Соседи с 37-го. Глава 11. Другой взгляд на мир

Казалось, ещё вчера сырой мрак узилища невыносимо давил на психику, а сегодня Даниилу уже было на это глубоко плевать. Он вообще перестал обращать внимание на что-либо помимо себя. В какие-то часы весь окружающий многомерный мир стремительно сжимался, пока не сколлапсировал до размеров истерзанного тела. Исчезло будущее, растворилось прошлое. Даниилу уже не было дела до проблемы самоидентификации личности, а вся колоссальность неразрешимого вопроса существования его искусственного разума оказалась позабытым пустяком. Под напором запредельной боли из памяти, словно песок в часах, убегали события и лица. Даже кошмарная картина вымершей планеты, по которой бродят безликие клоны виделась не более чем несмешной анекдот. Теперь его реальностью стали переломанные кости, содранная кожа и обожжённое мясо.

Даниил с ужасом ждал прекращения действия наркотика. Только эта спасительная инъекция не давала рухнуть нервной системе под ударами чудовищных ощущений. Адское средство плешивый профессор в обязательном порядке колол всем подопытным после каждого сеанса. Эти сеансы Арсений Макарович Ганов именовал не иначе как попытками прорыва и иную реальность. И относился к ним как к серьёзнейшим научным изысканиям. Он совершенно не обращал внимания на разрывающие уши вопли агонизирующих пациентов, целиком погрузившись в тщательный анализ их психограмм. Порой результаты ввергали старика в отчаяние, и он нервно жевал сигары, ломал карандаши и даже рвал чахлую шевелюру. Иногда Ганов воодушевлялся и радостно подскакивал, потрясая тщедушными кулачками. Но в каком бы состоянии он не находился, отношение к испытуемым было всегда одинаковое — полное неприятие каких-либо чувств страдающих людей.

Если после первой серии страшных процедур Даниил полностью уверился в абсолютном безумии дряхлого садиста, то позднее пришёл к выводу о гораздо более сложной подоплёке действий начальника местных палачей. Старый хрыч относился к подопытным как расходному материалу. Но материалу дорогому и ценному. Однажды профессор решил провести исследование сразу на группе, и по его приказу санитары-палачи выставили в зале десяток коек с прикованными жертвами. И надо ж такому случиться, что кто-то из них чихнул. Что тут поднялось! Ганов взвился как ужаленный, вопя о разрушительном действии инфекции. Субтильный низкорослый старикан едва не поубивал подчинённых. При этом он не уставал орать, что те плохо присматривают за объектами исследований. Те моментально приволокли нового, а счастливого чихуна тут же укатили назад в клетку.

Эти клетки были настоящими кошмаром. Ранее Даниил и представить себе не мог, каково жить в крохотном узилище объёмом четыре кубических метра. О каких-либо удобствах типа канализации и водопровода не приходилось даже мечтать. Каждое утро изверги-санитары обходили длиннющий зал, полностью заставленный решетчатыми боксами и вымывали из брандспойта все нечистоты. Затем профессор лично посещал подопытных. Старикан тщательно проверял состояние узников, иногда раздавал лекарства, недовольно морщился при виде очередного холодного тела. Бугаи молчаливо утаскивали труп, а на его месте в этот же день оказывался новичок. Но пообщаться с кем-либо из товарищей по несчастью у Даниила не было сил. Как не было их и у прочих обитателей сего печального места. Никто не выкрикивал слова ругательств, не просил о помощи, не слал проклятия. Сломленные духом жертвы могли только бесконечно скулить или хрипеть в агонии. В периоды же краткого воздействия наркотика люди впадали в спасительное забытьё и утешались лишь мыслью о скором конце.

