стальным взглядом смотрится внушительнее профессора. Даже академика. Даже  некоторых членов Политбюро. Но скорее всего, схватившие Гудова просто не хотели с ним связываться. Сдать нарушителя милиции просто. А поди докажи, что это нарушитель. Взяли то его уже прошедшим турникет по наводке этой старой психопатки, которой спокойно не сидится. В толпе  никто кроме нее ничего не видел. И Гудова отпустили.

Друзья понуро следовали за Полиной вниз в метро. И не знали, что ей сказать. Поблагодарить? Робко приблизились, подыскивая слова. Но Полина, как видно, не ждала их благодарности. Сказала, что они покуда свободны, но теперь взяты на карандаш. Всю дорогу до  центра Гудов боялся посмотреть на Полину. Он только изредка робко посматривал на ее отражение в окне вагона. А Полина словно забыла обо всем произошедшем, и о Гудове, и  о  Пенкальском. На пересадке в центре она потерялась вообще.

 Гудов жил в ожидании катастрофы. Было отчего волноваться. Учился он не ахти.  А тут - на карандаш. Светило оргвыводами. Пенкальский успокаивал: за неправильный проход метро из института не выгоняют. Тем более со второй  половины четвертого курса. Стране нужны кадры. Но страх засел в мнительном Гудове, как заноза.  Ему и так с  первого курса  снились кошмарные сны, как его отчисляют. Он просыпался от ужаса и успокаивался только, когда  осознавал, что лежит на койке в общаге, невредим и  не отчислен. Но это пока. Он понимал, что его учеба с пульками до полуночи подобна хождению канатоходца над пропастью. И комендантша, - она знала все - не раз предупреждала, что азартные игры их до добра не доведут. А тут ко всему еще и случай с Полиной. Гудову пришлось пропускать пульки, поднажать с курсовыми заданиями. Да так, что Пенкальский подковырнул, не перепорхнул ли Гудов в черную стаю дятлов и долбежников.

  Как-то во время пульки Пенкальский  вспомнил про случай в метро. И партнер по пульке заявил, что тут все очевидно. Так поступают влюбленные женщины. Конечно, под объектом влюбленности подразумевался высокий блондин Пенкальский. Но тот предположил иную версию. Полина, потому, может быть, их в метро выручила, что Гудов - ее антипод. Недостижимая мечта. Сама то она при своих отложениях там проходит с трудом, способна  застрять.

   И Гудова пронзила неожиданная дикая, еретическая мысль. Оглашать ее он не стал, учитывая печальную судьбу еретиков. И только на сон грядущий он, как бы, между прочим, поделился с соседом. А не проделать ли с Полиной на входе в метро тот же смертельный номер, что они с Пенкальским регулярно проделывают. Только она знать не будет. Пенкальский к предложению отнесся холодно, перечислил, какие Гудова на этом пути ждут трудности. Они-то действуют в тандеме. И Пенкальский, когда следует, притормозит, чтобы Гудов на мгновение к нему прилип. Он спиной чувствует прикосновение Гудова. А с Полиной ничего подобного не будет.  Полина  подыгрывать  не будет. А что, если она почувствует своим задом Гудова? Во что ему это выльется? А у Полины корма выпирает дай бог каждому, как у каравеллы. И при такой корме на прилипание в проходе элементарного жизненного пространства не хватит. При ходьбе она цепляет своими толстыми ляжками одна за другую, ходит, переваливаясь. Поди, попробуй,  подстройся под ее походку. Короче, придется  Гудову действовать в одиночку  и на свой страх и риск. И чего ради?

   До этого момента  на пару с Пенкальским они проделывали это не ради одного  азарта, а также из экономии. А насчет того, чтобы проскользнуть за девушкой, так у Гудова в жизни не мелькало  такой бредовой идеи. Ладно бы к красивой и стройненькой.    А что такого в Полине, чтобы так рисковать? Ничего. Она еще и активистка, значит, без чувства юмора, зато с преувеличенным чувством собственной значимости. Такие вообще опасны. Но мысль проскользнуть за Полиной не выходила из головы, как идея фикс.

  Казалось бы, расслабься и живи спокойно. Но он не мог. Он остался должником. Полина его вызволила и  о себе больше не напоминала. Остался осадок. Как отделаться от этого неприятного осадка? Если  он пройдет за Полиной через турникет. Он должен  выполнить эту сверхзадачу. Пенкальский  по простоте душевной  мог про это  разболтать.  Великие планы вынашиваются втайне

  Полина училась на другом факультете, жила в другом крыле общаги, даже на другом этаже. Ее ареал обитания не налагался на ареал Гудова. Он с ней практически не пересекался. И прежде, если Гудову случалось как-то пересечься с Полиной, они проходили мимо совершенно равнодушно. После случая в метро  ему приходилось  при встречах с Полиной виновато опускать глаза. А Полина смотрела сквозь него, словно его не существует. И это Гудова терзало. На что она  этим намекает? Искать разговора с ней он не хотел. Но если удастся провернуть  на ней свой фирменный финт, его терзаниям конец. Теперь, озаренный спасительной мыслью, Гудов при случайных  встречах  с Полиной  дожидался, когда та, вперевалку протопает мимо него и глядел ей в след, изучая ее походку. 

