Эссе по книге В. Катаева. Трава забвения

Я — один из немногих читателей, который преданно любит Валентина Катаева и считает этого писателя незаслуженно забытым и непонятым. Казалось бы, его при  жизни активно издавали, он был членом Союза Писателей, постоянно встречался с читателями, после его смерти издано не одно собрание его сочинений. Но у нас нет его музея (есть литературная экспозиция в одесском музее), его книги не изучают в школьной программе. Его имени не учредили премию. А ведь это показатель общественного признания.
Между тем (а это важно), темы, которые затрагивал Катаев, не утратили актуальности. А язык, которым он говорит с читателем — правильный, красивый, русский классический язык. И ради только беседы с умным человеком, ради этого внутреннего диалога читаешь Катаева.
А Катаеву было о чем рассказать: первая мировая война, ученичество у самого Бунина, участие во врангелевском заговоре, жизнь в Одессе, высокие литературные круги, дружба с Олешей, Ильфом и Петровым (не только дружба так как Петров был его младшим братом!). Прекрасные идеи, которые воплощали другие. И создание и издание знаменитого журнала «Юность»! Катаев открыл нам  Евтушенко, Вознесенского, Аксёнова.
Я обожаю его книги: «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона», которую я считаю одной из лучших книг о детстве, и «Алмазный мой венец», который мышалет  готов перечитывать постоянно. И который дал шанс возникнуть «Орфографии» Быкова, а одно это уже дорогого стоит.
Вот что говорит Дмитрий Быков в одной из своих лекций в цикле 100 лекций о русской литературе о «Траве забвения»: «О чем рассказывает «Трава забвения»? Формально это воспоминания о дружбе с Буниным и Маяковским. Ключевой сюжет там тем не менее не этот, а история Клавдии Зарембы, или девочки из совпартшколы. Разысканиями многих катаеведов впоследствии удалось установить, что история эта подлинная, что героем ее был некто Федоров, сын одесского мецената, который был арестован ЧК по доносу своей любовницы. Он был бывшим белым офицером, эта девушка его разоблачила, была в него влюблена и его сдала. Есть тут и внутренняя катаевская линия, конечно, потому что и Катаев был арестован в те времена, и пережил муки ожидания расстрела в одесском подвале, он знал, что расстреливали под рев грузовиков, и эта жуткая деталь отражена и в рассказе «Отец» раннем, и в «Вертере». Эта история постоянно его волновала, и он постоянно к ней возвращался, но больше всего, конечно, волновала его история вот этой самой Клавдии Зарембы, которую он выдумал, которая в реальности была совершенно не такой, но была. И действительно, Ингулов, фельетонист, который потом стал сотрудником одесской ЧК, с его помидорно-красным лицом и ироническим мясистым носом, вспоминает Катаев, похожий несколько на провинциального Аверченко, не зря стучал кулаком на тогдашних журналистов, крича: «Вот настоящая литература! Вот где Шекспир! Девушка, которая любила белого офицера и сдала его вопреки этой любви».
Мы видим, как беспощадно время. Великие люди уходят, ощущая свою ненужность в  жизни. Бунинская интеллигентность, напор и мощь Маяковского, импрессионизм выдуманного героя Катаева — Рюрика Пчелкина. Всё прорастает травой забвения.
Лично мне близки и сердечны образы в книге, вкрапление прекрасных стихов.
Прочите, забыв о том, что книга написана в советскую эпоху.

(Мышалет нашел для иллюстрации обложку книги, как у меня дома).