***

В этот раз Даниила поволокли в процедурную около двух часов пополудни. Усадив несчастного в стальное кресло, санитары принялись сноровисто цеплять ему на голову клеммы. Старик Ганов сидел в дальнем углу помещения и не высовывался из-за циклопического нагромождения мониторов. Наконец один из бугаёв пробасил:
— Готово.
Плешивый радостно выскочил из своего укрытия и засеменил в сторону стонущего пленника.
— Ага! Да это же наш гость из иных миров. Что ж, давай поработаем!
— Поработаем? — прохрипел Даниил, — Вы так и мясу говорите, когда пускаете его на фарш?
— Что за глупости! Если ты себя чувствуешь некомфортно, то это ещё не значит, что надо уподобляться тупой скотине на бойне.
— Неужели? Знаете, я лучше бы на бойню пошёл, чем вот такое терпеть.
— Ну, ну! Не преувеличивай. Конечно, приятного мало. Но зато ты вместе со своими товарищами вносишь колоссальный вклад в развитие цивилизации.
— Это вы скажите тем, кто подох! — крик тут же отдался невероятной болью, и молодой человек едва не потерял сознание.
— У! Ты что-то совсем плох. Это никуда не годится! Придётся прогнать внеочередное сканирование психограммы. Ты понимаешь, что этим задерживаешь мою научную работу? — Ганов разочарованно покачал головой.
— Научную работу? О какой науке может идти речь, если вам неизвестны даже понятия элементарной морали?
— Ошибаетесь, молодой человек, — пробубнил профессор, энергично нажимая кнопки, — Я отлично понимаю, что мои эксперименты идут вразрез и с моралью, и с правом. Но, увы, нам надо спешить. Видишь ли, объём исследований колоссальный, а времени в обрез. Сколько я ещё проживу на белом свете? А надо успеть всё закончить!
— Неужели? — сквозь зубы выдавил Даниил.
— Именно! Хотя… — старик на мгновение задумался, — Если внешний мир таков, как ты описывал, то может и не стоит пытаться прорваться туда? Какая польза от вселенной, где всё то же самое?
— Угу. Вы бы лучше позаботились об этом мире.
— Что ты имеешь ввиду?
— Избавили его от таких мразей как вы и ваши подручные.
— Ох, — Арсений Макарович тяжело вздохнул, — Ты лишний раз убедил меня, что действительно ничегошеньки не знаешь о переходе между мирами. А ведь я возлагал на тебя большие надежды.
— Что?
— Да, да! Я был уверен, что ты мастерски имитируешь, что не в курсе технической стороны дела. Но теперь вижу, что, сколь ни прискорбно, но это правда. В противном случае, ты бы не стал нести подобную чушь, — Ганов подошёл к Даниилу и грустно глядя в глаза продолжил: — Как было бы здорово, если бы ты действительно помог нам. Но, увы!
— И только поэтому меня можно мучить и калечить?
— А для чего ты ещё сгодишься? — Ганов насмешливо глянул в переполненные болью и злобой глаза, — Потому, друг мой, приготовься. Сегодня продолжим отбивать у тебя инстинкт самосохранения.

Раздался едва слышный щелчок тумблера, и сознание молодого человека моментально затопило чудовищной болью.

***

Вечерело, и действие наркотика постепенно ослаблялось. Даниил с ужасом ожидал наступления очередной волны нестерпимых мук. В голове пульсировало единственное желание — только бы не страдать эту ночь, только бы не присоединиться к кошмарному хору воющих жертв адских истязаний. Слушая предсмертные стоны, он поймал себя на мысли, что отправиться на небеса — совсем неплохой выход.  Даниил вцепился в лавку изо всех и начал методично биться затылком в доски. Обещанное Гановым ослабление инстинкта самосохранения ощущалось превосходно, и молодой человек радостно поверил, что вот-вот разобьёт ненавистную черепушку. Удары становились всё сильнее и сильнее. Но неожиданный громкий, раздавшийся над самым ухом рык моментально выбил суицидальный настрой:
— А ну, прекратить! — и могучая ручища санитара схватила отчаявшегося пленника за горло, — Ишь чего удумал! Больно, что ли? Ладно, сейчас полегчает.