   Нужно было торопиться до теплых дней. Пока холодно на Полине как на капусте: и  плотное пальто, и теплое платье, и пояс для чулок, и толстые рейтузы. И Полина может не почувствовать его прилипания при проходе в метро.
 
  Полина каждое утро отправлялась в институт на первую пару. И Гудов вынужден был вставать рано, подгадывать когда она выйдет из общаги, идти, не упуская ее из виду,  чтобы не пропустить  тот момент, когда она проходит через границу в метро.  А уж коли встал ни свет, ни заря, езжай в институт.  А в институте, ничего не попишешь, оставалось ходить на занятия.

  Пенкальский теперь вынужден был ездить один. Ладно, что накрылась их корпоративная экономия на проезде. Гудова подменили. В чем дело? Пенкальский проследил за другом и понял: дело в Полине.  Он даже в страшном сне допустить не мог, что Полина – объект любви. Но что тогда? Гудова пытать не пришлось.  Он сразу  рассказал,  как  вынашивал свою идею, присматривался. И он близок к цели. Уже не раз он проходил за Полиной след в след. Правда, пока свою монетку бросал. И теперь он в готовности номер один. Но Пенкальский предостерег: а вдруг Полина уже всю его подготовку заметила. 

   Полина не была слепой, и не была бесчувственной. То, что Гудов  нередко смотрел ей вслед, то, что он следует по пятам, она прекрасно знала. Ничто человеческое не было чуждо Полине.  Но человеческое,  в образе если не голубоглазого  принца на белом коне, то уж никак не Гудова. В тот памятный день у входа в метро, Полина увидела растерянные и молящие о помощи голубые глаза Пенкальского, и словно кто взял ее за душу. До этого дня она поглядывал ему в глаза, но видела только непрошибаемую самоуверенность и насмешку. И вдруг растерянность и мольба. Как преступник перед казнью. И Полина протянула руку помощи. Это был ее звездный час. Она свершила свое благородное дело. Она ждала, что Пенкальский оценит. Но он абсолютно  не оценил. Зато, она заметила, что оценил его невзрачный приятель. И выражал это самым причудливым образом. Стал, поджидать ее утром на выходе из общаги. Шел за ней следом. Почти  преследовал. Сначала Полина не знала, кого он так выслеживает, ее или Лену. Она всегда ездила в институт с соседкой по комнате Леной. Лена тоже заметила хвост. Но не сообщала Полине. А Полина тем временем выполнила гениально  простую проверку. Она, пройдя  квартал от общаги, вдруг вспомнила, что забыла тетрадь. Лена пошла  к метро, Полина повернулась. И  увидела, что преследователь за Леной не спешит. Все стало ясно. И это Полине было приятно. Есть и на нашей улице хоть маленький, но праздник. И Лене стало все ясно, и даже укололо ее. Лена считала себя  привлекательней подруги. Но, судьба вероломна.

   Конечно, то, что за тобой тенью ходит мальчик, немного льстит самолюбию. Но мальчик -то неказистый. Не Пенкальский. Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок. И Полина задалась вопросом, что это за овца такая. Вести опрос в коллективе не стоит. Растрезвонят, присочинят. Полина пошла другим путем. В комитете комсомола только пожали плечами. Ничего о Гудове сказать не могут. В деканате его охарактеризовали как студента неважного, едва дотягивающего до стипендии. А между тем этот неважный студент стал позволять себе все больше и больше. В толпе на входе в метро он с каждым днем пристраивался к ней все ближе. Норовя пройти через турникет следом за нею. Полина даже подыгрывала Гудову. Она в толпе у входа на минуту тормозила, пропуская Лену  вперед и давая  Гудову оперативный простор.

   Но, самое удивительное: после операции по проходу в метро Гудова словно   подменили.  Он обгонял и отрывался. Садился в другой вагон. И Полине нужно было постараться, чтобы держать его в поле зрения. Полина не могла понять, что за финты такие, почему вся его активность проявлялась только на коротком участке от общежития до входа в метро. И пока Полина решала головоломку, грянул день, когда ее преследователь неожиданно прислонился к ней сзади вплотную и проскочил. За ее денежку. Полина это прекрасно почувствовала. Очень остро почувствовала. Первые секунды она не знала,  как поступить. Это как первый неожиданный поцелуй. Она такие поцелуи видела в кино.  И в кино очень часто девушка  отвешивает пощечину. Но толпа ее несла. И толчее пощечину не отвесишь. Да  она и не собиралась.
 
