Платеро и я. Песнь сверчка

  Платеро и я хорошо знаем песню сверчка из наших ночных прогулок.

   Первые рулады, в сумерках, ещё робкие, низкие и шероховатые. Он меняет тон, учится у самого себя, и, мало помалу, поднимается и выходит на свою высоту, будто бы снаружи найдя гармонию здесь и сейчас. И вдруг, когда в небе уже зелёные и ясные звезды, песня приобретает мелодичную сладость и непринуждённую колокольчиковость.
   
   Свежий фиолетовый бриз уходит и приходит; раскрываются все ночные цветы и по равнине блуждает чистый и божественный эфир из синих лугов, запутавшихся, небесных и земных. И возносится песня сверчка, наполняя поле, словно голос темноты. Уже ни колеблется, ни утихает; словно фонтанируя своей сутью, каждая нота сливается с другой в братстве тёмных стёкол.

   Спокойные, проходят часы. Нет войны, в мире и крепко спит земледелец, глядя в в своём сне в выси небесного свода. Может быть, любовь восторженно проходит меж стен и живых изгородей, глаза в глаза. Бобовые поля посылают деревне сообщения нежным ароматом словно бы в вольной ранней юности, бесхитростной и обнажённой. И зелёная при свете луны пшеница волнуется, вздыхая от ветра, два, три четыре... От такого обилия звуков песня сверчка затерялась...

   Вот она! Ох, пусть песня сверчка даётся тому, кто рано встаёт, когда, съежившиеся от озноба, Платеро и я отправляемся в кровать по белым тропкам утренней росы. Красноватая и сонная, спускается луна. Песня, уже опьяненная луной, опьяняющая звёзды, романтичная, таинственная, глубокая... Словно большие грустные облака, между светло-зеленым и синим, печально, медленно черпают день из моря...