Вколотый в вену наркотик в несколько секунд вернул Даниила в человеческое состояние.
— Оклемался? Потопали! — и Даниила вышвырнули из клетки, — Профессор желает тебя видеть.
Мысли в голове ворочались еле-еле: “Почему сейчас? Вечером этот изверг обычно ничего не делает. Зачем дали наркотик? Ведь перед процедурами он исключён. Что вообще происходит?” Даниил отлично знал, что задавать вопросы санитару бесполезно, а потому безропотно последовал в неизвестность. Они прошли мимо процедурной и спустились этажом ниже. Несколько поворотов извилистого коридора, и они оказались в довольно уютном кабинете. Массивная хрустальная люстра, будто украденная из фойе театра. Резная мебель, явно дорогих пород дерева. Ковёр с толстенным чистейшим ворсом, по которому явно никогда не ходили в грязной обуви. Хозяина этого тёплого местечка Даниил заметил не сразу. Ганова за столом не было, он сидел в дальнем углу в кресле-качалке.
— Присаживайся, — устало выдохнул старикан, — Да, не озирайся ты! Мы ж не в лаборатории.

Даниил опустился в довольно жёсткое кожаное кресло и молча уставился на мучителя. Ганов сделал глубокую затяжку и, выпустив столб дыма, сообщил:
— По твоей милости во второй половине дня я не смог произвести ни одной процедуры.
Эти слова не произвели на пациента никакой реакции. И профессору пришлось продолжить:
— Я проверил твою психограмму. Затем максимально скрупулёзно перепроверил ещё раз. И ещё, — Ганов задумчиво пожевал сигару, — Ты не врал, говоря, что ты из иной реальности. И у тебя нет и следа умственного расстройства. Получается, что ты действительно прибыл из мира, на компьютере которого был сгенерирован наш. В то же время, ты понятия не имеешь, как он устроен. Более того, не можешь отсюда выбраться. Так?

Ответ Даниила не интересовал Ганова. Он в очередной раз выпустил столб дыма и с грустью уставился на висящую на стене картину. Даниил тоже взглянул на неё. В богатой золочёной раме находился незатейливый лесной пейзаж: вытоптанная дорожка петляла между тонущих в сумраке кривых стволов. Картина явно была написана бездарным любителем, но старикану она, видимо, навевала какие-то воспоминания. И он довольно долго не мог от неё отвести взгляд. Наконец, он повернулся к пациенту и, словно через силу, поведал:
— Нам обязательно нужно вырваться за пределы этого мира.
— Зачем? Чтобы и там творить такие же ужасы? Если мои друзья смогут наладить связь, первое, что я сделаю, попрошу вырубить этот комп к чёртовой матери.
— Они не сделают этого. Ведь ты тогда умрёшь.
— Вместе со всеми вами! — от злости Даниил даже заскрипел зубами.
Ганов вздохнул.
— То, что я мучаю тебя и твоих товарищей по несчастью, не делает мой мир лучше или хуже твоего. Или ты встречал здесь только боль и ненависть? Пойми, нам необходимо понять цели нашего создателя. И не просто понять, а выйти с ним на диалог!
— Для чего?
— Вот ты говоришь, что компьютер, создавший наш мир был запущен совсем недавно. Тогда получается, что вся наша предыстория сочинена им. Почему она такая? Для чего? — профессор задумчиво качнулся взад-вперёд несколько раз, — Когда я только начинал анализировать мироустройство, то сообразил, что наша вселенная не самодостаточна. Все нестыковки мира говорят об этом. Наши учёные, рассматривая реальность как цифровую симуляцию, также пришли к выводу, что она не является закрытой системой. А, значит, архитектура этого суперкомпьютера отлична от той, что используем мы. Многие  специалисты склонны полагать, что в нём нет деления вычислительного пространства на отдельные процессы. Получается, что управление нашим миром можно осуществить и изнутри. Ничего не хочешь к этому добавить?