  Был случай, она отвесила пощечину совсем за другое. Еще в школе во время невинной игры в бутылочку Сережка, которому выпало целоваться с Полиной, наотрез отказался это делать. Друзья смеялись, уламывали его, а он  брыкался, словно на плаху тащат. Тогда Полина подошла и влепила ему оплеуху. Такое вот кино. Эта новость быстро разнеслась по школе. В виде анекдота. И после этого Полина постановила: нежность – дело второстепенное.  Сначала дело – потом тело.
 
  Но теперь в метро дело касалось тела. Тело Гудова прикоснулось к ее телу. Совсем не так, как в набитом вагоне метро или в автобусе. Легко и нежно. И что важно, Гудова никакая  внешняя сила к Полине не прижимала. Только какая-то внутренняя. И что еще удивительно, это случилось при  самом проходе. Неужто он пятачок выгадывает?  Разыграть возмущение и дать пощечину? Только отпугнешь. Потребовать объяснений?  Или лучше сделать вид, что ничего не произошло? Она решила, что красиво и театрально было бы повернуться и вручить ему пять копеек, как нищему на проезд. Это остроумно и может быть оценено. После этого он должен выйти из тени и заговорить, наконец. Толпа уже пронесла Полину вниз к поездам с десяток метров, как она  нащупала в кармане пятачок, остановилась, повернулась. Гудова нигде не было.
 
   Не страшно, решила Полина. Будет новое утро, у нее для Гудова будет припасен пятачок. Она поступит даже оригинальнее. Вручит ему пятачок заранее, как только увидит его при выходе из общаги. Но на следующее утро Гудов ее не ждал. И не шел за ней. И на следующее. И на следующее. Что случилось? 

Теперь Гудов был удовлетворен. Он достиг своей цели. Он прошел над пропастью. Теперь он Полине ничего не был должен. Жизнь налаживается. Благодаря утренним поездкам в институт он закрыл долги. Сессия далеко. Можно расслабиться: писать пульки, и чихать на все остальное. И на Полину в том числе. Одно огорчало. Пенкальский, которому он поведал о своей победе, сказал, что неплохо бы лично в этом убедиться. Значит, нужно повторить смертельный трюк? Но, как часто бывает, в планы смертных вмешивается природа. То шторм мешает открыть Америку, то дождь смывает все следы. Пошли дожди. Пенкальский отказался выползать из теплой койки и ради какой-то чепухи телепать по лужам к метро. Он вспомнил про Полину, когда погода наладилась и потеплело. Но приятели, поджидавшие утром у выхода из общаги, обнаружили ее не в пальто, а в плаще. А это многократно увеличивало чувствительность ее зада.

  Полина еще не отвыкшая при выходе проверять, а вдруг ее снова ждут, увидела у угла корпуса обоих приятелей. Такой разворот совершенно сбил ее с толку. Лена тоже заметила тайных провожатых и ждала развития событий.

   В это и в два последующих утра события не развернулись. Технические накладки. У Гудова не получалось его коронное фуэте. Полину же появление на оперативном пространстве Пенкальского обрадовало. Она теперь при всяком случае притормаживала и, оглядываясь, искала его взглядом. С другой  стороны все это ее озадачивало. Что за  загадочные маневры? Почему  теперь их двое? 

   Досадные накладки следовали одна за другой. Полина стала ходить каким–то рванным темпом. То пойдет, то остановится, то обернется. А Пенкальский поторапливал Гудова. Сколько можно вставать, как  первокурсник, ни свет, ни заря? И ради чего? Силач Бамбула выжимает ножку стула? Ну, не получается у Гудова фокус, и что? Короче, завтра последний день. Не проскочит Гудов - незачет. А для того, чтобы Бамбула не отвиливал и решился на трюк, Пенкальский поставил условие. Гудов  идет на дело без  пятачка. И хочешь - не хочешь, ныряй за Полей. Как говорится, это есть наш последний и решительный бой.

   В это утро на входе в метро Гудову легла плохая карта. Один проход не работал. Проходная способность уменьшилась. Гудова людской волной отнесло от Полины. Он прорвался к ней в последний момент. Пристроился. Пенкальский  наблюдавший со стороны, видел в толпе только его голову. Но и это малое обнаруживало, что друг сосредоточен, как Брумель перед прыжком. Гудов шагнул.

   С грохотом сомкнулись безжалостные клешни. Его тубус вырвался и отлетел к ногам  Полины. Она оглянулась, раскрыв удивленные глаза, как проснувшаяся спящая царевна,  ничего не сказала, отодвинула ногой тубус,  и пошла вниз к поездам.

   Гудову осталось выуживать тубус и выгребать, преодолевая поток неприветливых граждан. Но когда неудачники против потока с трудом просочились на улицу, их осветило веселое весеннее солнце. Витрины напоминали Гудову  раскрытые в удивлении глаза Полины.
- Факир был пьян и фокус не удался, - посочувствовал другу Пенкальский.
В комнате Пенкальский вытянул из шкафа коробку с сахаром рафинадом. Из десяти брошенных им кусочков Гудов поймал ртом все десять. Есть еще порох в пороховницах! А Полина  - это просто ошибка молодости.