Даниил никак не прореагировал на сказанное. Ганову это явно не понравилось. Он скривил мерзкую гримасу, но удержал себя в руках и продолжил:
— Сам факт того, что в сочинённой истории есть размышления наших предшественников о выходе за пределы мира говорит о том, что это необходимо сделать. Увы, оставленные нам в наследие принципы в текущей ситуации не просто трудно реализуемы, они видятся совершенно невыполнимыми. Одна только мысль, что нужно убрать из науки все выдумки и заблуждения, что насадила человеческая глупость и эгоизм, приводит в отчаяние. Но не легче и дальнейший путь. Ведь потом придётся, основываясь только на подтверждённых фактах, восстановить принципы функционирования мира. И лишь затем попытаться овладеть управлением. Тут даже круглому дураку ясно, это очень долгий и трудоёмкий путь.
— Вам лень по нему идти? — тихо пробормотал Даниил.
— Отнюдь! Увы, но мои собратья учёные не просто не желают идти по нему, но и не дают это делать своим более продвинутым коллегам.
— Таким головорезам как вы?
— Да, и таким головорезам тоже.

Эта фраза, произнесённая безо всякой враждебности, неожиданно успокоила Даниила. Он едва заметно улыбнулся, откинулся на спинку кресла и стал разглядывать сверкающие льдисто-хрустальные украшения люстры. Его взгляд блуждал в микроскопических огоньках, растворялся в мелькавшей радуге, скользил по витым золотым цепочкам. Казалось, вот-вот и заурядный светильник вспыхнет порталом, а перед Даниилом тут же вытянется струна стеклянного моста…

Но неожиданно искалеченная рука съехала с подлокотника. Это слабое движение, тут же отозвалось коверкающей реальность болью. Даниил закусил губу и с ненавистью взглянул на Ганова. Оказалось, что тот неотрывно наблюдал за блуждающими по лицу пациента мыслями.
— Хорошо провалиться в грёзы на несколько минут? Ну, не сверкай глазами. И без этого вижу, что ты желаешь мне смерти, а сам мечтаешь убежать в свой мир.
— Мечтаю, — зло прошипел пленник.
— Мечтай. Но пока ты поможешь нам решить выше поставленный вопрос.
— Выйти из этого мира? Интересно, как я это сделаю?
— Есть способ, который не известен ни моим коллегам, ни, тем более, предшественникам, — Арсений Макарович закурил новую сигару и, усмехнувшись, пояснил: — Ты уже его опробовал.
— Опять будете пытать? — ненависти в голосе Даниила было столько, что даже Ганов удивился.
— Сколь ты эмоционален! Но это нам на руку.
— Что?
— Да, да, мой друг! Эмоциональность — один из ключевых показателей потенциала разума. Не удивляйся, ценность твоего мыслительного аппарата заключается не только в том факте, что ты прибыл из внешнего мира.
— А в чём ещё?
Но профессор не спешил. Он поднялся и стал медленно расхаживать взад-вперёд. На лице Ганова сияла столь неестественная улыбка, что Даниил далеко не сразу сообразил: старикан испытывал настоящее наслаждение. И оно не шло ни в какое сравнение с тем, что отражала его физиономия при удачных результатах в лаборатории. Арсений Макарович явно упивался величием собственных мыслей. От понимания этого Даниилу, вынесшему ужасные пытки и непрерывный кошмар ожидания новых мучений, стало невероятно страшно. Никогда прежде животный ужас так не сдавливал его сердце.

Ганов остановился в центре комнаты, сделал глубокую затяжку, покачался с пятки на носок, словно убеждаясь в мягкости ковра. Затем своим привычным скрипучим голосом весело объяснил:
— Я убеждён, что мозг человека весьма универсальная вещь. Он горазд не только на глупые фантазии и заковыристые задачки. Он способен на куда более мощные свершения.
— Какие?
— Я верю, что мозг способен моментально осуществить познание нашего мира.
— Что? — Даниил от удивления даже позабыл о страхе.
— Видишь ли, у всего есть слабое место. Например, прочнейшее стекло. Можно безрезультатно долбить его сколь угодно долго. Но если обнаружить точку напряжения, оно лопнет как мыльный пузырь. Мир велик, сложен и невероятно устойчив. Пытаться познать и переделать его глупо. На это не хватит и вечности. Но у него есть слабое место. И это мозг! — Ганов приблизился и, пристально глядя в переполненные ужасом глаза парня, пояснил: — Поэтому я продолжу мучить тебя. Так реализуется самый простой способ решения выше поставленного вопроса.